Читайте также:
|
|
Недели через две после открытия воздушного сообщения с Большой Землей к нам прибыл представитель Орловского областного комитета партии Алешинский. С его приездом установилась живая связь с обкомом и Военным советом Брянского фронта.
Наше намерение разрушить и вывести из строя железную дорогу Брянск — Гомель совпадало с планами штаба. Для выполнения этой крупной задачи прежде всего необходимо было претворить в жизнь идею Бондаренко об объединении партизанских отрядов под одним командованием.
Партизанское движение, распространившись широко, попрежнему было рассредоточено. Оно напоминало горящие костры; их было много, зарево костров далеко видно, но отдельные очаги огня все еще не сливались в общее сокрушающее пламя.
15 мая в поселке Гавань было созвано совещание партизанских командиров. Никогда еще за все время своего существования затерявшийся в лесу поселок не видел такого скопления людей. Большинство было мне незнакомо, среди них находилось несколько человек в новой военной форме, со знаками различия средних и старших офицеров.
У одного из домов стоял совсем новенький немецкий военный мотоцикл с коляской и пулеметом. Здесь же, за углом хаты, поблескивала черно-синим лаком легковая автомашина. Мотоцикл и машину окружили люди. Да и я с любопытством оглядел машины: от такого зрелища уже отвык глаз.
День стоял жаркий, и даже в тенистой Гавани было нестерпимо душно. На небольшом кургане, полуостровом врезавшемся в залив Десны, я увидел группу людей. Одни сидели, другие лежали на зеленой траве. Среди них я заметил Мажукина и Фильковского, прибывших на совещание раньше меня. Я был на захваченном нами во время разгрома Красного Рога сером коне, по кличке «Волчок». Конь был отличный, с лебединой шеей. С полного галопа он принял положение «стоп», а затем дал «свечку», как на арене цирка, и встал как вкопанный.
— По вашему приказанию прибыл, — доложил я Мажукину.
— Украду коня, Андреев! — закричал Суслин. — Прячь подальше.
— Весь ваш артиллерийский парк утянем тогда за этого коня, — шутя ответил Мажукин.
— Ну, а на машине сойдемся?
— Бензин будет? Сколько бензина в придачу? — всерьез насторожился Мажукин.
— Бензин! Ишь чего захотел! Дам ползаправки скипидару, а в придачу все сосновые пни на территории Выгоничского района.
— Ну, спасибо. В особенности за сосновые пни.
— Мало? Хорошо, подкину еще скипидарный завод.
— Нет, не пойдет. Скипидарный завод мы попробуем сами оборудовать.
— Да, но машина!
— И машину как-нибудь раздобудем. Эка невидаль, немецкая машина! — смеялся Мажукин.
Я спешился, ординарец увел Волчка, и смех прекратился. Мажукин представил меня товарищам. Первым протянул мне руку смуглолицый человек. Во время шутливого торга Суслина с Мажукиным он посматривал на окружающих веселыми черными глазами и смеялся так, что содрогалось все его тело. Казалось, все одеяние его смеется вместе с ним: смеется ловко сидящая военная гимнастерка, кожаное снаряжение, на котором с одной стороны висела планшетка, а с другой — маузер, пилотка, лихо сдвинутая набекрень, папироска, торчащая в двух пальцах правой руки. И вдруг лицо его стало серьезным. Он протянул мне руку и отрекомендовался:
— Алексей Бондаренко.
Я спервоначалу даже опешил от неожиданности. Передо мной был человек, о котором я так много слышал от друзей, от Алексея Дарнева, переписывался с ним. Бывший комсомольский работник, веселый, энергичный, умный, он и теперь недалеко ушел от комсомольского возраста и, несмотря на молодость, слыл человеком хорошо знающим людей, отзывчивым, близко к сердцу принимающим их нужды. О военной доблести Бондаренко уже ходили в народе легенды. Рассказывали, например, что Бондаренко со своим отрядом проник в Трубчевск под видом крестьянского хлебного обоза. К великому ужасу немцев и полицаев, обоз этот вдруг заговорил винтовочным и пулеметным огнем, а к «подводчикам» присоединились граждане города и военнопленные.
— Очень, очень рад познакомиться, — проговорил я и крепко пожал его руку.
Перерыв окончился. Я сел рядом с Мажукиным. Взял слово высокий товарищ с шапкой густых, выгоревших на солнце каштановых волос.
— Кто это? — полюбопытствовал я.
— Алешинский.
— Тот, что с неба свалился?
— Он самый. Представитель Орловского областного комитета партии.
Самолет, на котором прибыл Алешинский, по какой- то причине посадки совершить не смог, и Алешинский выбросился с парашютом.
Засунув большой палец правой руки за широкий военный ремень, а левой то и дело поправляя путавшиеся на ветру волосы, представитель обкома заговорил. Областной комитет партии очень хорошо информирован о состоянии партизанского движения в области и о поддержке, которую оказывают партизанам широкие массы населения. Партийные организации и руководители этих организаций, оставшиеся в тылу врага, ведут себя как подлинные большевики. Обком надеется, что и впредь коммунисты будут находиться в передовых рядах борцов за свободу и независимость нашей Родины. Некоторые руководители допускали ошибки вначале. Но теперь это уже пройденный этап. Сейчас обком ставил перед коммунистами задачу расширять движение. Трудно сказать, как долго придется действовать в тылу врага. Враг еще силен, и мы должны готовить людей к длительной борьбе.
Рядом с докладчиком сидел старший лейтенант в фуражке пограничника. Внимательно слушая Алешинского, он что-то записывал в блокнот.
— Кто это? — спросил я Мажукина.
— Василий Бойко, комиссар отряда Филиппа Стрельца.
— Да ну? Комиссар легендарного Стрельца? А Стрелец тоже здесь?
— Стрелец недавно погиб в бою.
Я не успел спросить Мажукина, как это случилось. Алешинский кончил свой доклад, и слово попросил Василий Бойко. С огромным интересом и вниманием слушал я Бойко. В Василии Бойко я видел как бы самого Стрельца. Партизаны так и говорили, что Филипп Стрелец — это Василий Бойко, а Василий Бойко — это Филипп Стрелец.
В новой суконной гимнастерке, из-под воротника которой видна ослепительно белая полоска воротничка, в черных с красным кантом новых брюках и хромовых, до блеска начищенных сапогах, туго затянутый ремнем, к правой стороне которого прикреплена кобура с пистолетом ТТ, он производил впечатление строго организованного человека. Лицу его была свойственна та бледность, которая отличает волевых людей в решительные минуты.
В своей краткой речи Бойко рассказал об основных этапах, которые прошел отряд, носящий теперь имя своего славного командира, посмертно получившего звание Героя Советского Союза.
— Мы второй раз внезапно налетели на станцию Полужье, — говорил Бойко, заканчивая выступление, — силы были неравные, но преимущество было на нашей стороне. Восемьдесят партизан выступали против четырехсот гитлеровцев. Схватка была жестокой и упорной, закончившаяся нашей победой. Мы разгромили гарнизон, застав его врасплох, уничтожили три эшелона и разрушили путевое хозяйство... А командир наш погиб... Филипп был тяжело ранен во время штурма. Товарищи пытались вынести его из боя. Но он запретил им это делать и продолжал руководить сражением, пока вторая вражеская пуля не оборвала его жизнь...
Бойко замолчал. Потом глотнул из фляги воды и уже спокойно продолжал. Теперь говорил он тихо, без пафоса, как будто рассказывал о самых простых вещах. Мы узнали, что отряд Стрельца провел уже более ста операций, налетов и засад. Он уничтожил четырнадцать вражеских эшелонов, бронепоезд, тринадцать танков, сто четыре машины, три тягача, истребил около трех тысяч солдат и офицеров, взорвал пятнадцать мостов.
Я слушал Бойко и отчетливо представлял себе его командира, Филиппа Стрельца, молодого человека, не вышедшего еще из комсомольского возраста. Я видел его ведущим бойцов на штурм вражеских гарнизонов, немногословного, спокойного и вместе с тем порывистого, каким рисовал его когда-то Баздеров. Таким был и Бойко. Старший по возрасту и званию, опытный политический работник Красной Армии, Бойко был и хорошим командиром.
Совещание познакомило меня с рядом деятелей партизанской борьбы и расширило мои представления о размерах движения.
На совещании присутствовали главным образом политические работники отрядов, они же в большинстве своем и секретари райкомов, председатели райисполкомов. На военном совещании говорили о севе, о сенокосе, о помощи вдовам и сиротам, о той огромной помощи, которую оказывает нам народ всем, чем только располагает сам, но мне это не казалось странным. Самый характер совещания свидетельствовал о том, что партизаны — с народом, что партизаны и народ — единое целое и без народа нет партизанского движения в тех формах и масштабах, какое оно приобрело у нас.
Совещание закончилось в семь часов вечера заключительным словом Бондаренко. Слушая Бондаренко, я проверял свое первое впечатление. Как бы там ни было, но одного сознания, что такой-то человек является твоим начальником, особенно в условиях партизанского движения, еще не достаточно, чтобы питать к нему безусловное уважение.
Бондаренко здесь, на совещании, не блистал красноречием. Говорил он немного запальчиво, это было его особенностью, но вместе с тем убежденно и очень просто о самых сложных вещах. Мне это нравилось, как нравились его письма, как понравилась его веселость, когда мы познакомились с ним в начале совещания. Как опытный партийный работник Бондаренко в самых, казалось, мелких вопросах находил большое и жизненно необходимое для нашей борьбы. Опыт партийной работы очень хорошо сочетался у него с знаниями военного дела, приобретенными, видимо, уже за время пребывания в тылу врага.
Я записывал выступления товарищей, коротко записал и речь Бондаренко. Эта запись помогает мне восстановить в памяти некоторые детали. И я хорошо помню, что именно после совещания в Гавани в Брянских лесах повсеместно началось производство скипидара, кожи, началась пошивка обуви, одежды.
— Здесь некоторые пытались осмеять Суслина и его скипидар, — говорил Бондаренко, — а мне кажется, что эти товарищи смеются над своей же неуклюжестью и неповоротливостью, если не сказать большего. Суслин пожаловал сюда на машине. Гитлеровцы, наверное бы с ума сошли, если бы знали, что он заставил их технику работать на партизанском горючем. Мы имеем три десятка машин — легковые, грузовые и броневики. Это наша военная техника, привести ее в движение — значит, выравняться с противником, а в условиях леса даже, может быть, превзойти его. Давайте соберем всех специалистов по скипидарному делу и посоветуемся с ними. Уверен в успехе.
Совещание приняло решение, которое обязывало всех руководителей отрядов — наладить производство скипидара. Вскоре открылась новая отрасль партизанской промышленности, заработали скипидарные заводы у погарцев, у трубчан и в других районах. Появилось свое горючее, а немного спустя при главном штабе объединенных отрядов была сформирована моторизованная часть, которая для пущей важности носила громкое название «Бронетанковый батальон».
Дата добавления: 2015-11-28; просмотров: 92 | Нарушение авторских прав