Дипломная работа

Малгожате Посник предстояло написать диплом. Она изучала византологию в Краковском университете. Ее преподаватель и руководитель диплома профессор Александр Напьорковски, прекрасный знаток Византии, поставил перед ней задачу подготовить работу об одной женщине из Царырада, которая родилась в XIII, а умерла в XIV веке. Для начала он рекомендовал изучить источники. Среди них, в частности, были и такие, которые хорошо знакомы узкому кругу специалистов, но неизвестны за его пределами: Пахимер, Панарет, Григора, Луций Марин Сикул, Феодор Метохит, затем Диканж и, наконец, сборник, изданный Минье.

Напьорковски посоветовал ей, изучив материал, изложить его в форме исповеди женщины, которой посвящена дипломная работа. Эта «исповедь» послужит хорошим тренингом для исследования, которое она и предъявит профессору и за которое получит оценку.

И сколь незначительной ни казалась эта, в сущности подготовительная, работа, профессор считал, что она будет иметь большое значение для дальнейшей научной деятельности Малгожаты Посник. И небезосновательно. Ведь она потребует от студентки овладения материалом.

Итак, Малгожата Посник взялась за дело. Ознакомившись с указанными ей источниками, а после этого с основной и дополнительной литературой, она, следуя совету профессора, написала исповедь героини своей дипломной работы. Приводим этот текст полностью.

«Я сижу и пишу эти воспоминания в скриптории царьградского женского монастыря Святого Андрея, который недавно полностью обновила моя родственница Феодора и в котором я приняла постриг.

Прежде всего было бы хорошо рассказать, как я получила имя. Так как у моей матери, Ирины, предыдущая беременность закончилась выкидышем, мои будущие родственники решили предупредить возможное повторение печального исхода, то есть спасти мою жизнь еще до рождения. Они зажгли двенадцать одинаковых свечей перед иконами апостолов и стали смотреть, чья свеча погаснет последней, другими словами, чья будет гореть дольше других. Дольше всех горела свеча под иконой святого апостола Симона, и в его честь мне дали имя. Так я осталась жива.

Из самого раннего детства я запомнила Царьград и Солунь, море, солнце и что кто-то поет. А еще запах рыбы и специй, которые привозили большие суда. Помню и отца, который однажды плакал в своих покоях. Я спросила у матери, почему Андроник (так звали моего отца) плачет, а она задумчиво ответила мне, что это из-за меня.

— Ты должна, — сообщила она мне по секрету, — выйти замуж и уехать на чужбину, а патриарх и монахи обвиняют Андроника, что он выдает тебя раньше времени.

Объяснение было кратким и взвешенным, но я ничего не поняла. И страшно испугалась. Однако не неизвестного будущего, потому что неизвестного я себе и представить не могла, а лишь того, что покину отцовский дворец, свою мать, Царьград, расстанусь с морем и солнцем. Мне было тогда восемь лет.

Пять раз наш посланник Методит, которого я знала по жизни во дворце, ездил в чужую страну и вел там переговоры (я узнала об этом позже) об условиях моего замужества. Были тут и непонятные вещи, которые ко мне не имели никакого отношения. Упоминались какие-то заложники, какие-то приграничные территории, какие-то женщины, Анна и Елена, обе королевы…

Однажды ночью, как я узнала из рукописей Пахимера, а он был историком и принимал участие во всех тех делах, о которых пишет, — итак, однажды ночью, а точнее, первого февраля отцу пришлось отправиться в царьградский монастырь Памакарист для встречи с патриархом, церковными иерархами и монахами. Несмотря на то что он был императором, ему приходилось оправдываться перед ними в связи с моим предстоящим замужеством. Отец тогда сказал удивительные вещи, смысл которых стал мне ясен лишь много позже:

— На этот брак я согласился не для своего личного удовольствия, нам с императрицей больно расставаться с нашей дорогой и слишком юной дочерью. Но мы отдаем ее в руки бесчувственного короля-варвара только потому, что это неизбежно. Окраины нашей империи разорены, население взято в рабство, и только поэтому я решился выдать свою малолетнюю дочь за этого захватчика. Силой оружия мне не удалось склонить врага заключить мир, да и никакой мир, заключенный с таким королем, не мог бы быть столь полным и долговечным, как мир, скрепленный женитьбой.

Патриарх на это сказал:

— Этот король незаконно изгнал свою законную жену, чтобы жениться на ребенке, на вашей дочери, которой нет еще двенадцати лет и которая поэтому пока не может вступать в брак.

— Мой шаг вовсе не противоречит законам церкви, как думает патриарх, — ответил император. — Законы церкви говорят, что, если кто-то снова женится при жизни своей первой жены, такой брак считается незаконным. Разве здесь мы не имеем дело с именно таким случаем? Первая жена этого короля была еще жива, когда он взял себе в жены другую женщину. Следовательно, брак с этой второй женой не может считаться законным, потому что король заключил его при живой жене. Когда первая жена умерла, король стал вдовцом. В соответствии с этим его вторая жена законной считаться не может, а наша дочь может, и это не подлежит сомнению, хотя пока она еще ребенок… Кстати, король пообещал мне, что не прикоснется к ней до тех пор, пока ей не исполнится двенадцати лет… Ради общего блага приходится приносить в жертву все. Ибо у императора, — закончил свою речь мой отец Андроник, — нет иных родителей, кроме закона, и нет иных детей, кроме своих подданных.

Мой отец был красноречив. И он отстоял свой план действий. В результате чего меня собрали в дорогу, в полном блеске и с огромной свитой доставили на северную границу империи и там передали королю, который должен был стать моим мужем. Он казался мне похожим на святого Димитрия, изображенного на фреске в Солуни. У него было оружие и очень красивые украшения на одежде. Выглядел он так, что мог бы быть мне отцом. К моему удивлению, он сошел с коня и опустился передо мной на колени. Он приветствовал меня так, словно я была его повелительницей. Но когда он, все еще стоя на коленях, поднял на меня глаза, их выражение напомнило мне святого Георгия, который занес копье над змием. Затем нас обвенчал митрополит Макарий. Мы вернулись в Солунь и там в присутствии моего отца, моей матери и многочисленных придворных отпраздновали свадьбу. И той и другой стороне были преподнесены богатые дары.

После этого мы отправились туда, где жил мой муж и король. Там не было ни моря, ни солнца. Мне все время было страшно. Вскоре оказалось, что для страха были все основания. Хотя мать и няньки обещали мне, что еще три-четыре года (до достижения двенадцати лет) я буду жить, как и раньше, в отдельных покоях, куда король заходить не будет, все оказалось иначе. Король в первый же вечер пришел в мою постель и овладел мною двумя способами, а я не смогла ему сопротивляться. Мне осталось непонятным, чего же он, в сущности, хотел, потому что, раскровенив меня, он сразу удалился. Перед уходом он меня поцеловал, и я поняла, что он придет снова. Я боялась, что у меня опять пойдет кровь, и защищалась изо всех сил, но быстро поняла, что лучше отвечать на его желание, потому что после этого он сразу уходит. Одна из придворных дам шепнула мне, что из-за сильного кровотечения я не смогу зачать и родить наследника. Она оказалась права.

Когда умерла моя мать, я поехала в Царьград на похороны и решила не возвращаться. Мне был двадцать один год, я была красива, и в меня безумно влюбился Монферат де Варье, молодой латинянин с широкими рукавами и тонкой шпагой. Но когда дело начало приближаться к развязке, он мне вдруг разонравился. Как раз в это время король, словно чувствуя мое состояние, направил к императорскому двору посольство, потребовавшее моего немедленного возвращения. Я, чтобы не создавать отцу трудностей, повиновалась, но по дороге назад, в местечке Сер, попыталась бежать в Солунь, переодевшись монашенкой. Однако мой сводный брат Константин заметил это, изорвал монашеское платье и вынудил меня вернуться к королю. Так меня доставили к нему во второй раз.

Король был от меня без ума, и я тогда поняла нечто такое, что раньше и не пришло бы мне в голову. И что я не узнала бы, не будь моего отъезда и возвращения. Потому-то я об этом и пишу. Я поняла, что только он один может удовлетворить страсть моего женского сердца. Нас изобразили на стенах храма: его уже старым, с сединой в бороде, а меня в драгоценных одеждах и с большими серьгами. Художник был греком. Он, как и я, тоже жил на чужбине. Меня он изобразил много лучше, чем короля…

Когда король умер, я опять вернулась в Царьград. К солнцу и морю. И ушла в монастырь. На могилу короля я послала драгоценную лампаду из чистого золота и столь же драгоценный покров, совершенный в своей красоте».

Когда Малгожата Посник закончила эту предварительную часть дипломной работы (которую не нужно было показывать профессору), она неожиданно поняла нечто чрезвычайно важное. Историю любви она очистила от науки. Поняла и еще нечто гораздо более важное. Сочиняя эту исповедь XIV века, она сочинила свою биографию.

Дипломную работу она так никогда и не написала. «Исповеди» оказалось достаточно. Вскоре она вышла замуж.

Роже Коралник (ШВЕЙЦАРИЯ)

Профессор доктор Коралник преподавал в Базельском университете. Почти тайно, словно это какой-то порок, он опубликовал три сборника рассказов: «Птица в полночь» (на итальянском), «Братья по матери» (на немецком) и «Сумерки последнего дня» (на французском), из которого и взят рассказ для нашей антологии. Он написал самую краткую из всех известных историю литературы XX и XXI веков, состоящую менее чем из десяти строчек. Называется она «Как или что?». Вот ее полный текст: «Писателей-сюрреалистов интересовал вопрос как. Соцреалисты отдавали предпочтение что, ибо что можно было использовать в интересах идеологии. Как никогда им не нравилось. Постмодернизм снова ввел в качестве признака распознавания как (например, компьютерная литература и нелинейное письмо). Бурный XXI век, с его бумом женской литературы, снова выдвигает на первый план что».

Дата добавления: 2015-07-08