Государственные и дворцовые земли

ГРАЖДАНСКОЕ ПРАВО

Вещное право

ТЕСЛЯ А.А

Категории земель

К началу XV века, с точки зрения права собственности, согласно изысканиям В. Б. Ильяшевича [Приводится по: Вернадский Г. В. Россия в средние века. Тверь; М., 2001. С. 119.] можно выделить пять основных категорий земель:

1. Государственные земли (обычно именуемые черными).

2. Великокняжеские земли (дворцовые).

3. Вотчины (родовые, наследственные имения) удельных князей, сохранявшие свою правовую специфику даже в случае отказа удельных князей от сюзеренитета над ними.

4. Боярские земли, к которым относились не только земли, которыми владели бояре, но и вообще все земли, принадлежащие на праве частной собственности. Как указывал Г. В. Вернадский, термин "боярские земли" в тот период являлся эквивалентным термину "частные владения" и противопоставлялся не праву собственности иных сословий, но собственности государства и церкви. В категорию боярских земель попадали и совсем незначительные земельные участки, зачастую обрабатываемые самим собственником земли (в Новгороде таковых именовали "своеземцами").

5. Церковные земли, включая монастырские.

Государственные и дворцовые земли

Разделение дворцовых и государственных (черных) земель проводилось по тому, на чье содержание шли доходы с данной собственности. В. Сергеевич даже писал, что "в Москве есть только земельные имущества великого князя, а не государственные. Земли великого князя различаются на черные и дворцовые; последние приписаны к дворцам и несут особые повинности на их содержание; но и те, и другие одинаково принадлежат государю и даже повинностями не всегда различаются. Великий князь одинаково распоряжается как теми, так и другими. Черные земли могут быть приписаны к дворцу, а дворцовые отписаны в черные. И те, и другие могут быть розданы в поместья и вотчины, могут быть назначены сыновьям, княгиням, дочерям, монастырям и т. д." [ Сергеевич В. Древности русского права. Т. III. СПб, 1911. С. 22 – 23.]. Но вывод, который отсюда делается профессором Гарвардского университета Ричардом Пайпсом, что в России не различались собственность лично монарха, государства и частных лиц [ Пайпс Р. Россия при старом режиме. М., 1993. С. 97.], полагаем мы, неверен, поскольку есть все-таки разница между недифференциацией и слабым различением категорий собственности. Оставляя без обсуждения утверждение о неразличении государственной и частной собственности, отметим только, что возможность государя как верховного властителя распоряжаться равно своим частным имуществом и собственностью государства не приводит еще к абсолютной их слитности.

Вопрос о разграничени государственных и дворцовых земель имеет не только исторический интерес, но приобретает особое значение в связи с продолжающимися по сей день историософскими спорами о судьбе России и ее будущности. Отсутствие дифференциации двух названных категорий земель используется как доказательство неспособности России к построению гражданского общества, поскольку слитность государственных и дворцовых земель понимается как свидетельство неразличения публичной и частнособственнической власти государя, понимавшего государство как личное достояние. Таким образом, данный частный вопрос приобретает принципиальное значение в спорах об отсталости России. Наша цель состоит в том, чтобы, не вступая в историософские дискуссии с их всегда более чем гипотетичными построениями, рассмотреть реальное положение дворцовых и государственных земель, далеких как от полного слияния, так и от отчетливого разграничения.

Разумеется, московские государи часто смотрели на государство как на свою вотчину а свои права понимали по аналогии с правами вотчинника, но при этом в московском государстве XIV – XV веков понимается особенность Руси как чего-то единого, несмотря на все местные дрязги, пробуждается прежний, киевский взгляд на единство народа по его вере и общности прошлого. Земля Русская неразрывно связана с домом Рюрика, но у самого князя наличествует ряд обязанностей перед землей — беречь и защищать ("смотреть от врагов"), творить мир, хранить веру православную — что, между прочим, находится за пределами даже самого широкого средневекового понимания частнособственнических обязанностей. Сергеевич, заостряя свою позицию, тем не менее находит нужным сказать о "переводе" земель из черных в дворцовые, то есть у государя есть право менять назначение отдельных земель, но до тех пор, пока они находятся в рамках одного из двух указанных фондов, они регулируются правилами, принятыми (хотя и преимущественно в порядке обычая) именно для земель данного фонда. Подтверждением занимаемой нами позиции может служить и тот факт, что сбором доходов с собственно царских и иных земель ведали различные учреждения московского правительства — доходы с царских земель направлялись в приказ Большого дворца (учрежден в 1534 г.), а большая часть иных доходов — приказом Большого прихода (учрежден в 1554 г.) [ Толкушкин А. В. История налогов в России. М., 2001. С. 26 – 27.]. Таким образом, мы можем говорить только о значительной близости правового положения данных категорий земель, но никак не о единстве их юридического статуса. Еще одним подтверждением различения правового статуса государственных и дворцовых земель служит и различие в налогообложении прикрепленных к ним крестьян. В частности, в середине XVII века с черных крестьян взималась стрелецкая подать, тогда как владельческие крестьяне (включая дворцовых) были от нее освобождены. Вместе с тем уже все владельческие крестьяне (опять же без исключения дворцовых) должны были платить ямские и полоняничные деньги, от которых были освобождены черные крестьяне [ Любавский М. К. Русская история XVII века и первой четверти XVIII века. Курс лекций, читанных на Высших женских курсах в 1913/1914 учебном году. (Записки слушательниц) // Любавский М. К. Русская история XVII – XVIII вв. СПб., 2002. С. 130.] Из этого ясно следует, что с точки зрения фискальных органов дворцовые крестьяне (ergo, дворцовые имущества) принципиально отличались по статусу от государственных (черных), но были однородны с прочими владельческими. Различение княжеского землевладения и государственной власти можно обнаружить и на значительно более раннем этапе русской истории, а именно уже в Киевский период. Наследование княжеских городов и волостей тогда могло быть отделено от наследования княжеского стола и передаваться как собственно частное имущество. С. В. Юшков пишет: "волости князя Ярополка как объекты собственности названы его "жизнью" в отличие от "стола" (престола), т. е. власти, и распоряжение ими было различно. В завещании Владимира Васильевича... принадлежащие ему волости прямо выделены из княжения и переданы иным наследникам, чем само княжение" [ Юшков С. В. История государства и права России (IX – XIX вв.). Ростов-н/Д., 2003. С. 301]. Князья в Киевской Руси могли владеть городами и вотчинами в чужих княжествах [Там же. С. 302], что также свидетельствует о разделении в правовом сознании частного владения, субъектом которого являлся князь, и публичной власти.

Конечно, не следует преувеличивать обособленность государственных земель от дворцовых, поскольку и те и другие находились в руках государя, а в тот период еще не наблюдалось отчетливого отделения государя как частного лица от государя как персоны верховного властителя, то есть налицо был, говоря словами А. Е. Преснякова, синкретизм "социально-политических функций властвующей силы" [ Пресняков А. Е. Московское царство // Российские самодержцы. М., 1990. С. 326 – 327.]. Здесь также уместно привести высказывание Марка Блока, отмечавшего, что в феодальную эпоху "абстрактная идея власти была слабо отделена от конкретного облика властителя" [Цит. по: Гуревич А. Я. М. Блок и "Апология истории" // Блок М. Апология истории. М., 1986. С. 195.].

Однако к середине XVII века это различение проходит все явственнее, что видно, например, из исследований А. И. Заозерского, который, рассматривая историю царских вотчин в правление Алексея Михайловича, установил, что происходило перечисление земли из государственного фонда в дворцовое ведомство, малопригодные земли заменялись более выгодными в хозяйственном отношении; нередко хорошие земли изымались у частных лиц, а взамен отобранных им давали государственные земли [ Индова Е. И. Дворцовое хозяйство в России. Первая половина XVIII века. М., 1964. С. 21.]. То есть дворцовое хозяйство явственно имело тенденцию усиливаться за счет государственного, что, разумеется, было бы немыслимо без их достаточно точного различения в умах современников.

Этот вывод прямо поддерживается следующим заключением, сделанным Е. И. Индовой на основе обобщения огромного исторического материала, относящегося ко второй половине XVII – первой половине XVIII века: "Дворцовое землевладение на всем протяжении своей истории было совершенно самостоятельной хозяйственной организацией" [Там же. С. 23.]. И далее: "Стремление объединить дворцовые земли в одном ведомстве — в Приказе Большого дворца, а в XVIII веке — в особых дворцовых канцеляриях, свидетельствовало о том, что владельцы на всем протяжении существования дворцового землевладения и не пытались его сливать с государственной формой управления, оно существовало особо, как форма управления частного, личного типа владений, хотя, как уже указывалось выше, на практике, когда в одном лице соединялся вотчинник и царь, неизбежны были случаи слияния личного и государственного" [Там же. С. 24.]. Таким образом, Учреждение Императорской Фамилии 1797 г. и создание Министерства государственных имуществ в 1838 г. — не возникновение нового правового принципа, но этап, пусть и чрезвычайно важный, на пути различения государственных и дворцовых земель.

Наиболее ясно однородность дворцового хозяйства с частновладельческим и одновременно его отличность от государственного демонстрирует сравнительное изучение статуса дворцовых, частновладельческих и государственных крестьян. "Дворцовое крестьянство было прикреплено к владельцу и земле также, как помещичье" [Там же. С. 25.]. В указе от 21 ноября 1601 года прямо говорилось об этом: "Где бы не жили крестьяне на землях владельческих или дворцовых, с этого времени им не переходить". Крестьянству дворцового ведомства было запрещено даже перераспределять свои надельные жеребии "без указу великого государя". Менять же местожительство, уходить или переходить без дозволения на то владельца означало числиться в бегах, беглые подвергались суровому наказанию. Соборное Уложение 1649 года, отменившее урочные годы, упоминает также о бессрочном сыске беглых дворцовых крестьян наряду с другими (гл. XI, ст. 1).

Государственные крестьяне в тот же период оставались лично свободными людьми, более того, полагавшими себя собственниками обрабатываемой ими земли и несущими обязанности перед государственной властью исключительно как властью публичной [ Земельный вопрос. Под ред. Е. С. Строева. М., 1999. С. 18.], то есть действительно "почитали себя находящимися к ней в отношениях гражданственных". Убеждение это было столь сильно, что, хотя во второй половине XVII века правительство уже борется с ним, издавая целую серию указов, в которых запрещает продавать, закладывать и отдавать в монастыри "по душе" земли, обрабатываемые "черными" (т. е. государственными) крестьянами [ПСЗ РИ. Собр. 1. № 10, 112 (указы 1649, 1651, 1663, 1690 и ряд других, не считая частных распоряжений и указаний местных властей, естественным образом не включенных в Полное собрание законов II отделением С. Е. И. В. канцелярии.], пытаясь впитать в крестьянское сознание признание государственной собственности на их земли, однако соответствующие распоряжения приходится вновь и вновь повторять не только в начале XVIII века, но и в третей его четверти [ПСЗ РИ. Собр. 1. № 7409, 9874, 10082.], прямо предписывая крестьянам, дабы они "впредь казенных земель своими не называли" [ Дружинин Н. М. Государственные крестяьне и реформа П. Д. Киселева, в 2-х тт. Т. 1. Предпосылки и сущность реформы. М., 1946. С. 25, 28 – 29.].

Победить это народное сознание правительству не удалось и вплоть до самого конца Империи, а наличие этого взгляда должно было постоянно учитываться при разработке конкретных проектов реформ государственного хозяйства. Таким образом, мы можем признать, что разграничение государственных и дворцовых земель имеет основание и в субъективных воззрениях участников данных правоотношений: 1) применительно к дворцовым землям единым и общепризнанным (не только в сфере права, но и в общественных воззрениях) собственником являлся государь; 2) напротив, те земли, что с точки зрения закона относились к государственным (черным), на взгляд народного, обычного правопонимания принадлежали тем, кто их обрабатывал.

Дата добавления: 2015-12-08