с точки зрения проблемы стиля

Вначале рассмотрим такое литературоведческое понятие, как стиль.

В.М. Жирмунский называет стилем определенную систему приемов, в которой «раскрывается то, что можно назвать условно духом эпохи или духом какого-нибудь литературного направления, т. е. его мироощущением» (цит. по: Тамарченко). По традиции, идущей от классиков, в науке о литературе «стилем чаще всего называют особое качество художественной формы, а именно степень соответствия всех ее элементов содержанию произведений» (8, 160).

Литературно-художественный стиль складывается под влиянием многих факторов. Во-первых, стиль всегда зависит от жанровой природы произведения: например, спокойно-повествовательный стиль эпических произведений значительно отличается от повышенно эмоционального стиля произведений лирических; неторопливо-развернутый стиль романа имеет существенные отличия от стиля новеллы, все компоненты которой предельно сжаты.

Стиль также характеризует и творческую индивидуальность писателя, свидетельствует о его авторской оригинальности и неповторимости. М.М. Гиршман указывает: «...стиль может быть дополнительно определен как непосредственное выражение авторского присутствия в каждом значимом элементе произведения, как материально воплощенный и творчески постигаемый «след» авторской активности, образующей и организующей художественную целостность.

Стилевое единство литературного произведения наиболее непосредственно проявляется в художественной речи и композиции как основных компонентах его формы. Однако характеристика стиля ни в коем случае не сводима к перечислению отдельных речевых и композиционных особенностей. Необходимо выявить объединяющие качества и свойства, которые охватывают разнородные элементы и придают им конкретное стилевое значение» (3, 14-15).

Пьеса А.П. Чехова «Вишневый сад» отличается своими стилевыми особенностями. Достаточно обратить внимание на тот факт, что когда заходит речь о жанровых особенностях пьесы, одни видят в «Вишневом саде» комедию, другие – драму, третьи – трагикомедию. Так к какому жанру все же относится эта пьеса? Прежде всего, необходимо заметить, что Чехов, стремясь к жизненной правде, к естественности, создавал пьесы не чисто драматического или комедийного, а весьма сложного формообразования. В его пьесах (в том числе и в «Вишневом саде») драматическое осуществляется в органическом смешении с комическим, а комическое проявляется в органическом сплетении с драматическим.

Пьесы Чехова – это своеобразные жанровые формообразования, которые допустимо называть драмами или комедиями, лишь имея в виду их ведущую жанровую тенденцию, а не последовательное проведение принципов драмы или комедии в их традиционном понимании.

Если говорить о жанре пьесы «Вишневый сад», то необходимо иметь в виду ведущую тенденцию строения её образов и сюжета м признать, что в основе её лежит отнюдь не драма­тическое, а комедийное начало.

Драма предполагает драматичность положительных героев пьесы, т. е. тех, кому автор отдаёт свои основные симпатии. В этом смысле драмами являются такие пьесы А. П. Чехова, как «Дядя Ваня» и «Три сестры». В пьесе же «Вишнёвый сад» основные симпатии автора при­надлежат Трофимову и Ане, которые не переживают никакой драмы.

Признать «Вишнёвый сад» драмой — это значит признать переживания владельцев вишнёвого сада, Гаевых и Ранев­ских, подлинно драматичными, способными вызывать глубокое сочувствие и сострадание людей, идущих не назад, а вперёд, в будущее.

Но этого в пьесе не могло быть и нет. Чехов не защищает, не утверждает, а разоблачает владельцев вишнёвого сада, он по­казывает их пустоту и ничтожество, их полную неспособность на серьёзные переживания.

Пьеса «Вишнёвый сад» не может быть признана и трагикоме­дией. Для этого ей не хватает ни трагикомических героев, ни трагикомических положений, проходящих через всю пьесу, опре­деляющих её сквозное действие. Гаев, Раневская, Пищик слишком мелки в качестве трагико­мических героев. Да, кроме того, в пьесе со всей отчётливостью проступает ведущая оптимистическая идея, выражающаяся в по­ложительных образах.

Эту пьесу более правильно назвать лирической комедией.

Комедийность «Вишнёвого сада» определяется, во-первых, тем, что её положительные образы, какими являются Трофимов и Аня, показываются отнюдь не драматически. Драматичность не­свойственна этим образам ни социально, ни индивидуально. И по внутренней своей сущности, и по авторской оценке эти образы оптимистичны.

Явно недраматичен и образ Лопахина, который в сопоставле­нии с образами поместных дворян показывается как относительно положительный и мажорный.

Комедийность пьесы утверждается, во-вторых, тем, что из двух владельцев вишнёвого сада один (Гаев) даётся по преимуществу комически, а второй (Раневская) в таких драматических ситуа­циях, которые в основном содействуют показу их отрицательной сущности.

Комическая основа пьесы отчётливо видна, в-третьих, и в комическо-сатирическом изображении почти всех второстепен­ных действующих лиц: Епиходова, Пищика, Шарлотты, Яши, Дуняши.

«Вишнёвый сад» включает и явные мотивы водевиля, даже фарса, выражающиеся в шутках, фокусах, прыжках, переодева­нии Шарлотты.

По проблематике и характеру её художественной трактовки «Вишнёвый сад» является пьесой глубоко социальной. В ней весьма сильны обличительные мотивы. Здесь ставятся важнейшие для той поры вопросы ликвидации дворянско-поместного хозяйства, окончательной замены его капи­талистическим, роста демократических сил и т. д.

При явно выраженной социально-комедийной основе в пьесе «Вишнёвый сад» отчётливо проявляются лирико-драматические и социально-психологические мотивы: лирико-драматические и со­циально-психологические наиболее полно в обрисовке Раневской и Вари; лирические и социально-психологические в особенности в изображении Ани.

По мнению русского режиссера В. Мейерхольда, основная особенность драматургического стиля Чехова заключается в импрессионистски брошенных на полотно образах. Это дает выгодный для режиссера материал для дорисовывания чеховских героев в яркие, определенные фигуры (типы).

Вот что он писал Чехову по поводу постановки «Вишневого сада»: «Ваша пьеса абстрактна, как симфония Чайковского. И режиссер должен уловить ее слухом прежде всего. В третьем акте на фоне глупого «топотания» – вот это «топотание» нужно услышать – незаметно для людей входит Ужас: «Вишневый сад продан». Танцуют. «Продан». Танцуют. И так до конца» (7, 45-46).

Это великий режиссер причислял Чехова к символистам и считал, что его пьесы должны быть инсценированы не «реалистически» (как это было в Художественном театре), а «символически». И в известном отношении он был прав. Он, может быть, понял Чехова глубже, чем сам Чехов понимал себя. У каждого художественного произведения, как у каждого человека, имеются мелкие, незначительные на поверхностный взгляд, на самом же деле особые характеристические черточки, „родимые пятна”, и совпадения в этом отношении свидетельствуют о многом кое-чем. В «Вишневом саде» есть дважды повторяющаяся авторская ремарка: «Все сидят, задумались. Тишина. Слышно только, как тихо бормочет Фирс. Вдруг раздается отдаленный звук, точно с неба, звук лопнувшей струны, замирающий, печальный”. Сравним с ремаркой. в конце пьесы: «Слышится отдаленный звук, точно с неба, звук лопнувшей струны, замирающий, печальный».

Особенности чеховского стиля проявляются и в композиционном строении пьесы, особенностью которого является группировка образов. От начала до конца пьесы группировка образов, их расстановка и взаимосвязи подчинены конкретному и убедительному воплощению в основе ее лежащей идеи (борьба прошлого с будущим). Старое, отживающее раскрывается в социальной и индивидуальной драме Раневской, Гаева и Пищика, а новое, по преимуществу, – в стремлениях Трофимова и Ани.

Построение сюжета пьесы в преимущественной опоре не на внешнюю, а на внутреннюю динамику потребовало своеобразных художественных средств

Стремление Чехова к глубокому раскрытию внутреннего облика действующих лиц «Вишневого сада», сосредоточенность на их переживаниях вызвали особенно частое обращение к лирически окрашенным монологам.

Монологи здесь произносят не только главные действующие лица (Раневская, Гаев, Лопахин, Трофимов, Аня), но и второстепенные: Варя (в конце первого акта), Шарлотта, Епиходов (в на­чале второго акта), Пищик (в начале третьего акта), Фирс (в кон­це пьесы).

По своей форме эти монологи являются и речами, произноси­мыми для себя и зрителя (монолог Лопахина в начале пьесы, монолог Шарлотты в начале второго акта), и речами, обращен­ными к окружающим людям, но и во втором случае они чаще всего остаются лирическими переживаниями и раздумьями.

Так, например, в первом акте Аня обращается к Варе, а Варя к Ане; во втором акте Раневская обращается к своим собеседни­кам («О, мои друзья»), в третьем акте Пищик обращается к Тро­фимову («Я полнокровный»), но все они не ждут ответа на свои раздумья.

Этим самым их монологи носят не действенный, а. пассивный характер, они ограничены выражением данного психологического состояния, раздумья, настроения действующего лица.

Пассивность большинства монологов в «Вишнёвом саде» с особой отчётливостью проявляется в обращениях действующих лиц к внешним предметам, к явлениям природы (Гаева – к книжному шкафу и природе, Раневской – к саду).

Пассивность монологов подчёркивает не только бездействен­ность, но и внутреннюю разобщённость и отчуждённость действу­ющих лиц пьесы.

Но при подавляющем большинстве пассивных монологов в пьесе имеются и монологи ярко действенного характера. Эти мо­нологи принадлежат Трофимову, Ане и Лопахину.

Трофимов в своих монологах обвиняет собеседников в обще­ственной пассивности и призывает их к труду, к активному уча­стию в строительстве новой жизни. Вслед за Трофимовым, к новой жизни зовёт свою мать и Аня. Лопахин также зовёт людей к деятельности, к труду и обещает на месте вишнёвого сада строить дачи и новую жизнь.

Сообщая развитию действия пьесы «Вишнёвый сад» эмоцио­нально-психологическую напряжённость, Чехов особенно широко обращается к психологической паузе. Роль пауз в этой пьесе весьма различна. Паузы характеризуют то или, иное психологическое состояние действующих лиц, например неловкость всех присутствующих после речи Гаева перед книжным шкафом или замешательство Гаева, когда он узнал, что Аня слышала его неодобрительный отзыв о её матери. Очень часто паузы подчёркивают глубину переживания, соз­дают необходимое эмоциональное настроение, расширяют значе­ние,, досказывают, обогащают содержание слов и реплик. Так, на­пример, настроение горестного предчувствия и страха, свойствен­ное Любови Андреевне, во втором акте оттеняется паузой. Раскры­вая восторженное состояние Ани, переполненной новыми, свет­лыми чувствами и мыслями, Чехов сопровождает паузой ее слова: «Как хорошо вы говорите!» После паузы, означающей её радост­ные переживания, очень естественна её реплика: «Сегодня здесь дивно!».

Усиливая значение слов Трофимова (в том же акте) о красоте родины, Чехов сопровождает их паузой. Раскрывая всю глубину смысла лопахинского сообщения в третьем акте «Я купил», про­звучавшего для всех как разорвавшаяся бомба, Чехов подкреп­ляет его паузой. Увеличивая твёрдость решения Трофимова дойти до высшей правды, какая только возможна на земле, Чехов за­вершает его реплику «Дойду» паузой.

Нередко пауза является думой про себя и заменяет слова, реплики и даже целые предложения. Так, например, Лопахин, ожидая Раневскую, прислушивается и говорит: «Нет... Багаж получить, то да сё... (Пауза,)»Эта пауза, отражая размышления Лопахина, является естественным переходом к его воспоминаниям о Раневской. Таков же характер паузы после реплики Дуняши: «Не дай бог застрелится». Продолжая свои тревожные раздумья, она говорит: «Я стала тревожная, всё беспокоюсь» и т. д.

Раневская просит Лопахина не уходить: «С вами всё-таки веселее...» — говорит она и, раздумывая о своём безвыходном по­ложении, делает паузу. Логическим продолжением её внутренних раздумий является дальнейшая реплика: «Я вас жду к чаю» и т. д.

На предложение Раневской жениться на Варе Лопахин отве­чает: «Что же? Я непрочь... Она хорошая девушка. (Пауза)». Эта пауза многозначительна. В ней Лопахин высказывает то, что не­договорил словами. Варя, действительно, хорошая девушка, и жениться на ней можно, но... она не отвечает его далеко идущим коммерческим интересам.

Бывают случаи, когда пауза вызывается неловкостью, заме­шательством собеседников, их обоюдным ожиданием реплик. Таковы паузы во время объяснения Вари и Лопахина в четвертом акте.

Таким образом, как мы видим, роль пауз в пьесе Чехова весьма различна. Но всей своей совокупностью они содействуют созданию той атмосферы психологической глубины, эмоциональности, лиризма, недосказанности, полунамеков, полупризнаний, которые так присущи всей драматургии Чехова.

Повышая психологическую напряжённость, лирическую окра­ску развивающегося действия, Чехов своеобразно озвучивает пьесу, широко привлекая музыку, шумы, звуки. Так, в начале и в середине её первого акта в саду поют птицы, а в конце далеко за селом пастух играет на свирели. Пение птиц перекликается с жизнерадостностью Ани, со всем мажорным строем начала пьесы. Игра пастуха на свирели соз­даёт замечательный аккомпанемент глубоко лирической заключи­тельной сцене первого акта.

Почти весь второй акт идёт под аккомпанемент гитары Епиходова. В начале акта Епиходов стоит возле скамейки, на которой сидят Шарлотта, Яша и Дуняша, и играет на гитаре, а потом и поёт, ему подпевает Яша. Епиходов играет и поёт грустную песню, и это подчёркивает разъединённость действующих лиц первой сцены второго акта их настроение недовольства и даже печали.

В то время когда Раневская рассказывает драматическую историю своей любви, издали слышатся звуки оркестра, и, таким образом, её лирический рассказ, сопровождаясь музыкой, приобретает мелодраматический характер.

Явно перекликаясь с речью Лопахина, в которой он выражает неудовлетворённость окружающей жизнью, людьми и собой, в глубине сцены проходит Епиходов, играя на гитаре свою груст­ную песню. Подчёркивая настроение раздумья и печали, охватившее всех действующих лиц после слов Лопахина и грустной песни Епиходова, раздаётся печальный звук лопнувшей струны.

В самом конце акта, когда Трофимов зовёт Аню покончить с прошлым и говорит о неизъяснимых предчувствиях счастья, а Аня в задумчивости произносит: «Восходит луна», перекликаясь со словами Ани, снова слышится грустная песня, которую Епиходов играет на гитаре.

Почти весь третий акт идёт под аккомпанемент оркестра. Используя музыку, Чехов создаёт в конце акта такие глубоко эмоциональные сцены, которые принадлежат к величайшим образ­цам мирового драматического искусства.

Раскрытию психологических состояний действующих лиц под­чинены в своей подавляющей части и ремарки пьесы «Вишнёвый сад». Чехов широко использует ремарки, рисующие обстановку и внешние действия персонажей: тушит свечу, перелистывает книгу, поднимает букет, отворяет другое окно, поднимает телеграмму, отходит от двери, надевая калоши, лежит неподвижно и т. д. Среди этих ремарок имеются и ремарки внешне комического назначения: войдя, он роняет букет; натыкается на стул, который падает; берёт пилюли, высыпает их себе на ладонь, дует на них, кладёт в рот и запивает квасом; положил чемодан на картонку со шляпой и раздавил и т. п. Но чаще всего Чехов обращается к ремаркам для раскрытия тех или иных оттенков чувств и настроений персонажей. Напри­мер: радостно, сквозь слёзы, в волнении, недовольным тоном, озабоченно, нежно, вздрагивает, вскакивает и ходит в сильном волнении, испуганно, возмущаясь, задумчиво, в восторге, сердито, в горьком раздумье, в ужасе, взволнованно, умоляюще, сконфу­женно, боясь обнаружить свою радость, тяжело вздохнув, уходит в сильном смущении, оживлённо, уныло, в отчаянии, весело, воз­буждённо и т. д. Не только по количеству, но и по детальной разработанности, по богатству своих оттенков психологические ремарки Чехова превосходят ремарки всех предшествовавших ему драматургов.

Действующие лица «Вишнёвого сада» в их социально-типиче­ской сущности и индивидуальных особенностях ярко проявляются средствами языка. Вообще, по Чехову, характеристичность речи должна проистекать из особенностей мышления, обусловленного принадлежностью героя профессиональной, сословной или классовой среде. Как раз мы это и наблюдаем в пьесе «Вишневый сад».

Речь каждого действующего лица пьесы своеобразна, при этом в ней с особой полнотой раскрываются его типические и индиви­дуальные свойства.

Язык Раневской отличен от языка Гаева и Симеонова-Пищика. Противоречивая сущность Раневской – её искренность и ма­нерность, непосредственность и излишняя впечатлительность, чув­ствительность – сказывается и в языке. Её речь изобилует словами и выражениями эмоциональной, а иногда и явно мелодраматической окраски. Например: безжа­лостно... измучил меня... умоляет вернуться; пожалейте меня; дро­жит душа от каждого звука; клянусь вам; я сейчас умру; я мечта­ла... выдать её за вас.Ей свойственны эпитеты чувствительные, лирические, а иногда и явно приукрашенные, эстетизированные: милая моя, прекрасная комната, изумительный сад,, сокровище мое и т.д.

Речь Гаева, барина-сластёны, склонного от безделья к безобид­ным, либеральным разглагольствованиям, представляет своеобраз­ный сплав просторечия с превыспренней фразеологией. Свой­ственное ему просторечие проявляется словами и выражениями, связанными с вкусовыми ощущениями (анчоусы, позавтракали, курицей пахнет, селёдкой пахнет) и бильярдными интересами.

Бильярдные термины служат Гаеву для выражения самых раз­нообразных душевных переживаний. Явно сконфуженный своей нелепой речью перед шкафом, он бормочет: От шара направо в угол! Режу в среднюю! Довольный придуманным им проектом спасения вишнёвого сада, он восклицает: От двух бортов в середину! Кладу чистого... Удовлетворённый увеселительной поездкой в город, он произ­носит: Жёлтого в середину.

Внутренняя неорганизованность Гаева отражается в беспоря­дочности его речи. Он скользит от одной темы к другой. Например: Ну, детки, бай-бай... Подробности завтра, а теперь идите спать (целует Аню и Варю). Я человек восьмидесятых годов... Не хвалят это время... И т. д.

Облик глубоко провинциального, невежественного, весьма недалёкого по уму, вечно занимающего деньги помещика Пищика выпукло раскрывается Чеховым и средствами его речи, весьма бедной и примитивной. Пищик пользуется по преимуществу просторечными словами (небось, пропадай моя телега все четыре колеса, ан глядь, а там гляди, утречком, рубликов), фамильярными словами и оборотами (зло­дейка, на вальсишку, коньячком от тебя попахивает) и густо усна­щает свою речь почтительными, ласкательными и хвалебными эпи­тетами (милая, почтеннейшие, очаровательнейшая, достойнейший, замечательнейшая, прекраснейшая, знаменитейший).

В речи купца Лопахина Чехов отразил и его жизненный путь, и деревенское происхождение, и его социальную сущность так, в его речи много слов и выражений торгового коммерческого жаргона (осталось за много, сорок тысяч чистого и т.д.)

Вульгарно-книжный стиль речи присущ конторщику имения Раневской Епиходову. Язык Епиходова, читающего Бокля и «разные замечательные книги», именующего себя «развитым человеком», представляет комическое употребление книжных слов и оборотов в несоответствующих усло­виях. Книжное построение фраз оказывается у него вульгаризованным еще в том смысле, что конструкции книжной речи не бывают до конца выдержанными, механически включаются в контексты бытового содержания и нередко искажаются, так как не усвоены полностью и вообще чужды говорящему. С другой стороны, они немотивированно смешиваются с оборотами и словами разговорного стиля и даже про­сторечными. Подчас речь этого персонажа представляет собой механический набор книжных выражений, например, разнообразных модальных слов, которые образуют самостоятельный ряд, не связанный или почти не связанный с остальной произносимой речью. Дуняша так характери­зует речь Епиходова: «Человек он смирный, а только иной раз, как начнет говорить, ничего не поймешь. И хорошо, и чувствительно, только непонятно».

Таким образом, индивидуальные черты чеховского стиля можно проследить в жанровом своеобразии этой пьесы, ее композиции, художественных средствах языка, речевых характеристиках героев.

Прав был М.М. Бахтин, который утверждал: «Собственно словесный стиль (отношение автора к языку и обусловленные им способы оперирования с языком) есть отражение на данной природе материала его художественного стиля (отношения к жизни и миру жизни и обусловленного этим отношением способа обработки человека и его мира); художественный стиль работает не словами, а моментами мира, ценностями мира и жизни, его можно определить как совокупность приемов формирования и завершения человека и его мира, и этот стиль определяет собою и отношение к материалу, слову, природу которого, конечно, нужно знать, чтобы понять это отношение» (2, 169). Эти слова известного ученого можно в полной мере отнести и к драматургии А.П. Чехова.

Дата добавления: 2015-10-31