Еду в метро с работы и читаю Чарльза Буковски, как раз тот рассказ про маленьких лилипутов, может читали, которые жили в клетке. То были двое мужчин и двое женщин, они постоянно ссорились из-за того, кому с кем трахаться. Апофеозом одной из этих ссор было то, что одна лилипутка отрезала своему собрату яйца, круто отомстила. Читаю в общем, хохочу украдкой, вдруг чувствую вместе со мной еще кто то читает, поворачиваюсь, смотрю, рядом со мной сидит довольно миловидная девушка и пялится в мою книжку. Не поднимая глаз, она спрашивает:
- и это вам нравится?
- Что именно?
- Ну, книжка.
- В общем да.
- Вы только посмотрите, хозяйка лилипутов возбуждалась глядя на то, как совокупляются эти карлики.
- Лилипуты.
- Вот я и говорю, лилипуты. А вас это возбуждает, молодой человек?
- Не знаю, у меня нет трахающихся лилипутов.
- Жаль. Я бы посмотрела, вы куда едете?
Так спрашивает, как будто я еду на ебущихся лилипутов смотреть.
- Домой.
- Может, угостите меня пивом?
- Пожалуй.
Не знаю зачем я согласился, наверное, мне было интересно, что дальше эта девчонка отмочит. Мы вышли на Проспекте мира, и пошли на улицу, потом я купил в киоске два пива, и мы начали его пить прямо на улице сидя на парапете у «Олимпийского», мы молчали. Она начала первая:
- я от мужа сегодня ушла.
- Посочувствовать вам или принести поздравления?
- Он сошел с ума, он фотограф.
- Быть фотографом по Вашему значит быть сумасшедшим?
- Нет, он как человек сумасшедший.
- А что он такого делал?
- Ничего, он считал себя гением и тем задолбал меня. Недавно он соорудил
виселицу в ванной, сфотографировал ее, сделал снимок, увеличил его до огромных
размеров и водрузил над супружеским ложем.
- Что он хотел этим сказать?
- Он назвал эту работу «Проблемы насущного».
- О! Как он нашелся, браво!
- Да, да. Угостите, меня еще пивом.
Я купил еще пива. Мы долго разговаривали об искусстве, о Буковском, Берроузе, Миллере, должен сказать, что редко встретишь девушку с такими литературными пристрастиями. Она сказала, что не может больше заниматься любовью, так как ей во время полового акта всегда мерещится виселица, крепко сдобренная мылом, скользящая и туго душащая в последствии. Она сказала, что во время секса она мучается от удушья, хотя ее на самом деле ни кто не душит, она боится умереть, она вообще, как оказалось, боится смерти. Я рассказал ей, что недавно был на похоронах человека, умершего от рака и его мертвенное лицо так же внушило мне смертный ужас, теперь я то же боюсь смерти, а вот раньше я к ней относился с прохладцей.
- Как вы думаете, тому лилипуту было больно. - Спросила она.
- Какому?
- Ну тому, которому яйца отрезали?
Я не знал, что ответить, я просто смотрел на то, как накрапывающий дождь бежит по лужам, вот кому на самом деле нет дела до боли, думал я.
ЯЩЕР
Генрих Нилыч Подлватов был знаменит тем, что по ночам превращался в ящера, некого мерзкого варана. Так он и спал в кровати расставив в стороны свои лапки то и дело поскребывая коготками по подушке. Так же он урчал, когда ему снилось что - либо приятное или шипел, когда сны были недобрыми. Его жена привыкла к этому и не возмущалась. Почти все знали, что Генрих Нилыч превращается в животное, но ему об этом не говорили, ведь он ни кому не мешал. Все шло нормально, но вот однажды он задержался в гостях до поздна, жена уехала на юг, а он задержался за ужином у друзей, которые не знали о его превращениях. Друзьями являлась семейная пара Пургеновых. После полуночи супруги отправились на кухню за десертом и вдруг слышат в комнате страшный вопль не похожий на человеческий. Вбегают в комнату и видят сидящего на диване здорового варана, который смотрит на свои лапки и орет. Пургенова тут же онемела навечно, а ее супруг побежал на кухню за ножом. Вернувшись, он увидел лежащую на полу жену с безумными глазами и склонившегося над ней варана щекотавшего своим змеиным языком ей лицо. Потом Подловатов - варан и Пургенов подрались. Как уже упоминалось Генрих Нилыч не знал о том, что после полуночи зверит подобным образом и дрался он как то виновато, тихо скулил, было очевидно, что он сожалеет о случившемся. Но что было делать Пургенову, ведь любимая жена похоже сошла с ума, а в его квартире откуда ни возьмись очутилась склизская рептилия. Он жаждал мести, и размахивал ножом в разные стороны и одним таким взмахом отсек варану голову. Только он это сделал, как ящер тут же опять стал Подловатовым, но уже без головы. Ни дать, ни взять -убийство. Голова Генриха Нилыча закатилась под стол, ее глаза выражали удивление.
Подловатова похоронили. Пургенов сел в тюрьму, так как его истории про превращение Подловатова в варана суд не поверил, его супруга помимо немоты и безумия оказалась еще и парализованной. Что же стало с женой Генриха Нилыча, спросите вы, она так и не вернулась с юга.
ПОДЫХАЙ!
- Блюй, сука!
- Не буду.
- Блюй, падла!
-Нет.
- Сдохнешь ведь, зараза!
В ответ нечленораздельное бормотание.
Этот диалог, уважаемый читатель, я имел удовольствие слушать на гауптвахте Воронежского гарнизона, где отбывал очередное дисциплинарное наказание. Так вот, то общались начальник гауптвахты, военврач и осужденный на семь лет солдат, который торчал на губе в «одиночке» в ожидании этапа непосредственно в зону. Разговор этот (если его можно назвать разговором) происходил в месте для прогулки подследственных и осужденных, в так называемом «волчатнике». Что же произошло, а вот что. Солдат этот услыхав приговор и осознав то, что ему предстоит отправиться в колонию на довольно долгий срок, решил свести счеты с жизнью и наглотался в камере хлорки, которой руководство «губы» очень любило посыпать одиночные камеры, дабы усмирить разбуянившихся солдат. Видимо этот парень вел себя не должным образом, оттого и возымел возможность отравить себя посредством этой гадости. Как об этом узнали офицеры, остается загадкой. Тем не менее, беседа продолжалась.
- Пей, гад, воду и блюй!
- Не-е-е-е-т.
- Давай, пей, потом два пальца в рот!
- Ты, что же, рожа твоя каторжная, концы решил отдать у нас, да ты о
матери своей подумай, да о сестре!
- Да ладно, Петрович, прекращай, он бы о них лучше думал, когда финчасть аэродромного батальона шел обворовывать!
Военврачу вся эта бодяга видимо начала надоедать и он продолжал:
- Не хочешь блевать, ну и хрен с тобой, подыхай прямо здесь, нам по хер!
Пошли, Петрович, пусть он тут ноги протягивает в одиночестве, он собственно уже и так почти труп, тут никакое промывание желудка не поможет, это я тебе, как доктор говорю, ему уже вообще ни чем не поможешь, пойдем!
Начгуб почесал затылок и сказал:
- И то дело, хрен с ним, пошли.
Сказано, сделано, взяли и вышли вон. Солдат повыл, поматерился, поежился, а потом стал судорожно воду из ведра пить, совать пальцы в рот и блевать. Должен сказать, что зрелище это было ужасное. Бедный парень глотал воду так, как будто не пил год, а потом, издавая гортанные рулады вырыгивал все из себя, содержимое его желудка разливалось по всему «волчатнику». Все это происходило на глазах десятка дисциплинарников (среди которых имел честь быть и я), которые в это время фигачили строевым шагом по плацу и в последствии остолбенев от увиденного остановились.
- Чо зенки повыпятили, ишь рожи, а ну ка строевым шагом а-арш!
Начгуб, вернув нас в чувство своим грозным рыком, повернулся к
обомлевшему и побледневшему осужденному:
- Ну чо, жопа, смотрю подыхать расхотелось, ну так вот, очухивайся давай, и за уборку, кто за тебя твою рыготину убирать будет, я что ли, глянь ка заблевал все кругом! Иваныч, слышь, проблевался таки, мерзавец, да тебе психологом надо работать, как ты его а! Ну да ладно, ты давай, раздавай, чувствую, мне сейчас повезет!
Мы перешли со строевого шага на обычный, можно минут пять отдохнуть, пока начгуб в своем кабинете режется с доктором в дурака.
Дата добавления: 2015-12-08; просмотров: 48 | Нарушение авторских прав