Часть вторая. Сожжённая книга 4 страница

Меня шандарахнуло так, что я едва не свалился, споткнувшись о собственную ногу. На спине разом выступил литр холодного пота; я попытался развернуться на месте, одновременно наставляя пистолет на неизвестного врага. Это мне не удалось; я в полной мере ощутил на себе эффект неожиданности, потеряв всякую власть над своим телом. Я был даже не в состоянии поднять руку с оружием. Пальцы мёртвой хваткой вцепились в бесполезный пистолет. Я понял, что проиграл, и, зажмурив глаза, ждал сокрушительного удара, который вот-вот обрушится на меня. Но удара не было. Через десять секунд, когда вернулось чувство времени, я осмелился открыть глаза. Первое, что я увидел, была дверь выхода из коридора, неподвижная и совершенно безобидная. Я рывком оглянулся через плечо. Тоже пусто. Какого...

Раскатистый звук раздался снова, заставив стены содрогнуться. На этот раз я понял и едва не рассмеялся от собственной пугливости. Это были куранты. Похоже, где-то в дворике школы была часовая башня, и вот пробил какой-то час ночи. Я начал неизвестно зачем считать количество ударов. После первых двух ударов часы пробили ещё два раза и замолкли. Я нахмурился. Четыре пополуночи? Этого не могло быть, прошло не более часа с того момента, как на город пала тьма. Но куранты пробили четыре раза... Безнадёжно поразмыслив над этим, я опять-таки не нашёл ничего лучше, как упереться в уже привычный вывод – это всё проказы странного города со странными законами. И не стоит мне пытаться понять его извращённый юмор - всё равно что биться головой о каменную стену, только лоб себе и расшибёшь.

Когда я почти успокоился этой мыслью, куранты забили снова.

Я остановился. Тяжёлый бой часов был неровным, промежутки между ударами то сокращались, то увеличивались. Часы пробили на сей раз только дважды. Вместо третьего удара я услышал слабое диньканье маятника, едва коснувшегося металлического свода.

В часовой башне кто-то был. Понимание пришло внезапно и с чёткостью только что отпечатанного негатива. Кто-то... А кто мог находиться в школе сейчас? Только Шерил...

Я бросился бежать. Выбежав обратно в холл, рванулся к противоположной двери и распахнул его одним движением. Как я и думал, здесь была небольшая открытая площадка, видимо, предназначенная для развлечения детворы во время перемены. Качели, батуты, мягкий зелёный газон... Над всем этим величественно возвышалась часовая башня, точная уменьшенная копия Биг-Бена. Луч фонаря был слишком слаб, чтобы я мог ясно разглядеть циферблат, но как мне показалось, минутная стрелка была обращена вниз. Это только подтвердило мои подозрения о том, что часы били не на автомате. Я подошёл к основанию башни и увидел маленькую дверь. Дверь должна была быть заперта на ключ днём и ночью, чтобы маленькие шалунишки не смогли проникнуть в башню... но сейчас она была приоткрыта. Я опустил взгляд и увидел поблескивание железного замка, валяющегося на траве. Опустившись на корточки, я поднял замок. Дуга не была перекушена или перепилена – дверь открыли ключом без всякого взлома. Я снова поднял глаза к циферблату. Башня серела на фоне чёрного неба, чем-то напоминая остроконечные верхушки средневековых темниц. Куранты больше не звучали. Господи, неужели Шерил там, среди нагромождения шестеренок и рычагов? Зачем это ей только понадобилось?

Я открыл дверь (она скрипнула с ужасающей громкостью) и вошёл внутрь башни, согнувшись в три погибели. Несмотря на это, пыльный потолок всё равно упирался мне в затылок. Запах пыли щекотал нос и горло. Не помогал даже фонарь: я пробирался почти что на ощупь. Меня охватило раздражение – всё в этой чёртовой школе мелкое, тесное и недоделанное. Проклиная архитекторов, я шёл вперёд. Через десять шагов впереди показалась дверь с табличкой: «ОПАСНОСТЬ! НЕ ВХОДИТЬ!». Вряд ли это остановило бы карапузов, добравшихся сюда, мрачно подумал я и открыл дверь. За ней должна была быть лестница, ведущая наверх, к механизму...

Несколько секунд я оторопело смотрел на железную лестницу с поручнями, уходящую вниз под деревянные настилы пола. Почему эта лестница ведёт вниз, а не в противоположном направлении? Я поднял голову, но на низком потолке не было никаких лазов, не говоря уже о лестницах. Похоже, путь был только один. Мне очень не хотелось спускаться чёрт знает куда, но выбора не было. Я присел, схватился за поручни и начал кряхтя перебирать ногами. Возможно ли, что механизм часов расположен под землёй и каким-то образом связан с верхушкой? Я никогда прежде не бывал в недрах часовых башен, но сомневался, что такое возможно. У лестницы, ведущей под землю, было иное предназначение, и я мог узнать его, только испытав на собственной шкуре.

Что, собственно, и случилось. Лестница привела в тесную деревянную комнатку, зарытую прямо под основанием башни. Комната была до того крохотной, что у меня создалось устойчивое впечатление, будто я в гробу и меня похоронили заживо. Меня пробрал страх, осклизлый и шевелящийся, как клубок живых змей. С облегчением увидев на противоположной стене тянущуюся вверх лестницу, точь-в-точь похожую на ту, по которой я сюда спустился, я поспешил туда.

Когда я взялся руками за металлические поручни, покрытые облупленной синей краской, фонарь погас.

Оказавшись в мгновенной темноте, я испытал очень странные ощущения. Будто мир вокруг меня переворачивается на сто восемьдесят градусов вокруг оси, меняя все вещи местами. Меня затошнило. Паники или чего-либо такого не было – я просто не успел осознать, что произошло и чем это мне грозит... но наверняка эти доли секунды состарили меня на целый год. Не успел перед глазами померкнуть отблеск света, падавший на деревянные стены, как фонарь вновь вспыхнул ярким сиянием. Никакого мигания или затухания. Лампу словно на секунду прикрыли плотным куском бумаги. Я вытащил фонарь из нагрудного кармана и осмотрел, пытаясь понять, что произошло. Ничего такого... Батареи, конечно, уже далеко не полные, но ещё по меньшей мере час должны были прослужить. Наверное, разомкнулся какой-то контакт, подумал я и вернул фонарь на место. Очень хотелось надеяться, что это больше не повторится.

Я снова полез по лестнице, на этот раз уже вверх. По всем расчётам эта лестница должна была вывести меня к обратной стороне башни, но я уже не думал, куда лезу и зачем. Просто пробирался вверх, втискиваясь через узкие своды. Когда я добрался до середины лестницы, заметил там кое-что странное. Синяя краска на одной из перекладин была содрана, обнажив ржавый металл. Тёмное красноватое пятно напоминало четырехконечную звезду. Такую же «звезду» я видел, когда спускался в подземную комнату по той лестнице. Что за ерунда? Неужели я до того перепугался, когда погас свет, что не заметил, как развернулся? Я был уверен, что не двигался с места – да и темнота длилась десятую часть секунды, за это время я попросту не успел бы совершить поворот. Я полез дальше, списав «звезду» на случайность.

Лестница упёрлась в закрытую дверь. Я уже догадывался, что за ней меня ждёт коридор высотой в полтора метра. Так оно и есть – та же самая колючая древесина, за который если схватишься, то заработаешь сотню заноз, та же самая прозрачная румяна пыли под потолком, тот же...

На полу, покрытом толстым слоем пыли, отчётливо выделялись следы ботинок. Моих ботинок – ботинок, купленных полгода назад в обувной лавочке через улицу.

Я недоумённо оглянулся и ткнулся носом в знакомую табличку: «ОПАСНОСТЬ! НЕ ВХОДИТЬ!». Сомнений не было – это был тот самый коридор, куда я попал через дверь часовой башни. Я был там же, откуда пришёл.

Но этого не могло быть! Я, конечно, был напуган, но ещё не настолько, чтобы перестать контролировать свои действия. Я шёл строго вперёд и никоим образом не мог развернуться. Не мог, и всё. Разве что окончательно сошёл с ума.

Но было ещё что-то помимо этого. Я как-то... чувствовал, что ли... что это всё-таки не то место, где я побывал. Что-то изменилось – то ли воздух стал тяжелее, то ли на стенах прибавилось подгнивших участков, но это было вполне ощутимо. И мне не хотелось открывать дверь часовой башни, чтобы узнать, куда я попал. Я понимал, что всё это сущий бред, что там будет всего лишь пустой школьный дворик, спящий во тьме... но всё равно боялся открыть хлипкую дверцу.

Но у меня, как всегда, выбора не было. Вообще я начал замечать, что после того, как я попал в Тихий Холм, события часто поворачиваются именно таким образом, чтобы дать мне как можно меньше воли в поступках. Словно всё идёт по какому-то давно написанному, проверенному и перепроверенному сценарию. Это настораживало... но, опять же, от моих переживаний по этому поводу ничего не зависело.

Я открыл дверь, решительно толкнув наружу. Она протяжно заскрипела (я уж и забыл), и через порог хлынул поток воды, собравшейся на ступеньках. В лицо впились острые капли, несущиеся по воздуху на огромной скорости, гонимые шквальным ветром. Дождь рушился тоннами и мегатоннами, создавая впечатление, что миру этой ночью уготован второй Великий Потоп. Холодная вода, мокрый газон, грязно-коричневые лужицы, скопившиеся на углублениях батутов. «Когда он только успел взяться?» - отрешённо подумал я, вытирая лицо рукавом. Грома и молнии не было – и на том спасибо. Пока я приходил в себя, дождь успел пропитать меня насквозь, превратив одежду в липкие мокрые тряпки. Не хотелось подставлять неприкрытую голову под удар стихии, но вечно прятаться в часовой башне я не мог.

Я выскочил из башни и побежал к двери школы, чувствуя, как вода торжественно пропитывает волосы и стекает по щекам. «Скорее, скорее», - подбадривал я себя, опустив взор, чтобы капли не лезли в глаза. У моих ног мелькал тусклый световой круг от фонарика, и я переключил внимание на него. Поэтому я и обратил внимание на странный знак, появившийся в самом центре дворика на заасфальтированном участке. Знак был достаточно большой – в его контуры свободно могли поместиться несколько человека. Я остановился, чтобы лучше разглядеть его. Двойной круг, между окружностями вписаны непонятные символы-закорючки (я не сильно разбирался в рунических письменах). В круг в свою очередь вписан большой правильный треугольник... Весь знак был выполнен какой-то несмываемой краской тёмно-красного цвета. И ливень, буквально растворяющий асфальт, был против него бессилен.

Не понравился мне этот знак, хотя я тогда понятия не имел, что он обозначает. Во-первых, уж очень он напоминал знаменитую сатанинскую пентаграмму, используемую в обрядах чёрной магии (по крайней мере, так бывало в книгах). Наверняка, подумал я, этот знак с того же поля ягода. Во-вторых, я точно помнил, что в последний раз, когда я пересекал дворик, ничего подобного здесь не имелось. Я не смог бы не заметить такой, мягко говоря, экстравагантный рисунок. А это означало, что сюрпризы отнюдь не ограничивались внезапным проливным дождём.

Возможности долго любоваться на знак не было. Я побежал дальше, слушая, как чавкают подошвы по мокрому газону, и думал о двойном круге с вписанным треугольником. Символ въелся в память недоброй отметиной и бередил какие-то скрытые струны сознания, причиняя неявную, но мучительную боль.

Когда я взбежал по ступенькам к двери школы, мне пришла в голову одна плохая мысль, от которого я глухо застонал. Сатанинский символ... Неужели в Тихом Холме какая-то секта? В моей памяти была свежа газетная заметка об ужасных событиях в маленьком городке Коннектикута. Полиция нашла в подвале главы местной религиозной организации комнату, полную детских трупов. Десятки жизней, оборванных в самом начале... Я до сих пор не задумывался, ушла ли Шерил сама или... её кто-то похитил?

«В школу». Эта записка. Какой был смысл оставлять наводку, если Шерил убежала от меня по собственной воле?

Мысль была страшной – гораздо страшнее остальных ужасов этого дня. Она была пропитана отравой, забирала мои силы, испаряя их и превращая в пыль безнадёжности.

«Что они могли с ней сделать?»

В тот момент я жалел, что способен мыслить. Такие мысли мне были не нужны. Я с силой ударил ладонью по двери школы, вложив в этот удар скопившийся заряд страха и отчаяния.

Темно... Первым делом я почувствовал в воздухе горький запах скипидара. Фонарь осветил стены, которые были какими-то не такими. Больше я ничего не успел разглядеть, потому что моё внимание привлекла к себе маленькая белая фигурка, появившаяся слева. Человечек медленно шёл по холлу, приближаясь ко мне. Казалось, он плывёт над полом, скользя по воздуху, как по льду.

- Шери...

Я не договорил, потому что понял, что ошибся. Это не была девочка. Это не был даже ребёнок. Малюсенькое существо, завёрнутое в белую ниспадающую одежду. На голову накинут широкий капюшон, полностью скрывающий лицо. Я было обрадовался, что встретил в школе ещё живую душу, кроме себя, но вовремя заметил в спасительном сиянии электрических лучей, что в правой руке человечка серебряным зайчиком сверкнуло лезвие.

Дальше всё пошло быстро. Сработали защитные рефлексы, заложенные в голову, наверное, на заре времён, когда от быстроты и решительности зачастую зависела жизнь. Я отскочил назад и вскинул руку с пистолетом. Человечек продолжал надвигаться. Его глаз я не видел (может, их не было вообще?), но мне казалось, они наблюдают за мной, ловя каждое движение.

Это был не человек. Нечто, обёрнутое в белый саван и скрывающее истинное лицо.

- Кто ты? Стой на месте!

Не слушая моих истошных воплей, существо шло ко мне, и расстояние между нами достигало опасного предела.

- Эй, сто...

С поразительной быстротой оно бросилось на меня. Я нажал на курок, подавшись назад. Пуля просвистела над головой человечка и с треском вгрызлась в далёкую стену. Я промазал.

Мне просто повезло. Противник не учёл моего отступательного движения, и поэтому нож не смог достать до цели, в качестве которой выступала моя грудь. Острый наточенный кончик замер совсем рядом и дёрнулся в сторону, атакуя левую руку. Вот здесь я отреагировать не успел. Острая режущая боль, и я почувствовал, как что-то тёплое потекло по рукаву. Указательный палец правой руки непроизвольно сжался, послав ещё одну драгоценную пулю в молоко.

В пылу борьбы я даже не обратил внимания на полученную рану. Пока я возился с пистолетом, стараясь нацелить его на обидчика, тот быстро отступил назад и растворился в темноте – видимо, понял, что попытка застать меня врасплох провалилась. Хлопнула дверь, ведущая в коридор. Я остался один. Этот бой я выиграл.

«Что это было?»

Я прогнал глупый вопрос, вращающийся в голове. Прямо сейчас следовало позаботиться о себе. С руки, пропитав ткань, густо капала кровь. Я стиснул зубы и закатал рукав. Слава Богу, нож не сумел проникнуть достаточно глубоко – прошёлся по верхнему слою кожи, только и всего. Всё равно что порезаться во время чистки картофеля. Я затянул потуже рукав над раной, связав в узелок, и кровотечение замедлилось, скоро остановившись совсем.

Я упоминал, что, войдя в холл, увидел «какие-то не такие» стены. Когда пыл борьбы прошёл, я смог отчётливо увидеть, в чём заключаются изменения. Это было поразительно, но я словно попал в какое-то другое, совершенно незнакомое место. Не в школу, нет. ЭТО в последнюю очередь могло быть школой. Стены исчезли, сменившись до боли знакомыми ромбовидными решётками. Потолок понизился на полметра. Не веря своим глазам, я протянул руку и пощупал металл, из которого были сделаны решетки. Это была сталь – твёрдая и негнущаяся поверхность, покрытая ржавчиной.

Я поднял фонарь. Потолок был гол, как в новостройке. Провода, лампы, обои – всё исчезло.

- Хрень какая-то... – громко сказал я, и голос повторился несколько раз, отражаясь от стен. Н-да, акустика помещения ни на йоту не изменилась.

Где я? Что произошло? Что мне делать? Где найти Шерил? Я зажмурился. Так. Ты всегда гордился своей логичностью и уравновешенностью, вот и пришло время их испытать. Думай последовательно... Для начала нужно попробовать выбраться из школы и посмотреть, изменилось ли что-нибудь ТАМ. Я шагнул к двери прихожей, которая выглядела так, будто её три дня держали в растворе кислоты. На двери что-то было нарисовано, и, похоже, давно – краска въелась в древесину так глубоко, что начала стираться. Когда я понял, что за рисунок я вижу на двери прихожей, я, кажется, еле слышно вскрикнул. Картина была вполне определённой – двойной круг, вписанный треугольник, закарябры рун, красная краска... Глядя на проклятый знак, я понял, что выхода за дверью нет. И нужно лишь повернуть ручку, чтобы в этом убедиться.

Я убедился. Прихожая превратилась в большую клетку, в центре которой зияла квадратная дыра. Дна видно не было; дыра уходила, казалась, в самый центр земли. Контуры двери на противоположной стене были замазаны какой-то серой массой – цемент или сварка? Я не хотел обходить дыру, чтобы узнать ответ. Дыра пугала меня - вызывала дрожь в коленках. Прав был Ницше, когда сказал: когда ты заглядываешь в бездну, сама бездна тоже заглядывает в тебя. Пустота, появившаяся под решетчатым полом, была совершенно необъяснима... и она притягивала человека к себе, пытаясь загипнотизировать и завлечь в свои смертельные объятия. «Иди сюда, - услышал я её завораживающий шёпот в голове, - иди ко мне...». Я замотал головой, нащупывая за спиной ручку двери. Немедленно уходить... выйти и не возвращаться в эту страшную комнату. Найти какой-нибудь другой выход... Покидая спиной вперёд прихожую, я напоследок заметил в углу, рядом с дырой, сломанное инвалидное кресло. Колесо медленно беззвучно вращалось.

Я плотно закрыл дверь. Была бы при мне карта школы, я бы отметил эту дверь жирным крестом с припиской: «НЕ ВХОДИТЬ».

После ужасной дыры интерьер холла казался даже безопасным. Нужно было искать другой выход из «школы». Ну вот хотя бы через окно... Я выпрямился. Чёрт побери, верно же! Зайти в первый попавшийся класс, разбить окно и уйти из этого жуткого места. Не факт, что за пределами школы лучше, но уж точно не хуже.

Естественно, я выбрал тот коридор из двух, в противоположную от которого сторону ушёл мой «обидчик». Я не имел понятия, что это было за существо, но оно хотело меня убить. Как тот птеродактиль, как та собака. Наверное, благородный киношный мачо с боевым кличем ворвался бы в коридор и ловко всадил бы ему в голову все оставшиеся в обойме патроны (я проверил – их там было два), но я далеко не походил на мачо. Я боялся. Боялся умереть на решетчатом полу под лезвием странного существа в саване, а ещё больше боялся за Шерил – что с ней станет, если папаша скончается именно здесь и именно сейчас?

«Может, с ней уже что-то стало, - подумал я. – Может, она мертва, и все твои потуги найти её лишены смысла».

Господи, ну не надо! Вот почему я не хотел размышлять о своём положении – стоило обратить мысли в эту сторону, и я не мог думать ни о чём, кроме дочери, её хрупкой фигурке, теряющейся в тумане. О том, где она сейчас и что испытывает. Мысли действовали подобно стрихнину, принуждая капитулировать. А сдаваться я не хотел. Ни в коей мере.

Коридор, конечно, тоже претерпел изменения не в лучшую сторону, но я почти не обращал на это внимания, лихорадочно выискивая глазами дверь кабинета географии. Поиски осложнялись тем, что со всех дверей предусмотрительно пропали таблички. Я не помнил, какой по счёту была дверь нужного кабинета, но мне помогла карта, висящая на стене. То есть... раньше там висела карта США с обозначенным на ней Тихим Холмом. Теперь я нашёл на том же месте большой кусок мелованной бумаги, бросающий яркие блики в свете фонаря. Мне очень хотелось верить, что символ, неуклюже выполненный на листе, написан не кровью... Но на ум сразу приходила именно кровь. Круг, внутри него другой круг, внутри него треугольник – как логотип очередной организации по защите прав животных. Краска (кровь?) была совсем свежая, она сочилась вниз густыми каплями, придавая рисунку неаккуратный вид.

Всё-таки краска, сказал я себе, отворачиваясь от листа. И точка. Никаких разговоров.

Сейчас мне нужно будет собраться, чтобы описать то, что произошло в кабинете географии... Из всех ужасов, которые преподнесла мне начальная школа Мидвич, это была одна из худших. Пожалуй, мне стоило бы забыть этот случай, утопить в мусорке сознания, сжечь, в конце концов... но я не могу.

В-общем, всё произошло так. Кабинет был мне знаком, поэтому я собирался действовать быстро. Вошёл в класс, подошёл к окну, немного подождал, наблюдая, не гуляет ли какое чудище под окном, но ничего опасного не увидел. Дождь чуть ослабел, но всё равно хлестал, как из ведра. Я слышал, как капли воды гулко ударяют по крыше и журчат в водосточных трубах. Я взял один из стульев, чтобы разбить стекло окна (вряд ли меня осудят за вандализм, с усмешкой подумал я) и уже начал размахиваться, когда на столе пронзительно зазвонил телефон.

Стул с грохотом упал на пол. Я развернулся и с полуоткрытым ртом уставился на синий телефонный аппарат, скромно примостившийся на учительском столе. Спасённое от разрушения стекло радостно вторило звукам, исторгающимся из телефона. Трель разносилась по классу, нарушая тишину. Телефон звонил настойчиво и надрывно, я бы даже сказал, с каким-то внутренним упоением. Я сделал шаг к столу, и из темноты выплыли ещё два аппарата, стоящие на самом краю стола. Все телефоны были одинаково синими и имели плавные формы без углов. От них не отходил кабель или провод питания. Это были игрушечные телефоны.

«Я сошёл с ума?»

Да, это была первая мысль, пришедшая мне в голову. Я на мгновение закрыл глаза, приказывая вздорным галлюцинациям покинуть меня. Но трель преследовала меня, даже когда веки были опущены. Открыв глаза, я увидел пластмассовые игрушки на прежних местах. Ближний ко мне телефон нервно подрагивал каждый раз, когда раздавался звонок. Звонил именно этот аппарат.

Что ж... Если телефон звонит, то нужно его поднять, верно? Я подходил к телефону миллиметр за миллиметром, не отрывая взгляда от зловещих дырок на бутафорском диске. Нужно бы пошевеливаться побыстрее, но в подошвы ботинок словно приделали свинцовую пластину. Телефон звонил и звонил... Наконец я положил вспотевшую ладонь на трубку. Мне казалось, что вот-вот в темноте промелькнёт тень и когтистая лапа схватит меня за запястье с вкрадчивым вопросом: «А ну-ка, милок, что это ты делаешь?». Медленно, очень медленно я сжал трубку в руках и потянул вверх. Она была невесомой, как и подобает быть пластмассе. Но аппарат действительно работал – ещё до того, как поднёс трубку к уху, я услышал в мембране негромкое шипение помех. Как скрежет зубов разъяренной собаки...

- Алло? – сказал я, понимая, что это звучит достаточно глупо.

Шорох, шипение, треск. И ничего. Впрочем, с панической иронией подумал я, чего ещё ожидать от игрушечного телефона. Не его это профиль.

Я мог бы повторить своё «алло», но не хотел. Я желал как можно быстрее вернуть рычаг на место и удалиться восвояси. Пока же кроме помех я ничего не слышал. Может, это новая электронная игрушка такая? Звонит, шумит... и ничего более. Я оглядел телефон, но не обнаружил ни малейшего намёка на «умную» начинку (в те года электронные игрушки были ещё диковинкой).

И вдруг, пробив насквозь весь невозможный шумовой фон, предельно чётко и ясно в трубке раздался голос Шерил:

- Папа...

Тихий, безнадёжный, преисполненный боли... Словно моя девочка раз за разом бессвязно бормотала это слово, лёжа в отравленном забытье. Голос звучал... он был такой... я не думаю, что это был телефон. Мёртвые провода не могли обеспечить такое пронзительно-реальное качество. Я вживую слышал голосок своей дочери, стоя в тёмном кабинете географии, окружённый пёстрыми флагами штатов.

- Папа, помоги...

Я что-то промычал, сжимая трубку так, что она вполне могла с хрустом переломиться в моих пальцах. Я не мог ничего сказать, приободрить Шерил одним-единственным словом. И самое ужасное, что я понимал, как важно сейчас сказать хотя бы что-нибудь, и пытался выдавить из себя слова – но они не шли. Словно из меня изъяли способность к членораздельной речи, превратив в тупое, неспособное выражать свои мысли существо.

- Папа, где ты?

Кристальная ясность голоса пропала; последние слова пробивались уже через нагромождение помех. Но я услышал, что Шерил плачет – всхлип донёсся громко и отчётливо.

- Шерил, - наконец прошептал я, но она уже не могла слышать мои слова. Связь – если это можно было так назвать - оборвалась. Динамик напоследок щелкнул, отрезая меня от дочери.

- ШЕРИЛ! – я заорал в трубку, как резаный. За окном что-то испуганно вспорхнуло и улетело в темноту, но до меня это было последнее дело. Моя пламенная речь запоздала. Трубка опустела, теперь в ней не слышались даже белые помехи. Передо мной лежала обычная двадцатидолларовая пластмассовая игрушка. Синяя краска издевательски ярко отражала свет, ослепляя глаза и разум. Я встряхнул аппарат, грохнув его об стол.

- Пожалуйста... – с мольбой шептал я, впившись ухом в безмолвную мембрану. Хоть одну минуту... Хотя бы секунду... Молчание. Я ничем не смог помочь своей дочери.

Телефон разлетелся на куски, с силой ударившись о доску. На пол посыпались острые обломки пластмассы. Дырявый диск улетел куда-то в угол кабинета. Та же участь настигла и сородичей аппарата – они тоже были виноваты в том, что произошло. Поверхность стола опустела. Наверное, такой же пустой в тот момент была моя душа... Я остро почувствовал, как остался совсем один.

То есть не совсем. Со мной остались три короткие фразы, истекающие страданием, каждая из которых вонзалась в сердце, как заточенная пика.

«Папа...»

«Папа, помоги...»

- Чем я могу помочь? – спросил я, обращаясь к исписанной зелёной доске. – Разве... разве уже не поздно?

Доска не отвечала. Это обнадёживало. Стало быть, ещё не поздно.

«Папа... Где ты?»

- Я найду тебя, Шерил, - боль от сжатых кулаков простреливала до локтей. Я не уверен, что эти слова я произнёс вслух – скорее всего, просто подумал.

С тем я и покинул кабинет. О том, чтобы уйти через окно, теперь не могло быть и речи – Шерил была здесь, в этой странной школе, в каком-то её далёком уголке. Я намеревался перевернуть здание вверх дном, но найти её. И никакие злобные существа, завёрнутые в саван, не имели права мне мешать.

Знак по-прежнему висел на месте карты. Он совершенно расплылся, сползая с бумаги бурыми потёками. Я с ненавистью посмотрел на треугольник, наполовину залитый отвратительной красной жидкостью, сорвал бумагу со стены и кинул на грязный решетчатый пол рисунком вниз.

- Полежи, отдохни...

Холодно улыбнувшись, я удалился от кабинета.

Последующие блуждания сохранились в моей памяти недостаточно хорошо, чтобы я мог связно изложить их в своих записях. Помню только, что я метался по школе часами, обшаривая все кабинеты на трёх этажах – причём в некоторых местах точно бывал по несколько раз. Трущобы, в которые превратились строгие коридоры, не способствовали ориентации. Вся школа напоминала один громадный аттракцион наподобие «комнаты страха». Первые полчаса я искренне приходил в ужас, натыкаясь на очередные останки неведомого существа, исходящие вонью, но запасы заложенного во мне страха начали исчерпываться. Человек привыкает ко всему – и хорошему, и плохому. И меня в определённой мере перестали страшить мрачные клаустрофобические интерьеры, кровавые символы и прочая шизофреническая дребедень. Думаю, это защитные механизмы, вшитые в наш мозг. Боязнь крови склонен порождать страх за свою плоть... и в стремлении сохранить плоть наш разум заглушает боязнь крови и всего остального. Я, конечно, не психолог – просто мне так кажется.

Но я вовсе не хочу сказать, что я спокойно воспринимал это – нет, мне было очень плохо в этих стенах, настолько плохо, что я еле держался на ногах, опираясь на поросшие жёлтым мхом стены. Думаю, в иных условиях я бы полностью сошёл с ума после сорока минут прогулки. Но меня подпитывала изнутри желанием противостоять кошмару единственная батарейка – осознание, что я нужен Шерил. Я понимал - если со мной что-то случится, то у моей дочери не останется шансов на спасение. Я всё меньше надеялся на Сибил и полицейскую подмогу, которую она обещала с собой привести. Вряд ли копы найдут мою дочь в нескончаемых лабиринтах начальной школы Мидвич. Только я, и никто другой...

Но даже в этом калейдоскопе мне запомнилась страшная находка, которая ждала меня в одном из кабинетов. Я ступил за порог, не ожидая никакого подвоха. Что я мог там увидеть? Проржавевшие парты? Очередное кресло-каталку? Странные бурые потёки на стене в виде двойного круга с треугольником?.. Это всё было не ново. Ну разве что Шерил, спрятавшуюся где-нибудь за партой... Хм, это было бы очень хорошо, но вряд ли мне уготовано такое счастье. Так думал я, начиная обводить фонарём кабинет. Луч весело скакнул вперёд, открывая моему взору невообразимую картину.

Кабинет был завален трупами. Человеческие тела, накрытые простынёй, лежали в огромных количествах и в самых разнообразных позах – прямо, скрючившись, подавшись в стороны... Наверное, нечто подобное можно было увидеть в застенках фашистских концлагерей. Кабинет был забит «труповозками», не поместившиеся на них тела попросту валялись на полу. А некоторые... некоторые висели на стенах, распятые точно так же, как в моём давешнем «сне». Насколько я тогда мог судить своим помутнённым сознанием, это были не люди... существа, похожие на людей, но на самом деле ими не являющиеся. Я попытался успокоить бьющиеся в конвульсиях нервы этой мыслью. Может, это были не люди... а может, это были люди, потерявшие человеческий облик. Меня затошнило, и я поспешил закрыть дверь, пока пучина безумия не поглотила меня полностью.

Тогда я впервые подумал об аде. То, во что превратилась школа и вообще весь город, капля в каплю походило на средневековые панорамы, изображающие обитель греховных. Такому не было места в нашем мире. Одно из двух: либо все образы только в моей голове, либо я умер и нахожусь в аду, получая наказание за свои земные деяния. Либо шизофреник, либо мертвец. Неизвестно ещё, что лучше.

Дата добавления: 2015-10-29