|
Читайте также: |
Весь день Динка была молчаливой, часто задумывалась, и Леня не знал, чем отвлечь ее от грустных мыслей. Вечером ему пришла в голову счастливая мысль.
— А знаешь, что я придумал. Макака? Пойдем-ка мы в лес к нашим индейцам?
— Куда? — оживилась Динка.
— Ну, к этим… Рваное Ухо, Меткий Глаз и как их еще там зовут? — засмеялся Леня.
— Пойдем! Пойдем! — обрадовалась Динка. — Я тоже давно мучаюсь, что не иду к Иоське!
— Ну вот и хорошо. Только ведь туда далеко. Может, возьмем Приму?
— Нет, лучше пешком… Я не устану. Я никогда не устаю, если иду по делу. А ведь нам нужно все разузнать: куда Жук отвезет Иоську и вообще все!
— Надо с этими мальчишками разобраться, — задумчиво сказал Леня. Познакомиться поближе…
Динка ожила, заторопилась, завязала в платочек хлеб и вареную картошку, сбегала к Марьяне за молоком, налила в бутылку. Вышли на закате. Шли босиком, держа в руках сандалии. С дороги был виден лес; стволы деревьев, освещенные заходящим солнцем, стояли как на пожарище. По обеим сторонам дороги простирались поля пана Песковского. На них уже не шумели налитые солнцем колосья, хлеб был убран, и только еще кое-где на этих скучных стриженых полях кончали уборку. Издалека долетала песня:
Ой, летилы гу-си-си
С далэкого-окого кра-аю…
Тай замутили во-оо-ду
В ти-хому Дунаю…
Стоя на дороге, Леня и Динка заслушались, но сзади затарахтела телега.
— Рви васильки. Лень, будто мы просто гуляем. Нельзя, чтоб они догадались, куда мы идем! — Она бросилась рвать вдоль дороги васильки.
Но Леня, морщась, сказал:
— Нехорошо это… Люди едут с работы, пыльные, усталые, а мы гуляем, рвем цветы. Некрасиво как-то получается.
— Ну да, конечно, нехорошо, — согласилась Динка, пряча в траву свой букетик. — Но мы ведь тоже идем по делу. Лень?
На телеге густо сидели девчата и бабы; правил хлопчик в грязной вышитой рубашке.
— Добрый вечер! — приветливо поздоровались они.
— Добрый вечер! Добрый вечер! — весело откликнулись Леня и Динка.
Девчата, подталкивая друг дружку и перешептываясь, лукаво поглядывали на Леню. В близких селах хорошо знали Динку и желали ей счастья, а после хождения к пану с просьбой о коровах — особенно.
— Да пошлет вам господь! — с чувством сказала пожилая женщина, с улыбкой глядя на Динку.
— Спасибо, спасибо! — закивала головой Динка.
Лошадь пошла шагом.
— А что, хороши хлеба нынче? — степенно спросил Леня, идя рядом с телегой.
— Добрые хлеба, — ответила женщина, но девчата зашумели, зареготали.
— Пану хватит! — выкрикнула одна, выглядывая из-за спины подруг.
— Ще и останется! — бойко поддержала другая.
— Пан своего хлеба жалеет, он по заграницам чужой ест! — съязвила третья.
— А Павлуха этот год голодный будет, — фыркнул кто-то из девчат, и все закатились дробным смехом.
— За Павлуху не бойтесь, он панских хлебов на три года себе запас! — подмигнул Лене хлопчик.
— А что, Павлуха не повесился еще? — весело осведомилась Динка. — Мы слышали, пан велел ему повеситься?
Бабы и девчата расхохотались, посыпались бойкие словечки по адресу бывшего приказчика:
— Нема для него осины подходящей!
— Долго выбирать надо!
— А правду сказаты, с чого Павлухе вешаться? — утирая пыльное лицо платком, сказала молчавшая до сих пор баба. — У его губа не дура. Вчера, люди говорят, уже коло Матюшкиных усадьбу огородил, хорошу дачу себе ставит. Мужиков целу артель нагнал, гроши есть, чем ему плохо?
— Эге! Уже и столбы ставили! Люди бачили, в кажну ямку сам Павлуха с жинкой золотые бросали! Такой гад и в огне не сгорит, и в воде не потонет!
— А дерьмо, извиняйте, всегда поверху плавает!
— Куда там! С Матюшкиными они сваты, а Матюшкнны, уж известно, гады!
— Всем гадам гады! — убежденно заявила Динка.
— Эге! Эге! — согласно и одобрительно закивали бабы. — Они, чуешь, барышня Динка, вчора на закладинах так-то вашего Ефима кляли! Не дай боже, как кляли! — озабоченно наклонившись к идущей рядом Динке, сказала пожилая женщина. Сама слышала…
— Ничего. Придет такое время, что они еще Ефиму будут в ножки кланяться! — сердито сказал Леня.
На телеге притихли. Девчата с живым интересом смотрели на Леню.
— Придет, придет время! Отольются кошке мышкины слезки! Надоест народу терпеть их издевательства! — повторил Леня.
— Вот-вот… Так и солдат говорит. Значит, его правда. Только и солдата упредить надо, дуже богатеи на него злобятся… — понизив голос, доверительно сообщила пожилая женщина и, взяв у хлопчика вожжи, крикнула: — А ну погоняй! Бо вже не рано! Бувайте здоровеньки, барышня! До побаченья!
Лошадь рванулась вперед, телега, подпрыгивая на неровных колеях, подняла клубы пыли. Когда она исчезла под горой, Леня сказал:
— Опять про солдата слышу. И Ефим мне о нем говорил… Видно, смелый человек.
К лесу подошли, когда уже стемнело. Оглянулись по сторонам — никого…
Посидели еще на опушке, потом один за другим юркнули в кустарники, и прячась за деревьями, выбежали на дорогу.
— Ну, сюда уже никто не заглянет, — с облегчением сказала Динка.
Обнявшись, молча шли по дороге. С темного неба между верхушками деревьев выглянул тоненький серп молодого месяца.
— Смотри, какая у него смешная рожица! — указывая на него Лене, прошептала Динка.
— Любопытничает, — засмеялся Леня. — Интересно ему, как люди дружат!
Дорога была длинной, но Динка не думала об этом. Босые ноги ступали по заросшим колеям легко и мягко, знакомый смешанный запах хвои, лесных трав, грибов и остывающей от дневного зноя коры деревьев вливал в нее свежие силы, сердце, пережившее недавнюю разлуку с Хохолком, еще тихонько ныло, но рядом шел Леня, его теплая, сильная рука крепко сжимала ее руку, и от этого все вокруг казалось таким уютным и домашним.
— Как хорошо, — говорила Динка, подняв лицо к освещенным месяцем кружевным верхушкам деревьев. — Я так рада, что мой лес видит нас вместе…
— Он всю жизнь будет видеть нас вместе. Мы будем часто приходить сюда, Макака, — растроганно отвечал Леня.
Они шли и тихонько разговаривали: потом останавливались, и Динка, приложив палец ко рту, слушала ночных птиц.
— Это филин, — говорила она. — А это просто какая-то птичка проснулась на ветке. А это — слышишь? — белочка завозилась в дупле. А это шумят листья; все листья шумят по-разному, я это хорошо знаю…
Легкий влажный ветерок доносил сырой запах болота. Динка тянула носом и тихо уточняла дорогу:
— Близко овраг… Он сначала мелкий, а потом все глубже делается. Там много ежевики и малины…
Незаметно наступила ночь. На небе высыпали большие и маленькие звезды. Прямые желтые сосны уходили ввысь, переплетаясь с верхушками векового дуба. Лес, освещенный сверху, внизу казался черным и таинственным, пугливо и неожиданно выступали из темноты белые стволы берез. Динка вспомнила, что именно здесь, в этом лесу, крались убийцы Якова.
— Как страшно… — прошептала она, прижимаясь к Лене.
— Не бойся ничего. Никогда не бойся со мной… — уверенно сказал Леня.
— Скоро развилка. Почему не играет скрипка? — снова зашептала Динка.
— Иоська спит… — улыбаясь ей в темноте, успокоил ее Леня. — Смотри на звезды, Макака. Выбирай себе любую звездочку.
— А ты? — спросила Динка, закидывая вверх голову.
— А мне нужны только две звездочки, только две и на всю жизнь! — целуя ее в глаза, прошептал Леня.
— На всю жизнь, — торжественно повторила Динка, и вдруг, словно подтверждая ее слова, по лесу пронесся тихий, тоскующий звук скрипки; он словно поднимался откуда-то из темных глубин земли и, постепенно разрастаясь, заполнял со-бой лес, тонкий и нежный напев его вылился в знакомую мелодию вальса.
Леня, вздрогнув от неожиданности, крепко сжал руку Динки.
— Это вальс… тот самый вальс… Он благословляет нас… — горячо зашептала Динка.
Но пораженный Леня только крепче сжимал ее руку, и лицо его белело в темноте, как освещенный месяцем белый ствол березы.
— На жизнь и на смерть… — вдруг тихо и внятно сказал он и неожиданно горько улыбнулся. — Я почему-то испугался. Макака. Мне показалось, что-то разлучит нас…
— Нет, нет! Наоборот, это наш вальс. Яков подарил его нам. И где бы ни услышал ты, Лень, эту скрипку, знай — я рядом, я близко…
Они стояли на дороге и жадно слушали, пытаясь понять, что сулит им этот вальс.
— Он благословляет нас, — шептала Динка.
Леня молчал.
Дата добавления: 2015-11-26; просмотров: 69 | Нарушение авторских прав