Данте Алигьери. Божественная комедия.

"Божественная Комедия" возникла в тревожные ранние годы XIV века избурливших напряженной политической борьбой глубин национальной жизни Италии.Для будущих - близких и далеких - поколений она осталась величайшимпамятником поэтической культуры итальянского народа, воздвигнутым на рубежедвух исторических эпох Энгельс писал: "Конец феодального средневековья,начало современной капталистической эры отмечены колоссальной фигурой. Это -итальянец Данте, последний поэт средневековья и вместе с тем первый поэтновою времени" {К.Маркс и Ф.Энгельс. Сочинения, т. 22, изд. 2-е, с. 382.}. "Суровый Дант" - так назвал творца "Божественной Комедии" Пушкин -совершил свой великий поэтический труд в горькие годы изгнания и странствий,на которые осудила его восторжествовавшая в 1301 году вбуржуазно-демократической Флоренции партия "черных" - сторонников папы ипредставителей интересов дворянско-буржуазной верхушки богатой республики.Во Флоренции - этом крупнейшем центре итальянской экономической и культурнойжизни средневековья - Данте Алигьери родился, вырос и возмужал в атмосфере,раскаленной жаждой богатства и власти, раздираемой политическими страстями иволнуемой жестокими междоусобиями. Здесь, в этом муравейнике торговли,городе ремесленников и знатных купцов, банкиров и надменных феодальныхграндов, в городе-государстве, гордом своим достатком и давнейнезависимостью, своими древними цеховыми правами и своей демократическойконституцией - "Установлениями правосудия" (1293 г.), рано образуется одиниз крупнейших центров того мощного общественно-культурного движения, котороесоставило идейное содержание эпохи, определяемой Энгельсом как"...величайший прогрессивный переворот из всех пережитых до того временичеловечеством.." {К.Маркс и Ф.Энгельс. Сочинения, т. 20, изд. 2-е, с. 346.}. Данте стоит на пороге Возрождения, на пороге эпохи, "...котораянуждалась в титанах и которая породила титанов по силе мысли, страсти ихарактеру, по многосторонности и учености" {Там же.}. Творец "БожественнойКомедии" был одним из таких титанов, поэтическое наследие которого осталосьв веках величественным вкладом итальянского народа в сокровищницу мировойкультуры. Отпрыск старой и благородной флорентийской семьи, член цеха врачей иаптекарей, в состав которого входили лица различных интеллигентныхпрофессий, Данте Алигьери (1265-1321) выступает в своей жизни как типичныйдля его времени и для развитого городского уклада его родины представительвсесторонне образованной, деятельной, крепко связанной с местнымикультурными традициями и общественными интересами интеллигенции. Юность Данте протекает в блестящем литературном кругу молодойпоэтической школы "нового сладостного стиля" (doice stil nuovo),возглавляемой его другом Гвидо Кавальканти, и в общении с выдающимсяполитическим деятелем и одним из ранних флорентийских гуманистов - БрунеттоЛатини. Зрелые годы автор "Божественной Комедии" проводит на службереспублики, участвуя в ее войнах, выполняя ее дипломатические поручения и,наконец (1300 г.), состоя одним из членов правительствующего совета приоровв дни политического господства буржуазно-демократической партии "белых". К 1302 году - году своего изгнания и заочного осуждения на смертьзахватившими власть во Флоренции дворянско-буржуазными верхами (партией"черных") - Данте был уже первостепенной литературной величиной. Поэтическое становление Данте происходит в условиях переломных ипереходных от литературного средневековья к новым творческим устремлениям.Сам поэт в этом сложном и противоречивом процессе занимает одно изопределяющих и высоких мест. Его поэтическое сознание в полной мерепредвосхищает "высочайшее развитие искусства" в эпоху, "...которая разбилаграницы старого orbis и впервые, собственно говоря, открыла Землю" {К.Маркси Ф. Энгельс. Сочинения, т. 20, изд. 2-е, с. 508.}. Как последний поэтсредневековья Данте вместе с тем завершает и обобщает предшествующуюфилософскую и поэтическую эпоху, схоластическому миротолкованию которой ондал столь грандиозное в своих творческих масштабах художественноепретворение. По собственному признанию Данте, толчком к пробуждению в нем поэтаявилась трепетная и благородная любовь к дочери друга его отца ФолькоПортинари - юной и прекрасной Беатриче. Поэтическим документом этой любвиосталась автобиографическая исповедь "Новая Жизнь" ("Vita nuova"),написанная у свежей могилы возлюбленной, скончавшейся в 1290 году. Входящиев состав "Новой Жизни" два десятка сонетов, несколько канцон и балладасодержат в себе утонченное философское толкование пережитого и пламенеющегочувства, благостного образа любимой. Стихи перемежаются прозой,комментирующей их возвышенное содержание и связывающей отдельные звеньяпоэтических признаний и размышлений в последовательный автобиографическийрассказ, в дневник взволнованного сердца и анализирующего ума - первыйлитературный дневник личной любви и философических чувствований в новойевропейской литературе. В "Новой Жизни" поэтические переживания Данте облекаются в формулы"сладостного стиля" поэзии его друзей и литературных наставников - ГвидоГвиницелли, Кавальканти, Чино да Пистойя и всего того круга молодыхтосканских поэтов, которые в изысканных словах и утонченных формахфилософской лирики славят великие очарования вдохновенной, приобщенной кидеальным сферам любви и воспевают волнения возвышенных и сладостных чувств.И все же - в этом состоит немеркнущее значение "Новой Жизни" - поэтическаяформула не заслоняет ее ясной устремленности к реально значимым,пластическим, осязаемым и действительно чувствуемым жизненным ценностям.Сквозь мерные строфы сонетов с их усложненной философской образностью, заметафизическими выкладками изощренной, схоластической мысли и особенно впрозаическом рассказе об обстоятельствах своей любви Данте раскрывает передчитателем свое живое и жизненное мироощущение, если не подчиняющее себекнижно-поэтическую премудрость "сладостного стиля", то уже свидетельствующеео новых направлениях лирики и о новых, жизненных источниках лирическихпереживаний. Еще в флорентийский период Данте прилежно изучал схоластическуюфилософию. Мысль его, естественно, попала в плен тех уродливых мистическихизмышлений, которыми переполнены писания Фомы Аквинского, наиболеереакционного и тлетворного из всех богословских "авторитетов" эпохи. Иоднако, одновременно с этим, уже вступая в сферу пробуждающихсягуманистических интересов, он усваивал наследие классической литературы воглаве со столь почитавшимся и в средние века Вергилием. В изгнании занятияэти, видимо, расширились и углубились. Скитаясь по разным итальянскимгородам, посетив даже Париж - центр философско-богословских занятий тоговремени, Данте приобрел энциклопедические знания в области схоластическойнауки и натурфилософии, ознакомился с некоторыми системами восточной, вчастности арабской, философской мысли и всмотрелся в широкие горизонтыобщеитальянской национальной политической жизни, очертания и направлениякоторой вырисовывались в соперничестве папской и светской власти, в борьбегородов-коммун с абсолютистскими притязаниями знати, в захватническихстремлениях жадных заальпийских соседей. Движение мысли Данте к овладениювсей суммой знаний его времени не шло наперекор традициям средневековогомышления, склонного к энциклопедическим обобщениям, но в этом движении ясновырисовывалась та черта, которая свидетельствовала о наступавших новыхвременах, - черта непокорной и взыскательной личности, утверждающей себя исвои предвосхищения будущего в окружении уже остановившейся в своемисторическом развитии, формальной и застывавшей культуры. В схоластическом этико-философском трактате "Пир" и в написанном налатинском языке пространном утопическом рассуждении "Монархия" Данте вполной мере следует средневековым традициям мысли. Во втором из этих трудов,став на сторону политической программы гибеллинства {Гибеллины - сторонникивласти императора и противники светской власти папы.} с его стремлениями куниверсальной феодальной империи, идеализируя эту империю как путь кликвидации раздробленности нации и ослабляющих ее междоусобий, Данте, привсей практической реакционности ряда своих политических утверждений и привсей иллюзорности своих оторванных от действительности оценок, выступает какодин из первых в итальянской литературе носителей общенационального сознанияи патриотов национального государства. Недаром деятелинационально-освободительного движения начала XIX века и борцы за объединениеИталии во главе с Джузеппе Мадзини объявляли его своим идейно-политическимпредтечей. Национальной идеей проникнут и позднейший научно-философский, на этотраз лингвистический и историко-литературный трактат "О народном языке",посвященный превознесению достоинств "народного красноречия", то естьобщеитальянского языка, основой которого служит речь родной авторуТосканской области, призванная быть орудием общеитальянского национальногосознания. Двадцатилетняя жизнь Данте как политического изгнанника, время, когдаон с глубокой остротой познал:...как горестен устам Чужой ломоть, как трудно на чужбине Сходить и восходить по ступеням, - ("Рай", XVII, 58-60) время, когда он увидел, что поистине...тот страждет высшей мукой, Кто радостные помнит времена В несчастии, - ("Ад", V, 121-123) оставили потомству грандиозное здание трехчастной "Комедии", за котороймолва ее первых восхищенных слушателей и читателей навеки утвердилавосторженный эпитет "божественной" {Свой эпический труд сам Данте назвал"комедией", согласно нормам античной поэтики, как произведение,завершающееся благополучной и радостной развязкой.}. "Божественная Комедия" в перспективе своего шестивекового существованияпредстает перед нами как титанический синтез своей эпохи и как результатграндиозного творческого усилия, подчинившего своему точному идейному исозидательному замыслу совершенно исключительный по многосторонности,размаху наблюдений и безмерному количеству восприятий материал. Масштабамисвоего поэтического содержания и широтой отражения в нем явленийдействительной жизни, исторических преданий, политической борьбысовременности и культурных традиций поэма действительно представляет собойтворческое обобщение той многовековой стадии развития человечества, котораябыла охвачена взором итальянского поэта во всей своей целостности впреддверии новой исторической эпохи. Данте не был вполне самостоятелен в измышлении повествовательногоначала своего творения. Фабула поэмы была дана емуаллегорически-назидательной и религиозно-фантастической традициейсредневековых описаний хождений в загробный мир и видений посмертныхчеловеческих судеб. Тончайше разработанная система католического учения опотусторонней жизни грешников, кающихся и угодных богу праведников, с егоскрупулезной росписью посмертных кар, воздаяний и наград, обусловилаосновные направления поэтического рассказа Данте и членение его поэмы на тричасти, посвященные рассказу об аде, чистилище и рае. Формальный рационализмсхоластической мысли подсказал и ряд других характерных свойств егопоэтического повествования, начиная от принципа троичности его композиции -три части по тридцать три песни в каждой из них (первая песнь "Ада" служитвступлением ко всей поэме, так что всех песен - сто), написанных терцинами,то есть трехстрочными строфами, - и кончая схемой мироздания, конструируемойв строгом следовании законам средневековой космографии. Первое знакомство споэмой сразу же убеждает в том, что в создании ее средневековье предписалопоэту незыблемую и завершенную традицию своей мысли. Однако прав был Пушкин, отметивший, что "единый план (Дантова) "Ада"есть уже плод высокого гения". Высокий гений Данте не остановился нанаивно-описательном и назидательно-аллегорическом, в основе своейдвухмерном, плоскостном, лишенном чувственной и материальной перспективы,схоластическом описании загробных видений. В центре их он поставил свойличный образ, образ живого человека, человека большой и гордой души,отмеченного чертами глубоких трагических борений, суровой судьбой,наделенного живым и многообразным миром чувств и отношений - любовью,ненавистью, страхом, состраданием, мятежными предчувствиями, радостями искорбями и прежде всего неустанным, пытливым и патетическим исканием истины,лежавшей за пределами средневекового уклада понятий и представлений. При всей важности схоластических концепций и традиций средневековойфилософской мысли для строя, богословского содержания и повествовательнойсистемы "Божественной Комедии" возникновение и создание ее былипредопределены не отвлеченными назидательноаллегорическими намерениями поэтаи не замкнутой в себе системой схоластического мировоззрения, а конкретнымии действенными предпосылками окружающей жизни и личной судьбы поэта. Так, вчастности, для грандиозного полотна "Ада" с его жутким странствием по девятикругам возмездий и наказанных преступлений определяющее значение имелиреакции поэта на социально-политическую борьбу его времени и неостывший пылгонимого и негодующего эмигранта, соприкоснувшегося с острыми политическимипроблемами и отражениями их в волнениях больших и малых страстей окружавшейего общественной среды. Симпатии и антипатии Данте-изгнанника запечатлелисьв основных политических оценках "Ада", то открыто публицистических, тозавуалированных морально-аллегорическими иносказаниями и образами. Социально-политической тенденции "Ада", подготавливающей основныеположения трактата "Монархия", тенденции, поэтически претворенной в образах,насыщенных тревожной, негодующей и патетической страстью, питавшейся свежейв памяти атмосферой флорентийских междоусобий и возраставшей ненавистью кмиру буржуазного стяжательства и власти чистогана со всеми порождаемыми импороками и злодеяниями, - этой тенденции в полной мере отвечает содержание"Чистилища", подчеркнуто публицистически ставящего проблему единогонационального государства в формах феодальной империи, гневно негодующего насудьбу страны: "Италия, раба, скорбей очаг, в великой буре судно безкормила, не госпожа народов, а кабак!" ("Чистилище", VI, 76-78) - иобращающегося как к образам славного прошлого могущественного Рима, так и кидеальной - в одном из рассказов "Рая" - картине счастливой,докапиталистической Флоренции. Богословское и философско-этическое содержание "Рая" в его буквальном ипрямом образном выявлении приучило отстранять при чтении этой заключительнойчасти поэмы ее конкретный и исторический смысл, столь правомерно ипоследовательно присутствующий здесь, где поэт после хождений по кругам адаи уступам чистилища, достигнув земного рая, возносится в сопровождениилюбимой Беатриче, сменившей мудрого язычника Вергилия, к созерцанию небесныхсфер. Упомянутый рассказ о счастливой в чистоте своих нравов и рыцарственномблагородстве Флоренции является ключом к пониманию политической проблематикизрелища райских экстазов и добродетелей как аллегорической утопии инесбыточной мечты об идеальном царстве добра, справедливости и гармонии встране, терзаемой кровавыми распрями и лишившейся надежд на своенациональное объединение. Мысль поэта в этой утопии от трагическихпереживаний разрыва с "малой" родиной - Флоренцией и от развеянных иллюзийбольшого национального государства - единой Италии приходит, под покровомхристианско-религиозной аллегории, к обращенному в прошлое идеализированномупредставлению о "золотом веке" человеческого существования. Этопредставление было характерно для ранних социально-мистических утопийсредневековья. Мистические утопии весьма часто перемежены в поэмереакционными представлениями, порожденными богословскимирелигиозно-католическими догмами. Бессмертие "Божественной Комедии" и значение ее как одного извеличайших творений мировой литературы определилось не ее сложной, требующейкропотливого изучения и детального комментария системой символов и аллегорийи не ее, наконец, полнотой отображения и воплощения средневековой культуры исредневекового строя мысли, а тем новым и творчески смелым, что сказал Дантео своих видениях и о самом себе, и тем, как он это сказал. Личность поэта,этого первого поэта нового времени, в своем глубоком и историческиконкретном содержании возвысилась над схемами схоластической мысли, и живое,поэтическое осознание действительности подчинило себе эстетические нормы,продиктованные традициями средневековой литературы. Заявляющий о себе уже в"Новой Жизни" "сладостный стиль", со всеми теми обогащениями, которыепривнес в него гений Данте, сочетается в терцинах "Божественной Комедии" сневиданной до появления первых списков "Ада" силой материальночувственныхвоплощений поэтических образов, с могучим и суровым реализмом страстей,скульптурной выразительностью портретов и новой взволнованностью такихлирических и эпических шедевров, как рассказ о роковой любви Франчески даРимини и Паоло или мрачная повесть об изменнике Уголино. Присутствие в "Божественной Комедии" подвижного и красочного народногоговора флорентийских улиц, рынков и площадей; величавая и оправданнаяогромным опытом мысли и чувства сентенциозность поэмы, отдельныестихи-афоризмы которой утвердились в живом обиходе итальянского языка;наконец, широкая, несмотря на весь груз ее аллегорий, доступность"Божественной Комедии" в своих наиболее крупных поэтических ценностяхмноговековым читателям и на родине Данте, - далеко за ее пределамиобусловили наряду со всем прочим то первенствующее место, которое она занялав итальянской национальной культуре. Трудности поэтического перевода, усугубляемые в данном случаеисторическими и творческими особенностями текста "Божественной Комедии",воздвигали, конечно, свои серьезные препятствия к знакомству с этимисключительным литературным памятником, в частности и перед русскими егоистолкователями. Несколько имевшихся в нашем распоряжении старых переводовдантовского творения, в том числе переводы Д. Мина, Д. Минаева, О. Чюминой идругих, были далеки или относительно далеки от достойной передачи иподлинного содержания и сложной стилистики оригинала. Огромный труд воссоздания великого творения Данте на русском языке былответственно и вдохновенно осуществлен только в советскую эпоху крупнейшиммастером поэтического перевода М.Л.Лозинским. Удостоенный в 1946 годуГосударственной премии I степени, труд этот имеет полное право на признаниеего выдающимся явлением в истории русской поэзии. "Божественная Комедия" явилась крупнейшим достижением творческойбиографии русского переводчика-поэта. Именно в работе над этим творением вособенности сказались основные достоинства советской переводческой школы:взыскательность требований к поэтической технике перевода и глубинапонимания идейного содержания оригинала, точно, художественно и с истиннымвдохновением воссоздаваемого средствами богатейшей русской речи.

К. ДЕРЖАВИН

* АД *

ПЕСНЬ ПЕРВАЯ

1 Земную жизнь пройдя до половины, Я очутился в сумрачном лесу, Утратив правый путь во тьме долины. 4 Каков он был, о, как произнесу, Тот дикий лес, дремучий и грозящий, Чей давний ужас в памяти несу! 7 Так горек он, что смерть едва ль не слаще. Но, благо в нем обретши навсегда, Скажу про все, что видел в этой чаще. 10 Не помню сам, как я вошел туда, Настолько сон меня опутал ложью, Когда я сбился с верного следа. 13 Но к холмному приблизившись подножью, Которым замыкался этот дол, Мне сжавший сердце ужасом и дрожью, 16 Я увидал, едва глаза возвел, Что свет планеты, всюду путеводной, Уже на плечи горные сошел. 19 Тогда вздохнула более свободной И долгий страх превозмогла душа, Измученная ночью безысходной. 22 И словно тот, кто, тяжело дыша, На берег выйдя из пучины пенной, Глядит назад, где волны бьют, страша, 25 Так и мой дух, бегущий и смятенный, Вспять обернулся, озирая путь, Всех уводящий к смерти предреченной. 28 Когда я телу дал передохнуть, Я вверх пошел, и мне была опора В стопе, давившей на земную грудь. 31 И вот, внизу крутого косогора, Проворная и вьющаяся рысь, Вся в ярких пятнах пестрого узора. 34 Она, кружа, мне преграждала высь, И я не раз на крутизне опасной Возвратным следом помышлял спастись. 37 Был ранний час, и солнце в тверди ясной Сопровождали те же звезды вновь, Что в первый раз, когда их сонм прекрасный 40 Божественная двинула Любовь. Доверясь часу и поре счастливой, Уже не так сжималась в сердце кровь 43 При виде зверя с шерстью прихотливой; Но, ужасом опять его стесня, Навстречу вышел лев с подъятой гривой. 46 Он наступал как будто на меня, От голода рыча освирепело И самый воздух страхом цепеня. 49 И с ним волчица, чье худое тело, Казалось, все алчбы в себе несет; Немало душ из-за нее скорбело. 52 Меня сковал такой тяжелый гнет, Перед ее стремящим ужас взглядом, Что я утратил чаянье высот. 55 И как скупец, копивший клад за кладом, Когда приблизится пора утрат, Скорбит и плачет по былым отрадам, 58 Так был и я смятением объят, За шагом шаг волчицей неуемной Туда теснимый, где лучи молчат. 61 Пока к долине я свергался темной, Какой-то муж явился предо мной, От долгого безмолвья словно томный. 64 Его узрев среди пустыни той: "Спаси, - воззвал я голосом унылым, - Будь призрак ты, будь человек живой!" 67 Он отвечал: "Не человек; я был им; Я от ломбардцев низвожу мой род, И Мантуя была их краем милым. 70 Рожден sub Julio, хоть в поздний год, Я в Риме жил под Августовой сенью, Когда еще кумиры чтил народ. 73 Я был поэт и вверил песнопенью, Как сын Анхиза отплыл на закат От гордой Трои, преданной сожженью. 76 Но что же к муке ты спешишь назад? Что не восходишь к выси озаренной, Началу и причине всех отрад?" 79 "Так ты Вергилий, ты родник бездонный, Откуда песни миру потекли? - Ответил я, склоняя лик смущенный. - 82 О честь и светоч всех певцов земли, Уважь любовь и труд неутомимый, Что в свиток твой мне вникнуть помогли! 85 Ты мой учитель, мой пример любимый; Лишь ты один в наследье мне вручил Прекрасный слог, везде превозносимый. 88 Смотри, как этот зверь меня стеснил! О вещий муж, приди мне на подмогу, Я трепещу до сокровенных жил!" 91 "Ты должен выбрать новую дорогу, - Он отвечал мне, увидав мой страх, - И к дикому не возвращаться логу; 94 Волчица, от которой ты в слезах, Всех восходящих гонит, утесняя, И убивает на своих путях; 97 Она такая лютая и злая, Что ненасытно будет голодна, Вслед за едой еще сильней алкая. 100 Со всяческою тварью случена, Она премногих соблазнит, но славный Нагрянет Пес, и кончится она. 103 Не прах земной и не металл двусплавный, А честь, любовь и мудрость он вкусит, Меж войлоком и войлоком державный. 106 Италии он будет верный щит, Той, для которой умерла Камилла, И Эвриал, и Турн, и Нис убит. 109 Свой бег волчица где бы ни стремила, Ее, нагнав, он заточит в Аду, Откуда зависть хищницу взманила. 112 И я тебе скажу в свою чреду: Иди за мной, и в вечные селенья Из этих мест тебя я приведу, 115 И ты услышишь вопли исступленья И древних духов, бедствующих там, О новой смерти тщетные моленья; 117 Потом увидишь тех, кто чужд скорбям Среди огня, в надежде приобщиться Когда-нибудь к блаженным племенам. 121 Но если выше ты захочешь взвиться, Тебя душа достойнейшая ждет: С ней ты пойдешь, а мы должны проститься; 124 Царь горних высей, возбраняя вход В свой город мне, врагу его устава, Тех не впускает, кто со мной идет. 127 Он всюду царь, но там его держава; Там град его, и там его престол; Блажен, кому открыта эта слава!" 130 "О мой поэт, - ему я речь повел, - Молю Творцом, чьей правды ты не ведал: Чтоб я от зла и гибели ушел, 133 Яви мне путь, о коем ты поведал, Дай врат Петровых мне увидеть свет И тех, кто душу вечной муке предал". 136 Он двинулся, и я ему вослед.

ПЕСНЬ ВТОРАЯ

1 День уходил, и неба воздух темный Земные твари уводил ко сну От их трудов; лишь я один, бездомный, 4 Приготовлялся выдержать войну И с тягостным путем, и с состраданьем, Которую неложно вспомяну. 7 О Музы, к вам я обращусь с воззваньем! О благородный разум, гений свой Запечатлей моим повествованьем! 10 Я начал так: "Поэт, вожатый мой, Достаточно ли мощный я свершитель, Чтобы меня на подвиг звать такой? 13 Ты говоришь, что Сильвиев родитель, Еще плотских не отрешась оков, Сходил живым в бессмертную обитель. 16 Но если поборатель всех грехов К нему был благ, то, рассудив о славе Его судеб, и кто он, и каков, 19 Его почесть достойным всякий вправе: Он, избран в небе света и добра, Стал предком Риму и его державе, 22 А тот и та, когда пришла пора, Святой престол воздвигли в мире этом Преемнику верховного Петра. 25 Он на своем пути, тобой воспетом, Был вдохновлен свершить победный труд, И папский посох ныне правит светом. 28 Там, вслед за ним. Избранный был Сосуд, Дабы другие укрепились в вере, Которою к спасению идут. 31 А я? На чьем я оснуюсь примере? Я не апостол Павел, не Эней, Я не достоин ни в малейшей мере. 34 И если я сойду в страну теней, Боюсь, безумен буду я, не боле. Ты мудр; ты видишь это все ясней". 37 И словно тот, кто, чужд недавней воле И, передумав в тайной глубине, Бросает то, что замышлял дотоле, 40 Таков был я на темной крутизне, И мысль, меня прельстившую сначала, Я, поразмыслив, истребил во мне. 43 "Когда правдиво речь твоя звучала, Ты дал смутиться духу своему, - Возвышенная тень мне отвечала. - 46 Нельзя, чтоб страх повелевал уму; Иначе мы отходим от свершений, Как зверь, когда мерещится ему. 49 Чтоб разрешить тебя от опасений, Скажу тебе, как я узнал о том, Что ты моих достоин сожалений. 52 Из сонма тех, кто меж добром и злом, Я женщиной был призван столь прекрасной, Что обязался ей служить во всем. 55 Был взор ее звезде подобен ясной; Ее рассказ струился не спеша, Как ангельские речи, сладкогласный: 58 О, мантуанца чистая душа, Чья слава целый мир объемлет кругом И не исчезнет, вечно в нем дыша, 61 Мой друг, который счастью не был другом, В пустыне горной верный путь обресть Отчаялся и оттеснен испугом. 64 Такую в небе слышала я весть; Боюсь, не поздно ль я помочь готова, И бедствия он мог не перенесть. 67 Иди к нему и, красотою слова И всем, чем только можно, пособя, Спаси его, и я утешусь снова. 70 Я Беатриче, та, кто шлет тебя; Меня сюда из милого мне края Свела любовь; я говорю любя. 73 Тебя не раз, хваля и величая, Пред господом мой голос назовет. Я начал так, умолкшей отвечая: 76 "Единственная ты, кем смертный род Возвышенней, чем всякое творенье, Вмещаемое в малый небосвод, 79 Тебе служить - такое утешенье, Что я, свершив, заслуги не приму; Мне нужно лишь узнать твое веленье. 82 Но как без страха сходишь ты во тьму Земного недра, алча вновь подняться К высокому простору твоему?" 85 "Когда ты хочешь в точности дознаться, Тебе скажу я, - был ее ответ, - Зачем сюда не страшно мне спускаться. 88 Бояться должно лишь того, в чем вред Для ближнего таится сокровенный; Иного, что страшило бы, и нет. 91 Меня такою создал царь вселенной, Что вашей мукой я не смущена И в это пламя нисхожу нетленной. 94 Есть в небе благодатная жена; Скорбя о том, кто страждет так сурово, Судью склонила к милости она. 97 Потом к Лючии обратила слово И молвила: - Твой верный - в путах зла, Пошли ему пособника благого. - 100 Лючия, враг жестоких, подошла Ко мне, сидевшей с древнею Рахилью, Сказать: - Господня чистая хвала, 103 О Беатриче, помоги усилью Того, который из любви к тебе Возвысился над повседневной былью. 106 Или не внемлешь ты его мольбе? Не видишь, как поток, грознее моря, Уносит изнемогшего в борьбе? - 109 Никто поспешней не бежал от горя И не стремился к радости быстрей, Чем я, такому слову сердцем вторя, 112 Сошла сюда с блаженных ступеней, Твоей вверяясь речи достохвальной, Дарящей честь тебе и внявшим ей". 115 Так молвила, и взор ее печальный, Вверх обратясь, сквозь слезы мне светил И торопил меня к дороге дальней. 118 Покорный ей, к тебе я поспешил; От зверя спас тебя, когда к вершине Короткий путь тебе он преградил. 121 Так что ж? Зачем, зачем ты медлишь ныне? Зачем постыдной робостью смущен? Зачем не светел смелою гордыней, - 124 Когда у трех благословенных жен Ты в небесах обрел слова защиты И дивный путь тебе предвозвещен?" 127 Как дольный цвет, сомкнутый и побитый Ночным морозом, - чуть блеснет заря, Возносится на стебле, весь раскрытый, 130 Так я воспрянул, мужеством горя; Решимостью был в сердце страх раздавлен. И я ответил, смело говоря: 133 "О, милостива та, кем я избавлен! И ты сколь благ, не пожелавший ждать, Ее правдивой повестью наставлен! 136 Я так был рад словам твоим внимать И так стремлюсь продолжить путь начатый, Что прежней воли полон я опять. 139 Иди, одним желаньем мы объяты: Ты мой учитель, вождь и господин!" Так молвил я; и двинулся вожатый, 142 И я за ним среди глухих стремнин.

ПЕСНЬ ТРЕТЬЯ

Дата добавления: 2015-11-26