Блажен, кто верует

Розика Швиммер, Джейн Аддамс, Луис Локнер и их команда свято верили в успех посредничества и не хотели сидеть сложа руки. Швиммер разослала от имени Форда приглашения на корабль губернаторам всех штатов, как будто собралась вывезти в Европу все среднее звено американской администрации. Она не выясняла их позицию — милитаристы они или миротворцы, да и времени на это не осталось.

Генри, судя по всему, тоже верил в успех миссии мира, как верил в прогресс, но не вникал в организационные тонкости. Это - дело Швиммер и ее людей. Сам он, конечно, хотел появиться в Европе не под руку с венгерской феминисткой, а во главе делегации американских знаменитостей, дабы внушить императорам, королям, премьерам и прочим властителям самые здравые в мире идеи: и что такое хороший бизнес, и как важно разоружение, и кто несет ответственность за войну. Понимая, что пароход могут атаковать немецкие подлодки, он даже заготовил завещание, чем до смерти перепугал жену.

Генри пригласил на борт «Оскара II» своего кумира Томаса Эдисона, нью-йоркского предпринимателя Джона Уэйнмейкера (который в 1904 г. поддержал Форда, продавая его автомобили), еще одного своего друга — старика-натуралиста Джона Берроуза, книги которого так нравились Форду, знаменитого селекционера Лютера Бербанка, бывшего государственного секретаря Брайана, экс-президента США Тафта, полковника Хауза, доктора Дэвида Джордана, социалиста Морриса Хилквита, прогрессиста Луиса Брандейса, журналистов Уолтера Липпмана и Герберта Кроули, разоблачи-тельницу монополий Иду Тарбелл и левого сенатора от штата Висконсин Роберта Лафоллета, прозванного «Боевой Боб».

Список был огромным: издатели крупнейших газет, ректоры университетов, религиозные деятели, включая раввина Стивена Уайза и главу американских католиков кардинала Френсиса Гиббонса, который призвал на экспедицию Форда благословение Божие. Там были учредитель первого в мире суда для несовершеннолетних, председатель Лиги некурящих и множество других уважаемых людей, которым было что поведать миру. Наверняка Генри предвкушал, как он вместе с ними обратится к народам Европы, выступит а парламентах, добьется аудиенции у высочайших особ, никогда не слыхавших о массовом производстве и о тракторе, и «парни в окопах» поспеют к рождественскому стопу - не к этому, так к следующему.

Форд сильно переоценивал популярность своих намечаемых спутников в Европе. Правда, в совокупности они представляли нацию в миниатюре (взяли и лиц свободных профессий, и женщин, и целую ватагу студентов). Но знаменитости, на которых Генри рассчитывал опереться, отказались перед самым отплытием. Они не верили в успех экспедиции, считали ее пустым и ненужным шоу. Берроуз заявил, что у его друга Генри сердце явно больше головы: «Требовать мира сейчас так же глупо, как ожидать прихода весны в декабре». Уэйнмейкер сказал, что у Генри Форда ясный ум, горячее сердце и толстая чековая книжка, но нет конкретного плана действий ю. Их отказ стал для него неожиданностью, однако отступать было поздно. Не поехала и главная пацифистка Джейн Аддамс, но из-за болезни, зато вездесущая Ребекка Шелли и автор идеи непрерывного посредничества Джулия Уэллс оказались на корабле.

Клара Форд отказалась ехать: ей не хотелось отпускать супруга s столь опасное плавание и оставить сына круглым сиротой. К тому же она возненавидела мадам Швиммер, заметив, как эта особа транжирит деньги ее мужа. То отправляет тысячи телеграмм из отеля, то покупает себе меха и вечерние туалеты. Собирается, должно быть, на бал в честь открытия мирной конференции! (В 1916 г. Клара не выдержала и написала в газету, как бессовестно эта иностранка пользовалась именем и деньгами мистера Форда.) Клара отправила с Генри настоятеля Маркуиса, велев супругу слушаться во всем преподобного отца. Вспоминая «Корабль мира», Клара называла это время худшим в своей жизни: «Иногда я вообще не понимала, что мой муж делает».

Число охотников прокатиться за счет миллионера превышало число отказавшихся, хотя можно было напороться на немецкую подводную лодку или мину. Форду пришлось уступить натиску приятелей и приятельниц организаторов поездки. Новичок в деле формирования делегаций, он не подозревал, сколько бездельников умеет пристроиться к любому мероприятию, где все заранее оплачено. Из именитых американцев остались, кроме Генри Форда и его небольшого штаба, только издатель журнала McClure's Magazine С. С. Макклюр, губернатор штата Северная Дакота Луис Б. Ханна, судья Бен Линдси. Остальные являлись почти никому не известными людьми. Зато проводить «Оскар II», который отплывал из гавани Хобокен в Нью-Джерси, пришло около 15 тыс. человек, в основном зеваки.

«Американский Дон-Кихот»

Газеты смаковали смешные и экстравагантные подробности отплытия: на пристани иммигранты из немцев выкрикивали здравицы «фатер-ланду», англичане и французы вопили «Антанта победит!» (представители враждующих наций даже завязали потасовку, как футбольные болельщики). Оркестр на пристани играл «Вперед, солдаты во Христе!», и с ним соревновался в громкости оркестр на корабле, грянувший «Не в солдаты я готовила сынка». Была и романтическая сцена, прямо как в кино: на борт взбежала юная парочка (поэт и журналистка), и пока пароход стоял, они обвенчались, отыскав среди пассажиров священника. Юмор заключался в том, что их лицензия на брак была из другого штата, священник — из третьего, а обряд венчанья происходил в темноте под вспышки магния. Зато свидетелями стали Генри Форд и пришедший попрощаться с ним Брайан. И уж совсем насмешил людей парень, прыгнувший с пристани и поплывший вдогонку за кораблем. Когда его выловили и полиция составляла протокол, он орал: «Я не хотел догнать корабль. Я хотел привлечь внимание публики. Долой войну!»12 В этом было что-то от самой экспедиции: и привлечь внимание, и крикнуть «долой войну».

Газеты называли Форда и американским Дон-Кихотом, и богатым шутником, и человеком, который просто пытается заставить страну и мир без конца говорить о себе. Неважно что — лишь бы говорить. Карикатуристы изображали Генри в виде бессмертного героя Сервантеса верхом на колесе от модели Т, или рисовали эту машину, которая тащится ло полям сражений, изрытым воронками от взрывов, теряя болты и гайки («Форд рекламирует Америку на театре военных действий»). Один британский лорд отреагировал так: «К нам движется какой-то корабль с грузом мира и во главе с неким Фордом, кажется фабрикантом детских колясок».

На корабле Форд впервые вступил в контакт, правда эфирный, с монархами Европы. Ему заготовили стандартные письма, начинавшиеся словами «Его Величеству...» {оставалось вписать, кому), а далее следовал текст с призывом к миру. Народы уже доказали на полях сражений преданность своим государям, и не пора ли вознаградить их за это избавлением от страданий. Надо спасти мировую цивилизацию и заключить мир на почетных и справедливых основаниях. «Во имя человечества преданный Вам Генри Форд и 165 представителей населения Соединенных Штатов Америки»13. Тексты рассылались по радиотелеграфу не прямо коронованным особам, а в редакции европейских газет.

На борту корабля царила атмосфера тусовки. Одни завязывали знакомства и опустошали запасы спиртного в баре, другие горячились на дискуссиях и семинарах, третьи плели интриги. Когда на борт поступила радиограмма, что Вильсон направил послание Конгрессу о начале военных приготовлений, на корабле произошел настоящий скандал. Корреспонденты подливали масла в огонь, рассылая из радиорубки описания «войны на Корабле мира» и кое-каких неприглядных сцен. Репортеры додумались объявить Розику Швиммер шпионкой, а кто-то пустил слух, будто Форда привязали к койке и держат пленником в каюте.

Генри держался скромно и с достоинством, хотя на душе у него, конечно, кошки скребли. Он понял (хотя виду не подавал), что с таким сбродом, который затесался на корабль, ничего хорошего не получится. Да и поехавший с ним Маркуис извел «автомобильного короля» своим ворчаньем и мольбами вернуться в Америку, где их обоих ждут неотложные дела. Бывший настоятель рвался руководить социологическим отделом, а не ехать за море, где неизвестно сколько придется пробыть. Форд даже признался Локнеру, который стал его секретарем по вопросам мирного посредничества, что разочаровался более всего в этом зануде и святоше. (Неприязнь к нему зародилась еще на «Корабле мира», а Генри был злопамятен.) К тому же Форд подхватил сильную простуду и слег, и саятой отец взял с него клятву при первой же возможности вернуться в Америку14.

Уже в Норвегии Форд, едва оправившись от болезни, принял группу местных журналистов (за два дня до Рождества), но говорил не о мирном посредничестве, а о тракторе. Трактор, заявил Форд, еще не запатентован и стоит попытаться убедить производителей оружия выпускать его вместо пушек. Это будет гораздо прибыльнее: раз для фабрикантов оружия так важны деньги, они их получат, но принесут при этом пользу человечеству. Его заявление опять удивило репортеров. Один написал, что Форд, должно быть, действительно великий человек, раз позволяет себе говорить такие глупости. Люди думают о том, как прекратить огонь, а он о своем тракторе15.

Покинув в конце декабря берега Норвегии на первом американском пакетботе, измученный «автомобильный король», заботливо поддерживаемый под руку опротивевшим ему Маркуисом, возвратился в родной Детройт. Он ждал, что его освищут, но получилось наоборот. В настроении прессы и публики произошел перелом. Продолжать высмеивать Форда и «Корабль дураков» было бы уже тривиально. Газетчики дружно выдали новую сенсацию: Генри — бескорыстный идеалист, мечтатель, романтик, который, в отличие от тупоголовых политиков, отправился в опасное путешествие с пальмовой ветвью мира.

«Этот человек заслуживает не насмешек, а уважения», - писала газета «The New York American*, которая внесла немалую лепту в шельмование Форда. «Он, по крайней мере, старался что-то сделать. Если бы каждый гражданин Соединенных Штатов, включая президента, членов правительства и Конгресса, приложил хотя бы десятую долю усилий Генри Форда, то парней удалось бы вызволить из окопов к Рождеству». Один филадельфийский раввин возмущался газетными выпадами в адрес Форда: «Лучше тысячу раз прослыть дураком на службе у человечества, чем один раз назваться героем за то, что пролил реки крови»16. Как известно, неудачи иной раз дают обратный эффект - проиграв. Форд в чем-то выигран.

Чем больше писали газеты о его донкихотстве, тем больше он рассчитывал на благоприятное отношение покупателей. «Э, да это тот самый Форд, кто пытался бороться за мир? Против войны выступают только порядочные люди!» Впоследствии Генри узнал, что когда корабль вошел в британские воды, простые матросы и офицеры приветствовали делегацию, и даже обнаруженная на борту контрабанда не испортила торжества. В Норвегии люди часами стояли на морозе, ожидая выхода Форда. Генри полагал, что не зря добрался на «Корабле мира» до Европы - люди узнали, что скоро у них появится фордовский трактор, и тиражирование слова «Ford» сэкономило, как он считал, миллион долларов на рекламе и с лихвой окупило расходы на миссию мира.

Чарли Соренсен тоже реабилитировал патрона. Мистер Форд совершил странный, но благородный поступок. Вот только плохо разобрался и в мадам Швиммер, и в ее окружении. Вернувшись домой, Генри не вспоминал о «Корабле мира». А по поводу критики газет в свой адрес говорил: «Они сделали мне лучшую бесплатную рекламу» (They gave me the best free advertizing I ever got)18.

Миссия мира отнюдь не заглохла, хотя миссионеры страшно обиделись на Форда. Они говорили, что он удрал, как заяц, он не наш человек. Впрочем, утешались они, дальнейшее его присутствие стало бы только помехой - уже ясно, чем он собирался заняться в Гааге или Стокгольме. Конечно, рекламировать свой трактор — не для этого ли американский миллионер примазался к благородному делу мира? Посредничество продолжалось без Форда, но на его деньги. Локнер продолжал получать вещественные доказательства его приверженности идеалам.

В конце октября 1916 г., прибыв для отчета в Детройт, Локнер застал «автомобильного короля» за редким занятием — собственноручным подписанием писем высочайшим особам. В них заключалась просьба принять мистера Локнера, который изложит его. Форда, взгляды на восстановление мира. (Обычно за Форда расписывался Либопд или кто-то из менеджеров, а машинописные копии часто оставались незаверенными. Каждая секунда дорога!) Послания были адресованы Вильгельму II, Николаю II, Президенту Франции Раймону Пуанкаре, бельгийскому королю Альберту I, итальянскому королю Виктору Эммануилу III, Папе Римскому Бенедикту XV и британскому министру иностранных дел19.

Локнер решил, что успех не за горами. Даже в самой милитаризованной стране - Германии - его встретили с дипломатической учтивостью и, хотя не обещали устроить встречу с кайзером (он на фронте и переезжает с позиции на позицию!), снабдили молодого американца самым надежным документом на выезд из страны: удостоверением правительственного курьера, багаж которого досмотру не подлежал. Распространяйте свои воззвания где хотите! Подобные любезности, и не только со стороны высших чинов, но и простых немцев в мундирах, совсем не похожих на «воинственных тевтонов», укрепили уверенность, что война близится к концу. Только поведение Форда вызвало подозрения: тот отводил глаза, чего-то не договаривал и даже как будто сомневался в скором успехе.

В декабре 1916 г. изрядно потрепанная Германия выступила с предложением созвать мирную конференцию. Избранный на новый срок Вильсон сдержанно сказал, что хотя ему неясны причины войны и условия, на которых державы хотят заключить мир, Соединенные Штаты готовы внести свой вклад в достижение мира, О пацифистах никто не вспомнил, но они торжествовали, вообразив, что дело пошло на лад. В. И. Ленин съязвил по этому поводу: «На улице пацифистов нечто вроде праздника»20. Он лучше их понимал международную обстановку.

22 января 1917 г. Президент США выдвинул свои условия, как бы списанные с пацифистской программы: мир без победителей и побежденных, без аннексий и контрибуций, равенство народов, свобода морей и свобода торговли. Эти условия были заведомо неприемлемы. Германия и Франция восприняли их как издевку: что, надо сдать все позиции и списать потери? Да и Россия не собиралась вести переговоры с Германией на основе признания независимости Польши. Хрупкую надежду на перемирие переломили военные амбиции. 1 февраля правительство кайзера провозгласило неограниченную подводную войну - топить даже щепку, если она плывет в Англию. Через два дня Вильсон объявил о разрыве дипломатических отношений с Германией. До официального вступления в войну Соединенных Штатов осталось два месяца.

Деньги на содержание миссии мира исправно приходили в Гаагу, хотя правительства и воюющих, и нейтральных государств ни разу не обратились ни к Форду, ни к делегации по мирному посредничеству. В начале февраля Генри сообщил Локнеру, что прекращает субсидировать ее в силу изменившихся обстоятельств. Они заключались в резком обострении отношений между США и Германией, что было понятно всем, кроме гаагских миротворцев. Теперь им ничего не оставалось делать, как собирать чемоданы. В апреле Соединенные Штаты вступили в войну с Германией на стороне Антанты, и американские войска стали перебрасываться в Европу. Военные действия разгорелись с новой силой и тянулись до ноября 1918 г. Хотя пацифисты сделали все возможное, они не могли добиться успеха.

Свою неудачу они свалили на Форда, проклинали его на чем свет стоит. Им казалось, что он «предал дело мира», когда мир был уже почти в руках. Да еще и оставил их без хорошо оплачиваемой и приятной работы, что тоже обидно. Локнер, который являлся «менеджером» той части фор-довского бизнеса, которая называлась «Нейтральная конференция по непрерывному посредничеству», заявил Либолду, что репутация главы компании пострадает, если он бросит дело, которое публично обещал довести до конца. Но Либолд ответил, что репутация тут ни при чем. Что бы Форд ни говорил и ни делал, нападать на него все равно будут. Невозможно понравиться всем. Главное наше оружие - это качество продукции. Как бы в Европе ни смотрели на Форда, там будут покупать его автомобили и трактора 21.

Локнер мрачно писал, что неудача миссии мира раскрыла идеалистам глаза. Стало ясно, что благими пожеланиями войну не остановить. Милитаризм и войны неизбежны, пока существует система наживы, позволяющая кучке людей ввергать мир в пучину бедствий 22. Он заговорил почти как сам Генри Форд. Но для некоторых участников круиза поездка в Европу явилась подарком судьбы: несколько молодых пэр нашли свое счастье, и «ощутимым результатом борьбы за мир» стали родившиеся у них дети. Феминистки тоже могли быть довольны: после войны их голос услышали наконец и политики. В августе 1920 г. в силу вступила 19-я поправка к Конституции США, которая предоставила право голоса женщинам.

Розика Швиммер перебралась в 1921 г. в Соединенные Штаты и прожила долгую жизнь, омраченную, правда, проблемами с получением американского гражданства. Как пацифистка, она отказалась подписать обязательную и для мужчин, и для женщин клятву лично защищать эту страну с оружием в руках. Розика заявила, что в свободном мире каждый имеет право на свои убеждения. Она продолжала зарабатывать лекциями и литературным трудом, снимала хорошую квартиру в Нью-Йорке, помогала некоторым иммигрантам из Европы (Альберт Эйнштейн назвал ее своим «ангелом-хранителем»), носилась с идеями создания всемирного женского архива, мирового правительства (способного предотвратить войну) и даже пыталась, но безуспешно, получить от Форда денежную субсидию. Она пережила «автомобильного короля» на год, скончавшись в 1948 г.23

Возвратившись из Норвегии, Генри с головой ушел в дела компании, но поддерживал свое реноме пацифиста, атакуя время от времени (через газеты) программу военных приготовлений. «Армия и флот - это оружие заблуждающейся, беспомощной, бездарной Уолл-стрит... Военные тренировки гораздо хуже разовьют людей физически, чем наш популярный спорт, например бейсбол, в сочетании с хорошими условиями труда и воздержанным образом жизни» - такую, например, телеграмму адресовал Форд Нью-йоркскому клубу республиканцев в январе 1917 г., а меньше чем через месяц США разорвали дипломатические отношения с Германией 26.

Тогда Форд объявил, вопреки всем ожиданиям, что предоставляет свои заводы в распоряжение правительства Соединенных Штатов на бесприбыльной основе. Популярность «автомобильного короля» не пострадала, ибо как нельзя лучше соответствовала новому национальному приоритету- обороне страны. Однако ему предстояло расхлебывать пренеприятную историю: разбираться в суде с влиятельной патриотической газетой «The Chicago Tribune».

Дата добавления: 2015-11-26