Глава 5. Явление суждения

Суждение существует не в виде предложения, оно существует в виде высказывания. Изучать предложения, состоящие из суждений, — значит судить о суждениях по тени от тени, искусственно увеличивая сложность своей задачи.

Никаких предложений не существует. Есть высказывания разного вида. Это языковеды, чтобы иметь хоть какую-то возможность изучать строй живого языка, назвали высказывания предложениями. Зачем? Мне не понятно, но я допускаю, что в этом был какой-то смысл. К сожалению, он ни в одной из доступных мне работ не разъясняется.

В качестве шутки, могу предположить: пока я говорю о высказывании, все относительно ясно и понятно. Но стоит заменить высказывание на совершенно бессмысленное предложение, и появляется возможность из описания самого по себе существующего языкового строя создать науку грамматику…

Если мы примем, что суждение есть один из видов высказываний, то придется принять, что сказывается суждение из некого нутра, откуда можно только высказать или как-то еще сделать явным. Следовательно, наружу оно являет себя в виде какого-то сказывания, то есть облеченное в слова, в зависимости от чего-то внешнего. Например, от того, на каком языке нужно говорить с этим человеком, или от того, в какой вид нужно облечь задачу, решаемую мной вместе с ним.

Внутри же остается и то, что знает, и само созерцание этого знания, которое высказано. При этом, если я принимаю, что высказыванием решаю какую-то внутреннюю, допустим, душевную задачу, я должен принять и то, что снаружи эта задача может быть облечена в разные слова. Например, в русские или английские.

Но когда я гляжу на то, как решаются одни и те же логические задачи на русском, английском или латыни, я понимаю: языки меняют способ решения. Даже на протяжении такого короткого высказывания как: Я человек или Идет дождь, — возможны важные разночтения, вынуждающие наших логиков извращать русский язык до: я есть человек и дождь есть идущий.

Вставками ненужных в русском языке слов логики пытаются показать строй того, что существует до языка — мышления или логоса. И не важно, насколько они правы, важно, что этим они делают очевидным то, что задача рассуждения, будучи высказанной в языке, отличается от того, какой она существует внутри.

Высказанное суждение искажается и, будучи высказано на разных языках, может быть не узнано как одно и то же.

Это означает для меня и то, что любое высказанное суждение есть искажение суждения внутреннего. Мысль изреченная есть ложь. Но сказать этим рассуждением я хочу не то, что мир внутренний непостижим, а то, что суждение живет не в слове, а в душе. А значит, знает его отнюдь не хозяин слов и не тот, кто работает со словами — не логик и не языковед. Проще сказать: мнения логиков и языковедов о суждении — весьма внешнее и даже поверхностное явление. Что-то вроде формальной игрушки с кубиками, о которых судят по наклеенным на грани картинкам.

Действительное суждение остается невысказанным в словах, оно предмет психологии. И существует оно отнюдь не в слове! Способность же облекать суждение в слово зависит от способности человека владеть и управлять своим телом, потому что суждение, воплощенное в слово, как любое высказывание или изречение, есть звучание телесных напряжений.

Но до воплощения, то есть до напряжения плоти, оно существует как образ. И чтобы этот образ воплотить, нужно как-то одеть его на тело. Или, наоборот, одеть тело на него. Еще точнее: нужно вложить образ в тело так, чтобы он вызвал в теле все необходимые напряжения, а затем загудеть телом. И тело издаст звук.

Однако это еще не будет суждение, это даже не будет слово. Звук и больше ничего. Даже слово родится из последовательности звуков. Значит, совместить тело с одним образом будет мало, нужно погрузить в него первый образ, остальные, необходимые для создания слова, приготовить в правильной последовательности, а затем последовательно провести их сквозь звучащее тело. Так родится слово.

Этому мы учимся долгие годы, сначала мучаясь с ошибками звучания, вроде плохо выговариваемого «р» или сложных сочетаний звуков в различных скороговорках. Но однажды звуковой строй родного языка становится нам настолько привычен, что нам больше не надо помнить отдельные телесные напряжения для каждого из звуков. Мы оказываемся способны пользоваться большими образами напряжений, равными отдельным словам, а то и словосочетаниям, вроде: да ну! или ах ты!

Теперь приходит время научиться создавать из этих словесных звуков большие слова — те самые предложения или высказывания. И вот вопрос, что же мы хотим высказать с помощью слов? Для чего нам нужны эти знаки?

Очевидно, что не ради логики или даже спора. Мы используем звуковые знаки для выживания и жизнеобеспечения. Знаки тревоги издают и животные, как издают они и отпугивающие, угрожающие звуки, которые, в сущности, есть те же знаки тревоги, только для врага. Издают они и звуки, означающие любовь, ласку или указывающие на пищу.

Опасность, угроза, любовь, ласка и пища оказываются первыми проявлениями этого мира воплощения моей души, которые требуется различать. И лучше, если различать быстро и легко. Поэтому знаки этих явлений вполне можно назвать их именами, даже если они всего лишь рычания или свисты.

Тем более когда появляется слово, их обозначающее, как опасность, пища, ласка.

Столь же важным оказывается искусство тонких различений внутри опасности, пищи и ласки или заботы. Опасность обжечься о крапиву есть, но это совсем не такая же опасность, что медведь или гроза. Еда бывает разная, и есть предпочтительная. А ласкают и заботятся все по-разному. Одни лишь не убивают, и на том спасибо. Другие закричат: осторожней, медведь! А третьи бросятся на этого медведя с горящей веткой, чтобы спасти твою жизнь.

Эти степени заботы есть степени близости или родства и их стоит обозначить именами, чтобы использовать для выживания.

Но самое главное, эти имена необходимее использовать для изменения поведения.

Так рождается Разум.

Рождается ли вместе с ним и суждение?

Безусловно: первейшая задача юного существа — научиться по внешним признакам судить об опасности, съедобности или полезности того, что встретилось ему в жизни. Кто не научился этому, погиб. И кто не научился понимать имена этих явлений, тоже погиб.

Но погиб и тот, кто не научился предупреждать своих словом. Он остался в одиночестве и не выжил.

Научиться судить внутренне — важно для выживания. Научиться выражать суждение в слове — тоже. Это разные виды — суждение и высказывание суждения. Но человеку нужны оба эти искусства.

Логика — это развитие искусства высказывания суждений.

А живое рассуждение? Оно же тоже высказывается. Бесспорно! Но при этом логики его не признают не случайно. Это вещи разной природы.

Живое рассуждение не есть высказывание, оно есть звучание внутренним суждением. Оно все еще, как в самые древние времена, направлено на то, чтобы рычанием или урчанием выразить свое суждение о происходящем. Поэтому оно не слишком озабочено тем, как воплощаться в слова.

Оно озабочено тем, как воздействовать на поведение или действия человека. И ему, в общем-то, не так уж важно, истинно ли рассуждение. Ему важнее, чтобы все остались живы, сыты и счастливы.

Дата добавления: 2015-11-28