Свет луны в твоих глазах

http://ficbook.net/readfic/3028259

Автор: Rendre_Twil (http://ficbook.net/authors/364325)
Фэндом: Ориджиналы
Персонажи: Воин/аристократ
Рейтинг: NC-17
Жанры: Слэш (яой), Романтика, Фэнтези, Hurt/comfort
Предупреждения: Насилие
Размер: Мини, 8 страниц
Кол-во частей: 1
Статус: закончен

Описание:
В поисках потерянного возлюбленного молодой аристократ Надир попадает в трущобы и, разумеется, влипает в неприятности. На помощь приходит скучающий странник и воин Фархад. Два одиночества, сказочный Восток, безумная луна и запах абрикоса от его кожи... И всего одна ночь на двоих.

Посвящение:
Сворн Турайсеген, она же Сова, она же чудо мое пернатое.)))

Публикация на других ресурсах:
Только с сохранением шапки и предоставлением ссылки. А вообще, оно вам надо.)))

Примечания автора:
Это не то чтобы оридж, но и не совсем фанфик. Просто Фархад - герой Сворн Турайсеген, а Надир ир-Дауд - персонаж моего макси "Хранитель равновесия", что сейчас в черновиках и начнет активно писаться после окончания "Зажигалки". Так что маленький кроссовер по двум мирам, подарок для любимого соавтора. Типа о-о-о-очень запоздавшей валентинки!)))) *я же признанный тормоз!*

А вот тут еще один вбоквел про Фархада и пресловутого Раэна.)))
http://ficbook.net/readfic/1470730/4169203#part_content

Плыл в теплом вечернем воздухе вкусный запах от жаровни, на которой вертел шампуры с крупными кусками ягнятины босоногий мальчишка, одетый только в потрепанные штаны. Рядом, на другой жаровне, шипели на плоских сковородах куски курицы, кипел в медных кастрюльках острый перцовый соус, доходя до готовности и заставляя морщиться от наворачивающихся слез тех, кто оказался слишком близко. Стучали о деревянные столы донышки кувшинов и глиняных стаканов, звенела медь, переходя из рук в руки и падая на стол, всплесками поднимался и опадал шум голосов, смеха, окликов. Харуза гуляла. В полнолуние харчевни всегда полнее обычного: лунный свет поможет добрести до дома даже тому, кто изрядно нагрузился дешевым фарсийским, дорогим суранским или крепчайшим, независимо от ценности лозы, арубийским. Желтое чинское, алое рушское, светло-зеленое ханумайское — в харчевнях Харузы подают вино со всех концов шахства, а шахство раскинулось на весь континент, от моря до моря, и встретить здесь, в столице, тоже можно кого угодно.
Этого, в темно-зеленом плаще, Фархад заметил сразу. Среди завсегдатаев недорогой харчевни парень выделялся, как дорогой перстень, случайно попавший среди дешевых побрякушек рыночного разносчика: ростом и статью, легкой походкой, жестом ухоженной руки, откинувшей капюшон. Правда, почти сразу парень накинул его снова, но Фархад успел заметить и блестящую прядь, выбившуюся из искусно заплетенной косы, и тонкий изящный профиль, и то, как неловко пришелец прячет кошелек, положив перед хозяином харчевни вызывающе блеснувшую желтым монету. Кто же показывает золото в таких местах? Да, на поясе кинжал, но издалека видно, что красавчик не из тех, кто переплавляет звон стали в звон золота, как изволил выразиться ир-Джайши в поэме «О мечах и розах». Проще говоря, он отнюдь не из тех, кто может защитить себя сам. И если на улице не ждет охрана…
Хозяин харчевни покачал головой, неуловимо быстро сгребая золото, сказал что-то — и парень вскинул голову, дернул плечом, стиснул ладонями ворот плаща, кутаясь в него, словно повеяло холодом, а потом опустил голову и шагнул от стойки, даже не взглянув на харчевника. Побрел к выходу, глядя под ноги. Лучше бы смотрел по сторонам — туда, где из угла его провожали взгляды тройки оборванцев, уже час сидящих за одним-единственным кувшином.
Фархад вздохнул. Что ему за дело до богатого дурачка, которому не судьба добраться до дома, не расставшись с золотом? Явно не последнее отберут. Но хорошо, если просто сорвут кошелек и серьги, блеснувшие, когда капюшон лежал на стройных плечах. Вздумает парень закричать, сопротивляться — и лезвие войдет под сердце: мертвого обобрать проще.
Хлопнула дверь, за которой скрылся темно-зеленый плащ, а несколько мгновений спустя из шумной харчевни выскользнули те трое… Фархад еще раз вздохнул, смиряясь с тем, что вечер выдался неспокойный. Бросил на стол монетку за так и не съеденный плов, поправил перевязь ножей под легкой курткой.
На улице было тихо. Только огромная луна заливала мостовую и притихшие дома мягким светом, и от него ложились под ноги длинные тени, словно узоры в огромной чародейской книге. На перекрестке Фархад огляделся, ругая себя, что вышел слишком поздно — и тут же слева, в узком проулке, послышался крик.
Они, конечно, были там. И нужен им был не кошелек, потому что обычные грабители не ходят на охоту с прочной шелковой сетью: тонкой, незаметной под плащом или под курткой, мгновенно разворачивающейся в броске. Одного красавчик успел полоснуть: худой плешивый сангарец зажимал ладонью набухший кровью рукав. Молодец! Но теперь тело, опутанное сетью, билось на земле, а еще двое деловито стягивали веревки, пеленая его по рукам и ногам.
Тот, кто баюкал раненую руку, успел поднять голову и удивленно глянуть, когда Фархад вышел из тени стены. А больше он ничего не успел — осел на мостовую с ножом в горле. И второй — тоже, ведь ножа у Фархада было два. А вот для третьего пришлось достать ятаган. Третий оказался хорош! Обернувшись и поняв, что случилось, отпрыгнул в сторону, вытаскивая кривой клинок, хищно блеснувший в свете луны. Кто бы ни платил этому ловцу людей, деньги он отдавал не зря. Удар! Выпад! Обвод… И снова удар! Он был левшой, этот третий, умелым и опытным бойцом, а Фархад вовремя подумал, что надо бы взять живым, чтобы спросить… Но луна сегодня не благоволила третьему. Выпад — и сандалия на мягкой бесшумной подошве скользнула в луже крови. Фархад не успел отдернуть клинок — острие вошло в плоть с тихим хрустом — и сразу стало понятно, что на вопросы третий не ответит.
Хмыкнув, Фархад пожал плечами, подобрал ножи, вытер их и ятаган о плащ того, кто первым поймал горлом его нож. Подошел к притихшему пленнику и, примерившись, полоснул ятаганом от верха до низа кокона. Убрал оружие в ножны, чтоб не напугать, и сдернул обрезки веревок, услышав тихое ругательство. Освобожденный дернулся, сидя на мостовой, посмотрел ему в глаза снизу вверх, зло и недоуменно — и Фархад понял, что не зря испачкал клинки.
У него и в самом деле было тонкое лицо с чеканными чертами урожденного харузца. Чистая, золотисто-смуглая кожа без единого волоска, только над верхней губой тенью темный пушок. Длинные ресницы — погибель сердец, брови, словно выписанные кистью, чуть припухшие губы. Глаза то ли синие, то ли зеленые — в темноте не разобрать. Пряди растрепавшихся волос вьются смоляным шелком… Фархад усмехнулся, подавая руку, глядя прямо в настороженные глаза.
— Разве можно показывать золото в этой части города? Благодари богов, что я успел вовремя.
— Благодарю богов и вас, достойный господин…
Не закончив, парень закашлялся, вздохнул судорожно. Сплюнул на землю что-то темное. Фархад пригляделся: слюна окрашена то ли кровью, то ли чем-то темным. Неужели…
— Ты ранен?
Он шагнул вперед, опускаясь рядом с сидящим на колено, но так, чтобы видеть обе стороны переулка. Парень помотал головой.
— Нет… Они… что-то кинули мне в лицо — я вдохнул и…
— Пыльца синего лотоса, — отозвался Фархад, приглядевшись к слизистому комочку. — Ничего страшного. Хотели, чтоб ты потерял сознание, но сразу она не действует.
Про себя подумалось, что и правда троица была не простыми грабителями. Синий лотос недешев. Еще неизвестно, что осталось в кошельке у светлоглазого везунчика… Осмотрев мостовую, Фархад подобрал отличной выделки кинжал, оброненный спасенным, сунул в ножны на его поясе.
— Голова не кружится?
— Н-нет, — неуверенно сказал красавчик, пытаясь подняться на ноги.
Получилось у него это с трудом, но Фархад, разумеется, помог, с удовольствием вдохнув незнакомые дорогие благовония. Плащ остался на земле, и теперь было видно, что отбитая у разбойников добыча одета в тонкий вышитый хлопок: все новое, отлично сшитое. Забавно… Явно ребятки знали, за кем шли.
— Не знаю, как и благодарить вас, доблестный воин, — пробормотал спасенный, делая шаг.
И, конечно, наступил в лужу крови, в которой уже виднелся один след. Отдернул ногу, вцепился в плечо Фархада — замер, странно всхлипнув. Почти сразу же качнулся в сторону, старательно отводя взгляд от тел на мостовой.
— Прости-ите, — шепнул, опустив голову.
Фархад, все еще не понимая, глянул вниз. Тела… Трое… Знает он их, что ли? Или только сейчас понял, в какую переделку угодил? Бывает и такое…
— Простите, — чуть громче повторил спасенный. — Я… не могу… кровь…
Фархад, наконец-то сообразив, хмыкнул, обнял парня за плечи и вывел из кровавых разводов на мостовой. Вот ведь… нежный. Такому ли гулять по трущобам с полными карманами — вон, как тянет вниз кошелек на поясе — и без охраны.
— Да благословит вас небо, — выдохнул, оказавшись на чистом булыжнике, парень.
Фархад остановился там, где лунные лучи падали свободно и ярко, бесцеремонно заглянул в лицо спасенного, оценил стремительно бледнеющую кожу и губы. То ли парень хапнул лотоса больше, чем показалось, то ли ударился, пока бился в сетях, но на ногах держался еле-еле. Кликнуть паланкин? Где его взять в таком месте?
— И что же мне с тобой делать? — подумал вслух Фархад, уже зная ответ.
— Мне так жаль… — пробормотал спасенный. — Я живу на восточной стороне. Если вы мне поможете…
Точно, из высокородных: кто еще может позволить себе жилье в Восточной Харузе? Только добираться туда сейчас…
— Вряд ли я найду паланкин, — мягко сказал Фархад. — Только не здесь, да еще ночью. И пешком ты дойти не сможешь.
Помолчал немного, чтобы до высокородного дуралея дошло, и продолжил спокойно и насколько мог равнодушно:
— В харчевне, где ты был, есть комнаты. Если ты мне доверяешь, давай вернемся туда. Переночуешь, а утром я найду паланкин, если тебе не станет лучше.
— Кажется, мне послали вас светлые боги, уважаемый, — попытался улыбнуться парень. — Доверяю ли я? Вы уже спасли мне жизнь…
В другое время Фархад непременно сказал бы, что это еще ничего не значит. Можно спасти жизнь, а через несколько минут сделать так, что спасенный проклянет спасителя. Но сейчас вести лишние разговоры не было времени. Так что он просто крепче обнял стройное, покорно прижавшееся к нему тело, и повел добычу в харчевню, стараясь попадать в такт неровным шагам.
Хозяин, тот еще пройдоха, завидев их вместе, сделал удивленные глаза, но ключ от комнаты выдал сразу, почуяв, что можно поживиться если не от Фархада, то уж точно от высокородного юнца. Лично проводил их до двери и осведомился, подать ли достойный благородных господ ужин, а еще ему привезли совершенно особенное ханумайское, прекрасное, как первый поцелуй юности…
— Таз подай, чистую ветошь и кувшин теплой воды, — бесцеремонно прервал его Фархад. — А ужин и вино через полстражи.
Захлопнув перед толстым носом хозяина дверь, он помог парню сесть на постель, осторожно стянул плащ. Тронул пальцем рукав тонкой рубашки, на глазах пропитывающийся кровью. Второе красное пятно расплывалось на боку. Значит, там, в переулке, Фархаду не показалось.
— Давай-ка посмотрим, что тут у тебя, — мягко сказал Фархад, гадая, не хлопнется ли высокородное чудо в беспамятство от вида крови. Но харузец только покосился на испачканную рубашку и решительно взялся за ворот. Когда окровавленный комок полетел на пол у кровати, а Фархад, забрав у слуги таз и кувшин, вернулся от двери обратно в комнату, оказалось, что все не так уж страшно. Тонкую смуглую кожу на боку и спине пересекала пара глубоких царапин, и Фархад, намочив чистый мягкий лоскут, осторожно стер кровь. Глянул на упрямо сжатые губы и бледноватое все же лицо, ободряюще улыбнулся.
— Ничего страшного, — сказал негромко, смочив еще один лоскут и садясь рядом. — На, вытри лицо. Как тебя зовут?
— Надир, — глухо отозвался спасенный, ожесточенно вытираясь мокрой тканью. — Надир ир… — и запнулся.
Отняв ткань от лица, глянул смущенно, и Фархад усмехнулся:
— Не хочешь говорить — и не надо. Имени вполне достаточно. А я Фархад. Просто Фархад.
Склонив голову набок, Надир — а красивое имя у парнишки — рассматривал его удивительно яркими зелеными глазами, на смуглом лице сиявшими, куда там изумрудам. Улыбнулся, показав дивные ямочки на щеках, глаза еще ярче просияли изнутри, так что сердце Фархада стукнуло с перебоем, и он с удивлением понял, что затаил дыхание.
Нет, это все луна виновата. Подумаешь — красивый и холеный мальчик. Да, мальчик, хотя на вид лет двадцать или чуть больше. Потому что явно жизнь его только баловала и нежила: те, к кому она неласкова, не улыбаются незнакомцам так искренно, словно ничего плохого случиться просто не может.
— Представляю, что вы обо мне думаете, господин Фархад, — сказал вдруг харузец с неожиданной серьезной простотой. — Богатый юнец сунулся в опасное место, не понимая, чем все может обернуться. А теперь вот…
Он вздохнул, комкая в красивых длинных пальцах мокрый лоскут, и Фархад мельком заметил след от перстня на указательном пальце. Значит, старший сын. И явно род из знатных, если побоялся, что родовую тамгу узнают даже в обычной харчевне. И даже не совсем дурак, если хватило соображения снять перстень.
— Ничего я не думаю, — пожал плечами Фархад, забирая лоскут и тоже вытирая кровавый след на пальцах. — Мало ли что тебе нужно было. Не везде можно послать слуг.
— Я искал… одного человека, — выдохнул Надир, запрокидывая голову и очень внимательно глядя на трещины плохо мазаного потолка. — И вы правы, господин Фархад, слуг за ним посылать было нельзя. Да и самому пойти…
Он беспомощно пожал плечами, показавшись еще моложе и каким-то совершенно беззащитным. Фархад вздохнул. Что за мерзавец заставил мальчишку гоняться за ним по таким местам? Интересно, родичи высокородного чуда знают, где его носит? Что ж ты такой дурачок, парень?
— Вовсе не обязательно звать меня господином, — сказал он вместо этого вслух. — Я обычный наемник и бродяга, кормлюсь клинком. А этот человек хотя бы знает, что вы его ищете?
— Хороший вопрос, — сказал Надир с усталой отстраненностью. — Знает, наверное. Он про меня все знает, только… Ладно, неважно. Его очень долго не было в городе, а расстались мы не слишком хорошо. И вот мне говорят, что он вернулся… Понимаете?
— Понимаю, — кивнул Фархад, вставая и открывая дверь хозяину, мнущемуся на порогу с подносом. — И ты, значит, кинулся его искать? Он живет неподалеку?
Надир неопределенно пожал плечами, мельком глянув на поднос и снова принявшись изучать потолок. Потом будто нехотя разомкнул губы:
— Живет он в Старом городе, в гостинице. А здесь иногда бывает, именно в этой харчевне. Уж и не знаю, зачем. Вообще-то, он целитель. И маг.
Фархад невольно скривился, ставя поднос на стол у окна. Маги — подлейшие из людей. Точнее, беда в том, что обычных людей они считают за говорящий скот, а настоящими людьми — только себя. Похоже, красавец Надир, несмотря на высокий род и звенящее в карманах золото, влип куда сильнее, чем может представить. Интересно, кто ему этот маг? Неужели любовник?
Большинство магов, которых он встречал, были стариками, уродами или тем и другим вместе. Зачем красавцу идти в маги, у него и более приятные дела найдутся. Представить Надира рядом со старым горбуном никак не выходило, хотя если колдун приворожил мальчишку…
Он пожал плечами, спокойно сообщив:
— Не люблю магов, уж простите. Подлый они народ, все как один.
Повернулся, испытующе глянув на Надира, ответившего вдруг лукавой усмешкой:
— Вот и он так говорит. Что магам верить нельзя, а ему — меньше всех.
И улыбнулся с такой щемящей нежностью, что даже до Фархада докатился всплеск тихой, уже привычной тоски пополам с не желающей сдаваться надеждой.
— Надир, — сказал Фархад дрогнувшим от внезапной жалости голосом, — стоит ли он того? Если оставил тебя одного, если не желает показываться на глаза и заставляет бегать за собой, как…
— Собачонку, — спокойно закончил Надир, двигаясь от края кровати так, чтоб опереться спиной на стену. — Все я понимаю, господин Фархад. Только это неважно. Правда — неважно. Простите, что слишком много болтаю, устал что-то…
Странный у них разговор получался. Высокородный юноша звал его, якобы простого наемника, господином, а у Фархада вежливое обращение никак не хотело слетать с языка. Надир… На местном языке — свет мира. И вправду свет: вон как глаза лучатся. И кожа золотистая, как драгоценное стекло лампы, наполненной изнутри сиянием чистейшего пламени. Ох, Надир, свет очей моих, откуда же ты взялся такой, что и отпускать не хочется. А хочется поймать это пламя в ласковые ладони, да проверить — обожжет ли?
Словно догадавшись о его мыслях, харузец посмурнел, накинул на плечи тонкое покрывало с постели, кутаясь, будто озяб. Посмотрел в глаза Фархаду потухшим взглядом, потом и вовсе опустил глаза.
— Ты бы поел, — негромко сказал Фархад. — И глоток вина не помешает. Хозяин для такого случая нашел что-то получше обычной отравы.
Надир старательно улыбнулся шутке, растягивая бледные губы, неуверенно кивнул. Пояснил тихо, по-прежнему не поднимая взгляд:
— Благодарю, я не голоден. Вот разве что вина… Немного.
— А много и не стоит, — согласился Фархад, придирчиво осматривая бутылку. Вроде сургуч на горлышке родной, печать не смазана. Хотя местные умельцы заправляют вино сонным зельем или еще какой дрянью с таким искусством, что нипочем не распознаешь, пока не отравишься. Ладно, придется проверить по-своему.
Он ножом вскрыл бутылку, плеснул вина в пару глиняных, на удивление чистых стаканов, пригубил, покатав на языке и прислушавшись к тому, что говорило чутье. Никакой опасностью вино не пахло и на вкус не отдавало. И неплохое, кстати.
Шагнув от стола и опустившись на кровать от Надира на вполне приличном расстоянии, подал тому стакан, и харузец без тени сомнения поднес его к губам. Вот ведь и вправду дитя наивное. А будь Фархад в сговоре с хозяином таверны? Внутри снова плеснуло злостью на неизвестного мага, из-за которого этот светлячок зеленоглазый того и гляди вляпается в какое-нибудь дерьмо по-настоящему.
— Вкусно, — отстраненно проговорил Надир, делая еще глоток с трудом, будто у него ком в горле стоит. — Благодарю, господин Фархад. Мне очень неловко пользоваться вашим великодушием и причинять хлопоты.
Допив, он так и остался сидеть со стаканом в руках, глядя в пустоту, и Фархад подумал, что мальчишка в самом деле вымотался. Только сейчас, похоже, понял, что в переулке избежал не лучшей судьбы. Вот, кстати, переулок и ловцы людей…
— Надир, — окликнул он зябко кутающегося в одеяло юношу. — В переулке ведь были не простые грабители, а кто-то иной. Они тебя похитить хотели, а не просто ограбить, понимаешь?
— Понимаю, — спокойно отозвался Надир, глядя мимо. — Не совсем же я дурак, господин Фархад. Грабители… они другие. Не беспокойтесь, мне бы только до дому завтра добраться, а там уж найдется, кому Харузу перевернуть. И если вы позволите мне выразить благодарность более весомо, чем обычные слова…
Он все-таки поднял глаза, глядя вопросительно, и Фархад покачал головой.
— Не позволю, — отозвался с ленивой усмешкой. — Я это делал не за золото. И от такого пустяка точно не разорюсь.
— Как скажете, — кивнул Надир. — Тогда пусть хранят вас все благодатные боги, великодушные к странникам.
Голос его прервался, и Фархад понял, что мальчишка изо всех сил сдерживает слезы. Ох, чтоб тебя… Он неловко протянул руку, сам удивляясь, что прямо сейчас не хочет ничего, кроме как просто утешить. Прикоснулся к плечу под грубой шерстью одеяла, уронил ладонь на спину.
Надир качнулся к нему, как тонкое деревце от яростного порыва ветра, задержал дыхание, а потом резко и сильно выдохнул. В глаза Фархаду он снова не смотрел, и оттого было странно стыдно и неловко сделать хоть что-то из того, мысли о чем роились теперь вовсю.
Поэтому Фархад просто обнял оказавшиеся так томительно близко плечи, прижал к себе, чувствуя легкий запах вина в горячем дыхании юноши. Запустил пальцы в смоляной гладкий шелк, млея от возбужденного предчувствия. И тут же одернул себя: стоит ли? Оказаться заменой на одну ночь, а потом парень сам будет стыдиться того, что случилось, и, чего доброго, возненавидит того, кто воспользовался его слабостью.
— Что со мной не так? — прошептал Надир ему в плечо с горьким недоумением. — Он говорит, что я красивый. Он защищал меня, рискуя собой, от смерти спас… Почему тогда? Я же ничего не требую, совсем ничего. Придет — хорошо, не придет…
Голос его оборвался, и Фархад вздохнул, гладя растрепавшийся, все еще душистый шелк волос с невольной нежностью. Прошептал, не зная, как объяснить бедняге, что не всегда складывается так, как хочется:
— Ты и вправду красивый. Очень. Золотой, теплый, желанный… Может, просто время не пришло. Или он не тот, кто тебе предназначен. Или он просто недостоин тебя.
— Или я — его, — тоскливо отозвался Надир. — Ох, Фархад…
И еще один едва заметный всхлип:
— Прости…
— За что? — улыбнулся Фархад, чувствуя, как к нему прижимаются все сильнее, как одеяло сползает с плеч, обнажая горячее тело.
— За то, что все не по-настоящему, — спокойно сказал Надир, поднимая голову и глядя ему прямо в глаза. — Ты чудесный, знаешь?
— Знаю, — усмехнулся Фархад, помогая одеялу окончательно упасть. — Ничего, малыш, это все луна виновата. Не думай ни о чем. Просто забудь. На одну ночь…
Он склонился навстречу поднятому к губам тонкому запястью, поцеловал алую царапину, скользнув языком рядом с ней по чувствительному местечку на сгибе. Услышал прерывистый вздох, улыбнулся про себя. Глянул мельком в окно: абрикосово-желтая луна уже добралась до ската соседней крыши и теперь нагло заглядывала в окно, выдавая себя потоками яркого, совсем не серебристого, как обычно, света. Встав, сел позади Надира, и так же языком провел, наклонившись, вдоль длинной царапины от плеча до поясницы, то ли зализывая, то ли лаская. И еще — по другой: от шеи и вокруг трогательно торчащей лопатки к нежному боку.
— Фархад… — прошептала его случайная добыча тающим голосом. — Прошу…
Скользнула мысль, что это ведь и вправду всего на одну ночь. Завтра Надир вернется в богатый безопасный дом, где он наследник и наверняка любимое балованное дитя. Завтра начнут искать тех, кто его похищал. Завтра Фархад уедет из города, где и так задержался в поисках неуловимого существа, по следу которого идет так давно. Все это будет завтра…
Он мягко, но настойчиво повернул к себе податливое тело, скользнул ладонями по обнаженной коже, показавшейся раскаленной, и Надир глухо простонал что-то невразумительное. Мальчик, золотой... Склонившись и целуя гладкие горячие плечи, Фархад дышал запахом молодого, но уже по-мужски созревшего тела, легкими благовониями и, почему-то, ароматом абрикосов. Но сливалось все это в одно невыносимое ощущение горячего, млеющего и зовущего. Подавшись навстречу и окончательно покоряясь, Надир обнял его, вплетя пальцы одной руки в волосы, второй обхватил за пояс.
— Хороший мой, — шепнул Фархад, — желанный… Не пожалеешь потом?
Надир с отчаянным видом замотал головой, ничего не говоря. Да и что тут можно было сказать? Только постараться, чтоб и вправду не пожалел.
Как они оказались уже лежащими рядом, Фархад и сам не заметил. Все вокруг и внутри него слилось в единый поток расплавленного лунного золота: вкус вина на мягких упругих губах, разметавшиеся по подушке черные пряди, яростное изумрудное сияние полуприкрытых ресницами глаз.
Надир плавился и тек, обжигая и нежа этим жаром. Склонившись, Фархад целовал томно выгибающееся тело, ласкал кончиком языка, дразня напрягшиеся ягоды сосков, нежную кожу на ключицах и ямочку у основания шеи. Потом спустился ниже, ласково, но чувствительно помечая зубами по животу дорожку вниз. Тут же зализал розоватые следы, выгладил пальцами и губами нежное местечко под ребрами, пах у самого члена, бедра снаружи и изнутри. Приподнялся, глянув на мечущееся в его руках и под жадным ртом тело. Проговорил, сдерживая рвущийся изнутри рык:
— Мой. Сегодня — только мой. Слышишь? Надир-р-р-р…
Все-таки не удержался, проурчал горлом, перекатывая горячее сладкое имя на языке, как ломтик абрикоса. Лег сверху, накрывая собой, пряча от всего мира, прижался ртом, целуя требовательно и беспощадно. Из-под ресниц, бросающих тень на смуглые щеки, Надир глянул томно и жадно, прильнул к нему, бесстыдно раскрывая навстречу бедра, приглашая.
Запах абрикоса окончательно потерялся в солоновато-резком аромате возбужденных тел, и это тоже было правильно. Фархад оторвался от распухших под его поцелуям губ, скользнул горячим влажным ртом по шее, приласкал мочку уха. Облизал пальцы, но Надир прерывающимся голосом подсказал:
— Лампа… на столе…
Точно, масло ведь. Лишь бы не раскаленное. Нет, у края глиняной плошки в самый раз. Щедро макнув пальцы в приятно горячее масло, Фархад, не переставая целовать, толкнул сначала один, потом два пальца в готовно подающееся навстречу, расслабленное тело. Осторожно растянул, краешком сознания отметив, что у мальчика давно, очень давно никого не было. То-то он так млеет. Скользнул языком между губ Надира, отвлекая, не позволяя почувствовать боль или испугаться, но тот сопротивляться и не думал. Лишь еще сильнее раскрылся, согнув ноги в коленях.
Фархад приподнял его, просунув ладони под упругий зад, медленно и сильно толкнулся внутрь. Остановился, переждав короткий болезненный всхлип, но тут же Надир сам подался к нему, обхватывая за бедра.
— Ещё-ё-ё… — простонал, запрокидывая голову. — Ну же!
Луна окончательно сошла с ума, и, сплетаясь горячими мокрыми телами, всхлипывая и выстанывая что-то непонятное даже им самим, двое тонули в расплавленном лунном золоте, захлебываясь им и друг другом. Потом Фархад смутно вспоминал, что был и второй раз — когда Надир, повернувшись, встал на колени, раздвинув бедра и прогнувшись гибкой, покрытой каплями пота спиной. И третий — когда, окончательно ошалев, они с упоением мылись из кувшина над тазом, поливая друг другу и превратив омовение в игру, от которой покраснела бы иная блудница. А потом, немыслимо изогнувшись на постели, мучительно долго ласкали друг друга же ртом и излились в жадные послушные губы почти одновременно… И была сладкая боль истомленного тела, и сытая счастливая усталость, и губы — неизвестно чьи — шепчущие благодарные глупости, потому что нельзя же принимать всерьез все эти клятвы никогда не забыть, никогда, никогда…
Утром Фархад проснулся первым. Долго смотрел на бесстыдно разметавшегося по постели Надира, любуясь и давя щемящее сожаление. Чудесный. Желанный. Чужой. И словно почуяв этот взгляд и примешавшиеся к нему чувства, Надир медленно поднял ресницы, посмотрел сначала сонно, потом на глазах пробуждаясь и осознавая.
— Пусть день твой будет прекрасным, радость моя, — мягко сказал Фархад, ожидая чего угодно: брошенных в лицо слов, обвинений, злости…
— И твой, — шепотом отозвался Надир, не отрывая от Фархада удивленных глаз, будто впервые увидев его. — И твой тоже…
Молча он следил, как Фархад одевается и проводит гребнем по растрепавшимся волосам, связывает их в длинный хвост. Потом, словно спохватившись, потянул свою одежду. Не пряча взгляда, но и не встречаясь им с Фархадом, быстро натянул штаны и обулся, растерянно взглянул на скомканные тряпки, оставшиеся от рубашки, и, встав, накинул плащ. Шагнул к окну, отвернувшись, и замер там, глубоко и часто дыша.
Фархад подошел сзади, обнял, прижавшись сильно, до боли. Замер тоже. Так они стояли, пока боль — непонятно чья, разделенная на двоих — не начала отпускать, утекая из напряженных тел.
— Прости, — шепнул Фархад. — Ты чудо. А он дурак.
— Спасибо, — усмехнулся Надир. — Мы еще увидимся? Когда-нибудь.
— Кто знает…
Фархад пожал плечами, не желая лгать. Возвращаться в этот странный город он не собирался, но кто может сказать, куда заведет странника петляющая дорога. Да и зачем обижать?
— Если вернешься, знай, что в Харузе у тебя есть друг, — со спокойным достоинством сказал Надир. — На восточной стороне города любой покажет тебе усадьбу ир-Даудов. Приходи днем или ночью. Если меня не будет, скажи, что ты гость господина Надира, и тогда все, что у меня есть — твое.
— Я запомню, — пообещал Фархад, легко и ласково приникая губами к горячей и почему-то соленой щеке. — Я обязательно запомню, мой золотой лунный мальчик. А если я встречу его… которого ты ждешь… как его узнать, чтобы дать пинка?
— Арвейд, — сказал Надир, и по голосу Фархад понял, что тот улыбается насмешливо и грустно. — Он зовет себя Арвейд Раэн. Целитель, маг, хранитель равновесия. Его ни с кем не перепутать — просто не получится. Если встретишь… Скажи, что Надир ждет. Он все поймет, конечно, про нас с тобой. Но это неважно. Скажи, что… А впрочем, не говори ничего. Он вернется сам, когда захочет. Я просто буду ждать.

Дата добавления: 2015-07-08