|
Немцы, с которыми мы исторически делим зону отдыха, с осуждением наблюдают, как прирожденные массажисты воодушевленно трудятся над нашими телами прямо на пляже. Сами немки, в отличие от нас, загорают “топлесс”, независимо от возраста, но нас поголовно считают стахановками “легкой промышленности”.
Не стоит доверять ангельскому смирению Тани, когда она молча поворачивается на лежаке то в одну, то в другую сторону. Словно радистка Кэт, она прослушивает все разговоры близлежащих немок, которые, не подозревая, что русские знают какие-то языки кроме русского, вовсю полощут наше девичье белье.
- Они возмущаются, почему все русские девки ездят на отдых без своих мужчин!
Я тихо злюсь.
- Скажи им, что они во Второй Мировой перебили всех наших мужиков, а мы теперь из-за них мучаемся! Спроси еще, куда они своих бюргеров попрятали? Или они тоже за турками поехали, и обнаружили здесь конкурирующую фирму?
Со сложной гаммой чувств мы поглядываем на пожилых немок.
С легкой руки этих уважаемых фройлен в Турции активно процветает мужская проституция. Женщины лет сорока-пятидесяти приезжают со вполне определенными целями провести досуг с максимальной пользой для здоровья. Турки очень хорошо знают, что нужно немецкой фройлен. Четкого прайс-листа на “Sex on the beach” или «помпа» - это турецкий вариант - не существует, мадам может заплатить двести евро как за ночь, так и за проведенную вместе неделю. Обычно они тратят на своих аркадашей больше, оплачивая все счета в барах, ресторанах, пансионах и яхтах.
Иногда между Востоком и Западом происходят странные недоразумения. Одна приятная сорокалетняя фройлен, не так давно потерявшая мужа, плачется Шляпе о бессердечности турецкого плейбоя. Тот страстно объяснялся в любви и ходил к ней с цветами, а накануне отъезда своей дойч мадам сообщил ей, что она должна ему триста евро. Каково же возмущение Шляпы, когда он узнает, что турецкий плейбой – его друг Окан.
- Мерзавец! Я убью его!
Он разыскивает меня и кричит, что Тане надо немедленно расстаться с мерзавцем. К нашему удивлению, известие о похождениях Кокона ее только заводит.
- Я ведь не замуж за него выхожу, - игриво заявляет она. Тем более он женат!
Шляпа тем временем вынашивает план мести. Немка оказалась его старинной приятельницей.
Али, роковой чернобровый ловелас, рисуя нам тату чуть ниже поясницы, рассказывает, что некоторые русские мадам уже взяли пример со своих немецких соратниц и готовы вступать в деловые отношения. Но среди русских женщин купля любви пока не получила широкого распространения.
Стоит ли говорить, что на фоне немок, олицетворяющих потребительский подход к мужскому полу, русские женщины слывут небесно романтичными и дружелюбными.
Вы другие, - говорят турки с уважением, - у вас чувства, слезы.
Мы не можем покупать физиологию. Мы сами выставляем себя напоказ и продолжаем шокировать чужестранцев чем только можем: чересчур короткими юбками, высокими каблуками (по которым сразу определяются русские женщины на отдыхе), крашенной белокуростью и компанейским безрассудством, книжной интеллигентностью и беспробудным пьянством.
Одна девушка во время экскурсии спросила:
- А что это у вас везде такое, вроде как ракета, а рядом что-то круглое?
Ей терпеливо объяснили, что мечеть. А другая поинтересовалась - почему мечеть без икон, внутри вся в кафеле и похожа на турецкую баню?
Нам все прощают.
Для русских и цены другие - пятьдесят процентов от тех, что немцам говорится. Спрашиваем про ковры, мол, сколько? - по 150. Да ладно, говорим мы, русским отдайте дешевле, вон, немцы богатые, им по 150 и продавайте! Что вы, машет руками продавец, мы вам русский цена говорим, немцам по 300 отдаем! Вот смотрите.
И правда, уехали немцы с коврами по 300.
Конечно, если Турция для немцев - третий мир, а для нас все равны.
Наконец засверкало. Я попираю босыми ногами восьмое чудо света, и прежняя жизнь уже не вернется. Я слепну от белоснежного сияния и исчезаю в вязком осадке опасных для европейского разума мутных вод единственного в мире источника Pamukkale. Священный Поток уносит меня все дальше и дальше от нестерпимой московской гари, прохладных лиц и ненужных визитов. Уже как в тумане суета телекамер, решетка груженой рамсторовской тележки и зыбучие пески половых отношений. Я никогда больше не буду читать книг, в них абсолютно все - вранье. Правда - здесь, в этой теплой луже без запаха и смысла, я высовываю из нее свою рыбью голову и трогаю плавником край вселенной. Меня уже давно нет с вами, Господа. Со мной - Дарья, мое второе “я”. Мы - две половинки одного имени - мы мажем друг друга грязью и с визгом и хохотом падаем в горячий источник, поднимая фонтан брызг. Я рисую у него на лице историю африканских племен и он превращается в неотразимого бушмена. Ему безумно нравится быть моим “грязным негром”. Он даже выучил эти слова по-русски. На самом деле, это прозвище родилось из страшно неприличного анекдота, который он сам же мне и рассказал. Абсолютно счастливые, мы ныряем в глубины веков. H2O легко пузырится где-то над нашими головами и здесь, среди бурых камней, я торжественно хороню свое одиночество.
Мягкая женщина
Вечером мы с Таней сидим на балконе среди фиолетовых цветов, слушаем сладкие и тягучие, как восточный десерт, турецкие песни, в которых слышится мотив смертельной страсти, и думаем о том, что дома все совсем по-другому, и это, наверно, цивилизация во всем виновата. Это она вытравливает все живые проявления сексуальности у целых народов. Там, где цивилизация умов еще не состоялась, бушуют первобытные страсти. А может, мы просто перепутали жанр курортных романов с образом жизни.
Шляпа уже ждет меня. Сегодня он поверх красной рубахи одел черный кожаный пиджак, и стал похож на героя из фильмов Альмадовара. Он чем-то удручен.
- Я так долго ждал тебя! Мне стало казаться, будто все наши встречи мне приснились. Боялся, что ты выйдешь, и сделаешь вид, что мы незнакомы.
О душа моя, я избавил тебя от всех закоулков, я отвратил от тебя пыль, пауков и сумерки.
О, душа моя, я смыл с тебя маленький стыд и добродетель закоулков и убедил тебя стоять обнаженной пред лучами солнца.
Из почерневших глубин райских кущ слышен знакомый пьяный говор. Вечер вновь сгущает безысходную тоску вечно лишних на родине русских баб, и пьяным нахрапом они штурмуют и без того открытые турецкие крепости. Выпьем? - Выпьем. Disco? - yes, evet, disco! Варум, тешекюр эдерим, знание языков необязательно, благополучный вавилон, межполовое эсперанто, жесты - для пересказа разных пустяков. И - без тормозов - резко ввысь по крутой эрозии горной тропы. Удержишься - не удержишься. Риск баламутит бабью кровь, быть может, в последний раз. Если повезет - не в последний. А вокруг с показным пофигизмом встали синие горы - молчаливый свидетель безумных проявлений загадочной русско- восточной души.
- Дарья! Дарья!
- Что такое?
- Прости, мне показалось, ты где-то совсем далеко. Я испугался.
Странно, где же я еще должна быть, если он со всей страстью вклинивается в мое белое тело. Еще и развернув меня спиной к себе.
Разгоряченные, мы лежим, прикрыв глаза.
- Скажи, а я толстая, да?
Шляпа удивленно открывает правый глаз:
- Ты шутишь? У тебя самая красивая фигура. Ты же женщина! Женщина должна быть мягкой. А ты фантастически женственна.
ххх
Я возвращаюсь домой и ставлю в магнитофон кассету, которую мы купили во время прогулок со Шляпой. Читаю записку на столе: «я на гастролях, не скучай, Славик». Вряд ли он на гастролях, впрочем, почему бы это не назвать «гастролями»? Хорошо хоть никто не будет давить на психику. Начинаю распаковывать сумку и слезы вдруг начинают литься по лицу ручьями. Хочу остановиться, но не могу. Как же я теперь буду жить???
Пытаюсь разобраться в чем дело. Скучаю по Шляпе? Скорее по сизой горе на горизонте, по широким просторам, по фиолетовым цветам, увивавшим наше окошко и… по своей новой подруге.
Моя квартира кажется мне консервной банкой, для которой у меня нет подходящей открывалки. Надо срочно позвонить Тане.
- Ты?
- Да.
- Что делаешь?
- Я не знаю, что делать. Знаешь, я забыла, как жила раньше.
«Октябрьские купальни»
Проходит лето. Шляпа, подобно Петрарке, пишет любовную лирику, которую я ежедневно получаю по «мылу». Не проходит и дня, чтобы мы не созвонились с Таней. Таинство, совместно пережитое, отделяет нас двоих от всего остального мира. Мы сроднились как сестры.
- Тань!
-???
- Мы должны вернуться в Турцию.
- Да я только об этом и думаю! Сама знаешь.
- Когда же наконец? И куда – в Аланью или Кемер? Может, в Мармарис?
- Давай как всегда. Открой какую-нибудь книжку!
Я беру с полки первую попавшуюся книгу, открываю не глядя и держу пальцем неведомую строчку.
- Ну что?!
- Сейчас. Читаю: «как печален вид октябрьских купален…»
Мы смеемся. Время вылета нам уже известно.
Правда, от нашего предсказания слегка повеяло осенней грустью.
Выясняя финансовые параметры октябрьских купален в интернете, я натыкаюсь на русско-турецкие лав-стори. Что и говорить, чувствительны мы до безобразия. Наши сайты о Турции завалены откровенными признаниями сорокалетних, несовершеннолетних, замужних и одиноких баб о невероятных встречах, счастливых романах и реализации несбыточных надежд.
Здесь есть стихи, посвященные священной земле (патриотам есть над чем задуматься), и даже пьесы, обещания вернуться и бабий восторг, омраченный редким разочарованием:
“Он немного зарабатывал и я не требовала от него походов по ресторанам и дискотекам. Но все было так мило, романтично, наивно, свежо. Боже! Я забыла про свои 43!”
“Турецкая любовь?! Да все они бабники и обманщики.”
“Но неужели это я, девочка с глазами по пять копеек, сижу в самолете, выполняющем рейс Шереметьево- Стамбул, бросившая все для того, чтоб вновь пусть не надолго увидеть ЕГО?! Сердце бьется через раз, коленки предательски дрожат, несмотря на выкуренные ещё в Шереметьево полпачки сигарет...”
“Слезы, слезы, слезы, ненавижу их. И как же жить теперь? Как раньше- от sms к sms, от разговора к разговору?!!”
“Я бы предложила взять курорты Турции на вооружение психиатрам, по-моему, туда надо посылать лечить депрессию, меланхолию и т.д. Уверяю вас, вылечат.”
No comments.
Ресепшн в турецком отеле – третье роковое место после бара и анимации. По приезду нас заселяют в номер с огромным жирным пятном на стене, и мы приносимся обратно. У стойки – турок как турок, высокого роста, и нас самих рассматривает нас с головы до пят.
- Другой номер есть?
- Нет, все заняты.
- Тебя как зовут?
- Рустам.
Я кладу перед Рустамом десять долларов.
- Пойдемте.
Он неплохо понимает по-русски.
Мы переносим с его помощью сумки на второй этаж нашего маленького корпуса. Я открываю дверь и ахаю: под нами апельсиновый сад с десятками оранжевых солнц на каждом дереве, а впереди – серые ласковые горы. Солнце уже присело на верхушку одной горы. Кемер тоже бывает очарователен.
- Нравится?
Пока мы радостно киваем, Рустам не спускает глаз с Татьяны.
- Если что будет нужно, обращайтесь.
И оставляет на подушке мои десять баксов.
В темноте мы бредем по берегу, озябнув после ночного купания.
- Тань, смотри, какой-то огонек.
- Похоже на костер! Пойдем погреемся.
До утра мы сидим в компании турецких меланхоликов, обсуждаем русских девушек и турецкое вино. Мы довольны – чем спокойнее приезд, тем безумнее отъезд. Главное, у нас уже есть друг Юнус, что в переводе с турецкого значит Дельфин. С ним мы пойдем в горы на поиски большого водопада. А также у нас бесплатный скутер на завтра и легкий вечер с вином и поцелуями на сегодня.
Сонный Рустам у входа просит нас задержаться на секунду.
- Вы хотите, чтобы вам устроили влажную уборку?
- В шесть утра??!
- Шучу, не уходите, пожалуйста. Нет, если скажете – сделаем. Чаю? Вы – Таня?…
Я оставляю их двоих в зеленых плюшевых креслах. Высоким всегда нравятся высокие. А мне на сегодня хватит дельфиньих серенад, теплых волн и потрескивания легко возгорающих турецких дров.
ххх
За завтраком Татьяна светится от счастья.
- Ну что, Каланча порадовал?
Таня смеется.
- Ты знаешь, он таким задушевным голосом сообщил мне…
-???
- Что у меня чудесное узкое влагалище! Ха-ха-хах! А вообще он воспитанный мальчик и даже читал Достоевского.
- Что-то я не припомню, чтобы Достоевский писал что-то о влагалищах!
Зачарованная красотой чеканных тарелок и резных раковин, захожу в сувенирную лавку. Прожженый продавец восточных диковинок уже колдует над моей симпатичной соотечественицей. Слышу стандартный набор фраз: ты очень красивая, выходи за меня замуж, у меня три магазина. Все врет: что три магазина, и что женится. Наверняка у него дома в Адане - жена с детьми, магазин не его, но смотрит он на свою избранницу так страстно, что ей уже все равно, ездит он на велосипеде или на кадиллаке. Тем более что живет он в какой-то загадочной стране, один бог знает, как тут люди живут, но место ужасно романтичное. Тут уж подносят турецкий чай, который грех не посмаковать за милой беседой с горячим незнакомцем, тем более что обещана приятная скидка, и атака продолжается.
На выходе из отеля меня круглые сутки подкарауливает Продавец Кож. Кожаный магазин старого ловеласа находится рядом с дверями нашего reseption. Заметив, что моя подруга не противится ухаживаниям турецкого Онегина, он делает характерный для турка вывод: значит, и я ломаться не стану, есть шанс. Он бросает кожу к моим ногам, словно это меха шанхайского барса.
- Красавица моя! Какая ты вкусная! До чего не люблю женщин, у которых кожа да кости!
Конечно, от суточного пребывания среди кож захочется настоящего мяса.
С трудом уворачиваюсь от подарков (эх, чай не в Турции живем, дубленочка не помешала бы!) и бегу к Дельфину.
- Hi! I really missed you!
Он катает меня по волнам на скутере и рассказывает о том, как когда-то собирался жениться на русской Кате и даже приезжал к ней в Москву. Дело закончилось, разумеется, тем, что Катя попала в аварию и умерла. Также заканчивались как минимум пятнадцать историй из интернета. Ладно, бог его знает, что правда в этом русско-турецком эпосе. До вечера мы лежим на песке с моим лысым романтиком. На вид ему лет тридцать пять, хотя, наверно, он моложе меня, а спрашивать неохота. Он владеет пятью языками и выглядит очень солидно. Вряд ли Катя нашла себе лучшую партию, с этим дельфином не пропадешь, он огромный и плечи у него широченные, а в груди большое доброе сердце.
Но меня вдруг охватывает тоска по родной Шляпе. Неужели я смогу не позвонить ему? В кошельке лежит карточка его агенства. У него даже нет мобильника, да и кожаный пиджак он брал у кого-то напрокат. А как мы встретимся? Я к нему не поеду, а его не отпустят с работы, Шляпа – человек подневольный, и порядки у них, не то что у нас. Тем более к бабе, ни один турецкий шеф со зла не отпустит! Конечно, он далеко, и никогда не узнает, что я приезжала…Но мне хочется сообщить ему, что я здесь, и услышать его реакцию. Когда вокруг такое количество сносных мужчин, неожиданно для себя становишься жестокой.
- Derya?!! Derya??! Where are you?!!!!
Кажется, от такой страсти перегорит телефонный провод.
- Ну, что сказала Шляпа? – Таня горит желанием увидеть старого друга.
- Орал как сумасшедший. Бросает на три дня работу и летит к нам на крыльях любви. Не уверена, что так уж хочу этого! А у нас ведь двухдневная экскурсия в Памуккале!
- Значит, он поедет с нами.
Перезваниваю ему и договариваюсь встретиться в Анталии. Встретить его на своей территории я еще не готова.
Я не знаю страха. Я пожираю людей, и поэтому их не боюсь. В красных льняных штанах с разрезом до жопы я брожу по анталийскому порту. Накрапывает дождь, погода не та, что была здесь в конце мая. Сердце мое разрывается от безумной любви к той туманной горе, к брусчатой портовой площади и десятку невостребованных в этот октябрьский день больших деревянных яхт. Что-то я потеряла здесь сто лет тому назад. Пообедав за 60$ в самом дорогом рыбном ресторане с видом на яхты и закат я остаюсь без средств к существованию. Тщетно ожидаю я объект своей любви - он растворился в пространстве и не может предстать антропоморфно. Понимаю, что опоздала. Внешность моя становится тем временем все более промокшей. Высокие каблуки забиваются в расщелины между брусчаткой и вот уже где-то застряла тонкая набойка. Я нахожу ее и неловко встукиваю на место, вызывая недюжинный интерес у окружающих продавцов, высунувших под дождь свои длинные носы из уютных турецких лавочек, полных всякой восточной диковинки. Вид у меня наверно уже просто подозрительный, потому что против обыкновения со мной никто не здоровается, все молча уставились и смотрят. Я чувствую спиной их напряженные взгляды - они не узнают меня, хотя я живу здесь уже двести лет. Я поселяюсь в пестрых разукрашенных кофейниках и старинных медных лампах, в круглых камнях нежного моря и в сердцах радушных восточных хозяев. Но мне пора. Я пожираю все, что вижу вокруг себя. Сначала я откусываю мачту самой красивой яхты, потом поедаю всех возбужденных посетителей прибрежной дискотеки Club-29, закусываю каменной дамбой и на десерт глотаю красный турецкий флаг с месяцем и звездой, все равно он уже здорово выцвел за этот жаркий сезон. Потом я сажусь на пристань, свешиваюсь лицом к воде в позе дикой кошки и начинаю жадно пить соленую воду. Может быть, я лопну на последней капле. Но поймите меня правильно, не могу же я оставить здесь это море. Просто не могу. Оно булькает у меня в животе, а рука нащупывает обломки старинной башни в кармане моих красных льняных штанов. С бесстыдным разрезом до жопы, открывающемся на каждом шагу, я несу свое тело в исходную точку. Я уношу с собой дождь, вечную любовь и все анталийское побережье.
Я напрасно жду Шляпу и болтаюсь в Анталии до вечера. Вот к чему приводит отсутствие мобильной связи. Возвращаюсь в отель уже в темноте, быстро пробегаю мимо Продавца Кож, Таня хватает меня за руку и тащит к Шляпе.
- Он ждет тебя целый день! Совсем обезумел! Где она, где она, где она?
- Как это где??! Где договорились!
- Он думал, раз пошел дождь, ты не поедешь в Анталию.
- Когда это нам мешал дождь?!!
- Да он уже ездил туда, но тебя не нашел.
В темноте у Шляпы блестят глаза, он похож на людоеда. Я проглатываю собственную улыбку и заготовленные слова.
- Я снял номер у вас в отеле. У нас всего три дня.
Шляпа вытаскивает пачку денег. Похоже, он ограбил банк. Этот мог! Сейчас ему весь мир по колено.
Я хочу переодеться, и мы заходим к нам в номер. Таня мурлыкает под душем, а я не могу понять, что случилось с моей кроватью. Она вся усыпана лепестками роз, постепенно я различаю большое сердце и слова, которые мне уже знакомы: SENI SEVIYORUM. Люблю. Я улыбаюсь.
- Когда это ты успел?
Но он не разделяет моей радости.
- Нет, это ты когда успела?
Белки шляпиных глаз злобно багровеют.
- Я узнал, что вы приехали несколько дней назад. Почему ты мне раньше не позвонила? С кем ты еще встречаешься?!!
Ну вот, началось.
- Звонила, просто код неправильно набирала. Не дозвонилась.
- Кто это был в твоем номере? Это твоя постель?!!
- Как, это разве не ты?..
Ну, не Таня же пошутила с лепестками роз. В самом деле, кто еще мог признаться мне в любви?!! Кажется, сама Турция разыгрывает меня. Я поскорее увожу Шляпу в его номер, подальше от загадочного розового сердца, и подмигиваю выходящей из ванны подруге. Сейчас мы во всем разберемся.
С утра мы уезжаем на два дня в Памуккале, и Шляпа едет с нами. Туркам нельзя с русской группой! Спокойно, это наш турецкий муж. Шляпа виртуозно улаживает конфликт. Так мы хоть избежим лишних вопросов в отеле и увезем Шляпу подальше от дельфиньих глаз.
В бассейне Клеопатры происходит конфуз. Пока Шляпа ждет нас на берегу, мы с Таней попадаем в эпицентр турецкой элиты, пузырящейся в теплой минеральной воде.
Я обмениваюсь шутками с полным молодым писателем, который возлежит на камне, словно пророк. Подруга ныряет с его друзьями, чтобы получше рассмотреть античное дно и фигуры новых знакомых. Ради того, чтобы рассмотреть ее саму, глубоко нырять не надо. Пятый размер груди, искусно встроенный в стройное тело, виден издалека. Я начинаю жалеть, что мы поехали со Шляпой, который уже заметил оживленную тусовку посреди древнего бассейна и мечется по мостику. Делаю вид, что не замечаю его. Как бы он не прыгнул к нам, но для этого ему придется потратить минут десять на покупку билета и дождаться очереди.
Мы наслаждаемся мужским обществом еще немного, а когда краем глаза я замечаю, что Шляпа спускается к воде, сообщаю, что нам надо бежать, а то опоздаем на экскурсионый автобус. Писатель опечален, а Таня успевает забить бесполезную стрелку. Приходится чуть ли не вырывать ее из рук турецкой богемы. Приближающаяся Шляпа посреди бурлящей воды и старинных обломков выглядит устрашающе.
На обратной дороге я узнаю, что в Стамбуле у Шляпы есть жена и четверо детей. Кажется, его развели с ней из-за того, что он не смог содержать семью. Хотя он скрывает их истинные отношения под завесой ее туманных измен.
- Как-то мы с ней договорились провести день вместе, а она явилась только вечером, покрасневшая от солнца. Где была, не говорит, вся пятнами покрылась. Потом узнал, что она целый день провела на пляже с друзьями.
- И что тут такого?!!
Я рада появлению этой жены, и не без удовольствия отстаиваю ее интересы. Она дает мне право не проявлять к Шляпе былой страсти.
- Как что?!! Мы же не в Америке живем!
Шляпа долго рассказывает о своих подозрениях, как ему изменяла жена. Если она действительно художница, как он говорит, то – возможно, почему бы и нет. Творческая личность быстро задохнется в таком турецком браке. А четверо детей – явно «из неосуществленного».
Попутно выясняется, что танин Кокон подрался с шефом и сбежал из агенства с большой суммой денег. Теперь его разыскивает полиция. А милая Уля накопила денег на обратный билет и удрала от молодого турецкого мужа домой к родителям. Хватит испытаний! За три года я повзрослела здесь на целую жизнь, - заявила она. Шляпа замечательно рассказывает в лицах.
У него совсем закончились деньги. Еще бы, всякие подарки, экскурсии, вино и горячие источники, - я так и не спросила, какую лавочку ограбила бедная Шляпа. У него остается только на автобус до своего Побережья - «инджекума», и мы уговариваем его сойти в Анталии, все-таки поближе будет. Не ехать же с ним обратно в отель!
И правильно делаем: у входа в отель нас встречают Продавец Кож под руку с Рустамом.
- Дорогая, нашла ли ты мое сердце на своей постели? Кто это к тебе приезжал?
Ах вот кто автор картины из розовых лепестков!!! Продавец Кож! Приплатил персоналу за художественное творчество, просчитанный трюк, даже кровати умудрились не перепутать.
Это за его узоры мне пришлось отдуваться перед Шляпой. У тебя ни одного шанса из ста, Продавец Кож, во-первых, ты торговец, а я не товар, а во-вторых, твои лепестки я запомню надолго.
Предоставив номер Тане с Рустамом, я бегу на пляж. Издалека вижу огромную дельфинью спину, покрытую бронзовым загаром.
- Я и не ожидал, что буду так скучать.
Он заходит в море, и я заползаю к нему на плечи. Наверно, я занимаю одну четверть от площади его тела, такой огромный мой абориген. Я обнимаю его бритую голову. Солнце уже укатилось, но еще мгновение цепляется за край горы. Мы прижимаемся друг к другу телами. В воде это другие ощущения, совсем первобытные. Не зря же жизнь вышла из воды, а многие существа вообще без воды не размножаются.
- Дельфинчик, когда отправимся за водопадами?
- Завтра готовы?
- Мы всегда готовы!
- Я за вами заеду. В час буду ждать у входа в отель.
Я забавляюсь, представив завтрашнее выражение лица Продавца Кож. Слегка отомщу ему за любовные узоры на моей кровати.
Пытаться достичь водопада Довериться аборигену Мчаться на безумной скорости по тонкой горной кромке, почти срываясь вниз, под наши громкие вопли Остановиться в безмолвном каньоне, в узком ущелье меж двух гладких скал до небес Брести пять минут по обжигающей ледяной воде Плыть десять минут в ледяной воде Идти по пояс в ледяной воде уже час Взбираться вверх над первым водопадом по шатким ржавеющим лесенкам, не оглядываясь и не смотря вниз от давящего ужаса Не чувствовать ног Не чувствовать ничего Не дойти до большого водопада Слышать огромный круглый валун, висящий над головой Частичная потеря памяти Полная потеря сил Беспредельное познание мира Двадцать миллионов лир на чай
В 29 лет легко идти на смерть Нет чувства самосохранения Нет, собственно, ничего Все есть, но ничего нет Есть только одно - желание слиться с окружающим миром Мимикрировать Лишиться собственного “я” которое весит тонн двести как тот валун над головой Ликовать от собственной пустоты Тупо жрать дыни и кидать корки вниз с синего утеса Аллах акбар
Дата добавления: 2015-12-08; просмотров: 81 | Нарушение авторских прав