О чем пропела флейта

Окопы,окопы…Сколько я сменил их за почти четыре года бесконечной войны?! И этот, мартовский, 1945 года, ничем не отличается от предыдущих. Тот же холод. Та же сырость. Тот же невыносимый запах, слагающийся из гари, пороха и смрада давно уже неубираемых в окрестности трупов лошадей… Невыносимый, но ставший неотъемлемым от каждого дня войны и потому привычным. И в противовес всему окружающему меня ужасу –зарождающаяся ВЕСНА!

Весна- пробуждение в природе! А кажется, что это расцвет конца всего, что у меня когда-то было дорогого и хорошего в жизни!..

…Hochmuhlen! Милый сердцу Hochmuhlen! Вот возвращаюсь вновь из школы с другом Хансом. Мимо пруда, мимо речушки, где ловим раков. Вот мостик, где между старыми булыжниками мы нет-нет, да и выуживаем кое-какую мелочишку, попадающую туда с проезжающих подвод. А вот, справа, за дубом, крыльцо моего дома. Мать с красными, распаренными от стирки руками развешивает на улице белье. «Густав, Густав,- окликает. Сразу же домой!» Ведь у меня столько еще дел! И самое главное,наверное, для матери и моих двоих сестер, но не для меня,конечно, - мои музыкальные занятия! Занятия- проклятия… Какую рифму не подбирай - это мое мучение! Даже можно сказать – тяжкий крест! В то время, когда остальные мальчишки гоняют,как кажется взрослым,бесцельно по улице, из моего окна доносится пронзительный свист моей kleine flote.

Маленькая, вишневого дерева,с блестящими клапанами и рычажками, она была привезена моим отцом Карлом Кёгат, отпущенным в отпуск по ранению в 1915 году, откуда-то из Франции. Флейта,ставшая заочным подарком к моему дню рождения, поскольку меня в природе еще не существовало, фотография отца с письмом на обороте, ременная пряжка с золотой короной в центре да рассказы матери – вот, пожалуй, и все, из чего я смог составить образ своего отца, которого так никогда и не увидел. В 16-ом он был убит где-то на полях сражений 1-ой Мировой войны в той же Франции. В том же 16-ом, как раз в канун Рождества, появился и я. Думаю, что родившись, я огласил округу таким же пронзительным звуком, который только и удается мне извлекать из моей kleine flote.

Надо сказать все же,что для отца брак с моей матерью был уже вторым. Первая жена умерла вскоре после рождения дочери - моей старшей сестры, едва успев дать ей имя Маргарете, оставив на попечение отца и ее, и все хозяйство. Спустя какое-то время отец взял в жены соседскую вдову Эльзу Месседат с дочерью Элизабет, ставшей моей названной и младшей сестрой.

С самого рождения я был окружен не только постоянной женской заботой, любовью и лаской, но и строгостью в воспитании, так присущей всем немецким женщинам. Простая формула, на которой выросло не одно поколение немецких мальчишек и девчонок: «Disziplinen und Arbeiten das ist Ordnung»! Дисциплина и Работолюбие – главные составляющие Порядка! Порядок во ВСЕМ: делах,вещах,мыслях! Порядок «превыше всего остального»!..

…Ухнуло выстрелом далеко впереди слева, в дюнах, заглушив на время убаюкивающий шум набегающих на берег волн моря. В той стороне целых три наши береговые батареи.Так что есть чему производить такой грохот. В соседнем окопе запиликала гармошка Ханса. Видимо, тоже стоит в карауле. Рука потянулась за пазуху и вытащила флейту. Связующая нить с домом! Моя когда-то проклинаемая kleine flote стала талисманом, моей волшебной дудочкой. Может, именно потому, что она есть у меня, я остался жив в той Сталинградской бойне,в которой мало кто остался жив?! Да еще получил Железный крест, звание обер-ефрейтора и оставшуюся, по-видимому, на всю жизнь хромоту после близкого разрыва русской мины и ранения правой ноги. Могло ведь быть хуже?! Кто знает?

Прикрыв глаза, с началом первых нот, я представляю себя Гамельнским крысоловом, созвавшим своей игрой всех окрестных крыс. И не прекращая играть на флейте, я веду их, заполонивших все вокруг, словно к реке Weser прямо к заливу Frische Haff. И топлю их всех до одной!..Всё! Конец кошмару! Конец этой войне!

От взрыва,совсем недалекого, где-то за дорогой, открываю глаза, прекращаю игру, но все еще чувствую оставшуюся от моих грез улыбку на губах. На самом деле - это я слышал от беженцев- в заливе Frische Haff тонут не крысы, а люди. Уходят под лед, местами уже по-весеннему тонкий, местами простреленный русскими самолетами, вместе с повозками,тележками, колясками, лошадьми, последним своим нехитрым скарбом. Тонут целыми семьями… И вряд ли кто-либо из них вскидывает при этом руку и выкрикивает «heil Hitler» или «fur Deutschland»! Вскинутая рука может просить только о помощи!

Устало опускаются отяжелевшие веки. Но я играю и играю…А вдруг звуки моей волшебной kleine flote выведут и спасут всех этих людей?! Где-то ведь в этой бесконечной толпе могут быть и мои родные!

Дерево флейты, нагретое моим телом, медленно отдает тепло словно в самую душу.

Воскресение, как и сегодня… Элизабет мелет кофе кофемолкой на стене. Маргарете тонко нарезает свиную колбасу. Ломтики домашнего, такого ароматного хлеба аккуратно разложены матерью на деревянном блюде. Его с любовью когда-то вырезал мой отец из целого пласта дуба!

И еще украсил резными виноградными листьями по всему овалу! Словно настоящие, пожухлого цвета, какими они бывают уже глубокой осенью. Сколько раз замечал, как мать задумчиво поглаживает рукой эти словно живые листья, и взгляд ее уносится куда-то далеко-далеко сквозь оконное стекло… А, может, она все еще ждет?..Незатейливая картинка, выпиленная из керамической плитки,с изображением какого-то городка в дубовой рамке на стене. На комоде - шкатулка с резной головой лошади, распустившей гриву на скаку. Что и говорить, отец был Мастер! Сколько еще мог бы ОН сделать, если бы не ТА война! Сколько еще мог бы Я сделать, если бы не ЭТА война!

В 1926-ом мне уже исполнилось 10 лет и к своей неописуемой радости я стал членом недавно организованной “Deutsches Jungvolk»! Встречи, занятия, игры, множество спортивных соревнований, походы и летние лагеря с распеванием у костра «Fur Freiheit und Brot!»(За Свободу и Хлеб)- все, о чем мог только мечтать тогда мальчишка моего возраста! Мы замерзали, потели, спали в сырых палатках. Мы могли ругаться и негодовать, но всякий раз стремились обратно. Быть в компании своих сверстников, вместе ощущать душевный подъем и радость путешествий – это было важнее всего! Сколько юношеской наивности и непоколебимой веры!

Тогда-то появился у меня и велосипед! Несказанное богатство! Помню восторг от блеска никелированных деталей, зеленую эмблему с изображением зубцов крепостной башни и головой какой-то античной богини, мелодичный звонок, поскрипывающее кожаное сидение…И ни с чем не сравнимую СВОБОДУ: стоило только повернуть руль в нужном направлении, нажать на педали и я оказывался вмиг не просто в другом месте, а словно в другой волшебной стране! Именно в это время я стал гордиться своей звучной фамилией: Кёгат. Кто-то может в ней услышать скрежет металла по стеклу или еще что другое. А я слышал гордый, победный клекот орла! И что-то возбуждающее, пьянящее кружило фантазиями голову! И я уже был не просто мальчиком, летящим на велосипеде! Я был Лоэнгрином, летящим в лодке к своей Эльзе!..

…«Густав!..Густав!..»,- так приятно, как в детстве, слышу мамин голос… «Густав! Ты что, спишь на посту, собака?! Хочешь, чтобы нас всех расстреляли русские?!» - наш лейтенант навис надо мной мрачной тучей.Чёрт, а я ведь действительно заснул! Вмиг улетучилось чувство тепла, уюта, и царство сырости и темноты вновь приняло меня в свои холодные объятия. С наступлением сумерек, как обычно, формируются группы для погрузки переправившихся через залив беженцев на подъезжающие грузовики. Направлявшиеся изначально в Данциг, они оказались отрезанными от города наступавшими русскими и вынуждены были вернуться назад. Теперь путь лежал по той же косе Frische Nehrung, но в обратном направлении, в сторону населенного пункта Neutief, уже, по слухам, оставленного жителями. Говорят, там беженцев еще должны ожидать какие-то корабли.Так, во всяком случае, говорят…

Между тем, отчетливее видимые ночью вспышки артиллерийских залпов и нарастающий гул канонады стремительно приближаются к заливу. Пришедшие с той стороны поговаривают о последних днях переправы. Как по мне, уж лучше с головой уйти в любое дело,чем мерзнуть в полудреме в окопе. Тем более, чем черт не шутит, вдруг я встречу своих родных или хотя бы общих знакомых, кто мог видеть их, знает что-нибудь о них? Ведь связь прервалась буквально после моего краткосрочного отпуска…

… Довоенное, пока мирное, но уже армейское Рождество. Двадцатое от дня моего появления на свет. Накануне, в спортивных соревнованиях по метанию ядра, я сделал себе подарок, установив и личный рекорд, и рекорд роты: 8 метров 20 сантиметров! До олимпийского рекорда Ханса Отто Вальке Олимпиады этого же 1936 года я недотянул «каких-то» 8 метров. Но моя безмерная радость победы была сродни его триумфу!

…Чёрт! Как его не вспоминать, когда еще отдаленные неделю назад разрывы - вот, уже рядом! Два дня назад одним из таких залетевших снарядов, разорвавшимся в соседнем окопе, убило пятерых. В их числе и моего друга детства Ханса…В последнее время он часто говорил о смерти. Все сетовал на то, что уж вряд ли есть кому его ждать…И так думают и говорят МНОГИЕ! Но не Я! Я еще на что-то надеюсь…Интересно, успел Ханс о чем-то подумать, что-то вспомнить? Я не смог заставить себя пойти туда и посмотреть. Да и на что там было уже смотреть?! Говорят, даже от гармошки- его, Ханса, гармошки -остался только «пшик»…Лучше я буду помнить его живым…Инстинктивно нащупываю свою kleine flote…Перед глазами эхом последнего близкого взрыва все еще раскачивается из стороны в сторону, как будто в руках гипнотизера, свисающая с моего деревянного лежака медаль с надписью «Sieger»…Отсвечивает позолотой и приятными воспоминаниями о беззаботном, таком же «золотом» школьном времени…

…Пробежать тогда стометровую дистанцию за 12,9 секунды смог только я! Если бы не эти «девять десятых», то, пожалуй, олимпийский рекорд 1896 года мог быть, как говорится, в кармане…Конечно же, шучу! В спортивных состязаниях я вовсе не был слишком большим исключением. Мы ВСЕ были очень спортивными и молодыми. Мы ВСЕ стремились к победам и не жалели сил для их достижения!

На самом же деле не эта медаль, и не эта победа несут память о том дне! Самой запоминающейся и желанной наградой тогда стал… поцелуй! Да, именно поцелуй, прикосновение губ,едва коснувшихся моей щеки! Поцелуй одноклассницы и одновременно предмета всех моих юношеских мечтаний - Ребекки…

…Чёрт, чёрт! Кого еще вспомнить, как не чёрта, когда слышишь истошный крик своего лейтенанта?! Да, сам замечаю, что в последнее время мои мысли часто и надолго уносят меня из реального мира! Еще бы! Ведь ТАМ, в том времени без войны, так солнечно и радужно… Я не трус и никогда им не был. Я просто хотел бы увидеть, что будет ДАЛЬШЕ, когда закончится ЭТА война! Всем, или хотя бы многим,уже ясно, что победа не на нашей стороне. Да и чёрт(вот опять) с ней! Многое переоценилось…Всё, иду! Нет, бегу!..Порядок все еще превыше всего! И все его составляющие…

…Вот и дорога, она совсем рядом с нашей позицией.

ДОРОГА, разделившая жизнь всех здесь появившихся на две части: ДО и ПОСЛЕ.

«ДО» - это у каждого где-то оставшийся дом. С садом, которому скоро цвести, но не радовать глаз заботливых хозяев. С мычащей в сарае коровой с разрывающимся от еще несдоенного молока выменем. Это все еще источающая аромат свежеперемолотого кофе кофемолка на стене, струйка пара из носика чайника, бережно заправленная постель…Все так, словно хозяева вышли на минуту и должны вот-вот вернуться…Нет, не вернутся! НИКОГДА!

«ПОСЛЕ» - это продолжение все той же войны, ужасы которой преследуют от самого порога вынужденно покинутого очага и не прекращаются здесь.

Мрачные, страшащие, как-будто перенесенные из самой преисподней, картины проплывают за бортом медленно продвигающегося, то и дело останавливающегося в толпе бредущих грузовика. Даже вступившая в свои права ночь не в силах скрыть эти фантастические нагромождения искореженного металла некогда двигавшейся техники, колес телег, застывших с раскоряченными в разные стороны ногами ненормально огромных, раздувшихся лошадей, разорванных, словно пасти каких-то животных в крике ужаса, чемоданов с извергнутым их содержимым…И вдоль всего этого - бесконечность людей! На дороге, в лесу! ВЕЗДЕ!

ИСХОД!!!

…Очередная остановка. Фельдегерский патруль. Яркий луч фонарика проник и сюда, за борт грузовика и, ослепляя, скользит по усталым, безраличным ко всему лицам. «Привет, Густав!» - «Да! Привет, Гельмут!» - незатейливый обмен приветствиями. Гельмут – унтер-офицер в составе патруля. За его плечами, как и у меня, 4 года передовой и такой же Железный крест. По поводу его «железности» не раз выражали обоюдную радость: не деревянный все же, как у многих… Простой, хоть и городской, парень из Гумбиннена. Все, как у всех: школа, гитлерюгенд, армия и эта война.

В свое время нас в один окоп забросил начавшийся воздушный налет русских. И что им в этом клочке песчаной земли?! Сжавшись в один комок, содрогаясь вместе с землей от грохота разрывов, мы долго лежали неподвижно на самом дне. Молились ли? Возможно, я уже точно не помню. Но хорошо помню, как в наступившей вдруг тишине, оторвав от земли головы, еще звенящие гулом таких близких взрывов бомб, почти одновременно засмеялись громко, нервно. Так и познакомились. Так и говорили: долго, радостно и открыто, как только могут пережившие вдвоем смерть люди. До Гельмута делиться своими откровениями я мог лишь с Хансом. Но Хансу теперь все-равно…Если бы это было только возможно: остаться в живых и потом рассказать ему, Хансу, как все сложилось! Что касается первого- я все еще надеюсь! А вот второе… Второе просто несбыточно. Я даже не смогу прийти к нему на могилу. Ее просто нет…

…Патрулей на всем пути следования обычно немного: слишком нужен теперь каждый солдат на передовой. Вот и отсеивают из толпы тех, кто еще способен держать оружие и пополнить ряды фольксштурма – оружия отчаяния, доступного эрзаца «чудо оружия», так обещанного фюрером!

Ну, а если калека?- Что с тебя и взять?.. А дезертир? -Тогда и разговора нет. Расстрел!

Для устрашения других, во имя vaterland und fuhrer! Да…Имя нашего фюрера, пожалуй, наиболее употребляемое и наиболее ругаемое в последнее время. Я рад, что могу и об этом, пусть и вполголоса, говорить с Гельмутом. Вижу, что и он несказанно рад такому «родству». Думаю, таких «нас», несущих в себе ненависть к войне и всему, что она породила, немало. Вот только мало кто отважится говорить об этом открыто: слишком велика в крови у каждого немца, с детства подвергавшегося бесчисленным геббельсовским инъекциям, готовность донести на любого, чьи взгляды отличны от традиционных. Но и я не чувствую себя революционером!

Я вовсе не хочу поднять и возглавить какое бы то ни было восстание. Я ПРОСТО хочу остаться ЖИВЫМ и УВИДЕТЬ! Увидеть другими и солнце, и небо. Такими, какими я их запомнил в детстве. Увидеть глаза и улыбку матери и своих сестер. И играть на своей kleine flote! Да, именно теперь я стал верить в ее волшебную силу! Собственно, человеку свойственно во что-то верить. Тем более, когда больше не во что и некому. Мать всю жизнь верила в Бога. Я, как и все – еще и в Гитлера. И куда они нас завели?!

…Ночь продолжается вместе с дорогой. Вот и Neutief. Безлюдный, полуразрушенный, хлопающий на ветру дверьми и оборванными плакатами «мародеров-к стенке».

Выплывающий из темноты силуэт какого-то здания. Словно чайки на фоне кромешной ночи, парят подхватываемые ветром листы каких-то документов, бумаг, разбросанных повсюду.

Reichsparkassen…Похоже, теперь это здание сберкассы используется для временного размещения прибывающих и как бомбоубежище. Остановка. Всем – как минимум до утра. А мне – в обратный путь. Помогаю вместе с фолькштурмовцем снимать с грузовика детей, взрослых - пожилых и не очень... Мелькнуло конопатое личико какой-то девчушки. И так, как в детстве, забилось сердце! Ребекка! Конечно же, это не она. Это воспоминания, не смотря ни на что, еще живут во мне, бередя душу.

… Солнечная, рыжеволосая, с двумя тугозаплетенными косичками, с веселыми конопушками, какими разрисовывают себя, наверное, клоуны в цирках… Вот такой я увидел ее, впервые переступившей порог моего класса. Вот с такой я и дружил, не смотря на насмешки некоторых одноклассников. Она, да друг Ханс- вот и все, с кем связаны мои самые замечательные приключения, путешествия, игры до темноты, простые секреты и великие детские тайны. За три года до начала войны (а я уже был в армии) Ребекка переехала с семьей к родственникам в пригород Konigsberg, оставив мне на память до сих пор волнующее чувство первого поцелуя…

«…ИСХОД, ИСХОД…»,– молоточками стучит в висках…ИСХОД - завершение, КОНЕЦ…Но ведь за концом чего-то ОБЯЗАТЕЛЬНО следует НАЧАЛО?! Пусть уже ДРУГОГО, но все же НАЧАЛО!

…Еще одна ночь на исходе... Но за ней точно должно быть НАЧАЛО следующей, ДРУГОЙ ночи! И эта другая ночь должна стать именно МОИМ НАЧАЛОМ! Я уже так решил! Моя KLEINE FLOTE это мне пропела! Я прижимаю к губам флейту. Я не слышу ни разрывов, ни криков лейтенанта…

…Наступившей ночью я «меняю кожу»: как змея извивается в желании скинуть свою старую, ставшую ненужной оболочку, так и я снимаю, словно приросшую ко мне, ставшую моей второй кожей, пропитавшуюся всей этой войной форму и надеваю то, что, повинуясь инстинкту, подобрал и привез с собой из последней поездки в Neutief. Я не считаю себя дезертиром! Я отдал этой войне все, что смог! Я ей сполна заплатил! За все! И не хочу быть ни застреленным, ни разбросанным окровавленными кусками разорванного взрывом тела! В бледном свете луны, перемеживающимся с отсветом догорающих осветительных ракет, я пробираюсь к ДОРОГЕ.

Мое «ДО» и «ПОСЛЕ»! Мне уже не дашь мои 29 – я выгляжу почти стариком.

И разнывшаяся от постоянного холода и сырости раненая нога волочится так, как и должна у калеки. Я растворяюсь в толпе похожих на меня. Я ухожу все дальше и дальше…

…Патруль!.. Пусть и сейчас свершится ВОЛШЕБСТВО! Рука скользит за пазуху…

ЧЁРТ!!! Моя KLEINE FLOTE!!!

…Поздно, слишком поздно!.. Моя волшебная дудочка…

…«HALT!»- окрик, словно лезвием рассекающий ночь!

Окрик, от которого молоточки в висках застучали еще сильнее!

Но это же не меня?! Я же калека – что с меня взять?!

«SCHNELLER! PASSIEREN!..»

ВОЛШЕБСТВО все- таки свершилось!

СПАСИБО тебе, ГЕЛЬМУТ!

Только ты и увидел мои глаза и понял, что к чему! Остальным и знать не надо!

Я тебе благодарен!

Я тебя не забуду!

Я буду молиться всем святым за твое избавление от этой войны и возвращение обязательно ЖИВЫМ!!!

Я оборачиваюсь, но ты уже занят другими.

Или боишься выдать меня, лишь посмотрев мне вослед?

Но мы обязательно еще встретимся и о многом- многом поговорим!

ЭПИЛОГ

Я уже пожилой человек и, наверное, кажусь моим внукам неким «динозавром». Но я чувствую на себе их любовь, как когда-то, в детстве, чувствовал любовь матери и сестер.

И это согревает мою душу.

Рассказываю ли я им о ТОЙ войне? Да. Сейчас не так часто, конечно, как раньше. Когда они были еще маленькими и сами просили меня рассказать о ней. Для них война теперь – это скорее приключение, вроде тех, в компьютерных играх, которыми они так увлечены. В той войне я был, как большинство, простым солдатом, и потому испытал на собственной шкуре все эти марш-броски и переправы, артобстрелы и бомбежки, атаки и отступления, потерю друзей.

Нам говорили, что наша борьба - за Великую Германию. Но мало кто верил, что эта бессодержательная жертва способна принести пользу нашей стране.

Мы беззлобно переругивались по поводу наших «победных маршей» в сюжетах киножурнала «Wochenschau» и старались выжить, как только могли. Но это проще сказать, чем сделать.

Почему именно я выжил в той «мясорубке»?

Наверное, потому что был молод и никогда не был трусом.

И потому, что у меня «орлиная» фамилия.

И потому, что всегда со мной была моя KLEINE FLOTE!

Так я думаю…

Я пишу все это скорее даже не для моих внуков и их детей, а для любого живущего на Земле человека, кто бы он ни был по национальности: немец, русский, американец…

В моей истории нет ничего выдуманного или приукрашенного. И если кто-то прочтет ее полностью, я буду считать, что писал ее не напрасно…

Искренне Ваш, Густав Кёгат.

*****

Густав Кёгат пережил все невзгоды 2-ой Мировой войны, вернулся в Германию, обосновался в г.Гамбург, район Альтона. Женился на Кэйт.Счастливая пара дала жизнь своим детям – сыну Гельмуту и дочери Саре. Сегодня ему было бы 99!

Мать Густава Эльза Месседат не дожила до мирного времени: она умерла в пересыльном бараке, уже в Германии от брюшного тифа.

Старшая сестра Маргарете Кёгат вместе с семьей облюбовала небольшой немецкий городок Шолен.

Младшая сестра Элизабет Месседат проживала в самом северном городе Германии Вестерланд (остров Зильт). Бесчисленные лишения и невзгоды, выпавшие на долю семьи в той войне,особенно остро сказались на ней: она умерла 17 мая 1984 года на 64-ом году жизни после продолжительной болезни. Похоронена на городском кладбище Нидерклевиц.

*****

В 2010 году на развалинах дома семьи Густава Кёгат переливчатая мелодия уже не kleine flote, а металлоискателя, вырвала из небытия две металлические выварки. В одной из них - аккуратно сложенное постельное белье, перевязанная веревочкой полуистлевшая пачка писем и фотография солдата еще 1-ой Мировой войны. В другой – деревянное овальное блюдо для хлеба с резными виноградными листьями, незатейливая картинка с изображением городка, выпиленная из керамической плитки, и пустая деревянная шкатулка с искуссно вырезанной головой лошади с развевающейся на скаку гривой…

Май. 67 лет после окончания страшной войны. Балтийская коса - Frische Nehrung. На самом дне уже засыпанного песком времени блиндаже найден развалившийся на три части с ржавой сердцевиной Железный крест, большая алюминиевая с остатками позолоты и надписью «Sieger» медаль, несколько мундирных пуговиц и… ФЛЕЙТА –KLEINE FLOTE.

Дерево ее потемнело от времени, но не разрушилось. Некогда блестевшие рычажки и клапаны частично утрачены. Но если подняться на самую вершину дюны, подставив флейту порывистому морскому ветру, тогда словно по волшебству, по мановению дирижерской палочки невидимого дирижера она НАЧИНАЕТ ПЕТЬ…И услышанную мелодию уже не забыть! Она звучит и звучит в тебе напоминанием о людях, некогда здесь живших. Напоминанием об одной общей беде.

О прошедшей ВОЙНЕ!

*****

Все найденное хранится в домашнем музее и поныне.

Памяти жителей Schlossbach, Hochmuhlen, Gumbinnen, Neutief посвящается

Дата добавления: 2015-10-29