Вместе с матерью

автобусах, пересаживаясь с одного автобуса на другой. Выходил из дома рано утром, возвращался поздно после проведения всех уроков, всех внеклассных мероприятий, всевозможных совещаний, собраний, педсоветов, заседаний методических объединений, родительских собраний и не только. Домой приносил ежедневно стопы ученических тетрадей, которые надо было проверить до утра. Так много мне и раньше приходилось работать, но тогда у меня не было семьи. Дети наши были маленькие. Поэтому моя супруга Таня устроилась работать в детском учреждении - детских яслях карандашной фабрики методистом-воспитателем, куда определили младшего Женю, так, чтобы он находился близко от себя, ведь ему еще не было и года. Старшего Леню определили в детский садик механической мельницы. Таня утром уходила на работу с двумя детьми. Леню сначала по пути отводила в садик, потом катала коляску с Женей до яслей, где работала целый день. Таким же образом возвращалась с работы. Так ежедневно: и зимой, и весной. Зимой еще дома надо было создать тепло и уют. Было печное отопление. Для отопления заготавливали две машины дров – «карандашные чурки» (такие кирпичики хвойного дерева, отходы, имеющие сучки, из карандашной фабрики). Такими дровами топили печь. Печка на кухне была очень низкая с чугунной дверкой, во время топки плита и дверь печки накаливались. Мой маленький сын Женя приложил ладошку к этой двери и ожег ладошку. Потом мать его ежедневно ходила с ним на перевязку, пока не поправилась ладошка. В этой квартире мы прожили пять лет. Зимой 1966 года к нам в Томск в гости приехали наша тетя Дуся, сестра моей матери, о ней я уже писал. Приехала к нам по железной дороге (это четыре дня пути) в то время, когда в Сибири стояли большие морозы больше сорока градусов. Эта маленькая хрупкая женщина, пережившая много в жизни, когда в годы войны работала в предприятиях торфоразработки около города Иваново, рубила зимой лес в Порецком и Алатырьском районах, не боялась разъезжать по стране. Она говорила, что недавно была в Киево-Печерском лавре. Вот теперь приехала к нам, к своему племяннику и внучатым племянникам в гости. Я помню, что она еще до войны ухаживала за нами, любила нас как своих детей. Из моих родных наша тетя Дуся первая, раньше всех других, познакомилась с моей женой Таней и стала для нее родной и любимой, они быстро нашли общий язык. Жила наша тетя у нас больше недели.

После окончания учебного года в 1966 году меня назначили директором школы № 17. Я согласился перейти на эту работу лишь потому, что школа эта находилась близко к дому. В это же лето я вместе с учениками семнадцатой школы выехал на теплоходе по реке Томь и Обь в поселок Могочино, где я близко к поселку на берегу Оби для учащихся должен был организовать пионерский лагерь. О том, как обеспечить лагерь необходимым инвентарем, как создать условия для жизни ребят, как организовать питание пионеров, раньше вел переговоры со здешним поселковым «начальством» бывший директор семнадцатой школы И.Я.Гришаев. Мне предстояло претворить в жизнь все это. Да, поселковое «начальство» и торговые организации помогли во всем. Начальником лагеря назначили преподавателя физкультуры школы Слукина, подобрали воспитателей и вожатых. Поваров и технический персонал набрали в поселке Могочино. За одно, хоть несколько слов о поселке Могочино. Этот поселок, стоял на берегу реки Обь полностью на толстом слое древесных опилок, отходов от распиловки хвойных деревьев, которые доставлялись сюда из Сибирской тайги. Все дома стояли на прессованном толстом слое древесных опилок. Когда были установлены палатки на живописном месте на берегу Оби, когда было организовано питание ребят, когда пионерский лагерь начал «жить» в обычном ритме, я на речном судне «Ракета» с подводными крыльями вернулся в Томск. Ехал спокойно с чувством выполненного долга, сидя в кресле, и всю дорогу читал книгу из серии «Жизнь замечательных людей» о Робеспьере.

В это лето в 1966 году, в августе месяца к нам в гости приехал мой отец. Я уже писал о нем. Отец мой человек с иной психологией по сравнению с нами, с его детьми. Ему нужно было родиться в другое время. Он привез с собой из Чувашии в Томск около десяти мешков яблок. Для Сибири яблоко лакомство, богатство. Правда, на базаре яблоко продавалось, преимущественно из Средней Азии, доставлялось поездом из Андижана. Привезенное яблоко отец сортировал. Их этих яблок мы варили варенье, угощали соседей. Большую часть отец продал на рынке по «сибирским» ценам, этой продажей выручил все затраты за дорогу, считая предстоящие расходы при возвращении обратно в Чувашию. Для него были дороги мы: его сын, сноха, его внуки. Он очень хорошо отнесся к моей супруге Тане.

Итак, я в 1966-67 учебном году я стал директором школы № 17. К началу учебного года вернулись наши пионеры из Могочино, вернулись загорелые, веселые и все здоровые. Начальник лагеря Слукин доложил, что не было никаких неожиданных «эксцессов». Будучи директором школы, я вел математику в двух седьмых классах. Работал спокойно, и все было хорошо. Но не сложилось нормальные деловые отношения с заведующим Ленинским районо города Томска. Это сказалось в моей дальней работе. Но после окончания учебного года я сделал капитальный ремонт здания школы. Это двухэтажное деревянное здание до Октябрьской революции принадлежал купцу Родюкову – торговцу хлебом, хозяину единственной мельницы в городе. Это был его дом. С того момента, когда хозяином дома еще был Родюков, ничего не изменилось. Хотя было уже паровое отопление, но во всех классных комнатах стояли старые кирпичные печи, которые занимали место. Были очень неудобные лестницы между этажами, были какие-то замурованные парадные входы, превращенные в склады всякого хлама, ненужных, старых вещей, ветхих наглядных пособий. Я вместе с завхозом школы И.Я.Попович решил все переделать. За одно заменили, пришедшую в негодность, высокую дымоходную трубу котельной школы, которая находилась в метрах тридцати от здания. С великим трудом ломали и убирали кирпичные печи в классах. Из каких добротных, прочных кирпичей были сделаны эти печи, да и печи превратились в большие прочные кирпичи. Потом мы жалели, что напрасно мы затеяли все это, не надо было их трогать, стояли бы они не одно тысячелетие как памятник. Невольно сравниваю эти кирпичи с теми, так называемыми кирпичами, которые штампуют в наше время заводы. Из них сейчас строят дома, которые нужно в каждый год ремонтировать, и живешь в страхе, что дом обрушится на головы при небольшом взрыве газа на кухне. Опять я отвлекся. Парадный вход в здание школы мы открыли, Здесь обнаружили кипы писем купца Родюкова, в том числе письма, адресованные купцам города Колпашево о торговле хлебом, старые дореволюционные газеты «Сибирские ведомости», изданные в Новониколаевске, старые плакаты времен гражданской войны, призывающие дать отпор колчаковцам, вступить в Красную Армию. Говорили с учителем истории Видяевой и завучем школы о создании школьного музея. Кроме того, в школе было много материала о защитниках Брестской крепости в начале Великой Отечественной войны. Хранились письма Героя Советского Союза Гаврилова – защитника Брестской крепости, с которыми школа, учащиеся поддерживали связь, были экспонаты, привезенные из Бреста делегацией нашей школы, когда учащиеся школы были в Бресте вместе с Гришаевым, то время, когда он был директором школы. Были материалы о генерале Воскресенском, были его красочные портреты. Были фотокопии многих материалов, документов о гражданской войне в Сибири, присланные из музея Новосибирска, уже при мне. Опять я отвлекся. Ремонт всех классов сделали добротный, переделали даже кабинет директора. В ремонте школы материально помогало шефствующее над школой предприятие – речной порт. Речной порт не только выделял деньги, оплачивал за выполненные работы, но и посылал рабочих для выполнения работы. Я часто находился в это время в кабинете начальника порта. Много времени прошло с того времени, и я не помню его фамилию, ведь забыл. Несмотря на такую огромную работу, которую я проделал в школе, у меня не сложились отношение с заведующим Ленинским районо города Томска. Я, безусловно, не мог работать в таких условиях, когда меня систематически третирует вышестоящее «начальство» по принципу «я начальник – ты дурак». Я подал заявление об увольнении с должности директора школы заведующему городским отделом народного образования З.Барашевой, она, не вникая в суть, не поинтересовавшись моей работой, подписала приказ о переводе меня на работу в школу № 3. Школа эта находилась тоже недалеко от дома, можно было ходить пешком на работу. Работал я как будто так же, но работал без энтузиазма, с директором школы Колесниковым, историком по образованию, не нашли общий язык. Учебный год завершил нормально, в классах, где работал я, не было неуспевающих по моим предметам. Из учителей, с кем постоянно общался, с кем находил общие темы для разговора, имел одинаковые взгляды на жизнь, был учитель труда, рисования и черчения Хрусталев, ровесник мне по возрасту. Он часто приглашал меня к себе домой в гости, говорил, что послушаем пластинку с песнями Петра Лещенко. Но я, окончив работу, спешил домой, к своим детям, к супруге. Мне опять захотелось изменить свою жизнь, городские условия давали такую возможность. Решено – сделано. Узнал в отделе кадров завода измерительной аппаратуры, что меня, с моим математическим образованием, могут принять на работу экономистом, я уволился с работы в школе и перешел работать на этот завод. В конце августа месяца я начал работать инженером-экономистом в цехе № 9 завода электроизмерительной аппаратуры. Проходная завода находилась в двухстах метрах от нашего дома, поэтому очень удобно было ходить на работу. Работу я усвоил быстро. Для такой работы не нужно было иметь больших знаний, нужно была только умение анализировать все известные информации, небольшую сообразительность, знать четыре действий арифметики, владеть счетной техникой. В процессе работы кончил курсы экономистов промышленных предприятий, сдал экзамены на «хорошо», получил удостоверение об окончании курсов и считался дипломированным специалистом. Работал я спокойно, без замечаний со стороны начальства, ежемесячно получал премии, специальные поощрительные премии за создание «толстенной книги» - цехового ценника, за внедрение хозрасчета в мастерских участках, в год один раз тринадцатую зарплату, при выдаче которой на руки выдавали листы с подписями директора завода Хитринского, секретаря парткома Подковка, председателя профкома Гречиха. Цех наш только делал детали к различным электроизмерительным приборам, детали более трех тысяч наименований из металла: стали, латуни, свинца, даже из серебра, куда, к каким приборам идут при сборке эти детали рабочие, порою, и мастера не знали. Помню, говорили, что внедряется в производство изготовление прибора «Шкала», что этот прибор может установить место обрыва кабеля, находящегося в земле простым соединением этого прибора с кабелем в любом месте. Еще, пришла рекламация, на отправленные в Африку приборы, БМИ (может не прибор, а какой-нибудь агрегат). Говорили, что все детали, изготовленные из текстолита, сгрызли, съели грызуны, надо было найти замену этим деталям, изготовляя их из металла, чтобы по прочности, по весу, по электротехническим характеристикам не уступали замененным. Такая задача была решена. Работал я в этом цехе три года, за время работы здесь не было у меня ни одного конфликта, ни с кем. Хочется вспомнить людей, с которыми работали вместе, с кем делали какие-то общие дела. Помню начальника цеха очень интеллигентного и умного Кравцова, его заместителя Шадракова, деловых работников, знатоков своего дела мастеров механического участка Шурупова и Иванникова, мастеров автоматного участка Чигаткина и Дылевского, обаятельного молодого человека технолога Серебрякова, энергичных, работоспособных красивых женщин нормировщиков Зубареву и Поздееву. Ежедневное общение с ними, решение общих деловых вопросов заполняло рабочее время. Везде, где бы я ни работал, вел активную общественную работу. Здесь на заводе мне доверили быть руководителем политкружка. В моем архиве есть областная газета «Красное знамя», где была напечатана статья о моей работе как о руководителе этого кружка с положительной оценкой.

В 1969 году завод, где я работал, решил построить многоэтажный кирпичный дом гостиничного типа на том месте, где стояли наши деревянные дома, на перекрестке улицы Войкова и переулка Заозерной. Это место было близко к заводу, что было очень удобно в будущем для тех, кто будут жить в этом доме и работать на заводе. Было решено снести несколько частных домов, подлежало сносу и наш четырехквартирный деревянный дом. Предусматривалось жильцов снесенных домов переселить в благоустроенные квартиры большого пятиэтажного кирпичного дома, строительство, которого только что завершилось. Таким способом мы получили нормальную двухкомнатную квартиру на четвертом этаже в кирпичном пятиэтажном доме, как говорили, квартиру ленинградского типа. Дом находился недалеко от прежнего нашего дома, по улице Карла Маркса. Напротив этого дома сейчас центральный городской рынок. Дом рассчитан на жизнь в любых условиях. Кроме центрального отопления в каждой квартире была печь, где одна стена была превращена в дымоходные трубы, идущие с первого этажа до крыш, для каждой квартиры отдельная дымоходная труба. Мы так же, как раньше, заготавливали дрова - те же «карандашные чурки». В подвале дома были кладовки для хранения дров. Могли топить печь и для тепла и для того, чтобы приготовить пищу. Газа не было, конечно, не могли обходиться без электрических плит. Купили кое-какую мебель, нам казалось, все наши трудности ушли в прошлое. Но я опять тосковал по прежней работе, хотелось снова заниматься математикой. Чтобы удовлетворить свое желание, я устроился работать по совместительству (так говорили в то время) преподавателем математики в областной заочной средней школе, работал три дня в неделю, в том числе в субботу, когда на заводе был выходной день. Кроме морального удовлетворения это давало дополнительный денежный доход для семьи. Так устроена человеческая жизнь: все хорошее слишком долго не бывает. В ноябре 1969 мы получили телеграмму, что тяжело болен отец, что он при смерти, эту телеграмму получили вечером, а утром следующего дня получили вторую телеграмму, что он скончался. Я утром быстро попросил оформить кратковременный отпуск на заводе, мне выдали деньги на проезд, и в этот же день был в аэропорту, решил самолетом быстро добраться до Казани. Но из-за плохой погоды не выпускали самолет из аэропорта, несколько раз подряд все объявляли о задержке вылета самолета. Когда уже вылетели из Томска, когда приближались к Казани, опять неожиданно из-за плохих атмосферных условий не принимал самолеты Казанский аэропорт и наш самолет приземлился в Ульяновске. Здесь опять сидели целый день в ожидании вылета самолета. Только в следующий день, к концу дня самолет прилетел в Казань. Из Казани поездом я добрался до Свияжска, отсюда на попутной грузовой машине доехал до Тюрлемы, таким же способом – до Козловки. В Козловку приехал я только в третий день, приехал к Арсентию ночью. Арсентий сказал, что отца похоронили сегодня, хотя я давал три телеграммы из Томска, Ульяновска, что лечу самолетом, чтобы ждали меня, не хоронили отца до моего приезда. Арсентий сказал, что есть поверий о том, что вырытую могилу нельзя оставлять на ночь, в противном случае в семье в этом году будет еще покойник, поэтому решили похоронить отца, не дожидаясь меня. В день похорон отца было тепло, была непролазная грязь по улицам и дороге. Утром следующего дня ударил мороз, еще не было снега. Я рано утром пешком пошел в деревню, вышел из дома Арсентия, когда еще было темно. По мерзлой тропинке, обочине дороги, как по камням, я шел быстро. Дорога в нашу деревню проходит мимо Солдыбаевского кладбища, где покоятся наши умершие родственники. Я разыскал свежую могилу отца, посидел часа два, вспомнил все пережитое, все, что связано в жизни с его именем, выпил то, что взял с собой. Уже от кладбища до нашего родного дома я шел тихо, вероятно я эти полтора километра шел дольше, чем от Козловки, пройдя десять километров. Моя мама и брат Валерий рассказали мне все, рассказали о последних днях его жизни. Отцу моему было всего-то 63 года, мне в это время было 38 лет. Побыв всего один день дома, я выехал из Тюрлемы поездом в Томск, через четыре дня был в Томске. Опять вернулся к однообразной и спокойной работе на заводе. В Томске я так не нашел настоящих друзей, ни с кем не общался так, чтобы можно было проводить время хоть иногда вместе. Когда жили на квартире по переулку Заозерной, летом порой накрывали общий стол во дворе дома. В этот двор выходили пять квартир, четыре квартиры нашего дома и двери дома, стоящего отдельно дяди Миши Горюнова. Все взрослые этих пяти квартир порой сидели во дворе и угощали друг друга всем, чем могли. Вот они наши соседи: тетя Паша, ее дочь Тая с мужем Китмир Оглы, живущие над нами тетя Мария Дударь и ее муж Илья Иванович Кашеваров, наша соседка тетя Леня и ее муж дядя Ваня. Наши добрые соседи-сибиряки - дяди и тети, которые были намного старше нас, относились к нам и нашим детям очень дружелюбно. Таня подружилась с одинокой молодой красивой женщиной Галиной Петровной Кожиной, она была заведующей детскими яслями-садом карандашной фабрики, где работала Таня. Сохранила свои дружеские отношения к Тане и тогда, когда Таня работала уже в другом месте, в горздравотделе городским детским методистом-воспитателем и курировала все детские ясли большого города. С Галиной Петровной мы часто проводили время вместе, она бывала у нас в гостях, все праздники мы проводили вместе, пока мы не уехали из Томска.

В Томске летом мы часто выезжали всей семьей отдыхать за город, автобусом по понтонному мосту через реку Томь ехали до, так называемого, «соцгородка», где рядом была тайга. Собирали грибы и ягоды. Выезжал я и поездом из железнодорожной станции на пригородном поезде по направлению к станции «Тайга», выходил из вагона на каком-то разъезде, шел следом за незнакомыми людьми и, как правило, приходил к местам, где было очень много ягод. Приносил домой два полных ведра ягоды малины и красной смородины (как говорят здесь, кислицы). В 1970 году вместе с работниками завода, с теми, кто работал вместе со мной в цехе № 9, я выехал на грузовой машине «Урал» в сибирскую тайгу, в Шегарский район. Машина «Урал» как вездеход преодолевала кручи, самые грязные дороги и тропинки, порою делая борозды. Мы углубились в Сибирскую тайгу на расстояние более ста километров от города. Мы ехали «шишковать», так говорят сибиряки, специально за кедровыми шишками. Первый раз в жизни я видел, как растут настоящие сибирские кедры. Эти высоченные величественные деревья стоят так, как будто гордятся тем, природа их создала такими. Чтобы кедр отдал нам свои шишки с орехами, нам пришлось стучать по стволу, но не торцом специально приготовленного бревна не слишком большого диаметра. К верхней части бревна мы привязывали две длинные веревки, и двое, приставив это бревно к стволу кедра, резко с двух сторон тянули эти веревки, а третий направлял это бревно так, чтобы удар пришелся по всему стволу кедра. При ударе, выполненным таким способом, не повреждалась кора дерева, а шишки падали на землю как град. Таким способом в мешки мы собрали целый кузов автомашины таких шишек. Ночевали в тайге две ночи, а потом целый день возвращались домой, преодолевая бездорожье, на груженой автомашине «Урал». Я привез домой три мешка кедровых шишек, Позже, когда очистили, получилось пол мешка очищенных кедровых орех, сушили на балконе, потом мы лакомились всей семьей этими орехами.

Хочется написать хоть немного о своих детях Лене и Жене. Я их постоянно фотографировал, находил время для игры и занятий с ними. Они оба в пятилетнем возрасте свободно читали. Младшего Женю по достижению трехлетнего возраста определили в тот же датский садик механической мельницы, который посещал Леня. По рассказам воспитательницы наш Женя уже в пятилетнем возрасте в своей группе вслух выразительно читал сказки для других ребятишек. Летом детский садик со всеми детьми, воспитателями, поварами отправляли за город через реку Томь в дачные места в летний лагерь в Кафтанчиково. Леня не один раз бывал в этом лагере, даже тогда, когда учился в школе. Леню в 1968 году определили учиться в школу № 14, недалеко от дома. Я иногда приходил в эту школу, я хорошо знал директора этой школы Корнянскую, старую восьмидесятилетнюю старуху, имеющую необыкновенную работоспособность, с того времени, когда я был директором семнадцатой школы. Мы разговаривали как коллеги, мне казалось, что она молода, дикция ее голоса, ясность мысли вызывали симпатию, несмотря на ее возраст. Помню, как в ее кабинете стоял огромный ус кита. Она с гордостью говорила, что это подарок ее бывшего ученика - капитана китобойной флотилии, живущего во Владивостоке. В этой школе наш Леня учился три года.

Я уже писал, что не бывает всегда хорошо, Зимой 1970 года я заболел серьезно. Лежал в больнице около трех месяцев, потом выписался, поработал немного и снова очутился в больнице. Больница была довольно далеко от нашего дома, на окраине города, не далеко от тех мест, где я работал в первый год своего пребывания в Томске. Ко мне в больницу в каждую неделю раза два приходила моя Таня, иногда приходила чаще, приходила всегда с полными сумками продуктов, овощей. По ее словам, всегда ехала, шла в слезах. Дети еще были маленькие, оставляла их одних дома в выходные дни, или иногда следила за ними наша соседка тетя Паша Тимофеева, она жила рядом с нами в первое время по переулку Заозерной. Младший сын Женя один раз чуть не упал, не вывалился через форточку, повис между рамами окна, ведь мы жили тогда на четвертом этаже, Леня в это время был в школе, он учился во втором классе. Таня об этом часто вспоминает и сейчас. Когда пришла домой, зашла в комнату увидела висящего между окнами Женю. В Томске у нас не было никого из родных, ни моих, ни Таниных. Как они нужны были в трудное время жизни. Выписался я из больницы только весной 1971 года, до лета я еще работал по-прежнему на заводе. По совету моего лечащего врача Осадчего мы начали думать о том, что нам нужно переехать жить в более теплые края. Самое подходящее место для меня была, конечно, моя малая Родина – Чувашия. Что ж, не впервые мы делали «нестандартные шаги» в жизни. Не привыкать. В это время моя старшая сестра Зоя и ее муж Лев Ильич, их семья жили в Новочебоксарске, они переехали сюда из Первомайска Алатырьского района, когда только начали строить этот новый город. Лев Ильич работал начальником спецчасти в колонии, в закрытом учреждении ЮЛ-34/3, Зоя главным экономистом в этом же учреждении. Мы переписывались. Зоя и ее муж по нашей просьбе дали объявление в республиканской газете «Советская Чувашия» об обмене нашей квартиры в Томске на такую же квартиру в Новочебоксарске и газету прислали нам. Мы решили окончательно, что мы переедем жить в этот город.

Дата добавления: 2015-12-08