|
Читайте также: |
– Динка! – кричит с террасы Мышка. – Дина! Леня едет на почту!
– Я еду на почту, – говорит, появляясь из кустов, Леня. Он ведет на поводу Приму и, увидев в руках Динки клеенчатую тетрадь, быстро спрашивает: – Ты читала свой дневник?
Динка молча кивает головой. Леня стоит перед ней такой высокий, сильный и красивый. Солнце освещает его пепельные волосы, зелень ореховых кустов отражается в глазах.
– А как бы поступила ты теперь, если бы эта Зоя снова появилась? – спрашивает он, напряженно сдвинув брови и щуря глаза.
Динке делается неудержимо смешно и весело.
– Еще хуже! – хохочет она. – Еще хуже! Я не стала бы терпеть так долго!
Но Лене слышится в ее хохоте насмешка. Он бледнеет.
– Над чем ты смеешься! – гневно кричит он и, шагнув к ней, закрывает ее смеющийся рот неожиданным долгим поцелуем.
Застигнутая врасплох, удивленная и рассерженная, Динка хочет оттолкнуть его, но сердце ее сильно бьется, руки не слушаются, и, очнувшись, словно во сне, она слышит удаляющийся топот Примы.
Не в силах понять, что случилось, Динка прижимает к губам холодную ладонь и долго смотрит на нее. Никогда не целовал ее так Леня… Может быть, он сошел с ума?.. Но почему же она ничего не сказала ему?..
– Что это было? – шепотом спрашивает Динка, оглядывая знакомую аллею.
Но вокруг все по-прежнему зелено и тихо. Все, все: и кусты, и деревья, и голубеющее над головой небо, и даже дремлющие в траве собаки – все осталось как прежде. И только в ней самой так неспокойно сердце. Словно стронутая с места льдинка, оно плывет и кружится между двумя берегами, не зная, к какому из них прибиться. И ему уже не вернуться назад, потому что то, что было, уже было. И в пятнадцать Динкиных лет это уже не «суматоха», не «чепуха» и не шутка – это маленький блестящий осколок, оторвавшийся от того чуда, которое люди называют любовью. Но Динка не понимает этого, она стоит растерянная, и щеки ее то вспыхивают от стыда и гнева, то бледнеют от глубокой внутренней тревоги, потому что нет у нее, у Динки, оружия против неожиданного, наступающего врага, потому что враг этот – ее собственное сердце… или, может быть, тот дорогой ей человек, которого она сама привела в свой дом. Все равно, в обоих случаях она бессильна…
Динка чувствует себя как полководец, внезапно растерявший всех своих солдат. Она стоит, упершись глазами в землю. Над цветком ромашки надоедно гудит и кружит шмель с желтой бархатной спинкой, Динка отбрасывает его ладонью в траву, ей кажется, что его нудное гудение мешает ей думать. А думать есть о чем. Тщательно, по крупинкам, собирает Динка накопленный опыт жизни, и недаром с самых ранних лет она внушила себе мысль, что только для мертвого человека нет выхода из положения, а для живого он всегда есть.
– Мы еще посмотрим, кто кого… – с угрозой говорит Динка, и в глазах ее рассыпаются злые, колючие иголки.
«Мы еще посмотрим. Может, он начитался дурацких романов и хотел показать мне, какой он взрослый, а я просто не ожидала, ведь это любому человеку зажми вот так рот, всякий растеряется… – с раздражением думает Динка и тут же с грустью отвечает себе: – Нет, Леня не читает романов, ему некогда их читать, просто он подумал, что я смеюсь над ним, и сделал это со зла… Но я тоже сделаю ему назло, завтра же пошлю Хохолку телеграмму: „Емшан, емшан, приезжай с велосипедом“. И я уеду с ним на целый день. Я не слезу с этой рамы, пока у меня не начнутся пролежни… И пусть бесится тогда…»
Зла, очень зла, унижена и оскорблена Динка, но сквозь всю эту накипь прорывается вдруг неподдельное чувство к Лене:
«А ведь я могла бы ударить его. Хорошо, что у меня отнялись руки…»
Глава 29
Дата добавления: 2015-11-26; просмотров: 75 | Нарушение авторских прав