Медвежья потеха

Вожаки с учеными медведями составляли особую, чрезвычайно интересную страницу истории народного театрального искусства. Уходя корнями в далекое прошлое, медвежья комедия всегда оставалась современной и желанной, вплоть до 20-х годов нашего века ее воспринимали как «старинное» развлечение, но не как «старое», и уж вовсе не как «устаревшее».

Поводыри с четвероногими артистами в течение многих веков бродили по дорогам России, выступая в селах и городах, на скромных деревенских праздниках и многолюдной шумной ярмарочной площади. Упоминания о медвежьей комедии встречаются в периодике, беллетристике, мемуарах XIX века; этот обычай нашел отражение в некрасовском «Генерале Топтыгине», в одной из глав «Мертвых душ» (где Гоголь рассказывает о посещении Чичиковым Собакевича). Самыми первыми «медведчиками» на Руси были, скорее всего, «веселые люди» — скоморохи. Известно, что в XVII веке в состав скоморошьих ватаг входили кукольники и вожаки с дрессированными медведями.

Почтение, которым окружался медведь, особенно выученный, восходит к языческим представлениям о медведе — родственнике или даже прародителе человека, к вере в его прямую связь с плодородием, здоровьем, благополучием. В археологии, этнографии, фольклоре, народном прикладном искусстве имеется большое количество фактов, говорящих о том, что медведь у славян считался магическим животным. И поводыри открыто использовали это: они охотно «лечили» больных («У кого спина болит — спину помнет, у кого живот болит — горшки накинет, а у кого в боках колотья, он их приколет» — так рекламировал цыган-поводильщик лекарские способности своего медведя в одной из казачьих станиц¹), пророчили здоровье человеку, прикоснувшемуся к медведю; сулили богатую, счастливую жизнь тому, кто пустит к себе ночевать хозяина с медведем.

Такое отношение отразилось и на прозвищах, которыми награждался медведь-артист. Везде его именовали почтительно-шутливо «Михайло Потапыч», «Матрена Ивановна», «почтенный Михайло Иваныч господин Топтыгин», «сергач», «сергацкий барин».

В сборнике помещены лучшие описания медвежьей потехи прошедшего столетия, в первую очередь это относится к подробным и точным описаниям Д. А. Ровинского и С. В. Максимова — знатока русского быта, этнографа и публициста.

Главный герой потехи — медведь — смешил собравшийся народ своими действиями, которые сводились к пародированию поведения, манер, привычек людей. При этом медвежья комедия имела свои особенности, отличающие ее, скажем, от современных цирковых номеров с обученными медведями. Внимательные зрители замечали, что движения медведя сами по себе не смешны и ничего не значат, они наполняются содержанием и определенным смыслом только тогда, когда сопровождаются пояснениями вожака. Комический эффект возникал от неожиданной трактовки медвежьих жестов, смелых сопоставлений их с поведением людей. Примеры медведчики брали всегда из обыденной жизни и степень комизма была самой разной: от доброго юмора, безобидной шутки до едкого, злого высмеивания и сатиры.

Дополнительный комизм создавался и тем, что в представлении участвовал настоящий медведь и наряженный козой человек, причем животное (медведь) подражало действиям людей, а человек («коза») изображал животное. В результате каждый делал не свое дело, поменявшись местами друг с другом, что способствовало созданию праздничной, смеховой атмосферы, где все не так, все наоборот, потому и смешно.

В отдельных местах (например, в Москве) комедия, разыгрывавшаяся с медведем, вожаком и «козой», дожила до 20-х годов уже нашего столетия. И хотя в те годы вместо традиционной потехи показывали один-два номера из нее или вообще все сводилось к шутливой борьбе вожака с медвежонком, на зрелище это по-прежнему собирались большие толпы народа.

¹ Головачев В., Лащилин Б. Народный театр на Дону. Ростов н/Д., 1947, с. 18.

НИЖЕГОРОДСКАЯ МЕДВЕЖЬЯ ПОТЕХА

Медвежья потеха была характерной чертой жизни Нижнего Новгорода еще в XVII веке: «Бе же в граде том научением дьявольским множество скомрахов, иже хождаху по стогнам града с бубны и с домрами и с медведьми» — так написано в «Житии» Ивана Неронова, ревностного защитника «старой» веры¹. С нижегородскими учеными медведями довелось встретиться и протопопу Аввакуму, который выгнал из села скоморохов с «плясовыми» медведями, но был за это наказан воеводой Шереметевым², что говорит о большой популярности этого развлечения среди мирского населения России.

Факты эти не случайны. Северное Поволжье — и Нижегородский край в первую очередь — на протяжении столетий было тем местом, откуда происходило большинство вожаков и ученых медведей. Этот промысел был здесь традиционным и потомственным.

Представление о нижегородской медвежьей комедии дают три описания. Первое — это часть очерка С. В. Максимова «Сергач»; второе взято нами из этнографической статьи П. Альбинского, посвященной тем же сергачским «медвежникам»; третье — публикация А. С. Гациского.

Прежде чем обратиться непосредственно к приговорам поводильщиков, стоит познакомиться с некоторыми фактами и цифрами, приведенными в упомянутых работах.

Сергачский уезд был центром нижегородского медвежьего промысла, который являлся основным занятием большинства мужского населения уезда. В отдельных селениях содержались десятки медведей. Так, Альбинский сообщил, что в Андреевке было около ста пятидесяти медведей, в Грибанове — примерно пятьдесят, в Ключеве — до ста двадцати, в самом Сергаче около девяноста животных. Медвежники отлавливали медвежат или покупали уже выученных зверей. Дрессировкой, если надо, занимались сами. Некоторые владельцы, имевшие по нескольку медведей, отпускали их в аренду другим. С медведем отправлялись вожак-поводильщик и «козарь» — мальчик лет тринадцати. Выходили на промысел артелями человек по семнадцать в начале августа или в середине сентября, а возвращались обратно «к петрову дню (29 июня), к троице, к ильину дню» (20 июля)³. «Поживешь дома-то недельки три и опять собираешься в поход», а походы нижегородских медвежников были далекие: они добирались до Арзамаса, Москвы, Смоленска, Петербурга, выступали в Могилевской, Витебской, Минской губерниях, заходили и в Польшу.

Промысел был хоть и трудным, но выгодным, поэтому к нему приобщались люди других национальностей, в частности татары, цыгане. Они настолько овладевали медвежьей потехой, что некоторые исследователи (например, Альбинский) считали именно татар коренными медвежатниками. Татары хорошо умели выучивать медведей, но приговоры заимствовали у русских (см. текст III, Гациского).

¹ Материалы для истории раскола. М., 1875, т. 1, с. 261.

² Житие протопопа Аввакума. М., 1934, с. 75.

³ По старому стилю.

ВОЖАКИ МЕДВЕДЕЙ В КАЛУГЕ

Описание медвежьей комедии в Калуге интересно уже тем, что осуществлено в 1928 году, когда почти повсеместно этот вид народного развлечения прекратил свое существование.

Медведчики, от которых получены сведения и текст приговоров, — молдаване, продолжающие заниматься промыслом и путешествующие по всей стране. У молдавских вожаков это занятие было по большей части наследственным и в некоторых семьях передавалось из рода в род в продолжение трех столетий. Дети вожаков с раннего возраста обучались искусству комедии, работая с молодыми медведями и медвежатами. Животных предпочитали брать маленькими, воспитывали их со своими детьми. В прежнее время медведям «продевали в нос железное кольцо, к которому приделана была цепь». Теперь вожаки употребляют лишь ременные намордники, подрезывают когти на лапах стальными «кусачками» и когда медведю исполняется полтора года, подпиливают зубы (клыки). <...> Представления под гармонию и бубен даются как в деревнях, так и в городах на базарных площадях.

Молдавские медведчики играли комедию на русском языке, и репертуар их состоял из традиционных номеров, входивших в состав русской медвежьей потехи.

В Калуге медведчики оказались не случайно. Здесь давно знали и любили представления медведя с вожаком, о чем говорит не только успех молдавских «гастролеров» у местных жителей (горожан и крестьян), но и масса поверий, связанных с ученым медведем, которые собиратели записали от калужан.

МИШЕНЬКА ИВАНЫЧ

Популярная медвежья потеха нашла отражение в лубочных картинках, которые в огромном количестве распространялись по России и охотно раскупались. Чаще всего встречается картинка с изображением медведя, танцующего с козой. На ней нарисованы животные, одетые в шутовские наряды. Рисунок сопровождается надписью: «Медведь с козою прохлаждаются, на музыке своей забавляются. И медведь шляпу вздел да в дудку играл. А коза сива в сарафане синем с рожками и с колокольчиками, и с ложками вприсядку пляшет». Картинка выполнена в духе модных в XVIII веке сатирических, пародийных изображений дамы со своим «любителем», и медведь с козой представляют здесь одну из многочисленных комических лубочных флиртующих пар.

Непосредственной иллюстрацией части медвежьей комедии является другая картинка с таким текстом:

Медведь с козою забавлялись
И друг на друга удивлялись.
Увидел медведь козу в сарафане,
А козонька Мише моргнула глазами.
И с этого раза они подружились,
Музыке и пляске вместе научились:
Пошли в услужение к хозяину жить,
Играть, плясать, винцо вместе пить.

Текст одной из наиболее близких к реальной медвежьей комедии лубочных картинок мы приводим ниже.

МЕДВЕДЬ

Медведь с вожаком и «козою» обычно принимали участие в процессии ряженых, причем одинаковым успехом пользовался и настоящий медведь с поводырем, и подражающие им люди, наряженные медведем и вожаком.

Например, в Казани ряженые любили разыгрывать следующую игру: «В этой игре участвуют обыкновенно трое мужчин. Представляющий медведя наряжается в вывороченный тулуп, представляющий козу тоже надевает вывороченный тулуп и проделывает себе рога, а также бороду изо льна. Поводильщик надевает высокую крестьянскую шляпу и какую-нибудь сермягу. Вместо цепи употребляется веревка. Игра состоит в подражании настоящему поводильщику и животным»¹.

Ряженые медведь и поводильщик смешили народ в бывшей Нижегородской и нынешней Горьковской области, в Новгороде, Псковской губернии и других местах. Свой вариант «ряженой» медвежьей потехи знали и донские казаки. Насколько он близок подлинной медвежьей комедии, можно судить по приведенному ниже тексту.

¹ Соловьев Е. Святки в среде купцов и мещан города Казани. — В кн.: Известия РГО. Спб., 1876, т. 12, отдел 2, с. 158—159.

Дата добавления: 2015-11-28