Раскрещивание

БУДИМИР

ПОСЛЕДНЯЯ

ЖЕРТВА

ЭПОХИ

АНАПА 2006-2008

Предисловие.

16 апреля 2007 года, в Вирджинском технологическом университете США, 23-летний кореец Чо Сен Ху учинил расстрел над студентами. Погибло 32 человека. 29 человек получили ранения.

Один из очевидцев этой драмы, студент Трей Перкинс позднее сказал: "Он начал беспорядочно стрелять. Не помню, сколько это продолжалось, мне показалось, что долго, но, на самом деле, наверное, все продолжалось не более минуты". По его словам, он и все, кто находился в аудитории, инстинктивно бросились на пол и опрокинули несколько столов, чтобы отгородиться от стрелявшего.

Многие помнят это происшествие. Тогда СМИ долго мусолили эту тему. Меня же поразила несостоятельность студентов дать отпор убийце. В аудитории находилось более двадцати человек, Чо Сен Ху просто не в состоянии был одновременно вывести всех студентов из строя. Он стрелял последовательно, направляя пистолеты от одной жертвы к другой. Если хотя бы пятерым студентам пришла в голову мысль разоружить стрелявшего, то таких жертв удалось бы избежать. Но беда была в том, что каждый в тот момент думал лишь о себе. Убежать, спрятаться, выпрыгнуть в окно, но никак не дать отпор.

Лишь один человек Ливиу Либреску, 77-летний профессор из Израиля, попытался остановить Чо Сен Ху, и… всё!

По данным полиции, Чо сделал порядка 130-150 выстрелов из обоих пистолетов. В своих жертв преступник стрелял по нескольку раз: практически у всех жертв и пострадавших по два-три огнестрельных ранения. У меня сложилось такое впечатление, будто студенты просто ждали, когда придёт их очередь. Как можно довести людей до такого состояния, чтобы перед лицом смерти не вступить в бой с убийцей? Пусть убийца вооружен, но он один! Впрочем, удивляться нечему. Системе не выгодно, чтобы человек мог постоять за себя. Чтобы кто-нибудь принимал ответственность за свою жизнь, за свою судьбу. В так называемых цивилизованных странах законом запрещена месть. Если человека незаслуженно обидят, оскорбят, обманут, ограбят, покалечат и так далее, то он обязан действовать в так называемом правовом поле, то есть бежать к некоему государственному посреднику и просить: – «рассуди». Человек разучился бороться за себя, за своих близких, он обучен быть винтиком системы. Он обучен действовать в штатной ситуации. Он живёт в соответствии с регламентом. Каждое его действие прописано системой. Студенты Вирджинского технологического университета оказались во внештатной ситуации. Все знания, которые они получили в своей жизни, оказались в момент смертельной опасности бесполезными. Так для чего нужны знания, если они не в состоянии спасти жизнь человека, пусть в сложной, но всё же не в безвыходной ситуации? И стоит ли так полагаться на эти знания? Или есть ещё что-то, что способно дать шанс на жизнь вопреки тому, чему нас учили? Студенты видели вооружённого убийцу, и инстинкт самосохранения заставлял их совершать действия. Человек проявляет себя через действия. А действия студентов можно охарактеризовать тремя словами «прочь от опасности»! Никто не научил студентов, что бой можно принять, что можно драться, что можно одержать победу, что убежать от боя - не значит выжить.

* * *

Веды, как я их понимаю сам и описываю (насколько их вообще можно описать), не являются записанными или даже переданными устно взглядами наших предков на окружающий мир. Веды это не закон и не правила, а непосредственное восприятие окружающего мира. Знания, правила и, следовательно, литература, обряды, молитвы и так далее являются лишь жалким подобием вед. А письменных источников славянским ведам вообще найти невозможно! Веды не являются знаниями, веды это мудрость! Их нельзя передать, им нельзя научить, их можно почувствовать. Веды записанные перестают быть ведами! Научиться ведать через книгу нельзя! Подтолкнуть можно, то есть указать, что ведать возможно и дать направление. Ведание может прийти только изнутри, это осмысленный выбор каждого отдельного человека.

Допустим, что ты, читатель, попал в прекрасное место, вокруг лес, рядом речка, живописный водопад, но ты один, а так хочется поделиться увиденным. Ты знал, что будет красиво, взял с собой фотоаппарат и фотографировал, фотографировал, стараясь ничего не упустить. И вот ты вновь дома, показываешь съёмки друзьям и близким, а они не чувствуют то, что чувствовал ты, когда находился на том месте! Ты пытаешься дополнить фотографии словами, но того восторга, что испытывал ты, передать им не можешь! Да! Красиво! Но чувства... не те!

Книга даже менее наглядна, чем фотографии. Слова можно толковать по-разному. Часто они обретают противоположный смысл в зависимости от того, кто их говорит, и кто их слушает.

Паоло Коэльо писал:

«Ты ослабеешь, ты не сумеешь узнать нужный миг. Ты боишься», - говорит демон. «Ты ослабеешь, ты не сумеешь узнать нужный миг. Ты боишься», - говорит ангел.

И воин изумлен – оба говорят одно и то же.

«Давай я помогу тебе», - продолжает демон. И ангел произносит: «Я тебе помогаю».

И вот тогда воин постигает отличие. Слова одинаковы, да только разные уста произносят их.

И тогда воин выбирает руку своего ангела».

* * *

Я живу на Земле, на которой тысячелетиями жили Русы. Но кто сейчас скажет, кто есть истинный Рус, Русин, Русский? Я часто слышу от людей, что должна быть национальная идея возрождения. Я же в ответ задаю вопрос, а что возрождать? Если под словом возрождение подразумевается слепое копирование тех нравов и обычаев, что были на Руси в дохристианский период, реставрация пантеона богов, которых наш народ славил, то такое возрождение ничего, кроме ухмылки мировых властителей не вызовет. Если это возрождение будет базироваться на старинных летописях, сказаниях, на любых обрывках дошедших до нас знаний, то это тупиковый путь, так как знания не приводят к развитию, а влекут за собой зависимость. Если это возрождение будет происходить в рамках закона (государственного уклада), то такое возрождение породит лишь очередные системы. Не возрождение убережёт нас от гибели, а полное перерождение! Основная цель человечества - счастье для каждого. Счастье – «счас» - «сейчас» и «есть», то есть жить текущим моментом, непосредственно воспринимать окружающий мир, ведать! Взрослея, человек проходит все ступени становления, и проходит их с участием систем: роддом, ясли, сад, а далее ещё лучше - школа, институт, армия, производство, офисы. Каждый по-своему попадает в зависимость от системы. А СМИ? Как они обрабатывают наше сознание? Человек взрослеет, и мысль его погружается в такую пучину, так перегружается, что просто отключается. Да, мир для человека становится сложным, а этого не должно быть, но кому-то надо усложнять его. Кому? Политическим вождям? Знают ли они путь? Они лишь являются носителями программы! Они куклы! Они такие же как все, заложники систем! Инструмент власти, не более того. Странами правят политики по неведенью! Сами не ведают что творят, думают благо для себя и народа, а на деле могилу роют! Жизнь свою в медленное умирание превратили. Да вины только их в этом нет! Сложно, очень сложно системе противиться, вот система каждого по отдельности и программирует для своих задач. Сбивается человек с пути своего, и ведут его, слепого… Власть парализует волю людей. Зачем людям власть? Что они не могут жить без власти? Полно! Не надо мешать, не надо ни о ком думать, и народ заживёт иначе. Каждый сам может свою жизнь улучшить, вот жаль, что уже приучили ждать милостыни от «дяди».

Ведические Руссы не властвовали! Властвовать удел рабов. Русы были свободолюбивы. Лишь с приходом к власти иноземцев на Руси образовывается государство. До этого Русы жили в негосударственном обществе!

Да и сейчас на Руси люд к власти не рвётся. Воспринимается это как лень национальная, и не понимается, что русский человек не желает жить в обществе, где есть такое понятие как власть!

Но время течёт, со временем меняется настоящее, оно меняется постоянно! И со сменой настоящего меняется будущее, и даже прошлое! Меняется история! Не та история, что преподаётся, а вполне реальная, та, что происходила на самом деле, даже личная история каждого человека! Невозможно опереться на прошлое, невозможно жить будущим, можно жить только настоящим моментом. И хотя я пытаюсь на примере древнего ведического общества показать, как можно жить вне систем, я сам понимаю, что так жить уже никто не будет, Земле и землянам уже приготовлен другой путь. В зависимости от того, кто и как его пройдет, уготована разная участь, каждому предоставлен выбор: идти по совести или стадом! Не скажу, к чему придёт живущий по совести, а вот стадо придёт к своему пастырю.

Как-то с одним христианином общался. Пытался объяснить, что такое веды и что значит жить по ведам. А он обижается. Он по заветам жить хочет. А не живёт почему-то! Говорит мол, вот завет есть – не укради, неужто ты скажешь, завет тот плох? Я отвечаю ему, что оскорблением для себя считаю, когда кто-то мне говорит: «Не укради». Неужто мы дошли до того, что совести своей не слышим и «не укради» должны слышать не от сердца, а от попа? Не по заповедям жить надобно, а по совести. И по совести решать - подставлять щёку вторую, или в морду! И «не убий» считаю оскорблением, убью, если совесть скажет, и Иешуа, что Христом прозван, слушать не стану! Или не могу я постоять за себя, за семью, за Родину? Врага я жалеть должен? С чего это?

Слушает меня христианин и не понимает! Только и повторяет, - а заповеди хороши, ведь согласись? Хороший человек тот христианин, вместе в баньке парились, где наш диалог происходил. Не Враг он! Но не понимали мы друг друга! И думаю я, что зря ему втолковываю, пусть по заповедям живёт, раз по совести не может! Так лучше! Ведь заповеди хороши! Я понял, изменить можно только себя! Глупо навязывать своё мнение. Мир не поймёт тебя, а ты зря потратишь свои силы. Если ты дошёл до истины (а истина у каждого своя), то живи с ней, и сделай так, чтобы эта истина приносила тебе радость. Не навязывай её, а вот поделиться с тем, кто тебя поймёт, можно.

* * *

Пробуждается потихоньку люд русский. Понимают, жить так дальше нельзя. Открываются глаза, да тяжело сориентироваться. Богов славянских вспоминают, им молиться хотят. Да не понимают, что ушли боги давно, Русь покинули. Не возьмут в толк, что нечего на кого-либо ответственность за жизнь свою перекладывать! Что тайна счастливой жизни и не тайна вовсе, а просто следует жить по совести! Если есть совесть! Если не глух к ней!

Я искал счастья в жизни! Я всю жизнь шёл к счастью. Думал, а как же иначе, для чего ещё живёт человек, если не для радости, полученной от жизни? И я радовался. Вот и всё! Я пытался поделиться радостью. Живя в Москве, создал фирму по производству наружной рекламы. На её базе решил создать поле творчества. Но это была ошибка! Я стал играть по правилам системы! Где «нормой (а иногда и просто доблестью) считается растоптать слабого, обмануть доверчивого, обобрать бедного, нахамить скромному, и, забравшись наверх, обязательно плюнуть вниз» (цитата из письма художника Константина Габриэлова). Я сопротивлялся системе, но как можно строить ведические отношения внутри коммерческого коллектива, если во главу угла предприятия ставится договор! То есть отношения строятся на основе математики: уравнения, функции. Поняв это, я тут же отказался от этой затеи. Внутри систем свободное ведическое общество не построить! Я ушёл от системы, уехал с женой и детьми в Анапу, и живём здесь, но поделиться радостью желание не ушло! А может нельзя поделиться радостью? Может быть, радость должна идти изнутри? И все мои потуги тщетны?

Многим я писал, что жизнь есть медленное умирание, если нет цели! Писав это, я сам не могу сказать, а какова моя цель жизни, не могу определить свою стезю, но я, как это не странно, иду по ней, у меня есть неведомая цель и вся жизнь подчинена ей! Я чувствую это, и чувство это даёт мне наполнение! Как можно это передать словами? Слова… Сатана с помощью слова в мире власть взял! Не мечом! Словом! Заветом! Договором! Слова убедительны, существуют целые технологии убеждения. Вот, например: нужен диктатор? Зачем убивать, народ сам себе диктатора выберет, а потом пусть на себя и пинает! Сказано же: «народ сам своего правителя достоин!»

Кто не слышал такие обвинения в свой адрес?

- Ах, ты не доволен нашим президентом? Его политикой? Да ты сам его выбирал! У нас демократические выборы. Сам виноват!На что я отвечаю:- Во-первых, я уже давно не хожу на выборы, во-вторых, существуют определённые механизмы воздействия на сознание людей. Нужный им человек всё равно станет президентом. Отсев проходит до уровня избираемых кандидатов. А перед нами остаётся выбор: между тем, кого хотят видеть президентом и между тем, кого хотят видеть президентом. Это можно продемонстрировать на примере, когда родитель хочет добиться от малыша необходимого для него действия, предлагает ребёнку выбор, либо ты будешь кушать, либо пойдёшь спать. Ребёнок делает выбор в пользу еды, но на самом деле выбор безальтернативен. Родитель виртуозно манипулирует сознанием ребёнка, добиваясь определённых целей. У родителя мощный инструмент - книга «Макаренко». У правителей тоже есть инструмент – слово. А вообще я думаю, кощунственно заставлять людей выбирать себе правителей! Представьте демократию в древнем Египте, если рабам позволят назначать себе надзирателя. Да какая разница, кто будет надзиратель, система та же и тот же кнут! Можно в сравнении пойти дальше. Если представить, что смертникам позволят выбирать себе палача. А чем отличается современный человек от смертника? Разве что не ждёт исполнения своего приговора и не облачён в робу смертника.

Слово может привести к власти, но истины оно дать не может! Не объяснишь словами, как стать счастливым, не научишь! Счастье может случиться, прорваться изнутри.

Для счастья мир менять не стоит, можно поменяться самому. Конечно, когда изменишься ты сам, тогда и мир вокруг тебя другим станет!

Есть счастливые люди, невзирая ни на что! И я знаком с такими, общаюсь с ними. Мир для них прекрасен! Они живут! Так чем они отличаются от других? Казалось бы, мир, в котором мы живём, один! Но так ли это...?

* * *

Возможно, некоторые наблюдательные читатели обнаружат в моих книгах некоторые противоречия между высказываниями и действиями людей одной ведической культуры. Эти противоречия смущали и меня, но потом я понял, что иначе и быть не может. Статичное, логическое знание – мертво. Шаблонные веды, описывающие мир – обман. Каждый человек вправе лично для себя описать или даже создать мир. И этот мир будет очень сильно отличаться от мира его единомышленников. Чаще бывает, что люди принимают мир уже описанный и созданный за них. Вот тогда приходят зависимость и смерть.

НАЧАЛО

Май 1990 года. Московская весна. Город медленно пробуждается от спячки. Звуки приближающегося лета, выводят горожан из зимнего оцепенения. Начинается пора дач и отпусков. У меня на носу сессия. На работе полно заказов. Я погружён по уши в круговерть неотложных дел. Работа, учёба, изматывающая дорога в переполненном метро и автобусах.

Практически нет свободного времени. Я меньше всего ожидаю, что мне придётся вновь встретиться с Добрыней. Армия осталась далеко в прошлом и является в воспоминаниях другим миром.

Как-то я возвращался из института домой, было уже темно. Подходя к своему подъезду, заметил мужчину, сидящего на лавочке. Он смотрел на меня неподвижным взглядом. Лицо было каменным. Я невольно остановился, мы долго смотрели друг на друга. Я не узнавал его, но отвести взгляд и уйти не мог. Человек поднялся, подошёл ко мне на расстоянии вытянутой руки, пристально взглянул в глаза, затем развернулся и ушёл.

Когда оцепенение с меня спало, я огляделся вокруг, никого не было. Мне надо было прийти в себя. Я сел на лавочку, где только что сидел мужчина. Этот человек явно не был плодом моего воображения и не был пьян. Но кто он? Я не стал себя терзать мыслями и, вдохнув поглубже вечерний воздух полной грудью, поднялся в квартиру. Через пару дней так же возвращаясь домой, на том же месте я вновь увидел этого же человека. Наши взгляды вновь встретились, но на этот раз я узнал его:

- Добрыня, ты ли это?!

- Глянь-ка, узнал!

Я не поверил своим глазам. А когда понял, что да, это Добрыня, обнял друга.

- Вот не думал, что снова увидимся! Что же ты в первый раз ушёл?

- Так ты не узнал меня!

- Ну и что? Напомнил бы!

- Нельзя!

- Как это так нельзя?

- Ты меня всё равно не узнал бы!

- Ладно! Пойдём ко мне!

- Нет! Извини, подниматься я не стану. Вижу, здесь у вас хороший лес есть, - Добрыня указал на Измайловский лесопарк, - пойдём, прогуляемся?

- Так ночь на дворе! Какие прогулки?

- Мне надо кое-что тебе сообщить, - он повернулся в сторону леса и пошёл в его направлении.

Добрыня изменился очень сильно: осанка, жесты, движения, походка, одежда говорили о том, что передо мной профессор, никак не меньше. От того солдата, которым я его помнил, почти ничего не осталось, не удивительно, что вначале я его не узнал.

Мы молча дошли до леса и пошли вглубь прочь от городских огней. Я ждал, когда он начнёт разговор. Когда темнота деревьев поглотила нас, Добрыня произнёс:

- Три дня тебе на сборы, мы летим на Алтай!

- Добрыня, сегодня не первое апреля, ты чего-то перепутал. Но шутка хорошая, - я действительно подумал, что Добрыня шутит.

- Мне нужен твой паспорт, чтобы купить билеты.

- Но постой, - я уже испугался, - у меня же работа, учёба, не могу всё так бросить и уехать с тобой на Алтай.

- Не можешь?

- Конечно же, нет!

- Тогда прощай, - Добрыня развернулся и отправился обратно, из леса, к городским огням.

- Постой! Нельзя же так!

- У тебя на раздумье путь до твоего дома.

Я был ошарашен. Чем ближе мы подходили к дому, тем судорожнее работала моя мысль. Почти всё, чего добился в жизни это хорошая работа, поступление в институт, я должен отбросить и следовать за Добрыней и ради чего? Он явно не хотел говорить зачем и на сколько времени мы отправляемся на Алтай. В конце концов, логика отступила от перегрузки разума, и я сказал:

- Хорошо! Сейчас спущу паспорт, подожди.

Я сбегал в квартиру на третий этаж, взял документ, спустился. Добрыня сидел на скамейке.

- Ты хоть скажи, зачем мы туда полетим?

- Много знать будешь – умрёшь быстро! Готовься к отъезду, завтра я тебе сообщу рейс самолёта и дату отлёта.

Он записал мой номер телефона и направился к автобусной остановке.

* * *

В связи с предстоящей поездкой, мне, по всей видимости, учёбу в институте пришлось бы прекратить.

Придя на работу, я с усилием воли заставил взять себя лист бумаги, ручку и написать заявление об уходе. После этого отправился в кабинет начальника участка.

- Вот, Сергей Юрьевич, хочу уволиться, - сказал я, положив заявление на стол.

- Что? – Начальник недоумевал. На тот момент у меня была вполне хорошая заработная плата и интересная в плане творчества должность. Он надел очки и стал читать заявление.

- Да ты что?! Я не буду его подписывать!

- Как хотите, но через два дня я на участок не приду!

- Ты нашёл другое место?

- Нет! Мне нужно срочно уехать.

- Это так важно?

- Для меня очень!

Начальник обладал неимоверной живостью ума, и он пошёл для меня на компромисс.

- Будем считать, заявление на увольнение ты не писал. Пиши заявление на отпуск.

- Но я могу не успеть!

- Ничего, как приедешь, выйдешь на работу.

Вечером мне позвонил Добрыня. Разговор у нас длился примерно минут десять. Он сказал, что мы летим на горный Алтай, там нам предстоит уйти в горы, достаточно далеко от населённых пунктов. Посоветовал, что взять из вещей и снаряжения для горного туризма. Взяв листок и ручку, я всё это внимательно записал, ничего не упуская. Так же мы договорились, когда и где встретимся.

Я положил трубку и отправился на кухню сообщить матери, что послезавтра улетаю на Алтай. Она по моему настрою поняла, что отговорить от поездки меня невозможно. Поэтому не особенно и старалась. Я считал, что уже могу сам нести ответственность за свои поступки, да и у нас было несколько конфликтных ситуаций с матерью, в которых я достаточно жёстко показал, что вправе самостоятельно принимать решения в своей жизни.

Встретились мы в метро. Было раннее утро. Пока я добирался до места встречи, вспомнил, что забыл взять с собой соль, хотя Добрыня говорил о ней, и я даже записал, но по невнимательности оставил стоять пачку соли на столе. Магазины ещё не работали, и я подумал, что можно купить соль в Барнауле.

Самолёт улетал с аэропорта «Домодедово» и до него мы решили доехать на электричке.

Мы встретились с Добрыней в вестибюле на выходе из метро «Павелецкая» радиальная. Вместе с ним мы представляли довольно контрастное зрелище: я выглядел заправским туристом с рюкзаком и походной одежде, Добрыня был одет в безупречно сшитый костюм, а в руках он держал дорогой дипломат. Глядя на него, мне с трудом верилось, что это я с ним служил в одной части, так до неузнаваемости поменялся человек. Я его даже стал слегка сторониться.

Мы купили билеты на электричку и заняли места в вагоне.

- Добрыня, а я соль забыл.

- А… Это плохо. Еда не солёная будет. Невкусно, - он явно смеялся надо мной, но с очень невозмутимым видом.

- Нет, я серьёзно…Будет где-нибудь возможность её купить?

- Да ты голову солью не забивай. Если такая возможность будет, купим, а не будет, что ж, тоже неплохо, рюкзаки легче нести станет.

- Так я к солёной пище привык.

- Вот и хорошо, есть возможность отвыкнуть.

Я понял, что остались мы без соли.

- Чем ты сейчас занимаешься? – поинтересовался я, решив оживить наш разговор.

- Математическим моделированием.

- Впечатляет!

Он прекрасно понимал, что высказанное им для меня было пустым звуком. Впрочем, мне было всё равно.

Добрыня молчал, мне же вытаскивать из него слова уже не хотелось. Я вспоминал урок вест, они учили: возник вопрос, не задавай его сразу, попытайся сам найти ответ. Если у человека есть, что сказать тебе, то он скажет сам, не торопи события! Добрыне было, что мне сказать, я чувствовал это, но понимал, что всему своё время. Поэтому молчал и я. У меня появилась возможность вспомнить службу в армии и наши с Добрыней беседы. Добрыня стал сейчас совсем другой, неприступный. Он словно отгородился от меня крепостью.

Четыре часа лёта на ТУ-134 и мы в Барнауле. Самолёт до Усть-Коксы отправляется только утром, надо было как-то скоротать время. Мы поели в столовой аэропорта. Помня о том, что есть вероятность остаться без соли, я высыпал всё содержимое солонки в кулёк свёрнутый из газеты и тщательно спрятал его в кармашек рюкзака.

- Покемарим немного, - предложил Добрыня.

Мы нашли пару свободных кресел и расположились в них.

Добрыня заснул сразу. Для меня аэропорт в Барнауле оказался непригодным для сна. Как только я стал недвижим, а я только так умею спать, то сразу на меня село с десяток комаров. Пришлось из рюкзака достать куртку и укутаться ею, но комары всё же находили уязвимые места и жалили через носки, через небольшие отверстия в одежде, мало того они ещё и жужжали.

Разность московского и барнаульского времени составляет четыре часа. Ещё и по этой причине заснуть я не мог. Так в борьбе с кровососами провёл я ночь.

Проснувшийся Добрыня чувствовал себя бодрым и весёлым. Взглянув на меня, он участливо поинтересовался:

- Что ты такой вымотанный?

- Комары - гады спать не давали!

- Напрасно ты их так ругаешь. Я вот спал, мне они не мешали.

- Так у тебя, наверное, кровь невкусная.

- Нет, я с ними просто договорился!

- О чём с ними можно договориться? Они же насекомые!

- А ты попробуй! Я вот, например, предложил им, что не стану их убивать, а они взамен меня лечат.

- Что?

- Лечат!

- То есть, как лечат?

- Комары могут лечить только укусами. Если у меня есть какие-нибудь нарушения, то ищут необходимые для лечения точки и сосут оттуда кровь. Они воздействуют как физически, так и химически, впрыскивая в кровь свои ферменты. Если меня лечить не надо, то они и вовсе не садятся на мою кожу.

- Так тебя только комары лечат?...

- Не только. И оводы, и слепни, и стрекозы, и бабочки…

- Постой, постой! Оводы и слепни я понял, они очень больно кусаются, наверное, и лечат очень эффективно, - усмехнулся я, - а вот бабочки, насколько я знаю, не кусаются, у них жала нет!

- У комаров тоже зубов нет. Каждое насекомое лечащий врач в своей области. Осы, шершни, пчёлы лечат от серьёзных заболеваний. Оводы, слепни, муравьи от заболеваний полегче, комары проводят профилактическое лечение, либо помогают от лёгких недугов. Бабочки, стрекозы, божьи коровки и другие жуки пьют нектар со здорового тела. На больных людей они садятся редко. Наслаждаясь нектаром, они укрепляют иммунитет, тем самым - даря здоровье. Но это весьма условная спецификация, возможно, и бабочка от рака излечить сможет.

- Значит, я сегодня в ночи очень хорошо полечился?

- Напрасно ты так думаешь.

- Это почему?

- Сколько ты сегодня комаров убил?

- Много!

- И ты думаешь, что после этого они тебя лечить будут? Они, наоборот, в тебя сегодня всякую инфекцию заносили, мстя за своих погибших соратников! Чтобы ты поболел! И в следующий раз так не делал. Не каждого человека насекомые лечат. Я же тебе сказал, с ними договориться нужно. Сумеешь договориться, значит, будут тебя лечить, а нет, ну сам понимаешь, искусают!

Продолжилось наше путешествие на ЯК-40. Пару часов в воздухе, где я наслаждался из иллюминатора видом горного пейзажа. Мы совершили посадку в аэропорту Усть-Коксы. Хотя для меня, привыкшего к московским аэропортам, назвать это аэропортом можно с натяжкой. Весь аэропорт состоял из асфальтированного куска шоссе, большого сруба и ограждения.

- Нас кто-нибудь будет встречать? – поинтересовался я.

- Нет, сами доберёмся.

Мы вышли на трассу.

- Здесь автобусы ходят?

- Раз в сутки! Сегодняшний уже прошёл. Будем ловить попутку.

Через час мы уже сидели в кабине оранжевого КАМАЗа. А ещё через пару часов были в Тюнгуре.

На окраине села, Добрыня зашёл во двор, стоящий неподалеку от висячего моста через реку Катунь.

- Давай! Заходи, мы сюда ненадолго, вещи возьму, переоденусь и в горы.

- Постой Добрыня, а соль?

- В конце этой улицы есть магазин, если он работает, то может, купишь там соль.

Из избы вышла женщина лет сорока.

- Добра тебе странник, - сказала она Добрыне.

- Здравствуйте, - поздоровался я с хозяйкой.

- И тебе здоровья путник, - ответила она, - заходите!

- Спасибо, я за солью хочу успеть в магазин сбегать, - отказался я.

- Можешь не бежать. Магазин сегодня не работает, продавец в район уехал.

- Если у вас есть соль, может быть, вы нам дадите в дорогу?

От меня не ускользнул еле заметный жест сделанный Добрыней женщине. Видимо, исходя из этого жеста, хозяйка мне отказала:

- Нет у меня соли, я её не ем.

Мы зашли в избу через большие сени, которые были сбиты из некрашеных досок. Всё внутри избы было сделано грубо, никакой, пусть даже деревенской изысканности. Скудный свет проникал сквозь небольшие грязные оконца. Пол был сложен из массивных досок невероятной толщины. Как позднее мне сообщил Добрыня, что это и не доски вовсе, а распиленные поперёк надвое брёвна лиственницы. Меж двух комнат находилась огромная русская печь, обмазанная глиной, без следов какой либо побелки. По центру комнаты, куда я вошел, стоял добротно сколоченный стол, под ним находились, сколоченные в том же стиле, четыре табуретки.

- Присаживайся, - пригласила хозяйка меня к столу, а сама вышла из избы.

- Я быстро, - сказал Добрыня, и скрылся во второй комнате.

Минут через пять появилась хозяйка, неся в руках глиняный кувшин, обёрнутый белым полотенцем.

- Вот я вам молочка принесла, покушайте.

Она поставила кувшин на центр стола и достала с полки три кружки. Затем вновь вышла в сени, но тут же вернулась, держа льняной свёрток, который она положила на стол и бережно развернула. В избе сразу пахнуло свежевыпеченным хлебом.

Из комнаты вышел Добрыня. Он был одет в рабочий комбинезон строителя.

Рассевшись вокруг стола, каждый отломил мягкий ломоть хлеба. Ножа на столе не было. Предвидя мой вопрос, Добрыня сказал:

- Не любим мы еду ножами резать. Смотри, какой красивый, - Добрыня держал свой ломоть хлеба в руке и разглядывал его, - когда хлеб режется, то нарушается его структура. Нож режет по плоскости, а когда отламываешь, то ломается там, где должно ломаться.

Перекусив, мы попрощались с хозяйкой и отправились в сторону моста, ведущего через Катунь.

- У меня сложилось такое впечатление, будто в этом доме никто не живёт, а женщина здесь только для того, чтобы встретить тебя, - сказал я.

- Ты ошибаешься, в этой избе живут постоянно. Но для хозяев этого дома не нужна благоустроенность, им нужен кров. Практичный, крепкий, добротный дом! Им даже стол с табуретками не нужны, они для гостей стоят.

Идти по висячему мосту было необычно, он раскачивался от ветра, создавалось впечатление ненадёжности.

- Сегодня мы долго идти не будем, нам бы углубиться в тайгу, там и переночуем, - сказал Добрыня.

Для меня было странным то, что чем дальше мы уходили в лес, тем всё меньше становилось комаров.

Через два часа пути мы вышли на удобное место для стоянки. Разбив лагерь, мы развели костёр. С унынием я развернул газетный кулёк с солью, - раз придется есть пресную пищу, так хоть привыкать к этому постепенно.

ДОРОГА

Я проснулся. Вылез из палатки, было уже светло. Моросил дождь, и от этого мне было неуютно и противно. Надо было сходить по малой нужде. Я, накрывшись целлофаном, пошёл к выкорчеванному ветром дереву и зашёл за него. Но не успел я сделать своё дело, как увидел что-то белое, лежащее под корнями поваленного дерева. Это было чудо! Передо мной лежало два килограммовых целлофановых пакета соли «экстра»! Мы не могли найти соли на протяжении всей дороги от Москвы до последнего населённого пункта, где вчера были, а здесь вот тебе, пожалуйста! Кто бы мог подумать - в тайге, где нет не только магазинов, человека здесь редко встретишь.

Я схватил оба пакета и побежал к Добрыне показать удивительную находку.

- Горный Алтай удивительное место, - сказал Добрыня, - здесь сбываются мысли, материализуются желания. Видать, у тебя было очень сильное желание есть пищу солёной. Молодец, твоё желание сбылось. Я не хотел тебе помогать искать соль, пока мы не добрались сюда.

- Вот бы погоду ещё сделать солнечной, а то дождь как-то не радует. Неохота грязь месить, - посетовал я.

- Всё в твоих руках. Хочешь солнце? Сделай! Хотя дождливая погода здесь норма.

- И как это сделать? - не унимался я.

- Да с помощью волшебной палочки! Вон видишь ельник. Сруби себе ёлочку, сделай из неё посох, вкладывай в него свою живу и разгоняй по утрам облака. Всё просто! Не забудь объяснить ёлочке, зачем ты её рубишь, и извинись.

К изготовлению палочки-посоха я подошёл творчески, вкладывал душу, хотел сделать красивее.

- Вот моя волшебная палочка, - похвастался я перед Добрыней, ещё не веря в то, что у меня получится разгонять ею тучи.

- Посмотрим, какова она в действии.

- А как ей пользоваться? – в надежде на детальные инструкции, спросил я.

- Это ты меня спрашиваешь? Сам сделал, сам должен знать, как пользоваться.

Я взял палочку двумя руками и представил, как моя внутренняя сила передаётся ей. Когда я почувствовал это то, направил конец палочки в небо и стал им делать вращательные движения, при этом представлял, будто из палочки выходит луч, разгоняющий облака.

К обеду облака действительно рассеялись. Я же потом каждый день утром и вечером проделывал такой ритуал с палочкой. Что удивительно, дождей действительно не было.

Добрыня шёл быстро, уверенно наступая на камни. Я еле поспевал за ним, отслеживая каждый его шаг, и, стараясь ступить туда же, куда ступает он. Когда мы остановились передохнуть, Добрыня сказал:

- Теперь ты будешь идти впереди!

- Но я не знаю дороги! - пытался возразить я.

- Вот поэтому и пойдёшь впереди. Постарайся найти верную дорогу, почувствуй её, но не головой, а ногами!

- Как это?

- Просто отключи голову! Поставь перед собой цель, и как бы забудь про неё. Ноги сами понесут тебя туда, куда нужно, только не мешай им! И держи внутренний ритм. Сейчас будут крупные камни, также мы будем пересекать небольшие притоки реки, твои ноги сами должны выбирать, куда ступать, все эти притоки можно пройти по камушкам, не замочив ноги. А если ошибёшься и пойдёшь не туда, то я же рядом - направлю на верный путь!

Мы вновь взвалили на себя рюкзаки и двинулись дальше, теперь я шёл впереди. Тропа редко где разветвлялась и я верно выбирал, куда сворачивать. А там, где тропа пропадала под глыбами камней, ноги несли меня туда, куда нужно, и я не мог себе объяснить, как такое получается.

Проходя через небольшой ручей, я увидел, как несколько бабочек своими хоботками пьют влагу с каменной крошки. Фотоаппарат у меня был под руками, я взвёл затвор, аккуратно, чтобы не распугать, приблизился к бабочкам, и сделал снимок. Затем вновь взвёл затвор и приблизил объектив настолько близко к бабочкам, что они полностью заняли собой смотровое окошко фотоаппарата. Я щёлкнул (уже в Москве, когда были напечатаны снимки, я заметил, что на первом снимке на две бабочки было меньше, а на втором снимке все бабочки раскрыли свои крылышки, словно позировали перед фотоаппаратом).

Добрыня в это время молча сидел на сваленном дереве и ждал.

Мы вышли на берег бурной реки.

Добрыня снял рюкзак, разделся и сказал:

- Давай искупаемся, - направляясь к воде.

Переход был длинным, и мне было жарко. Я последовал примеру Добрыни. И даже опередил его, первым бросился в воду, о чём через мгновение пожалел. Меня мощным течением стало швырять об камни, я тщетно пытался выбраться на берег, меня крутило как щепку. Более того, вода была обжигающе ледяной. Я испытал шок от холода. Ошалелый, я не знал, что делать. Кое-как мне удалось подобраться к берегу, где течение было не такое бешеное, и вылез из воды на камни. Меня унесло течением метров на сто. Я пошёл назад. Навстречу бежал Добрыня.

- Что ж ты так в реку сиганул. Это тебе не Волга. Не ожидал от тебя такой прыти!

Я не мог прийти в себя от холода. Меня всего трясло.

- Давай бегом до вещей, согреешься.

Я рванул, что есть силы. Добежав, набросил на себя куртку и сел согреваться на камушек.

Подошёл Добрыня:

- Не так в горных реках купаются. Вот смотри, я тебе покажу.

Он вошёл в реку по колено, при этом, чтобы не унесло, держался за валуны, торчащие из воды и, нащупав камень под водой, ухватился за него двумя руками лёг животом вниз. Стремительное течение омывало его тело. Через десять секунд Добрыня распрямил руки и так же осторожно как входил, вышел из реки.

- Попробуй, - предложил он мне.

- Холодно! Чего-то не хочется, - я никак не мог отогреться.

- Холодно только вначале, пока не привыкнешь. Холодом можно лечиться. Холод закаляет. Не относись к холоду как ко злу. Почувствуй его всем телом и поймешь, холод тебе поможет. Мы с тобой будем купаться во всех водоемах, которые встретятся нам на пути, даже там, где лежит снег, и когда будем возвращаться, то здесь тебе вода покажется тёплой. Ну, давай же окунись ещё разочек, в первый раз не считается!

Я нехотя встал, сбросил с себя куртку подошёл к реке и зашёл в воду. Я всё делал так, как делал до меня Добрыня. Да вот только лёг в реку головой вниз по течению, и вода резко ударила мне в ноздри, попала в дыхательные пути, я чуть не захлебнулся. С такой речкой шутить было нельзя. Я повернулся и лег, как положено, головой вверх по течению. Вода меня туго обхватила ледяной хваткой. Было холодно, но я держался, пока уже стало невмоготу. Я выскочил с криком от холода. И дрожа, судорожно хватая куртку, стал одевать её на себя.

- Ну,… как водичка? - поинтересовался Добрыня.

- Ппппросто пппрелесть! - у меня зуб на зуб не попадал.

- Ничего, привыкнешь.

Мы прошли ещё около часа и остановились на благоустроенной стоянке на берегу реки, где был сколоченный из досок добротный стол.

Разобрав вещи, поставив палатки, мы приготовили себе кашу и сели есть.

К нашему пиршеству присоединилась очень странная муха. Всё её тело было копия шмеля, а голова мухи. Она ходила по столу и подбирала крошки, которые мы оставляли. Чувство брезгливости муха у меня не вызывала, а напротив, мне было приятно разделить с ней ужин, захотелось её даже погладить. Я протянул руку и указательным пальцем погладил её полосатый зад. На моё удивление, муха даже и не собиралась улетать, напротив, она замерла, словно наслаждаясь человеческой лаской.

- Это что? Мухи здесь такие непугливые, - спросил я.

- Мухи везде одинаковые. Вот если ты захотел бы её прихлопнуть, тогда она тут же улетела бы.

- Как она может знать: хочу я её прихлопнуть или хочу я её погладить? – не понял я.

- Всё очень просто. Вот у людей общение построено намного сложнее. Когда ты хочешь убить муху, то твои мысли излучают агрессивную энергию. Муха её в прямом смысле видит, агрессия муху пугает и она улетает. Ты пробовал прихлопнуть рукой назойливую муху, сидящую на тебе?

- Конечно, много раз!

- И как часто ты добивался своего?

- Редко! Мухи будто чувствуют, что я хочу их убить.

- А мухобойкой?

- Мухобойкой проще!

- Мухобойка не живая, она не излучает агрессию, а человек с его агрессивной энергией находится дальше, вне зоны чувствительности мухи. У мухи время идёт иначе, чем у человека, и реакция, и скорость у неё выше. Ей не надо много времени, чтобы почувствовать от приближающейся ладони угрозу и улететь.

Сейчас ты гладишь муху и твой палец излучает живу. Муха её тоже чувствует и питается ею. Многие насекомые, многие животные любят человеческую живу. Если человек гармоничен и в нём много живы, то на него могут садиться бабочки и стрекозы, не доставляя при этом неудобства. Сегодня на ручье, когда ты фотографировал, бабочки не улетели, они чувствовали твою живу, они чувствовали твоё восхищение ими, они оставили это восхищение тебе на снимке в благодарность за твою живу.

РЕРИХОВЦЫ

На следующий вечер мы подошли к лагерю, состоящему из четырех палаток. В горах людей мало и, как правило, если кого-нибудь встретишь, то обязательно поздороваешься, а то и разговоришься. Тут же был целый лагерь. Мы подошли. Возле палаток сидели три женщины, мужчина, и двое детей. Поздоровавшись, стали знакомиться. Оказывается это была некая организация «Возрождение», основанная на трудах Рерихов, из Кемерова. Надо сказать, что картины Николая Рериха я никогда не понимал, но относил своё непонимание к недоразвитости своих чувств восприятия красоты.

Видимо, рериховцы уже достаточно долго находились здесь и, соскучившись по общению, завалили нас вопросами. Когда они поняли из полученных ответов, что перед ними простые туристы, так как на их вопросы мы отвечали односложными фразами, то стали грузить нас всевозможной оккультной информацией, пытаясь, наверное, таким образом произвести на нас неизгладимое впечатление. Они рассказывали, что являются контактёрами с высшими, светлыми силами Земли, начали читать стихи, которые эти светлые силы им надиктовали, но, на мой взгляд, для высших сил стихи были слабоваты, семиклассник написал бы куда лучше. Они говорили, что собрались на Алтай, чтобы посетить особое место, которое известно только им. Но, добравшись сюда, они устали и решили отдохнуть, а на то самое место пошли самые сильные, то есть мужчины.

- Давайте мы вас накормим? – предложила одна из женщин.

- Благодарю, не откажемся, - сказал Добрыня.

Костёр у них уже горел, и что-то варилось в котелке. Мужчина снял варево с огня, а женщины быстро разложили еду по тарелкам и пригласили к месту приёма пищи.

Заглянув в тарелку, я к своему ужасу обнаружил там кусок плавающего мяса (тушёнки). Не то, чтобы я вообще мяса не ел - ел еще как! Но здесь мне оно показалось отвратительным. Это не осталось незамеченным, рериховцы стушевались. Я же заявил, что мяса не ем. Мне оно действительно не полезло бы в горло.

- Да мы тоже не едим мясо, - заявил мужчина, - но здесь надо много сил, чтобы идти так далеко.

Добрыне тарелки с тушёнкой они не подали.

- А от чая не откажитесь?

- От чая не откажемся! – сказал я.

Надо сказать, что мне самому было неуютно, я не ожидал от себя такой реакции на мясо.

Напившись чая, мы перешли к культурной части вечера, мужчина взял гитару и стал петь. А когда его творческий порыв угас, то достал из своей палатки магнитофон и включил бардов, пусть, мол, поют!

Судя по лагерю, их экспедиция действительно устала, они тащили гитары, магнитофоны и батарейки к ним, консервы с тушёнкой, кучу ненужных вещей.

- Видишь, как вещи мешают человеку дойти до цели? – спросил меня Добрыня, когда нас никто не слышал.

- Да! Непостижимо! Я представляю, сколько энтузиазма было у этих людей там, в Кемерово! Как они готовились, наверное, писали списки, что взять с собой, и за этим всем забыли о главном, зачем они идут сюда. В результате до нужного им места они не дошли – устали!

- Не приходит тебе в голову аналогия с жизнью?

- Приходит, конечно!

Рериховцы вновь подошли к нам и одна из женщин, желая поразить нас наповал, задала вопрос:

- А вы не удивлены, что здесь сейчас нет дождей, Горный Алтай место дождливое?

Она замерла, ожидая ответа.

Меня же так и подмывало сказать: «Это я своей палочкой тучи разгоняю!» Но не думаю, что она хотела от меня именно это услышать. Из замешательства меня вывел Добрыня, он сказал:

- Я очень удивлён, обычно каждый день дождь здесь идёт.

Тогда женщина торжественно заявила:

- Это из-за нас погода солнечная, наши учителя, послав нас сюда, пообещали голубого неба над нами!

- Вот те раз! – возмутился я, - с чего это вы взяли?

- Нам это учителя сказали! Вот увидите, мы завтра уйдём, и дождь пойдёт!

Я хотел было поспорить, но вовремя осёкся. Ни к чему! Путь думают, что солнце светит для них. Я же буду уверен, что это я сделал хорошую погоду. Ведь их не убедишь в этом!

Солнце садилось за гору, надо было дойти ещё до стоянки. Поблагодарив рериховцев за чай и компанию, мы взвалили на себя рюкзаки и отправились дальше. Впрочем, идти оставалось нам не более километра.

- Вот здесь мы и заночуем, - сказал Добрыня, когда мы вышли к небольшому ручью, впадающему в реку.

Место представляло собой небольшую опушку в сосновом лесу, осыпанную хвоей. А на краю опушки росла особая сосна, на толстой коре которой было вырезано изображение бородатого старца.

- Что это? – спросил я Добрыню.

- Лик ведуна!

- А зачем он тут?

- Ведун дереву свой лик даровал, а дерево ему ведать помогает.

- Как это?

- Ты у себя в Москве телефонные будки видел?

- Как же не видеть! Они везде!

- Так вот и здесь такие будки есть, только выглядят они иначе. Вот одна из них. Здесь, возле этого лика я с ведуном общаться могу. Поэтому и остановились тут.

- А посмотреть можно, как ты общаешься?

- Да смотри, если интересно.

Но Добрыня не спешил воспользоваться сосной с ликом. Сначала мы разбили лагерь, приготовили себе поесть, поужинали, а лишь потом Добрыня отправился к лику.

Впрочем, ничего интересного не было. Добрыня встал напротив лика с раскинутыми руками, и расставленными ногами, закрыл глаза и стоял так минут двадцать.

- Как ты с ведуном общался? – поинтересовался я, когда Добрыня подошёл к костру, - особой оживлённой беседы я что-то не видел.

-Да тебе и видеть не надо! Видел я! Это более совершенная будка, чем у вас в Москве, это настоящий видеотелефон! Я всё вижу с закрытыми глазами, говорю с закрытым ртом, и слышу неслышимое! Вот так! А о чём мы говорили, тебе знать не надо. Пойдём спать лучше!

ПЕРЕВАЛ

Шёл четвёртый день, как мы вышли из Тюнгура. Сколько мы прошли, сказать я не мог, но думаю, что каждый день проходили по 20-30 километров.

Мы подошли к небольшому, но невероятно красивому озеру.

- Вот здесь мы и заночуем, - предложил Добрыня.

Место было восхитительным. Довольно высоко над уровнем моря. И здесь было холодно. На другом берегу озера лежал ледник. После длительного перехода мне хотелось окунуться. Я снял рюкзак, сбросил с себя всю одежду, и с разбегу плюхнулся в воду, так как в такую холодную воду заходить постепенно для меня было сущим мучением, а погрузиться сразу и полностью - это ещё терпимо.

Я пересёк озеро и подплыл к леднику. Для меня, было необычно находиться в воде и касаться рукой льда. Добрыня оказался прав: к холоду можно привыкнуть. Не то, чтобы я не мёрз, а просто к чувству холода стал относиться с другим настроем, как к чему-то полезному для меня. Да видимо, и организм к ледяной воде адаптировался. Меня не трясло от холода.

Я вылез из озера и, не вытираясь, для разогрева сделал несколько физических упражнений. Добрыня говорил, что холодную воду, а тем более – горную, с тела не надо вытирать. Пусть она высохнет сама. А вот когда моешься теплой водой, то тело потеет, и пот вместе с водой следует тщательно вытереть.

- Завтра нам предстоит пройти вон через тот перевал, - Добрыня указал рукой в сторону каменной стены. - Для этого понадобится много сил, поэтому выспимся и с утра двинемся. А сейчас я покажу одно растение, которое поможет тебе завтра преодолеть перевал. Пойдём!

Мы отошли от места стоянки метров двадцать, когда Добрыня остановился и нагнулся над травой, растущей в камнях небольшими кустиками.

- Что это? - спросил я.

- «Радиола Розовая», в народе ее называют «Золотым корнем».

Добрыня руками разгрёб камни вокруг кустика и, обхватив все стебли, потянул вверх, растение выдернулось из каменистого грунта вместе с мясистым корнем.

- У «Золотого корня» необычный запах. Понюхай! - Добрыня поднёс корень к моему носу.

Запах был действительно необычный, но очень знакомым, он напоминал аромат сухофруктов.

- Одного корня нам хватит, - сказал Добрыня. Он оторвал стебли от корня. – Завтра я его для тебя сварю.

С утра мы стали собираться. Настроение у меня было замечательное. Добрыня, заметив это, решил его подпортить:

- А собственно, чему ты радуешься? - поинтересовался он.

- Красота-то какая! Хорошо мне здесь!

- А ты знаешь, что этот перевал не каждого пропускает? Здесь стоит защита!

- Какая защита?

- Там, за перевалом живут те, кто не хочет, чтобы к ним приходили непрошенные гости, вот они и поставили защиту. На этом перевале много людей погибло, среди них были и опытные альпинисты. Ой, да гиблое это место! – покачав головой, сказал Добрыня.

Моё хорошее настроение начало портиться.

- Да ты не бойся! - продолжал Добрыня, - страх силы отнимает. Давай вот что сделаем, я тут пока корешок сварю, ты сбегай на вершину перевала. Без рюкзака у тебя займёт времени часа полтора. С этой стороны он тяжёлый, с той - пологий. Покажется перевал неприступным, вернёмся! А?

- А как же цель нашей поездки?

- А ты её знаешь, цель-то?

- Нет!

- Ну, и что тогда ты переживаешь? Давай иди! Держись вон той седловины, там и есть перевал.

Я пошёл, взяв свою палочку. Пошёл в плавках, так как солнышко уже достаточно тепло пригревало, а лезть по скалам было бы жарко.

Налегке перевал мне не показался настолько опасным, чтоб его не могли бы преодолеть опытные альпинисты. Были, конечно, сложные места, но они вполне проходимы без риска для жизни. Я достаточно быстро добрался до седловины. Передо мной открылась необыкновенной красоты панорама: со стороны моего восхождения зелёная долина с небольшими горными озёрами, а с другой суровый горный пейзаж, с ледниками и скалами. Долго любоваться этим великолепием я не стал, в седловине дул холодный ветер, тут же был ледник. А я был почти голым. Поэтому решил спускаться. Я ещё раз оглянулся и увидел на скале траурную табличку, на которой увековечено было имя альпиниста, погибшего здесь. Мне стало жутко. Как мог альпинист погибнуть на таком, как мне показалось, пустяковом перевале?

И всё же когда я спустился, не подал вида, что меня посетил какой-то мистический страх. Я сказал:

- Добрыня, напрасно ты меня пугал, перевал несложный!

- Так что, пойдём?

- Ну да!

- Ладно. Вот я тут отвар приготовил. Можешь туда своего растворимого кофе добавить, ядрёней станет. Попей!

Отвара было много, я выпил кружку, остальное выливать было жалко, поэтому перелил варево во флягу на тот случай, если вдруг силы оставят меня, а тут вот - допинг.

Собрав и взвалив на себя рюкзаки, мы двинулись в путь. Сперва нам пришлось пройти полосу огромных каменных глыб. После них путь стал более крутым, угадывалась едва заметная тропинка меж камней, умятая в скудной почве. Но и она вскоре закончилась, и началась скала. Добрыня дал знак остановиться. Мы присели на выпиравшую из скалы плиту.

- Дальше пойдём по одному, - сказал Добрыня, - от ног впереди идущего могут полететь вниз камни и попасть в идущего следом. Так что я пойду первым, а ты выжди, когда я буду на безопасном для тебя расстоянии и иди за мной. Учти, что маленький камушек, вылетевший из под моих ног, может вызвать серьёзный камнепад. Не приближайся ко мне - это опасно!

Я отдохнул на плите минут пять. Добрыня уже давно скрылся из моего поля зрения, и я отправился за ним. По скале пришлось карабкаться, страха не было, ведь я уже прошёл весь путь сегодня, сейчас было конечно, тяжелей, за плечами висел рюкзак килограмм в тридцать. Но это были чисто физические сложности. Чтобы себя подкрепить, я периодически прикладывался к фляге с отваром. Особенно я не торопился, опасаясь камнепада, вызванного Добрыней. Подъём становился всё круче и круче. В голову приходили песни Владимира Высоцкого. Напевая их, я медленно, но уверенно двигался вверх. Моя палочка висела у меня на кисти, так руки были свободны для того, чтобы хвататься за выступы. Я перед подъёмом специально к палочке привязал верёвку. Вот эта верёвка меня и подвела. В тот момент, когда руки у меня были заняты, она порвалась и моя палочка полетела вниз. Я тупо глядел, как она скрывается из виду. Мне казалось, как будто что-то оторвалось от моего тела и упало со скалы. Внезапно чувство опустошения овладело мной. Силы будто оставили меня. Но надо было двигаться вперёд и, сделав очередной глоток из фляги, полез дальше до тех пор, пока вдруг не упёрся в отвесную стену. На неё я залезть уже не мог. Я понял, что заблудился, ранее я лез не здесь, такой стены на моём пути не было. Я замер на скале, не зная, что делать дальше. Вниз спуститься я не мог, так как не видел, что у меня под ногами, мешал рюкзак. Туда где я висел, я пробрался по траверсу, и подо мной был очень крутой обрыв, и падать мне было никак нельзя, так как в живых после такого падения не остался бы! Сбоку от меня находилась сыпь из мелкого камня, вставать туда было опасно. Можно вместе с сыпью улететь вниз. Результат тот же, плачевный! Силы покидали меня, долго держаться на скале я не мог. Мышцы начинали болеть от напряжения. И тут я понял, - конец! Странно, но эта мысль не вызвала страха. Я знал, что отсюда не выберусь и на удивление был спокоен. А раз смерть меня не пугала, то можно было рискнуть, тем более что терять было нечего, но появился шанс спастись. Я прыгнул со скалы вбок на сыпь и быстро побежал по ней по траверсу. Сыпь не успевала унести меня вниз. Я добрался до большого уступа, и понял, что ещё поживу.

До седловины оставалось метров двадцать. Радость спасения придала мне сил, и я быстро добрался до верха. Там меня поджидал Добрыня.

- А я тебя тут заждался.

- Я тут чуть в пропасть не сорвался, - выпалил я.

- Давай отдохнём немного, чайку попьём, расскажешь, что у тебя случилось, - предложил Добрыня.

Я полез в рюкзак, достал котелок, примус, чай, сахар и пошёл черпнуть снега с ледника. Стал выбирать, где снег почище, и спустился пониже, склон был достаточно крутой и я, зачерпнув снега котелком, стал терять равновесие и падать. Меня вовремя схватил сзади за куртку Добрыня и вытащил с ледника.

- Да ты совсем слаб, - сказал он. - Садись, отдохни, я сам всё сделаю.

Я сидел и смотрел, как Добрыня готовит чай. Но отдых не пошёл мне на пользу, всё моё тело словно обволакивалось ватой, мои силы истекали.

- Я не могу больше сидеть здесь, - сказал я Добрыне.

- Ты сколько отвара выпил? - спросил он меня.

- Да всю флягу.

- Всё понятно. Ты не можешь долго быть без нагрузки, тебе надо двигаться. Сейчас быстро пьём чай и вниз. Все разговоры потом. Это корень! Ему надо выйти. А выходит он через силу. Ты очень много его выпил!

Примус быстро вскипятил воду. Добрыня налил мне чая, бросил в кружку сахара, размешал ложкой, поставил передо мной и сказал:

- Пей!

Чай утолил мою жажду. Но общее состояние не улучшил, я сомневался, а смогу ли спуститься вниз. Когда Добрыня упаковал мой рюкзак и повесил его мне на плечи, я с трудом сделал первые шаги. Ноги меня не слушались, но потом, о чудо! Мне стало легче! Корень выходил, ему нужна была нагрузка, я не то, что пошёл, я побежал! Спуск был пологий, пролегал по каменным глыбам, я перескакивал с камня на камень и бегом держал оптимальный ритм спуска. Я не понимал того, как в одно и тоже время во мне совмещались дикая усталость и неисчерпаемая сила, которая требовала постоянного выхода?

Впервые за то время, как я смастерил себе палочку-посох, заморосил дождик. Мы набросили на себя целлофан. Я шёл словно на автомате. Усталость тянула меня к земле.

- Нам надо дойти до воды, потерпи ещё немного, - подбадривал меня Добрыня.

Камни, камни, с одного на другой. Я закрыл на ходу глаза, но камни не пропали, я их видел с закрытыми глазами, и ноги действительно ощущали их. Долго я не стал экспериментировать, ещё не хватало сломать здесь себе ногу.

- Ты с закрытыми глазами видишь камни? - Добрыня явно наблюдал за мной.

- Да! Вот удивительное дело!

- Удивительное, - согласился Добрыня, - это ты находишься в таком состоянии. Близость смерти сделало своё дело. Ты ведаешь!

Мы дошли до воды. Место было каменистым, без растительности. Возле ручья лежали большие рога архата. Я поднял их, весили они килограмм тридцать, не меньше. Таскать такую тяжесть на голове, видимо, горному козлу не легко!

Мы поставили палатки и завалились спать. Моё тело было похоже на печь, оно излучало тепло изнутри. Несмотря на усталость, я долго не мог уснуть, корень не давал.

ПЕРЕД ПОСЁЛКОМ

Мы выспались. Добрыня не стал будить меня, позволил понежиться в тёплом спальнике. Когда я вылез из палатки, уже был готов завтрак: на примусе томилась гречневая каша. Деревьев, а, следовательно, и дров здесь не было. Как и вечером моросил дождь. Одевшись потеплее и окутавшись целлофаном, я сел за импровизированный стол, который заменял плоский камень. Добрыня насыпал каши в миски. Мы принялись за еду.

- Так, где ты свою палочку оставил? - спросил Добрыня, - надо бы ею поработать, а то как-то сыро и зябко.

- Упала она у меня, когда я по скале карабкался. Я сам чуть следом за ней не отправился.

Выдержав паузу, Добрыня продолжил:

- Послушай одну сказку. «В одной далёкой стране была школа волшебников. Брали туда не каждого, а лишь того, кто может сделать какое-нибудь волшебство. Прослышали в этой школе, что в одной деревне живёт мальчик, который может облака разгонять. Отправили они в эту деревню знаменитого волшебника, что в школе преподавал, чтобы он привёл этого мальчика на обучение.

Пришёл волшебник к мальчику, проверил его способности и предложил учиться волшебству. Родители и мальчик согласились. Вот идут они, и начался дождик. Мальчик думал, что волшебник взмахнёт рукой и дождь прекратится, ведь он такой могущественный. А волшебник нашёл дерево с кроной погуще и сел под него. Мальчик спрашивает: «Учитель, почему ты дождь не останавливаешь, ведь если даже я могу облака разгонять, то для тебя это и вовсе не представляет никакого труда?» Улыбнулся волшебник и ответил: «Зачем? Ведь есть дерево, где мы можем дождик переждать».

- Это ты к чему? - спросил я.

- За многое мы должны платить. В частности за то, что влезаем в естество природы. Вот и ты чуть не поплатился жизнью, за то, что махал палкой и разгонял облака. Дождик ему, понимаете ли, не понравился! Ведь есть целлофан, где мы можем от дождика спрятаться, - перефразировал последнюю фразу сказки Добрыня.

- Да ты сам мне посоветовал палочку вырезать!

- Это я тебе урок преподал. На своей шкуре оно всегда понятнее. А урок вот в чём заключается. Во-первых, очень аккуратно передавай свою живу предметам. Только при необходимости. Вчера ты лишился своей живы, которую перекачал в палку, это тебе чуть не стоило жизни. Во-вторых, ты неосмотрительно вторгся в процесс приРОДы, и результат тот же. Любое действие должно иметь смысл. Ты разгонял облака безо всякого смысла. Но тебя спасло то, что смысл в твоё неосмотрительное действие внёс я. Если ты смастерил бы палочку без моего осмысленного совета, то не разговаривали бы мы сейчас здесь. А смысл - преподать тебе урок. В результате чего ты оказался на краю смерти. На самом деле я даже и не предполагал, что так всё чудно получится! И именно сейчас, когда мы уже почти пришли, ты почувствуешь дыхание смерти.

Горный Алтай, место, где человек чувствует себя незащищённым. Здесь понимаешь, что человеческая жизнь кончится, а мир останется. Человеческая жизнь не так важна, как думает человек. Когда ты оказался на краю жизни, ты понял всю свою незначимость, тебе было не жаль себя. Ты понял, что очутился здесь благодаря целому ряду обстоятельств. Эти обстоятельства были не случайны.

Тут я подумал, что в моей жизни это уже второй раз, когда я находился на краю гибели. Первый раз в Крыму, когда я с Радой плыл к скале, и чуть не утонул. Ситуации были где-то схожи и там и здесь, я находился на пороге мудрости, с которой мне предстояло соприкоснуться. Возможно, ощущение смерти давало остроту восприятия. А возможно, ощущение смерти есть некое перевоплощение, но без физической смерти и рождения, а что-то вроде упрощённой схемы. Тот, кем я был - умер, а родился другой, с несколько другими качествами человек.

- Учись относиться к окружающему миру с уважением, - продолжал после некоторого молчания Добрыня.

- А что надо уважать? – не понял я.

- Всё, что окружает тебя! Уважение объединяет нас с природой! Современные системы пытаются каждого заткать в кокон, изолируя его тем самым от окружающего мира, погружая в мир искусственный, системой созданный. У человека при этом создаётся иллюзия защищённости, он думает, что он царь и бог, а всё что его окружает, создано только ради него. Поверив в это, человек постепенно превращается в безудержного потребителя, который даже не то что просит или даже берёт, а требует от окружающего его мира всё, что может ублажить его взращенное системой самолюбие. Человек забывает, что он сам лишь маленькая песчинка этого огромного мира. Что его жизнь зависит от множества факторов, которые не подвластны контролю человека и даже контролю системы. Что кокон может защищать только до поры до времени. Таких коконов уже миллиарды, и из каждого вырывается: - «дай»! Система обхаживает каждого, инкубируя гордыню, добиваясь того, что человек начинает верить в свою непревзойдённость, в свою божественность, при этом оставаясь, по сути, паразитом, не создающим ничего, а напротив, жадно требуя себе благ в ущерб окружающему миру, не понимая, что тем самым разрушает и себя. Системе это выгодно. Она взращивает каждого для своих целей. Она вскармливает, обогревает, защищает и человек действительно некоторое время в безопасности. Словно фермер откармливает свиней для убоя, держа их в идеальных для нагуливания веса условиях, так и система выпестывает себе стадо покорных существ, ни на что не способных, кроме как службы самой системе. Оторванность от мира человека основное оружие системы. Брезгливое отношение людей к окружающей среде тому результат. Человек теряет чувство уважения. Если раньше воин с уважением к своему врагу шёл в бой, то сейчас уважение пропадает к самому близкому кругу общения, и даже к самому себе! Именно уважение есть связующая нить, которая удерживает человека с окружающим миром. Ни страх, ни знания, а трепетное чувство восхищения, не позволяющее указать на кого-то или чего-то пальцем и заявить: - «Моё! Мы часть этого мира! Мир это мы! Мир создал нас, и мы создаём мир». Отделяя себя от мира, человек разрушает себя самого и всё человечество в целом, не понимая при этом, что он всё же выполняет некую роль. Это роль дерьма, которое, переварившись, удаляется из организма за ненадобностью! Не чувствуешь единения с миром – прочь из его кишечника!

- Очень грубое сравнение, - хотел было не согласиться я.

- Зато наглядное! Не так ли?

- Да, действительно, твои слова рисуют у меня в воображении наш мир со спущенными штанами на унитазе. Очень наглядно!

- Более того, представь, что, отделившись, дерьмо ликует, якобы обретя свободу!

- Что это значит? Отделившись полностью от нашего мира, люди не погибнут?

- Ничто не может просто так исчезнуть, но это уже будут не те люди, которые населяют сейчас нашу Землю.

- А кем они станут?

Добрыня лукаво взглянул на меня и, выдержав небольшую паузу, спросил:

- Хм. Судя по твоему вопросу, ты отделяешь себя от людей?

- Нет, но мне не хотелось бы быть в числе тех, кто…

- Ты не хотел бы быть дерьмом? – уточнил Добрыня.

- Да!

- Тогда тебе до них не должно быть дела, - помолчав немного, Добрыня резко поменял тему, - нам осталось идти недолго. Спуститься до озера, и мы на месте, - тем самым дал понять, что ответа на свой вопрос я не получу.

- Ответь мне ещё на один вопрос.

- Задавай!

- Кто на самом деле разгонял облака, я или учителя рериховцев?

- А ты как думаешь?

- Думаю, что я!

- Правильно думаешь, облака разгонял именно ты, и никто иной. Поэтому и получил урок, о чём я тебе и толкую!

Я достал фотоаппарат и стал менять в нём плёнку. Перед поездкой я успел купить цветную слайдовскую фотоплёнку «kodak». В то время только появилась такая плёнка. Мне показалось, что Добрыня смотрит на меня и усмехается. Я резко повернул голову, действительно усмешка присутствовала на лице Добрыни.

На мой немой вопрос, Добрыня ответил:

- Напрасно ты такую дорогую плёнку в фотоаппарат вставляешь.

- Это почему?

- Здесь фотографии не получаются.

- Что освещение плохое?

- Освещение хорошее, а вот фотографии не получаются.

Я понял, что вразумительного ответа от Добрыни не дождусь, и перестал его спрашивать. Тем не менее фотографировал всё то, что считал нужным для себя.

Дорога вниз была легче. Вскоре появилась растительность.

Мы шли молча, тишина меня напрягала, и я задал вопрос:

- А на перевале действительно стоит защита?

- Стоит, конечно!

- Так, а в чём повинны альпинисты, что погибли на нём?

- Перевал пропускает многих. Не думай, что он губи

Дата добавления: 0000-00-00