Полет в Бостон

В течение нашего полета в Бостон, у меня была возможность поближе познакомиться с туалетом реактивного самолета. Половину полета меня выворачивало над унитазом.

Когда я вышла после моего первого раунда, Ремингтон встретил меня хмурым взглядом, в то время как Диана проводила меня к своему месту в носовой части самолета, где стояла приготовленная ею заранее тарелка с нарезанной дыней, папайей, орехами и творогом. Я люблю папайю. В ней содержатся клетчатка и много витамина А, которые улучшают пищеварение. Рядом лежала долька лимона, сок которого я люблю выдавливать сверху на папайю. Однако, у моего тела было иное мнение, особенно после того, как аромат папайи достиг моего носа...

Рвотные позывы достигли горла, отчего пришлось отставить тарелку в сторону, бежать в туалет и быстро поднимать крышку унитаза, снова мучаясь рвотой. Диана сразу появляется около двери и я слышу, как она с кем-то разговаривает. Конечно же, у меня есть одно предположение, кто это может быть.

— Не дай ему войти сюда, — умоляю я ее между позывами.

На протяжении последних двух недель, Реми был более, чем стремительным.

Он называл себя "королем мира" всего пару дней назад, за ним последовало звание "короля джунглей", потом "короля боксерских груш", а после, в тот же вечер, он попросил меня быть его королевой, заставив меня смеяться. Но в то же время, он выглядел столь очаровательным и чудесным, с этими его ямочками, что я почти ощутила то, что он мне предлагал.

Он безумно активен. Буквально утомил нас всех, но, по крайней мере, Пит, учитывая круги под глазами, был счастлив, что его не одолела депрессия. Маниакальный Ремингтон дерется, как гладиатор, после чего пребывает в отличном настроении так долго, насколько получает возможность надирать задницы разным людям и довольствуется большим количеством секса, который я более, чем счастлива ему предоставить, так как он по-прежнему такой же горячий и похотливый, как и всегда, или, что странно, возможно, даже больше.

Спустив воду в унитазе, я снова пытаюсь ровно дышать, Диана одаривает меня улыбкой, которая ясно дает понять, насколько очаровательно выглядит волнующийся Реми, однако ее улыбка быстро исчезает, когда она присматривается к моему виду.

Я действительно чувствую себя, как дерьмо, поэтому закономерно, если выгляжу так же. Забавно то, что независимо от того, сколько мне сейчас лет, в моменты болезни, я снова мысленно переношусь в свои "суповые дни" и очень скучаю по маме. Она никогда не позволяла нам есть в постели, за исключением случаев, когда мы болели, после чего приносила нам в кровать теплый суп.

— Может, это отравление? — Диана трогает мой лоб. — Температуры нет. Принести тебе минеральной воды? Или “Алька-Зельтцер”? — спрашивает она.

— Скорее, немного газировки, — признаюсь я, смущенно умываясь с мыслями о том, что вся команда теперь будет в курсе, что меня только что выворачивало. — У тебя есть жевательная резинка?

Она кивает и смотрит, как я быстро пытаюсь привести в порядок свой конский хвост.
— Тебе нужно отлежаться сегодня, — предлагает она.

— И пропустить его тренировку? Ни за что, — вздыхаю я.

— Ты очень бледная, Брук.

Я быстро ущипнула себя за обе щеки и нацепила широкую улыбку.
— Вот.

С упреком покачав головой, она протягивает мне жевательную резинку и небольшую дорожную косметичку с пластиковой зубной щеткой и тюбиком "Колгейта".
— Я всегда вожу это с собой, куда бы мы ни отправились. Как и шампунь, — с гордостью сообщает она.

— Ох, ты просто спасительница, Диана.

После того, как почистила зубы над крохотной раковиной, я начинаю серьезно беспокоиться, что же со мной произошло. А когда выхожу, то нахожу его, сидящего на самом краешке сидения, с широко расставленными коленями, в которые он упирается локтями, а черные глаза прикованы к двери в уборную.

Так же, как и его, три остальные взволнованные пары глаз провожают меня, пока я направляюсь к своему месту. Чувствую себя слабой и обезвоженной, быстро падаю на подушки и оказываюсь сидящей на своей дорожной сумке. Ремингтон вытягивает ее из-под меня, убирает в сторону, оставляя в конце дивана, настойчиво обхватывает другой рукой мой затылок и мягко притягивает мою голову к себе.
— Что с тобой произошло?

— Не знаю. Мне не по себе после укусов.

Я скорее чувствую, чем вижу, что Диана где-то поблизости, и, кажется, изучает нас, будучи ни здесь, ни там. Всего лишь хочу, чтобы меня взяли на руки. Хочу взобраться к Ремингтону на колени и свернуться там, обхватив его руками за шею. Уткнуться носом в подбородок, вдыхать его запах, но я слишком устала, чтобы даже сдвинуться с места, поэтому всего лишь поворачиваюсь лицом к одной из его рук, и закрываю глаза, наслаждаясь запахом его мыла.

— Брук, ты уверена, что это началось с укусов?

Мы оба обернулись к Диане в одно мгновение, а на ее лице сияет странная коварная улыбка, которую я никогда не видела ранее. Ее веселые карие глаза остановились на Ремингтоне, потом на мне, после чего она снова заговорила немного дрожащим от волнения голосом:
— Ты спрашивал Брук, не станешь ли ты отцом?

Прошу прощения? Мне кажется, я поперхнулась, а затем проглотила шар для боулинга. И в это мгновение я чувствую, как пара черных глаз смотрят на меня, в то время, как легкие расширяются до предела.

Он ждет до тех пор, пока я не поднимаю на него глаза, голос едва слышен из-за гула самолетных двигателей.
— Что?

Святое дерьмо... Что?

Беременна?

Одно это слово удваивает вес шара для боулинга в моем желудке. Он волнуется, что я беременна? Всматриваюсь в его лицо и... ничего. Сплошная привлекательность и все. Ничего не могу прочесть в его темных глазах.

— Нет, — напрягаюсь я. Все мои внутренние оборонные комплексы приведены в полную боевую готовность из-за страха от того, что что-то вроде этого может с нами сделать. – Во мне противозачаточная капсула. Уже несколько лет. Она останавливает менструальный цикл, и я не знаю, когда она снова... — делаю паузу, смотря, как Диана играет бровями прямо напротив меня.

— Нет. Я.. нет, — и снова смотрю на ее теперь уже улыбающееся лицо, которое заставляет меня сердиться.

Она подносит мне бутылку газированной воды, которую из ее протянутой руки берет Ремингтон.

— Я не могу быть беременной. Этого не может быть, — говорю я, обращаясь только к нему сейчас.

— Я хочу, чтобы тебя кто-нибудь осмотрел, — он открывает для меня бутылку с водой, и пока протягивает ее, поворачивается к носовой части самолета. — Пит, я хочу, чтобы кто-нибудь осмотрел Брук прямо сейчас!

— Понял, сэр, — отвечает Пит. — Я сделаю пару звонков, как только мы приземлимся.

— Убедись, что это будет женщина с блестящими рекомендациями и хорошим опытом, а не какой-то новичок! — добавляет он.

— Я не хочу, чтобы меня кто-то осматривал! — протестую я.

Он выглядит экстра взволнованным, поэтому я погружаю пальцы в его темные волосы, пытаясь немного успокоить. Он шумно выдыхает через нос, и только после того, как замечаю, что он начинает немного расслабляться, утыкаюсь носом в его подбородок. Не знаю, почему, но это единственное место, где я не чувствую болезненность и тошноту, вдыхая чистый приятный аромат Реми.

— Ты пойдешь на осмотр, — хрипло произносит он в мои волосы, после чего обхватывает меня руками и тянет к себе на колени. Я издаю тихий благодарный стон, чувствуя себя до нелепого в безопасности в его руках.

Он опускает голову, прислоняясь к моей шее носом, втягивая воздух, словно и сам пытается успокоиться, после чего его губы мягко движутся к моему уху, где мягко и нежно, при этом выделяя интонацией каждое слово, произносит:
— Если эти скорпионы причинили тебе хоть какой-то вред, клянусь, я убью этого ублюдка и прибью его голову к чертовой перекладине.

— Почему бы тебе хотя бы не сделать тест на беременность? — спрашивает Диана.

Ремингтон соглашается с ней, не открывая своих черных глаз. И я не могу не заметить, испытывая долю паники, что они совершенно не сверкают, и уж точно не смеются.

— Я не беременна. Просто не могу быть, — настаиваю я. Моя штуковина, контролирующая мой менструальный цикл, просто не может меня подвести. Правда?

Очень медленно, он скользит своим цепким взглядом по моему телу, начиная от макушки с конским хвостиком, по груди под моей любимой небесно-голубой майкой, до мягких розовых джинс, и медленно возвращается обратно с абсолютно нечитаемым выражением лица.

— Что? Думаешь, могу? — недоверчиво спрашиваю я, и прежде, чем он успевает ответить, добавляю: — Реми, возможность появления ребенка может быть очень пугающей сейчас.

Он усмехается.
— Кто пугается ребенка?

— Я. Очаровательный ты мой. Я.

Он поднимает мое лицо к себе, притягивая за подбородок.
— Тогда, возможно, я возьму его себе, если он будет похож на тебя.

— Нет, не возьмешь, потому что нечего брать! — он всматривается в меня на протяжении нескольких ударов сердца, и я клянусь, выглядит...

— Ты выглядишь самодовольным, не так ли? — обвинительным тоном шиплю на него, не веря своим глазам.

Он вздернул одну черную бровь.

— Так и есть! Ты выглядишь таким самодовольным, думая, что поспособствовал моей беременности, когда моя противозачаточная капсула говорит мне, что это практически невозможно.

Он издает глубокий гортанный смех, отчего моя кожа покрывается мурашками, а волоски на ней встают дыбом. После этого целует меня именно, как мой парень, однако этот поцелуй не предназначен для нашего возбуждения, просто как способ выразить нашу связь, после чего осматривает меня своими темными глазами, которые сверкают весельем.

— Я предпочитаю думать, что ты носишь моего ребенка, чем отравлена ядом, — наполовину шепчет, наполовину рычит он.

— Ни за что, — уверяю я. И все же, почему меня не отпускает этот двухнедельный блевательный марафон?

Дерьмо.

Черт.

Дерьмочерт!

Он слегка поправляет меня на своей твердой груди, трет мою спину вверх-вниз, после чего говорит мне быстро, тихо, но предупреждающе:
— Я собираюсь уложить тебя в постель, как только мы доберемся до отеля, и будешь лежать смирно. Меня не волнует, что послужило причиной. Ты не поднимешься с кровати до тех пор, пока кто-то не осмотрит тебя и не скажет мне, что с тобой все будет в порядке.

— Ха! Ни за что не буду лежать в постели весь день, даже если мне будет плохо. Я никогда не пропускала ни одного рабочего дня за всю свою жизнь.

Он снова целует мое ухо, ведя себя, как истинный бойфренд, и мне начинает это слишком сильно нравиться.
— Раньше ты жила неправильно.

♥ ♥ ♥

ПОЭТОМУ Я НЕ ТОЛЬКО пропускаю сегодня работу и живу сейчас на грани, я только что помочилась на специальную палочку.

Пит назначил встречу с хорошим опытным гинекологом-мужчиной на завтра, и Ремингтона подкидывает от нетерпения; он даже простил Питу то, что врачом будет мужчина. Но ему не придется долго ждать, чтобы узнать результат. Естественно, мистер Скорость не будет ждать. Я ему тысячу раз сказала, что не беременна, но чем больше я ему об этом говорю, тем более самоуверенным он становится. А сейчас мне кажется, что он испытывает больше восторга от того, что я помочилась на палочку, чем я сама.

Когда я выхожу из ванной в его черной футболке, то вижу лишь боксирующую тень в центре комнаты.

Я наблюдаю за ним с порога, любуясь его выпадами. Он точно знает, куда направляется его кулак, несмотря на то, что производит впечатление расслабленного человека. Я знаю, что сила каждого его удара равна силе бульдозера.

Опираясь на дверной проем, спортсмен внутри меня не может не восхищаться спортсменом внутри него. Я знакома с тысячами спортсменов. Но никогда не встречала человека, подобного ему. Его скорости. Ловкости. То, как он уклоняется. Балансирует. То, как он дерется, создает впечатление инстинкта, но в то же время, я наблюдаю за обоими его тренировочными режимами, и не могу не отметить, что в его игре голова задействована на все сто каждый раз.

На один миг я вспомнила о своих родителях. Они ведь знают, что я в турне по работе, и даже представить себе не могут, в насколько глубоких отношениях я состою со своим работодателем. В тот день, когда я покидала Сиэтл, моим единственным переживанием было, примет ли меня Ремингтон обратно. Я даже не рассказала родителям, что влюблена. Что познакомилась с парнем, тем единственным, которого, как думала, никогда не встречу. Того, кто заставил меня упасть сильнее, чем я когда-либо падала. Я знаю, что они мне доверяют, считая меня рассудительной. На протяжении многих лет я доказывала, что оправдываю их доверие, но что, если этот тест окажется положительным... ОБожемой, если он будет положительным, они будут кричать о "безрассудности" на каждом шагу!

Боже мой, что мне делать, если я все-таки окажусь беременной? Что будет, если маленький Тэйт ворвется в мою жизнь так же, как и Ремингтон, присваивая меня, говоря: "Знаешь что? Ты должна знать, что нуждаешься во мне, хочешь меня, будешь отчаянно любить меня, и вот он я!"

— Ты уже проверяла?

Его голос возвращает меня в реальность. Желудок скручивает от нервов, в то время, как я оторопело пялюсь на него. Он быстро проводит пальцами по волосам, что все больше взъерошивает их каждый раз. Его глаза темные, но отблеск заката, проступающий сквозь стекла, освещает небольшие голубые пятна. Он выглядит теплым и спортивным в его мягких тренировочных штанах и толстовке, по-мальчишески, и мысль о возможности иметь под сердцем его ребенка согревает меня, беспокоит и делает очень, очень не готовой к этому.

— Брук? — мягко настаивает он.

Мой желудок переворачивается снова. Часть меня сгорает от любопытства, а другая часть не хочет знать. Все, чего она хочет - сохранить статус-кво. Только мы. Реми и Брук.

— Детка, ты пописала на палочку или нет? — подгоняет он, хотя я по-прежнему колеблюсь.

— Пописала. Я же сказала тебе, что сделала это, — стону и возвращаюсь за тестом, после чего иду и в третий раз изучаю инструкцию. После этого собираю все свое мужество, надеваю образ плохой девчонки, поворачиваю тест окошком вверх и смотрю результат.

Бабочки вылетают из меня.

Образ родителей мигает в моем сознании. Мама и папа. Другое поколение. Возможно, Нора сказала им, что я встречаюсь с мужчиной, на которого работаю, но даже, если они и не знают о том, что я с ним, известие о ребенке заставит их проходить месячную реабилитацию. Я избавляюсь от этих мыслей, потому что, по правде говоря, единственное, что сейчас важно, так это что думает он. Он. Ремингтон Тэйт. Ваш единственный и неповторимый Разрывной. Который, возможно, вскоре станет отцом моего ребенка?

Дерьмо.

Этого не может быть.

Но это так.

Я оборачиваюсь, чтобы посмотреть на него, и огромный грузовик любви врезается в мое сердце.

Он прыгает по комнате, размахивая руками вверх вниз. Он исполняет хуки, джебы, хмурится, врезается в своего воображаемого партнера по боксу, который также производит впечатление удальца, но Ремингтон продолжает свой джебинг, нанося ответные удары.

Он завораживает.

Мускулистый, первобытный и такой настоящий. И он весь мой, или, по крайней мере, он - единственное в мире, чего я хочу. Чтобы он был моим.

Успокаиваясь, будто чувствуя меня, он прекращает балансировать и поднимает одну из своих гладких бровей.
— Ну что там?

— Здесь... — я уставилась на маленькое окошко, и нет, у меня не двоится в глазах. В смысле, двоится, но это не галлюцинация.

У меня чувство, что вместо легких у меня камни, потому как я не могу вздохнуть, в то время, как опускаю тест на кровать и иду к нему. Шаг за шагом, я смотрю в эти темно-серые глаза с голубыми пятнами, которые следят за моим приближением с нескрываемым любопытством. Поднимаю руки, кладу их на его щетинистый подбородок и смотрю вверх, на него, в то время, как он смотрит на меня, опустив голову. Я совершенно спокойна, а он абсолютно заинтересован.

— Ремингтон, не забудь этого, — я выдавливаю из себя тревожный шепот, в то время, как грудь горит от необходимости в его поддержке. — Ты сейчас “темный” и не хочу, чтобы ты забыл то, что я собираюсь тебе сказать. Все, что мне нужно, это, чтобы ты был сейчас со мной.

— Эй, — его ямочки исчезают, и он берет мое лицо в свои огромные, мозолистые ладони. — Я понял.

— Господи, пусть так и будет.

— Так и есть. Я понял, я с тобой. А теперь скажи, что там? Ммм? Если ты не..., тогда мы выясним, что с тобой произошло. А если да...

Я рванула в сторону до того, как он успел закончить, схватила тест, неся его ему, ощущая бешеный ритм своего сердца. Я нуждаюсь в его силе. Мне необходима его уверенность. Потому как, даже в моменты, когда он нестабилен, он всегда такой. Черт. Сильный! Мне нужно это сейчас.

Не отрывая от меня глаз, он берет палочку, которую я ему протягиваю.

Господи, он должен хоть ненадолго перестать улыбаться.

Мой голос спокойный, и на удивление, уверенный.
— Две полоски означают, что, предположительно, я беременна.

Его взгляд останавливается на мне еще на мгновение, после чего ресницы опускаются, в то время, как он поворачивает окошко теста к солнечному свету.

Мое собственное беспокойство съедает меня изнутри, пока жду его реакции. Мы шутили об этом в самолете, но сейчас он серьезен. Так же серьезен, как и я. Выражение его лица абсолютно нечитаемое, в то время как я рассматриваю его идеальную форму носа. Его губы настолько полные и расслабленные, чертовски красивые. Брови немного сведены вместе, что определяет его замешательство, пока он рассматривает полоски. Для меня абсолютно нереально определить хоть какую-то из его эмоций.

Когда он убирает палочку в сторону, мое дыхание застревает в легких, а когда поднимает ко мне свою темную голову, ничего больше не существует для нас, кроме этого момента. Он поднимает глаза и всматривается в мои, в то время, пока мой живот скручивает, а сердце выдает кульбиты в груди.

Что, если он не хочет этого?

Что, если это уже слишком для нас?

Что, если мы достаточно сильны, чтобы любить друг друга, но этого недостаточно, чтобы любить кого-то еще, вместе?

Что, если мы не готовы?

Наши глаза встретились. Он изучает мою реакцию, пока я изучаю его с еще большим отчаянием. И среди тысячи разных вещей, которые я готова была увидеть на его лице, никогда не могла бы представить, что увижу то, что вижу. Он... рад. Он более, чем доволен. Его глаза светятся так же, как если бы он испытывал сексуальный голод, но это касается какого-то иного голода. Потом появляются его знаменитые ямочки, и он смеется. И то, как он невообразимо счастлив, взрывается во мне радугой.

— Иди сюда, — он поднимает меня на вытянутых руках так, что мой живот оказывается прямо напротив его лица, и он одаряет меня звонким поцелуем. Я визжу, когда он мягко швыряет меня на кровать, нависая надо мной.

Вид этих двух ямочек на его щетинистых щеках восхищает меня настолько, что я начинаю смеяться. — Ты сумасшедший! Ты единственный знакомый мне мужчина, который бросает свою беременную девушку на кровать!

— Я вообще единственный мужчина, — говорит он. — Насколько я знаю. Только один мужчина есть в твоем мире, и это я.

— Хорошо, только моему отцу не говори, что я так легко согласилась... — Я глажу его плечи, а он обхватывает мое лицо, продолжая нависать надо мной. И если мне казалось, что раньше он выглядел самодовольным, то сейчас он вкладывает в это слово новый смысл.

— Брук Дюма беременна моим ребенком, — лукаво шепчет он. Его волосы взъерошены, и я смело погружаю ладонь в них, наблюдая, как пряди скользят между моими пальцами. Счастливая дрожь пробегает сквозь меня.
— У меня голова кружится. Поцелуй меня.

Он опускает голову и нежно переплетает свой язык с моим, касаясь моих губ словно впервые, смакуя наш поцелуй, заставляя работать все мои вкусовые рецепторы. Он облегчает давление на меня, попутно лаская мою спину и медленно скользя своим пальцем к моему лицу.
— Сделай так, чтобы он был похож на тебя.

— Ты единственный, от кого это зависит.

— Нет, это зависит от тебя.

— Ладно, мы оба такие благородные души.

Его смех настолько чудесный, в то время, как он быстро перекатывается на спину, укладывая меня в своих объятиях и начиная осыпать сотней маленьких поцелуев.
— Теперь ты моя, от твоей темной макушки до кончиков маленьких ножек, — он нежно ласкает мое лицо своими мозолистыми ладонями, целуя мои закрытые веки. — Даже не думай еще когда-либо бросить меня снова, иначе я приду за тобой, и да поможет мне Бог, свяжу и утащу туда, где буду только я, где мы будем лишь есть и спать. Ты слышишь меня, Брук Дюма?

Я чувствую, как в бюстгальтер упираются горошины моей груди, и киваю, затаив дыхание. Черт, я обожаю, когда он такой собственник, и вдвойне, когда в это время он “темный”. Я чувствую, как становлюсь влажной между ног.
— Во мне нет ни единой частички, которая бы не знала, что я вся принадлежу тебе, — заверяю, взяв его за руку и опуская ее на свое сердце.

Он сжимает челюсть, и искра первобытного осознания мелькает в его глазах, пока он обхватывает мою грудь своей большой ладонью. Мы начинаем целоваться. Сперва жестко, постепенно смягчая напор. Притягиваем друг друга еще ближе. Так, словно нуждаемся друг в друге, как в кислороде. Он шепчет мне на ухо:
— Я так сильно схожу по тебе с ума.
И после того, как он прижимается лицом к моей макушке, я притягиваю его еще ближе, выдыхая:
— Я так сильно тебя люблю.

Он выглядит удовлетворенным, почти так же, как когда одаряет меня несколькими умопомрачительными оргазмами подряд. Он поворачивает меня и подстраивает так, чтобы обхватить ладонью мой живот и уткнуться носом в затылок, в то время, как мой мозг продолжает работать, представляя маленького Реми, бегущего также, как бегают маленькие дети, таким же неуклюжим, падающим, и это заставляет меня коснуться своего живота в том месте, где я позволяю своему льву поглаживать меня.

Дата добавления: 2015-10-30