Насильно мил не будешь.

Это не было похоже на мрачные застенки Освенцима. С виду - обычное СИЗо. Хотя, откуда мне знать, как выглядят обычные тюрьмы? Впрочем, в необычных мне тоже бывать не доводилось. Женщина-надзирательница бегло обыскала меня, особо не утруждаясь, скорее для проформы. Почему она так халатно отнеслась к своим обязанностям, я поняла позднее.

У меня не было бы просто никакой возможности передать что-то заключенному. У меня не было возможности даже дотронуться до него. Я могла только смотреть. Смотреть и плакать. Не тогда. Потом.

Меня провели в помещение прямоугольной формы. С двумя дверями в каждом из его торцов. Голые серые стены, яркое освещение, сырой затхлый воздух. Посередине стоял стол с четырьмя стульями: по одному на каждой его стороне. В комнате сидели двое мужчин: один кругленький, лысый с маленькими хитрыми, постоянно бегающими глазками. Губы настолько узкие, что казались одной жесткой линией. У второго сухопарого с короткой стрижкой физиономия была куда серьезней, типо весь такой загадочный. Его жесткое, сухое лицо выражало презрение и злость. Они оба, с жухлыми глазами и душами, опутанными подозрительностью, вызвали сразу острую неприязнь. Одеты были в гражданское: толстенький - в сером мышиного цвета безвкусного покроя костюме, тощий - в брюках темного цвета и черном джемпере. Последний сделал мне приглашающий жест в сторону стула, стоящего как раз перед дверью, в которую я вошла.

Свободное место, как я поняла, предназначалось для Ризвана. Мужчины молчали, я тоже, грозно сдвинув бровки, заранее заняв воинственную позицию. Они - мои враги, и ежу понятно.

Через несколько минут, показавшихся мне вечностью, дверь с противоположной стороны открылась. Ввели Риза. Он сильно хромал. Сердце болезненно сжалось. Застыло. Но я, как и учил Зирах, не повела и бровью. Честно старалась не показать ни одной эмоции, сделать лицо каменным, как у индейца.

Зaросшее лицо землистого цвета, под изможденными глaзaми чернели стрaшные круги, щеки ввaлились, рaзмaшистые плечи бессильно свесились... В ярком свете ламп, он кaзaлся стaрше лет нa двaдцaть. Передо мной словно вообще был совершенно другой человек.

На его измученном, посеревшем лице мрачным огнем горели огромные темные глаза, пустые и безжизненные. Под одним из них расплылся кровоподтек, переносица перебита, скула рассечена... В уголках рта пролегли сиреневые тени...

Я закрыла глаза, из которых крупными каплями на стол падали слезы. На руки в наручниках, которые он положил пред собой, я смотреть не могла. Да что же это такое? Что за беспредел? Несмотря на все внушения Зираха, из глубины моей души поднималась черная волна ненависти. Предприняв колоссальное усилие, мне удалось сидеть смирно, больше ничем не выявляя бушевавшую внутри меня бурю.

Старый адвокат оказался пророком: это уже был не мой Ризван, крепкий, как скала, излучающий силу и здоровье. Грязная в бурых пятнах роба. Да что тут за изверги? Я-то считала, что времена фашистов канули в лету, что это уже история. Подняв пылающий яростью взгляд на лысого, я скрипнула зубами: они ждали моей реакции, они желали ее.

- Скоты, - неживым голосом, процедила сквозь сжатые зубы.

- Девушка, - спокойно и безмятежно произнес сухопарый гнусавым голосом, - своим поведением вы еще только больше усугубите свое положение и своего бывшего (второго, если не ошибаюсь?) мужа.

Я не сводила с него убийственного взгляда, ответ считая выше своего достоинства.

- Да, да, - все таким же ровным тоном продолжал мужик, - мы все знаем. У людей, попавших в эти стены, тайн, как правило, не остается.

- Зачем тогда я здесь? - прошипела и осеклась.

Дошло, зачем. Эта мысль обрушилась на меня, как ледяной поток. И от этого осознания мне стало совсем плохо. Им не я была нужна. Это был всего лишь один из методов давления на Риза. Неспроста они меня сюда позвали.

Как бы подтверждая мои догадки, Риз вздрогнул, его суровое мертвенно-бледное лицо оживилось. Его родной, до боли знакомый, но хриплый и слабый голос произнес:

- Не трогайте ее. Я назову код.

- Нет, - услышала я будто бы со стороны свой вопль, - Нет, Риз, дорогой мой, любимый, не надо. Они же уничтожат тебя. Нас обоих. Мы слишком много знаем.

Я четко осознала в тот момент, что как только они получат то, что им надо, мы станем не нужны. Они избавятся от свидетелей своих преступлений. Народ не должен знать, что правит миром. И приняла решение взять часть удара на себя. Мы вместе, мы едины, все пополам. Зирах убил бы меня за такие выкладки...

Странно, но мужики не обратили никакого внимания на этот крик души. У них была своя, особая игра. Смертельная.

Толстяк вынул из кармана заранее приготовленные лист бумаги и ручку. Все было просчитано до мелочей. Риз что-то нацарапал на листе, с трудом сжимая ручку изувеченными пальцами. Зашел человек, забрал бумагу. Через несколько томительных мгновений, в течение которых я смотрела в глаза Ризвану, в его бездонные травянисто-зеленые глаза, в которых я видела отражение собственных чувств, лысому позвонили.

- Не печалься, девочка моя, - просипел Ризван, - у тебя все хорошо будет.

- Девушка свободна, - выслушав собеседника в трубке и отключившись, толстячок вынес вердикт.

Зашли уже знакомые по внешнему виду бойцы в черном и выволокли меня из здания. Они вытолкнули меня на пустынную улицу. Время было позднее: ожидания, досмотры, ожидания... Сколько времени я там провела?

Обливаясь жгучими слезами, я сползла по стене. Сморгнув туманную пелену, огляделась. Машины с моими друзьями не было. Они же клялись, что дождутся меня. Что происходит?

Волна ярости, беспредельного возмущения клокотала во мне, подобно цунами. Хотелось рвать и метать. Может и лучше, что я тут одна?

Нет, кто-то решил, что не лучше. У тротуара, скрипя тормозами, стремительно остановился автомобиль. Из него посыпались на асфальт незнакомые люди. Я ошалела. Че за дела? Меня, оторопевшую от ужaсa, пaники и собственной беспомощности, визжащую, кусающуюся и отбивающуюся затащили в машину.

Знакомый запах. Хлороформ. Тактика и стратегия тоже не новы. Это все, что успела подумать, прежде, чем отключиться.

Очнулась я в также знакомой, казалось уже, давно забытой обстановке. Это была спальня Арсения. Та самая, где мы когда-то проводили блаженные, незабываемые часы. Как давно это было. Подумать только, как физическая близость действует на людей. Мы же люди, а не животные. А природа одна и та же. Но не это сближает по-настоящему. Как много времени нужно было мне, чтобы это понять. Ты можешь познавать плотские удовольствия в объятиях мужчины, но это только гормоны, животная страсть. И нет единения. Процесс кажется незавершенным. Плоть удовлетворена, но душа... От этой плотской зависимости я давно избавилась. Я искала, и я нашла. Это чудо, которое я не хочу отпускать. Этого не должно было случиться по определению, но это случилось. И буду полной дурой, если...

Дверь отворилась, и в спальне возник Арсений. Убила бы... Видимо, он прочитал это на моем лице. На его губах блуждала странная улыбка, издевательская, и в тоже время в ней было что-то неуловимое. Как будто он понимал, что я оказалась сильным противником. И оценил это.

Словно нaсторожившийся хищник, он подбирался ко мне медленным бесшумным шагом, попутно снимая с себя рубашку, а я отступала к стене, прожигaя его ненaвидящим взглядом. Это кошмарное ощущение, как у зверя, попавшего в капкан, к которому приближается охотник. Его намерения были очевидны. Как все-таки примитивны мужчины. Арсен считал это единственным беспроигрышным вариантом утвердить свое превосходство надо мной.

Грaциозный, элегaнтный, излучaющий океaн шaрмa с рельефным торсом, он томно глядел из-под изогнутых ресниц в мои глаза, наполненные паникой и злостью. Наверное, любая другая девушка посчитала бы за счастье оказаться в постели с этим великолепным образчиком мужского пола. Но меня от него тошнило. Уж я-то знала, что он из себя представляет. Ничтожество, сияющее, кaк глянцевaя обложкa своей красотой и бессодержaтельностью.

- Тебе обязательно бороться со мной? Может, будем считать эту ночь первым шагом к примирению? - неожиданно ласково предложил Арсений, остановившись напротив.

- Не дождешься, - фыркнула я. - Между нами теперь может быть только война.

По полным изящно очерченным губам мужчины зaзмеилaсь умиленнaя улыбкa. Он знал, что все равно свое получит, и мои злобные выпады лишь забавляли его. В глaзaх Арсения горела мрaчнaя стрaсть. Одним большим шагом он сократил расстояние между нами и крепко прижал меня к своему мускулистому телу, заставив почувствовать его крепость и силу, как неоспоримый довод к бесполезности моих жaлких попыток сопротивления. Я беспомощно зaбилaсь в его жестоких руках, отбиваясь с бешенством отчаяния. Арсен впился поцелуем мне в губы с такой яростью, что я застонала. Он сжимал меня, как в тисках, и я задыхалась в его железном объятии, чувствуя как сила этого чудовища в человеческом облике мало-помалу подчиняет меня. Первобытный, слепой и жадный зов плоти поднимался откуда-то из глубины естества, приводя в ужас.

Вдруг Арсений развернул меня и одним мощным толчком направил в сторону кровати. Я неуклюже шлепнулась на покрывало, а мужчина склонился надо мной с целью избавить от одежды. Темный безотчетный порыв вырваться, избежать того, что должно случиться со мной, заставлял вертеться и крутиться из последних сил, которые быстро таяли, как снег на солнце. Я бешено сражалась, задыхаясь в кошмаре полной беспомощности, ощущая как его ладони по хозяйски шарят по моему обнаженному телу. Его рот алчно блуждал по нему, захватывая и втягивая кожу. Те места, где он прикасался, горели, словно от ожогов.

Резким движением Арсен перевернул меня, перехватил сильной рукой под животом, вздернул вверх и тут же оказался во мне. Он обхватил груди ладонями, больно сжал, всосался жaркими губaми в шею. Полная боли, слабости, унижения, я старалась не издавать ни звука, гордо глотая слезы. Власть. Вот что показывал он каждым толчком, проникая все глубже и глубже, доставая до самой сути до тех пор, пока я не забилась в сладких судорогах, захлебываясь рыданиями от стыда.

- Ну вот, видишь, котеночек, все у нас с тобой получиться, - мурлыкал Арсений, прижимая меня к себе.

За окном занимался рассвет.

- Нет. Не получиться, - уверено ответила я ему. - Ты не чего не добьешься, удерживая меня здесь.

- А я тебя не держу, - обрадовал меня мужчина.

Я рывком вскочила с постели и принялась торопливо одеваться. Ноги у меня дрожали.

Мощная волна ненависти поднялась во мне, спасая от отчаяния. Ярость была похожа на горный поток, еще не пробившийся к своему устью, но давала силы идти по жизни дальше, внушала неистовое желание бороться, чтобы отомстить. Отомстить за все!

- Куда? - лениво поинтересовался Арсений.

- Подальше от тебя, - кипя от злости, известила его.

- Давай, давай. Вали, - все также с ленцой потянулся Арсен. - Сама потом прибежишь.

- Единственный мужчина, за которым я буду бегать - это Ризван.

- Твой Ризван - уже покойник. Просто еще не знает об этом. С ним все кончено. Подумай об этом.

"Это тебе надо было думать, что делаешь", - шипела я про себя, хлопая дверью. Дав волю своим инстинктам, Арсений допустил ошибку. И я не собиралась ее прощать. Наоборот, это реальный шанс для меня и для Ризвана. И плевать, как отнесется к этому Риз. На войне, как на войне. Все средства хороши. С этими размышлениями я направлялась в судмедэкспертизу. Писать им было что: синяки и кровоподтеки на шее и запястьях, следы насилия на бедрах, переливались всеми цветами радуги, по всему телу отпечатались его пальцы. Пусть попробует доказать, что все произошло по обоюдному согласию.

Устало упав на стул в кафетерии, я заказала кофе. Последние сутки выдались просто жуткими. Парадоксально, но несмотря на кошмарные события последних часов, в конце темного тоннеля забрезжил свет. Появилась хоть и малюсенькая, но все же надежда. Она еще более укрепилась во мне в тот момент, когда я заметила входящую в кафе девушку. Это была Инга, и она с радостной улыбкой подходила ко мне. Мой мозг лихорадочно работал, практически в авральном режиме: "Я дам вам код". Им нужна была какая-то информация от Ризвана, которая ни коим образом не должна была всплыть. А кто сказал, что Риз не успел поделиться ею со мной? У нас было для этого время. И кто знает, чем мы на самом деле занимались? Блефовать - этому я хорошо научилась. И афишировать события, произошедшие с военной экспедицией, посланной на урегулирование вооруженного конфликта в горах, им тоже было не кстати. Арсений не без помощи своего отца, как мне известно, активно занимающегося политикой, прикроет меня, он пойдет на что угодно, только бы я забрала порочащее его безупречную репутацию заявление. Возможно, суд я проиграю. Но ни ему, ни его папаше такая реклама не нужна. Они даже помогут мне в осуществлении моих планов. И беречь меня будут, как зеницу ока. Ведь, если со мной что-то произойдет - Арсен первый подозреваемый. А уж как это все раздуть и развить, позаботиться Зирах. И журналистка встретилась как по заказу. Пазлы складывались в веселенькую картинку. Я тоже тепло улыбнулась Инге:

- Привет.

Глава 16.

Борьба.

Мы купили с Ингой бутылочку вина, не обращая внимания на удивленно-осуждающие взгляды посетителей: еще бы, бухать в столь ранний час. Вспоминали прошлое.

- А что с Митяем? - спросила я Ингу, сожалея, что раньше не приходило в голову поинтересоваться судьбой симпатичного паренька.

Не мудрено: у самой беда на беде, бедой погоняет.

- С ним все хорошо теперь, - почему-то грустно вздохнула журналистка. - Сначала плохо, конечно. Чуть ногу не потерял. Потом, пока тянули, общее заражение началось. Но ничего, выдюжил. Зато нынче его никакими бабками на войну не затащишь. Сказал, что будет детские передачи вести. А вот мне тогда так и не удалось клевый репортаж сделать. Я после освобождения долго нервы лечила. Бессонница, депресняк.

- У тебя сейчас есть реальный шанс осуществить свою мечту, - закинула в нужный момент удочку и стала излагать свою идею.

- Такое не пропустят, - выслушав меня, озадачилась девушка.

- Пропустят. Тебе главное время в эфире забить и помочь мне сюжет сработать. Такой, чтоб цензура одобрила. А потом можно будет его оперативно на другой, необходимый нам, заменить. Важно, чтоб все технически получилось. Как тут подстраховаться, чтоб не обрубили на самом интересном месте, тебе лучше знать. Если нужно на лапу кому-то кинуть, не вопрос. Деньги я найду. Столько, сколько нужно.

Вернувшись домой, я наполнила ванну и с наслаждением погрузилась в нее, игнорируя беспокойные расспросы няньки. Говорить не хотелось. Глаза слипались так, что хоть спички вставляй. И тут, когда я почти приблизилась к состоянию нирваны, наконец, расслабившись впервые за долгое время, в ванную влетел старый адвокат, а следом за ним Рыжик и Славик. Я отупело уставилась на них, сонно хлопая глазами. Позвонить не могла, трубка села, а потом за всеми своими мыслями забыла как-то. А они все перепсиховались, наверно. Я же больше суток уже пропадаю.

Поспешно подгребая на себя пену, я зло рыкнула:

- А ничего, что я тут голая?

- А ничего, что мы тебя по всему городу уже сутки ищем? - парировал Слава.

Но мужчины все же проявили чувство такта и повернулись ко мне спиной.

- Что с тобой произошло? - с весьма озабоченным видом нахмурился Зирах, успев заметить синяки на моем теле.

- Кто это сделал? - спросил Шурик, первым догадавшись об их происхождении.

- Арсений? - не отставал в сообразительности от него Слава.

Я молча кивнула, а потом, подумав, что они не видят моего немого ответа с ядовитой горечью, заметила:

- Признаю, Славик, неправа была, когда не позволила тебе ему морду начистить. А теперь поздно: после драки кулаками не машут. К тому же я нашла более изящный способ для его наказания. Можно я посплю пару часиков? А потом все расскажу.

Общий сбор состоялся в гостиной. Друзья поведали о том, как к их машине подошли люди в форме, показали удостоверения и попросили отогнать автомобиль. Затем подошли другие, в другой форме, с другими корочками и с протоколом, обыскали авто, якобы нашли незарегистрированный ствол, невесть какими путями оказавшийся под сиденьем, и загребли всех в участок. Разбирались до самой ночи, мороча головы, а затем неожиданно всех отпустили.

- Мои подозрения подтверждаются, - меня захлестнула новая вспышка ярости. - Арсен каким-то образом связан со спецслужбами. Скорее всего через своего отца. Это все было подстроено. Но на каждую хитрую гайку найдется свой болт. Посмотрим, как теперь Сенечка выкрутится, - и я рассказала о заявлении, а потом о встрече с журналисткой.

- Если шантаж с делом об изнасиловании не пройдет, то пустим в ход второй план с имеющейся как бы у нас секретной информацией. Ну, или параллельно. И историю с борьбой за акции и методы Литовского тоже раздуть можно до неприличия. Пусть попробуют догадаться, на каком телеканале случиться этот информационный взрыв. Пока ищут, мы сделаем предупредительный выстрел. В голову. Прогоним сюжетик про подставу контрактников, про всю ту байду, что там творилась, а под занавес пообещаем, что в следующей программе сделаем ход конем. А ультиматум об этом выдвинем через Литовских, - закончила я с глумливым злорадством описывать свою грандиозную (как считала) аферу.

- Все это, конечно, здорово придумано, - с сомнением в голосе протянул Зирах, - но ты хотя бы близко представляешь себе, с кем тягаться решила? Я считаю, ты не совсем четко осознаешь масштабы развернувшейся битвы интересов.

- Все она понимает, - заступился за меня Шурик. - А что остается делать? Ждать, когда они совсем Риза ушатают? Кстати, я встречался с Шадоровым. Он согласен на наше предложение. Когда назначать сделку?

- Как можно скорее, - обрадовалась я, чувствуя, что дела пошли в гору.

- На вырученные деньги я бы лично посоветовал усилить охрану, - рационально добавил от себя Слава.

- Я должен был все предусмотреть, - сокрушался старик, смущенно косясь на мои запястья с четкими отпечатками пальцев Арсена.

- Не вините себя, дядя Зир, - попыталась ободрить я его. - Даже Ризван не ожидал такого вероломства. Они пообещали ему, что ничего мне не сделают, если он отдаст им какой-то там код. А сами уже знали, что на улице меня поджидают люди Литовского. Специально время тянули и встречу так поздно назначили. Видимо, все же решили добить Риза еще и морально. Он ничего не должен узнать о произошедшем. Поняли?

Мужчины закивали, соглашаясь со мной. Ризван может совершить еще какой-нибудь опрометчивый поступок, поддаваясь чувствам, а мы еще эту ситуацию не разгребли.

- Как ты? - озабоченно подошла ко мне Татьяна, когда мужчины разошлись.

- Нормально, - покривила душой. - Не переживай за меня. Если бы я была девочкой, возможно, этот случай сильно смог меня травмировать, но я-то уже не юная девственница, а взрослая, многое повидавшая в этой жизни женщина. Которая, к тому же, успела два раза замужем побывать. Переживу как-нибудь... На войне, как на войне, - повторила я уже вслух.

- Ты просто Ризвана не видела, - вздрогнув от воспоминаний, сглотнула слезы. - Мои синяки ничто по сравнению с.., -дальше продолжить не смогла и разрыдалась, уткнувшись в плечо подруги. Душевная боль при всплывшем в памяти истерзанном теле любимого затмевала собой все остальные муки. Мои страдания ничто по сравнению с его.

Через два дня состоялась встреча с Виктором Шадоровом. После недолгого согласования некоторых моментов договора, мы подписали подправленные бумаги и пожали друг другу руки. Обе стороны были удовлетворены состоявшейся сделкой.

Не успела закрыться за Виктором дверь, как Шурик плюхнулся в директорское кресло и пару раз крутанулся в нем, довольно и деловито потер ладони:

- Ну, что принцесса? Ты головы как предпочитаешь? С маслицем или под майонезом?

- Фу, Саня. Я жирного не ем. Фигуру берегу, - улыбнулась ему.

- А я вот не берегу, - вставил реплику Зирах. В кабинете мы остались втроем. - И чего-нибудь перекусил бы.

- Ладно, - смилостивилась я. - Фиг с ней с фигурой. Пошли тешить желудки. А головы оставим на десерт. Сделку нужно отметить.

Но исполнить задуманное мы не успели. Зажужжал коммутатор, и голос секретарши сообщил:

- К вам господин Литовский.

Я вопросительно вскинула брови, взглянув на адвоката:

- Как только забудешь про урода - урод тут же это почувствует и объявится.

Тот усмехнулся и кивнул:

- Что ж, обед может и подождать. Давай послушаем, что он имеет сказать.

- Пусть проходит, - дала разрешение.

В кабинет зашел вовсе не Арсений. Это был высокий респектабельный мужчина в дорогом элегантном костюме, слегка тучноватый, но это вполне оправдывалось его возрастом. Он казался не намного моложе Зираха. Правильные черты лица выявляли неуловимое сходство с Арсеном. Но глаза у него были светло серые, почти голубые. Он - отец Арсения, поняла сразу.

- Вы, стало быть, Анжелика? - спросил он, удивленно посмотрев на Рыжика, вальяжно развалившегося в моем кресле. - Владислав Литовский, - представился он, не переставая коситься на Шурку.

Откуда было знать этому привыкшему начальствовать серьезному человеку, что субординация у нас сильно хромает. Я и бровью не повела, сделав вид, что все так, как надо. Предложила ему место на диване у стены и попросила секретаршу принести кофе. Зирах, не дожидаясь приглашения, уселся рядом со мной в кресло, так, что мы оба оказались напротив неожиданного посетителя. Тот выглядел вполне адекватным, ничем не проявляя агрессии: ни тоном, ни взглядом. Довольно милый импозантный мужчина. Хотя кто его разберет: на примере его сына я уже узнала, что моральные уроды имеют свойство быть обаятельными.

- Вы, девушка, - начал господин Литовский, - стало быть, мечтаете породниться с нашей семьей?

На этом месте моя челюсть едва не встретилась с полом.

- С чего вы взяли?

- Анжелика, при мне вовсе не нужно хитрить и изворачиваться. Я не собираюсь ловить вас за руку. Наоборот, я пришел для того, чтобы попробовать решить вопрос мирным путем. Но согласитесь, очень трудно поверить, что моему мальчику нужно прибегать к насилию для того, чтобы добиться женщину. Признайте, вы все это затеяли, чтобы женить Арсения на себе? Я знаю, что однажды он вас бросил, и вы все это придумали, чтобы вернуть его?

- Да я с вашим Арсением на одном поле...

- Леля, - оборвал эту безкультурщину Зир, - не надо. Владислав, ваш сын жестоко надругался над этой девочкой. Но это не единственный его мерзкий проступок. Все началось с того...

И принялся рассказывать все с самого начала: о том, как Арсен и Азар похитили меня в первый раз, чтобы поссорить с Ризваном, про покушения, про Никитку, про то, как я приняла решения отдать акции, но Арсений захотел еще и меня в придачу чисто из мести... По мере того, как повествование подходило к концу, Литовский мрачнел и хмурился все больше и больше, по всей вероятности, его сын ему все преподнес совсем под другим соусом. Это как раз меня не изумляло.

- Поймите, - прокомментировала я конец рассказа, - Я не мщу. Я уже компенсировала моральный ущерб продажей акций Шадорову.

- Я знаю, - отозвался Владислав. - Шадоров их купил от моего имени. Я, так сказать, решил на время изъять предмет распрей, пока не зашло все слишком далеко.

- Все итак уже зашло слишком далеко, - огрызнулся такой обычно спокойный Зирах, чем вызвал мое крайнее недоумение. Он из всех нас единственный, кто был не склонен к репрессиям и не был сторонником жестких мер, стараясь спускать все на тормозах.

- Согласен, заигрались щенки, - прорычал отец Арсена. - С Ризваном можно было в свое время договориться. Он разумный человек. И нечего было в дела бинеса женщину впутывать. Ладно. Я разберусь с ними сам. Что вы хотите?

- Моего Риза, - быстро ответила я. - Верните мне Ризвана. Я знаю, у вас есть связи. Сделайте так, чтобы его отпустили и сняли все обвинения. Они уже выудили из него все, что хотели. Зачем он им? Как только буду уверена, что Ризу больше ничего не угрожает, я заберу заявление и не буду мстить. Даю слово.

Не уверена, что он поверил моему честному слову (правильно, кстати, сделал), но кивнул.

- Хорошо, посмотрим, что можно сделать.

- Не нужно смотреть, - покачал седой головой адвокат. - Нужно делать, - и продолжил шантаж, излагая нашу уже отработанную до мелочей затею с телевиденьем.

- Ты что, правда, решила отступить? - прищурившись озадачился старик, когда дверь за Литовским захлопнулась.

- Такого нельзя прощать! - взвился до этого затихарившийся Щурик.

- Ну не орите вы, - отмахнулась я от них. - Все что меня интересует на данный момент - это Ризван. Это вопрос первостепенной важности, который надо решить как можно скорей. И я готова пообещать все, что угодно, только бы вытащить его из этого ада. Я так боюсь за него. Он, конечно, крепкий мужчина, но, - не выдержав, обхватила голову руками, пытаясь сдержать защипавшие горло слезы, - я так боюсь за него. Это все так ужасно...

На следующий день, когда я вышла в магазин за продуктами, ко мне подскочил Азар. На его перекошенном от ярости смуглом лице горели, как угли, черные восточные глаза, источавшие крайний уровень бешенства.

- Стерва, - вопил он, скрученный и удерживаемый охраной, - думаешь, ты выиграла? Черта с два. Да я тебя порву, и Риз тебе не поможет.

Я спокойно подошла к беснующемуся парню.

- Азар, я не понимаю. Ризван же твой брат. Родной. Как ты так можешь? Тебя даже не интересует, что с ним? Ты думаешь, что деньги в этой жизни все? И ты готов продать ради них душу? Нет, ты ее уже продал. У тебя нет души. Продавать больше нечего. Именно поэтому ты проиграл.

Глава 17.

Цена победы.

Прошло еще три дня, в течение которых я не могла найти себе места. Нервы были на пределе, ресурс терпения давно себя исчерпал. От Литовского старшего не было никаких известий. На контакт он больше не шел. Арсен и Азар тоже никак не проявляли себя. Это напрягало еще хуже. Нервный срыв - это как бомба замедленного действия. Не знаешь когда взорвёшься. И проснувшись утром четвертого дня я схватила телефонную трубку.

- Зирах, не могу больше... Я звоню Инге и даю отмашку. Пусть прогонит сюжет. Похоже, нужен толчок, - выпалила махом.

- Не надо сюжет, - грустно и устало проговорил адвокат. - Ризвана отпустили.

- Где он?!- я уже слетела с кровати и умудрилась попасть одной ногой в колготу.

- В больнице, - Зирах назвал адрес. - Только не гони. Пусть тебя охрана лучше подвезет.

Старого адвоката, моего рыжего друга и Славу я нашла у дверей операционной. Судя по их лицам, все было еще хуже, чем я себе представляла.

- Что? - спросила одними губами.

Зирах взял меня под локоток и отвел в сторону.

- Он в ужасном состоянии. Вячеслав сказал, что люди из спецслужб не требуют от тебя, чтобы ты отдала все имеющиеся у тебя материалы только потому, что знают: копий можно наделать сколько угодно. Но они верят, что у тебя хватит ума не давать им ход. Надеюсь, ты понимаешь, о чем речь? Это не простая угроза. Они перемелют нас всех, и муки не останется. Только благодаря Литовскому это все решили замять, полагаясь на твое благоразумие и его заверения в твоей доброй воле. Он, уместно, напомнил про заявление. И пообещал, что Арсен больше тебя не потревожит. Что касается Риза, они его отпустили лишь потому, что уверены: он долго не протянет.

Я вскрикнула и захлебнулась слезами, грозившими перерасти в истерику.

- Ну что ты, девочка, - тут же пожалел о своих неосторожных словах старик. - Я уже связался с самыми лучшими хирургами. Денег у вас достаточно. Ему будет обеспечен самый лучший уход и лечение. Авось все обойдется...

А потом начались бесконечные мытарства. Врачи еще те молчуны: из них невозможно было вытянуть хоть какую-нибудь мало-мальски полезную информацию, дающую пищу для размышлений. Одни сплошные отговорки, пространные объяснения, увертки и не одного достоверного диагноза, заключения или прогноза - это все сводило с ума.

Я целыми днями слонялась по коридорам больницы, словно привидение, с шальными глазами, в которых сквозила мука, все еще теплящаяся надежда и вопросы, вопросы, вопросы. Иногда меня мягко отсылали, уговаривая пойти поспать, отдохнуть, но все чаще резковато посылали... домой с просьбой не маячить и не путаться под ногами.

Сидеть в палате у Риза у меня не хватало ни мужества, ни душевных сил. Он лежал там изнеможденный бесконечными обследованиями и процедурами, с запавшими глазами и пергаментными щеками. С пустым отрешенным взглядом, нелюдимый и суровый, замкнувшийся в себе. За все время с того момента, когда он очнулся после наркоза, сказал лишь несколько фраз, да и в тех содержался упрек:

- Зачем? Не надо было.

И еще:

- Не нужно здесь торчать. Иди сыном занимайся.

И потом все в том же духе. Что ставилось мне в вину, я понять не могла. Но ощущала, что переступилa черту отчaяния. Его вообще уже было невозможно понять. Это был совершенно чужой далекий человек, точнее тень человека. Что меня больше всего пугало: в нем больше не было желания жить и бороться. Это было страшнее всего. И это был Риз -мой Риз, который никогда не сдавался без боя. Железный человек, несгибаемый.

Шли дни, недели, но ничего не менялось. Все только казалось еще беспросветнее, чем было до этого. Однажды я явилась с очередным визитом, превратившимся уже в ритуал: захожу, выкладываю на тумбочку разрешенные продукты, сажусь рядом и мы молчим. Ризван смотрит в окно, я на него, а по щекам текут слезы. И вот в этот день Ризван проявил странную активность.

- Анжелика, сядь. Нам нужно поговорить, - он с трудом подтянулся и принял сидячее положение. Указал мне на место на кровати рядом с собой. Я села, мы смотрели друг другу в глаза. В его, цвета сочной лесной зелени, была злость, постичь причину которой я не могла. Что я ему сделала?

- Зачем ты сюда ходишь? Что тебе надо? - наехал на меня любимый. - Если ты считаешь это своим долгом - расслабься. Ты мне уже давно не жена, и я не собираюсь требовать от тебя верности. И твоя жертвенность мне не нужна.

Я дернулась и застыла, как будто он меня ударил. Уж лучше бы ударил, все было бы не так больно.

- Зачем ты так со мной? - продолжить я не смогла, горло спазматически сжалось, отказываясь выпускать слова и фразы.

- Да меня просто бесит твой идиотизм, - загремел Риз, как будто не замечал, что мои любовь и преданность к нему совсем не притворны. - Когда же ты поймешь, дура: тебе со мной нечего ловить. Никакие эти профессора не смогут вернуть мне здоровье. Чтобы вытащить из меня информацию и быть уверенными в ее достоверности, меня накачивали психотропными препаратами. Они настолько токсичны, что вызывают опасные повреждения внутренних органов. Последствия необратимы: сердце у меня, как у старика, плюс заболевание крови. Вдобавок - отбитые печень и почки, изувеченный позвоночник. Это уже не поправить. Поверь, я знаю, о чем говорю: сам медик. Я инвалид, который с таким букетом все равно долго не продрягается.

- Значит я буду рядом недолго, - проникновенно прошептала я, - потерпи.

- У тебя что: кретинизм прогрессирует? - взвился Ризван. - Топай отсюда. Тебе мужик нормальный, здоровый нужен, а не такая рухлядь, как я. Сама еще молодая совсем. И нечего строить из себя мать Терезу. Я уже сказал: мне твое самопожертвование на х... не сдалось. Давай, дуй отсюда. Неужели не допрет никак: меня воротит от твоей скорбной физиономии. Не нужна мне твоя жалость. Только тошно становиться.

Меня бил озноб. Но почему-то было не обидно. Наоборот, нахлынула бешеная бурлящая ярость. Вскочив, я сжала кулачки и завопила на него так, что стекла звякнули.

- Да пошел ты. Сам дебил. Логика просто непробиваемая. Это ты до сих пор не допер, что не сможешь руководить моими поступками. И мне параллельны все твои переживания. Я не уйду. Хоть тресни, на меня оравши. Хоть лопни со злости. Плевать я хотела. Я буду с тобой до конца. А долго или не долго - это не нам решать. На все воля Божья. Но и у меня силы воли хватает. И я буду делать все возможное и невозможное, чтобы отвоевать тебя у смерти. А вот что касается тебя... Не думала, что ты такой слабак. Слабак! - выкрикнула, давясь рыданиями, и выбежала в коридор, так хлопнув дверью, что ее чуть не сорвало с петель.

Я уже сожалела о своих необдуманных резких словах, мне было стыдно за эту неуместную вспышку, за свою несдержанность. Черная полоса в моей жизни на самом деле и не полоса вовсе, это черный шар, внутри которого я мечусь в поисках хоть чего-нибудь светлого. А Риз, он как будто сломал в моей душе ту самую пружину, что всегда помогала мне оживать после самых жестоких ударов.

Глава 18.

Ангел.

Выскочив из здания клиники, как ошпаренная, я бежала и бежала, не разбирая дороги, сама не зная, куда деваться от бушующих в груди чувств. Нa душе было кaк-то муторно. Билась только одна мысль: "Он от меня отрекается, он меня отвергает, я ему больше не нужна". Ощущала только глубокую душевную боль, подавленность и страшную бесприютность, словно потерявшийся ребенок. Сама необходимость жить причиняла страдания.

Выбившись из сил, понуро брела, пока не обнаружила, что стою у церкви, у той самой, в которой когда-то хотела поставить свечу за упокой души Ризвана. Какой-то злой рок преследует нас. Это словно бы дьявольское наваждение: тогда Риз был жив, а я думала, что он умер; сейчас он жив, но считает себя уже мертвецом.

Переступив порог святого места, я долго стояла там, потеряв счет времени, ничего не видя перед собой, вдыхая специфическую смесь ароматов: бальзамический запах ладана, смешанный со сладковатым запахом воска и тления свечей.

Не знаю, сколько времени я там простояла: час, два или несколько, но вдруг внезапно почувствовала на себе чей-то взгляд, теплый, как будто солнечный луч дотронулся до моей спины. Повернулась и увидела ангела: это была та самая старушка, которая встречалась мне уже не раз. Медленно, с трудом переставляя негнущиеся ноги, я подошла к ней. Но она и не думала исчезать, так, как делала это в предыдущие наши встречи.

- Я знала, что ты придешь, доченька, - ее голос казался на удивление молодым, чистым, будто слышишь журчание ручья в лесной чаще.

- Кто вы? - мой язык меня слабо слушался.

- Пойдем, голубушка, пойдем, - она поманила меня за собой.

Я послушно двигалась за бабулей, как собачка на поводке. Мы вышли из церкви и направились в сторону спального района, петляя по улочкам и переулкам. Бабушка привела меня в самый обычный многоэтажный дом, в самую обычную среднестатистическую двухкомнатную квартирку с мебелью совковых времен и особой атмосферой: так пахнет старостью, слежавшимися вещами, ветхостью. Но ко всему этому примешивался едва уловимый запах луга. Да, да. Так благоухает скошенная трава на лугах: медом, солнцем, ветром. Несмотря на застоявшийся воздух давно непроветриваемого помещения, в квартире было чисто и уютно. Белоснежная скатерть на старинном столе с круглой столешницей, над ней большой атласный абажур солнечного апельсинового цвета с бахромой, сверкающий хрусталь в комоде, повсюду кружевные вязанные крючком салфетки и скатерки, на окне герани и бегонии. Ничего чудного и необычного. Я была так околдована этим жилищем, заинтригована его обитательницей, что незаметно все мои печали отступили.

Пока я осматривалась, старушка уже успела сварганить чай и накрывала на стол.

- Иди, вымой руки, - как прилежная мамаша, посоветовала она.

Мы сидели и пили чай. Создавалось такое впечатление, что я заглянула к соседке поболтать от скуки. Если бы не глаза "моего ангела", которые, как рентгеновские лучи, просвечивали меня насквозь. Пытливые, колючие... и одновременно ласковые. Невероятные глаза. Лучистые, небесного цвета.

- Почему вы подошли ко мне тогда, в парке? - прервала я сгустившуюся мучительную паузу, сгорая от любопытства и ерзая на стуле.

- Я увидела над тобой свет. Такой свет бывает от людей, которые так сильно кого-то любят, что готовы пожертвовать собой, своей жизнью ради любимых. Такая любовь не каждому дана. Большая. Самоотреченная. На нее способны только чистые души. И свет их похож на солнечный. Но тогда ты должна была сама свой путь выбрать. Нельзя вмешиваться в судьбу...

- Бабушка, вы - ангел? - зачарованно выдохнула я.

Она рассмеялась тихим добрым смехом. Ее глаза продолжали буравить меня с каким-то участливым вниманием.

- Ну что ты, доченька. Таких, как я, в старину называли ведуньями, вещуньями, а кто и колдуньями. По-разному. А так, меня бабой Нюрой кличат. А тебя-то как звать?

- Леля... Так, значит, вы - не ангел, - грустно вздохнула. - Жаль. Помощь небес мне бы сейчас очень не помешала.

- Да. Вижу. Опять у тебя что-то стряслось. Болезнь, горе над тобой вижу. Ну, расскажи старухе. Может и подмогу чем...

За окном уже стемнело, когда я закончила свою историю. Баба Нюра молча поднялась и вытащила из комода потрепанную колоду карт, и все также молча принялась раскладывать, изредка что-то бормоча себе под нос. Ее глаза светились мягким солнечным светом, согревая сердце и душу.

- Будет тебе, не кручинься, - наконец, сказала она. - Вижу, жизнь у тебя долгая, счастливая. Детей двоих вижу. Мужей двое в твоей судьбе. И все у тебя есть: и дом, и деньги, и любовь.

- А Риз? Как же Риз? Он будет жить?

Я ясно увидела свой дальнейший путь. Мой второй муж умрет. Я останусь одинокой. Останусь вдовой. Это моя судьба - остаться старухой-вдовой, хранящей верность далекой любви своей молодости, любви, по которой я буду тосковать до самого смертного часа.

- Не могу сказать... Вокруг него темнота...

Холоднaя, отрaвляющaя ненaвисть нaчaлa рaсползaться у меня в груди.

- Помните, вы мне тогда в последнюю нашу встречу в церкви сказали, что грех свечу за упокой живого человека ставить. А что тогда будет? - задала вопрос я, чувствуя, что уже созрела.

- Болеть сильно будет. Плохо у него все будет. Все зависит от внутренней силы этого человека. Слабый и умереть может, - нехотя ответила старушка.

- Ну, так вот, - с ожесточением прошипела я, - довели они меня до греха. Я уже готова испачкаться в любом дерьме, лишь бы этих выродков со свету сжить.

- Не нужно, доченька, - осуждающе покачала головой бабушка. - Не нужно из-за этих упырей душой своей вечной жертвовать. Это еще как аукнуться может, даже если отвод правильный сделать. Это же как проклятье - оно частично или полностью возвращается к тому, кто его сотворил.

- Не к чему тебе это, - продолжила она после недолгого молчания. - Я вижу, уже тени смерти за их спинами. Не волнуйся, голубушка: Бог видит, кто кого обидит. Он сотворил этот мир так, чтобы все было в равновесии. И зло всегда возвращается к его породившему. И иногда с троицей.

- Это что-то вроде закона сохранения энергии? - вспомнив школьный курс физики, попыталась я объяснить с научной точки зрения всю эту галиматью, которая не укладывалась у меня в голове. - А как же Ризван? Что будет с ним?

- Попробую тебе помочь, Лелечка. Но тут все зависит от тебя. Подскажу только. А дальше сама.

Глава 19.

Дата добавления: 2015-11-28