Часть 2. Долго шарюсь по карманам в поисках зажигалки и исподтишка

Долго шарюсь по карманам в поисках зажигалки и исподтишка, наклонив голову, разглядываю типа, привалившегося к стене напротив.
Я бы назвал его… жутким.
Высокий, коротко стриженый блондин в очках. Неторопливо делает тяжку за тяжкой и совершенно не обращает на меня внимания. Да что там на меня – вообще, кажись, на всё окружающее пространство. Почти не двигается, только изредка щелчком пальцев стряхивает пепел в урну.
Блондины… Не люблю блондинов. Но интересно даже, кем может быть этот строгий дядька, у которого даже носки наверняка в тон галстуку. Начальник службы безопасности?
Вот же… Так и не могу найти зажигалку. Должно быть, осталась валяться в бардачке. И чего мне теперь?
Постукиваю извлеченной из пачки сигаретой по согнутой фаланге указательного пальца и, все же пересилив «обожеонжесожретменя», буквально давлю:
– Слушай, приятель, а прикурить не найдется?
Молчит, неторопливо выпуская сизые облачка, и только правая светлая бровь ползет вверх в ну очень красноречивом жесте.
Эй! Зачем столько презрения-то? Я же у тебя не трусы поносить попросил!
Зажимает сигарету в зубах и лезет в карман пиджака.
Ну, надо же…
Выуживает оттуда темный прямоугольник и протягивает его мне. Все так же молча.
Напрягает немного.
Не люблю я такие зажигалки. Не люблю хотя бы потому, что конкретно эта стоит, как половина моей почки. А то и как вся.
Беру, старательно не касаясь его пальцев, и вместе со щелчком крышки прикуриваю. Возвращаю так же, следя, чтобы пальцы не коснулись. Не знаю, почему так, но… так. Затягиваюсь, и дымовая завеса становится куда плотнее. Только теперь примесью к дорогому табаку – моя дешевая дрянь.
Стремное ощущение, крайне стремное… Но что это я? Разве мало я встречал напыщенных снобов в дорогущем шмотье? Только вот взгляд ни одного из них не приковывал меня к стенке.
Ой, да ладно. Плевать. Забей, Эшер! Работа мечты, чего еще желать? Скоро и я обзаведусь собственным охрененным костюмом.
Но прищур у него занятный, да, не мог не оценить. И дымовая завеса… Выгодно смотрится.
Еще пара тяжек, и моя сигарета догорает до половины. Он вытаскивает еще одну. Замечаю название на пачке «Nat Sherman». Стоят как маленький круизный лайнер. Что-то меня заклинило на бабле. Причем на чужом бабле. Так, нужно экстренно менять тему.
– Слушай, а ты… Ничего, что я на «ты»? – продолжаю, дождавшись утвердительного кивка головы, – Ты знаешь парня из PR-отдела? Такой пафосный тип с охренительным подбородком?
Понимаю, что даже не запомнил имени придурка, с которым зажимался буквально полчаса назад. Так держать, Эшер! Шлюхи тоже не знают имен своих клиентов, ты на правильном пути.
Непонимающе вскидывает брови, а я только мотаю башкой из стороны в сторону:
– А, забудь. Забавно, но я совершенно не помню имени парня, проводившего собеседования. Наверное, потому что сосет стремно.
Затягиваюсь, с удовлетворением отмечая, как меняется выражение лица моего «нового знакомого». Вытягивается от удивления. Отчего-то я уверен, что мы больше никогда не встретимся с этим типом, а если и встретимся, то очень не скоро. Как такие вообще оказываются в курилках простых смертных? Может, какой-нибудь архиважный деловой партнер?
Ну, да не важно. Не важно, потому что я уже расслабился, и меня откровенно понесло.
– Да… – тяжка; еще две, и начнет тлеть фильтр, – Трудно найти кого-то стоящего. У одного ебало, как у ганнибала, у другого – шесть сантиметров в рабочем состоянии, либо большой, но стоит только если привязать пару карандашей, а третий просто никакой.
Внимательно слушает меня и чуть улыбается. И продолжает молчать, что, кстати, совершенно меня не напрягает. И пусть молчит. Не может же и голос у него оказаться охренительным? Редко бывает, чтобы все да в одном флаконе. А раз так, то не стоит портить впечатление. Занятно даже.
– И все, кто мне попадался, абсолютно не умеют управляться со своим членом.
Ответа, разумеется, не жду.
Потушив, выкидываю остаток сигареты в урну.
– Бывай, приятель.
Прохожу мимо и, поддавшись внезапному порыву, хлопаю его по плечу. Краем глаза вижу, как кривится, но мне-то все равно. Судьба редко подсовывает таких типусов таким неудачникам, как я, дважды.

****

Паркуюсь на подземной стоянке недалеко от дома.
Прекрасно начавшийся день закончился просто отвратительно. Но что же, пресловутый закон сохранения энергии. Не может все быть замечательно всегда и во всем. Либо хорошая работа, либо страстный ебарь. Если присутствует и то и другое, значит сам лицом не вышел. Редко встречаются три компонента из трех, но нельзя не согласиться с тем, что уже два это ой как неплохо. Не дотягивает до «замечательно», но…
Все и так складывается лучше, чем обычно. Разве что, когда я ужинал в забегаловке, криворукий мальчик на побегушках опрокинул на меня кофе, а после, краснея, бросился оттирать мои брюки. Мальчик, мальчик… Мы смогли бы договориться, если бы ты был чуть симпатичнее, но увы, увы… Придется вычесть из зарплаты. А после – вечерняя пробка там, где ее обычно нет, понизила градус моего жизнелюбия.
Ну, да плевать, я уже почти дома, и если повезет, то Руди больше не ошивается на соседском газоне, карауля меня, как верный пес. Таких, как он, даже девушки не держат в качестве запасного варианта. Так почему я должен разыгрывать мать Терезу? Ну уж нет, никакой больше благотворительности и траха из жалости.
Покручиваю ключи на указательном пальце. Нажимаю на кнопку. Пищит сигнализация.
Жди меня, телек и старый продавленный диван, я направляюсь домой. Никаких сегодня пьяных потрахушек в клубе. Только душ, фастфуд и теплая постель. Пустая, слышишь меня, Эшер?
Резво поднимаюсь по ступенькам и сворачиваю вправо.
Хм… Интересно, дресс-код подразумевает только строгие костюмы, или костюм пасхального кролика тоже проканает?
Улыбаюсь. Да, определенно хороший день.
Был бы. Если бы затылок не сковало зубодробительной болью. Картинка едет, а сам я, кажется, падаю.
«Неудачник ты, Эшер», – последнее, о чем я успеваю подумать, прежде чем отключиться.

****

Темно и крайне неприятно.
Неприятно очухаться, лежа на ковре. На чужом ковре, щекой утопая в мягком ворсе. Крайне неприятно осознавать при этом, что ты абсолютно голый и к тому же еще и связанный. Связанный так крепко, что кисти ноют, а плечи прилично затекли. И чертова повязка на глазах. Или что это, галстук?
У кого-то из моих бывших была тяга к подобного рода развлечениям. Только вот имени даже под пытками не вспомнить.
Отчего-то совсем не страшно. Я бы даже сказал, интересно, если бы башка так не болела.
Интересно, чем так круто вдарили? И где я вообще?
Эй-эй, ребят, отбой, кина не будет, мне завтра на работу!
Приглушенные шаги, должно быть, за дверью, и щелчок замка. Сквозняком холодит кожу.
Прекрасно, просто прекрасно…
Шаги приближаются, останавливаются рядом со мной, справа.
Шелест ткани и…
Оу! Полегче!
Дергают за путы и заставляют подняться на колени. Шиплю от мучительного оцепенения, щиплющего нервные окончания.
– Руди, не тупи!
В ответ скулу обжигает. Пощечина.
Что, не Руди?
– Алекс?
Новая затрещина. Чуть слабее.
Прикусываю губу, чтобы не застонать от новой вспышки в больной голове. Впрочем, тут же представляю, как этот тип замахивается для следующей и выжидает, пока я ляпну следующее имя.
И даже сейчас мне не удержаться. Хмыкаю.
– Стив? Майк? Тони? Пол?
Этот удар самый сильный. Приходится точнехонько в подбородок, цепляет губы. Жжет их.
Облизываю, быстро проходясь языком. Надо же, не разбил, хотя мог бы.
– Да ты шлюха…
Да, дааа, я буду даже Санта Клаусом, если ты владеешь членом так же, как и голосом!
Мурашками по спине от одного только тембра. Низкий сочный баритон. Даже ниже, чем баритон… Не бас, но близко к этому. Поистине завораживает.
– Нет, я просто люблю трахаться.
Слышу, как он хмыкает.
Разом забываю и про работу и про то, что череп вот-вот расколется. Неужели я знаю обладателя этого голоса? И, о боже, спал с ним? Если нет, то тогда почему…
Прикосновение холодной кожи к пояснице.
Тут же выгибаюсь вперед в попытке уйти от столь знакомого ощущения.
Стек. Короткая плеть, которой меня порывались наказывать не раз и не два.
Но никогда это не было так… эротично, как сейчас. Никогда мне действительно не хотелось, чтобы остались алые выпуклые полосы. Никогда… Но только не сейчас.
Ведет по позвоночнику, словно ласкает, касается плеч, лопаток, снова к пояснице… Ниже по ягодицам, и я чувствую, как все мое тело становится одним большим нервным окончанием.
Да, давай… Заведи меня.
Отнимает ее от кожи, со свистом замахивается, и…
Поспешно пытаюсь заткнуть вырвавшийся крик. Короткий, жалобный, высокий…
Обжигает прямо под лопатками. В первое мгновение болью, а затем – колким разливающимся теплом. Краской возбуждения. Начинаю хватать воздух, в легких его явно не хватает.
Снова гладит, очерчивает ребра… Сжимаюсь в комок, жду, когда снова… Но не спешит, оттягивает момент. Теперь выше, мазнув по выступающему шейному позвонку. Слышу, как обходит и, оказавшись передо мной, прикасается своей игрушкой к животу. Одним движением небрежно очерчивает пупок и скользит ниже, словно рисует на мне этой штукой. Рисует, оглаживая низ живота, то и дело прикасаясь к бедрам. И ни миллиметра ниже.
Дышу носом. Кажется, выходит слишком шумно. Совершенно как если бы меня это действительно заводило. Заводило быть связанным и на коленях, черт возьми где и черт возьми с кем.
Да, дьявол побери, да!
Предвкушение стоит комом в горле, и если бы только оно… У меня уже тоже стоит просто колом. После первого удара плети.
Переходит к груди, мельком прикасается к правому соску и, должно быть, перехватив стек по-другому, рукоятью цепляет мой подбородок, больно нажимает, заставляя вскинуть голову. Тут же хватает за волосы, фиксирует, больно тянет прядки. Удерживает в одном положении, пока у меня не начинает затекать шея. Удерживает, чтобы после прикоснуться этой самой рукоятью к моим губам. Надавить на них, и бедра сжимаются от тут же возникшей аналогии.
Послушно открываю рот, прикусываю эту дрянь и неспешно облизываю, оставляя влажный развод. Привкус кожи щиплет язык. Как и скатывающиеся по спине капли пота щиплют следы от этой самой плети.
Дергает за волосы, кривлюсь, отворачиваясь от рукояти, и, скорчив недовольную гримасу, выдыхаю первое, что приходит в голову:
– Слушай, приятель, у тебя совсем нет члена, если ты предпочитаешь вставлять это?
Вышло бы потрясающе ехидно, если бы мне тут же не вставили по самые гланды. Вставили потрясающе горячий твердый член, уже мокрый и соленый от выступившей смазки.
Едва не закашлявшись, подавляю рвотный позыв, когда он давит мне на корень языка слишком сильно. Я буду послушным, очень послушным, если все и дальше будет так многообещающе, что пальцы на ногах подгибаются.
Вдохнуть носом и поплотнее обхватить губами, сложив их в букву "О". Обхватить и чуть выпустить, чтобы была возможность и языком поработать тоже. Облизать, попробовать его всего и, чуть прикусив, отклониться, так чтобы он отодвинулся назад, и губами оказалась зажата одна головка. Рисую на ней кончиком языка, толкаюсь в сочащуюся смазкой дырочку и просто мечтаю, чтобы он вставил в меня эту штуку. Все сладко сжимается внутри, когда я раз за разом втягиваю его в себя, а он дергает за волосы, рискуя снять с меня скальп. Очень вкусный. Тщательно прикрываю зубы, старательно вылизывая и посасывая. Все быстрее и быстрее дергает меня, быстрее и быстрее долбится в мой рот. Помогаю языком и выворачиваюсь так, чтобы он как можно чаще толкался в небо и щеки. Горячий, очень горячий… Подается вперед, и я не дышу, когда вставляет почти весь. Упирается в глотку. Нажимает на затылок, не дает отстраниться, и я начинаю ласкать его так, используя только язык. Обвожу, смачиваю слюной, и ее так много, что я не могу сглотнуть и чувствую, как она медленно сочится из уголков губ, оседает на подбородке. Солоноватая из-за его привкуса…
Но конфету забирают, когда я только-только успел ее распробовать. Едва ли не с отголоском стона. Моего стона.
Хочешь, я покричу для тебя? Громко, тихо, хрипло, умоляюще?
Тяжело дышу, и каждый вздох кажется мне необычайно пошлым, едва ли не раскаленным.
– Ты просто обязан… вставить в меня это, – проговариваю по слогам, и понимаю, что мои интонации едва ли уступают интонациям обдолбанных девок из забористой порнухи.
Вместо ответа явственно ощущаю, как моего члена касается холодная рифленая подошва. Прижимает его к полу и легонько проходится, трет его, туда-сюда… Помедлив, нажимает куда сильнее, так что я шиплю от боли, тем самым видимо заслужив еще одну плюху. Унижением обжигает. Но я хочу его еще сильнее. Очень хочу. Безумно хочу. Так хочу, что готов поиграть и не в такие игры. И его привкус все еще на языке…
Ведет ладонью по груди, и она кажется мне очень горячей, обжигающе горячей. Касается ключиц и хватает за горло. Душит, все сильнее стискивая пальцами. Хриплю, почти сразу начиная задыхаться, но как же сладко едет крыша… Как все ноет и сжимается внизу, и горит одновременно. Давно я так не хотел, чтобы мне вставили. Вставили ту сладкую штуку, которой он вполне мог бы порвать мне рот.
Душит, пока чернота повязки не расплывается на яркие кляксы, и отпускает. Отпускает только затем, чтобы толкнуть в грудь с такой силой, что падаю на бок, больно ободрав локоть о ворс. А казался таким мягким…
Не дает мне очухаться, тут же переворачивает и, подхватив под живот, ставит на колени, нажимает на затылок, ставя меня даже не раком. Ставит так, чтобы моя задница была максимально открыта.
Как он, должно быть, сейчас смотрит… Давай же уже, вот он весь я, сжимаюсь в предвкушении наконец-то сладкой развязки…
Готов разочарованно застонать в голос, когда меня касаются там только пальцы. Касаются темного колечка мышц, легонько нажимают на него подушечками и ведут ниже, поглаживая мошонку. Неторопливо, как истинный садист. Гладит и легонько шлепает, не касаясь члена. Сжимает в пальцах, чуть царапает ногтями… Отнимает руку, возвращаясь назад к ягодицам.
Чувствую два пальца сразу. Нажимает на вход, примеривается и, не заморачиваясь растяжкой, сразу вставляет их. Царапают гладкие стенки. Кусаю губы и терплю. Лишь бы быстрее уже, быстрее… Становится почти больно, кажется, член сейчас просто разорвется от прилившей крови.
Двигается неторопливо, скорее пробуя, вперед и сразу назад, чтобы добавить еще один палец. И тут же звонко шлепнуть по ягодице. Теперь уже не осторожничает. Вгоняет быстро, совершенно не беспокоясь об острых ногтях. Шепотом прошу быть осторожнее, и он, услышав меня, добавляет еще один палец.
Какая, к чертям, смазка? Зачем беспокоиться об очке грязной шлюхи?
Да… Давай так, еще мучительнее…
Долбит. Просто долбит пальцами так, что я кричу. Да, черт возьми, я кричу, я умоляю вставить в меня кое-что побольше. Прошу, требую его член как можно скорее и как можно глубже.
Холодная вязкая жидкость льется прямо сверху на его ладонь, и он пачкает меня всего этой липкой хренью.
О, мы вспомнили о смазке?
Льет так щедро, что она медленно стекает по моим бедрам, а он, с пошлым хлюпаньем выдернув из меня пальцы, растирает ее по моей промежности, грубо дергая член. Натирает его, стискивает, мнет и начинает остервенело дергать, иногда делая так больно, что слезы выступают. Опирается на мою поясницу свободной рукой и…
И дааа… ДАААА!
Большой горячий и причиняющий столько мучительного наслаждения член втискивается в меня, миллиметр за миллиметром входит и делает так сладко и классно, что я наконец-то кричу, потому что мне нереально хорошо. Потому что дико сладко, и сводит абсолютно все мышцы, вынуждая сжимать его еще сильнее.
Входит, прижимается своими бедрами к моей заднице, и… Мне больше не заткнуться. Стоны, крики, хрипы.
Только не останавливайся… Еще быстрее! Долби, как самую дешевую суку, имей, как последнюю блядь, только не останавливайся, ни на секунду не останавливайся!
Вот она, та самая грань. Лезвие бритвы. То самое запредельное ощущение, которое я все никак не мог заполучить. Блядски хорошо и блядски много. Так много, что я начинаю подвывать, перебиваясь на всхлипы.
Хватает за волосы, задирает голову назад, жутко сводит шею, но как же наплевать! Наваливается сверху и вместе с очередным толчком пихает мне пальцы в рот. Тут же обхватываю их, покусываю, облизываю… Все то, что совсем недавно делал с его членом.
И дальше все только ярче… Хлюпает после каждого размашистого движения бедер, челюсть сводит, плечи, кажется, совсем онемели, а кистей и вовсе не чувствую. И член так больно трется о ковер… Трется и этим приносит еще большее наслаждение… А когда у основания его сжимают твои пальцы…
Быстрее, быстрее, быстрее…
Отнимаешь руку и сжимаешь мое бедро. Хрипишь. И ни единого чертового стона за все это время. Ни единого отголоска, пока я кричал и умолял отыметь меня, как озабоченную блядь. Только один несчастный хрип. Но и этого достаточно. Достаточно для того, чтобы сжаться еще более охренительно и по-настоящему феерически кончить. Новой тугой судорогой от кончиков пальцев и до макушки… Знал бы я твое имя, кричал бы именно его, а не звучное «сука!».
Взрываешься внутри и тут же вытаскиваешь, и вместе с этим теплая струйка стекает по бедру. Как только встаешь, снова заваливаюсь набок, все пытаюсь отдышаться, но никак – тело все скручивает и скручивает отголосками этого самого мегавау. Уже затихает, остается только отпечатком на задворках подсознания.
Пытаюсь подтянуть колени к груди, чтобы хоть как-то… спрятаться, что ли.
– Горничная придет через четверть часа, – произносишь это, останавливаясь в нескольких метрах от меня. Должно быть, у двери.
Ну да, замечательно… Что, вот так и кинешь меня? А, плевать, пусть.
Каркаю сорванным голосом тебе в спину, наверное, не знаю, не вижу, скорее догадываюсь:
– Мы просто обязаны повторить это, слышишь?
Подозрительно отдающий презрением смешок в ответ и щелчок дверной ручки.
Но было круто…
Так круто, что я как-нибудь переживу еще пятнадцать минут и постараюсь не развалиться на части.

****

Овощ – это несостоявшийся фрукт. Ну и я сегодня с утра с удовольствием проснулся бы морковкой. Да хоть сельдереем. Лишь бы не в своей потрепанной тушке.
Поспать удалось только пару часов, и то снилась мне какая-то невнятная дрянь со слониками, фаллоимитаторами с метровыми яйцами и почему-то улитками. Подорваться удалось, да не с третьего раза.
Ну, да черт с ним… Стоило оно того, точно стоило.
К счастью, мои мольбы были услышаны, и все мои шмотки принесла горничная. А уж упаковаться и поймать такси – дело техники. Куда сложнее было не вырубиться на пути к родному дивану. До кровати я не дошел. Не дополз… Как и сейчас до душа. Не сказать, что тело болит, нет, скорее противно ноет, больше всего запястья и спина.
Ну и хрен, хрен, хрен… Стоит только вспомнить. Только краешком сознания коснуться, как омывает приятная истома. Чертовски круто…
Но это потом, сейчас важно не просрать работу мечты. Собирайся, ленивая задница!
Постоять под душем, залить в глотку горький холодный кофе и, упаковавшись в один из лучших костюмов, выбежать из дома. Ну, как «выбежать»… поковылять в сторону парковки, но это не так круто звучит, верно же?

****

Ловлю свое отражение в зеркале и сам себе нравлюсь. Весь такой конфетный, что сам бы себе дал. И все было бы совсем глазировано прекрасно, если бы не ноющая от тупой боли задница.
За все приходится платить, за все.
За дорогой костюм отдавать сумму, равную половине его стоимости.
За хорошее отношение начальства – лизоблюдством и тоннами сахарной лести.
За охрененный, самый лучший трах в моей жизни – болью и на редкость поганым настроением.
За минуту любования прекрасным собой – тупейшей аварией прямо на парковке рядом с офисом.
А уж глянь я в зеркало заднего вида и узрев тачку, в которую так неосторожно вписался… Физически чувствую, как седеет шерсть у меня на ногах.
Bugatti Veyron. Мне пиздец.
Все же паркуюсь рядом и, звучно хлопнув дверцей своей развалюхи, подхожу к покоцанной черной малышке. Вроде только помял немного… Итого это обойдется мне в полгода бескорыстной работы на чужого дядю.
Мудак ты, Эшер. Просто мудак…
Вон и парковщик бежит с красной мордой и круглыми перепуганными глазами. Раз за разом повторяет имя, которое мне абсолютно ни о чем не говорит. Прерываю поток излияний жестом и просто спрашиваю номер кабинета хозяина тачки. Лучше уж сам сдамся на милость одного из больших боссов. Ну, во всяком случае, точно не выкинут. Не выкинут, пока не отработаю.
Вот только вроде бы все устаканилось, наладилось… Нет, однозначно мудак.
Автоматически ставлю свою потасканную девочку на сигнализацию и направляюсь к лифту. Парковщик вслед кричит, что меня уже ждут. И когда только успел позвонить?

****

Ого… Как круто я, оказывается, вляпался. Так вляпался, что даже макушка вся в дерьме. Ибо ебашить мне на самый верхний последний этаж, где даже у попугайчиков клетки стоимостью с мою халупу на окраине, а сама птичка стоит как две мои почки.
Мда… Сколько же я буду расплачиваться за Veyron? Прекрасно, восхитительно…
Нужная мне дверь без номера в самом конце коридора.
Выдох…
Мда, все-таки ей это нравится, судьбе определенно нравится меня иметь.
Пару раз стучу костяшками о косяк для приличия и, нажав на ручку, дергаю дверь на себя. Пара шагов, и замираю посреди просторного кабинета.
Тот самый тип из курилки. И так же невозмутим.
Кусаю губы. Все мысли из башки разом вылетели. Что я собирался сказать?
– Наличные, кредитка, или сразу обсудим альтернативные… способы оплаты?
Твою мать… Твою чертову бабушку! Будь я проклят, этот голос!
Сердце стучит где-то под подбородком, уверенно переходя на ритм обезумевшего чечеточника.
Этот голос… Тот самый низкий хрипловатый голос.
Потягиваюсь и кривовато улыбаюсь, крадучись приближаясь к его столу. Сегодня он в очках в тонкой платиновой оправе. Перегибаюсь через стол и снимаю их с его лица.
Выжидает, гад, щурится.
Боль в теле отступает на шаг назад, уступая почетное место на первом плане предвкушению.
Закусывает губу, и мне тоже безумно хочется.
Провожу языком по своим и, копируя его интонацию точь-в-точь, тоже спрашиваю, скорее даже вкрадчиво выдыхаю:
– На полу или на столе?

Эпилог

Я пьян, чертовски неебически ужрат, как свинья. Настолько ужрат, что почти весь последний час зажигаю в обществе младшего брата виновника торжества, и буквально только что эта мелочь соблаговолила оставить меня и вискарь и застенчиво свалила отлить.
Какого торжества? Тебе уже настолько плохо, Эшер? Глазки в кучку и извилины узлом?
А все этот засранец Майки виноват. Угораздило же его родиться двадцать шесть уже лет назад именно в этот день? Небось, специально высчитывал, гад, чтобы эта дата выпала на самый аврал на работе моей мечты.
Загружен по самую глотку и, к сожалению, во всех смыслах, кроме непосредственно прямого. И если у мелкой сошки вроде меня жопа в мыле от дичайшего наплыва клиентов, то чем же, интересно мне знать, занят самый большой босс?
Чтоб тебе икалось там, скотина.
Ах, да! Вот и непосредственно причина моего загула посреди рабочей недели: мой самый классный трах на меня забил болт. Забил и даже шляпку загнул, чтоб наверняка. Уже неделю не звонит и не показывается в офисе, хотя я как никто другой знаю, что никаких важных встреч, совещаний или конца света у него не запланировано. Слишком уж болтливая у него симпатяжка-секретарша: чашечка кофе там, пирожное тут и оп – я уже в курсе всех важных дел босса.
Только вот нету у тебя ничего сверхсрочного, засранец! Где ты шляешься?! Думаешь, отсосал разок в своей новой Мaserati, и все теперь можно?! Да хрена с два!
Так и подмывает набрать номер этого пиздюка и высказать все-все-все… Но стоит только потянуться к карману за мобильником, и прямо физически чувствую, как рубашка начинает жать в груди, а член незамедлительно становится вагиной. Нет, не бывать этому! Не сопливая же телка я, в самом деле.
Тут же шмыгаю носом и понимаю, насколько безнадежен. Вздыхаю, подрываясь с дивана и думаю о том, что я все еще слишком трезв. Слишком трезв и вполне еще могу наделать глупостей. А значит, надо налакаться так, чтобы наутро было мучительно стыдно, больно и восхитительно нихуяшеньки не ясно.
Направляюсь к барной стойке и думаю о том, какой все-таки Майки показушник. Не квартира, а чертов идеальный дом свиданий. Тут тебе и мягкие диваны, и бар, и контрацепции завались, и даже музло для медленных жарких танцев сносное. Одно только не понятно: что в этом гнезде разврата делает его младший брат? Надо же, был такой тихоня, а сейчас жмется у дальней стенки и так и жрет меня своими слезящимися то ли от сигаретного смога, то ли от каких-то там внутренних терзаний глазками.
Ну, ладно… Козлина ты, Гейб, какая же козлина. Я тебе, понимаешь ли, и душу и жопу, а ты…
Отхлебываю из первой же попавшейся бутылки и едва ли понимаю, что это вообще было: самбука или мартини. А, насрать уже.
Осторожно отставляю на четверть наполненную бутылку в сторону и указательным пальцем маню к себе мальчика.
Ему хоть семнадцать-то есть?
Опускает глазки и подходит ближе. Хватаю его за предплечья и хочу уже утащить в какой-нибудь темный уголок, как в башке что-то переклинивает.
Не могу.
Не могу трахаться направо и налево как раньше. Да и что мне толку от зеленого девственника? Ни удовольствия, ни какого-либо морального удовлетворения. Так что сегодня не твой день, мелкий, уж извини.
– Потанцуешь со мной, Крис?
– Кларк… – робко поправляет парнишка и несмотря на это быстро кивает.
Ну и прекрасненько, хоть полапаю. Глядишь, и станет полегче.
Что вот только полегче-то? О, я бы обязательно смог ответить на этот вопрос, если бы не был залит до верхней отметки.
Тащу его в центр комнаты и там, уже не стесняясь, принимаюсь лапать, медленно раскачиваясь под какую-то латино-срань. И плевать, что совершенно не в ритм. Главное, что ладонь тут же удобно пристраивается на тощей заднице. Вторая то и дело скользит от плеч к пояснице и обратно. Как доска…
Мда, Эшер… Хер ты найдешь достойное утешение после мистера Идеальный Трах. Что в нем такого особенного вообще?
А Крис – или Кевин? – вжимается в меня, обнимает, пальчиками цепляется за мою рубашку на спине и дрожит. Дрожит, как робкий девственник.
О боги, вспомнить бы, сколько ему лет… Пятнадцать? Шестнадцать, семнадцать?
– Тебе шестнадцать-то есть? Меня не посадят за педофилию? – спрашиваю полушутя, а он еще больше в меня вжимается, так что ни шага не сделать, только покачиваться на месте.
– Девятнадцать недавно исполнилось… – шепчет мне куда-то поверх ключиц, но никакой волны трепета это не вызывает.
Ну не вставляет он меня, и все тут. Хотя внешне очень даже… Высокий, худощавый, достаточно симпатичный брюнет. Да, стареешь, Эшер… Или дело в том, что мальчишка настолько мил, что ты просто не можешь представить, как он кого-то трахает? Как вариант.
Вскидывается, как растрепанный воробушек, и, поняв видно, что я не собираюсь ему отвечать, быстро вставляет свою реплику – должно быть, боится, что я заткнусь и сольюсь-таки к бару или еще куда-нибудь:
– А почему ты спрашиваешь?
Пожимаю плечами. Ну, даже не знаю.
– Ты девственник?
Краснеет до кончиков ушей.
Так мило. Точно, целка.
– Так заметно, да?
– Вот такенными буквами на лбу написано, – тут же показываю большим и указательным пальцем «вот какенными».
Парнишка кривится и отворачивается в сторону, так что я вижу маленькую сережку в его ухе. Мило.
– Это плохо?
«Плохо»?! Да я бы сдох до двадцатника в кулачок дрочить!
– Да не то чтобы… Вот подвернется подходящая девочка, любовь и прогулки под луной, и все будет пучком.
– Мне не нравятся девушки, – бурчит куда-то мне в плечо и, неловко повернувшись, лбом заряжает мне ровнехонько в подбородок. И, кажется, даже не замечает этого. Ну, и хрен с ним, главное чтобы фингала не вылезло.
Идиотский диалог и не менее идиотское его завершение. Молчим оба, кажется, почти пару минут. И я даже уже начинаю засыпать.
– А у тебя… У тебя есть кто-нибудь?
Просто охуенный вопрос. Наиохуитительный. Мне бы кто сказал, есть ли у меня этот кусок дерьма в дорогущем костюме или нет. Приятнее думать, что есть, но…
Мои пьяные, косые и крайне сумбурные размышления прерывает трель мобильника в кармане. Тоже, кстати, его подарок. Каждый раз, как звоню, вспоминаю насмешливое «Будь хорошим мальчиком, скажи спасибо». О, да… Какое это было «спасибо», ммм… Вспоминать безумно приятно, а еще приятнее было «поблагодарить» повторно, а потом еще и еще раз… Как ни крути, а офигенный трах действительно заразителен. Раз попробуешь – и уже не откажешься.
Ах, да… Телефон.
Выуживаю из кармана и едва не роняю, отчего-то пальцы такие неверные. Ну, да, пей больше, алкоголик, и в писсуар струей не попадешь.
Погоди-ка…
Мягко отталкиваю Кертиса и…
И да-да-да-да-да-да-да! Чертов мудак про меня вспомнил! Обосраться на месте просто!
Так, выдох, как можно более равнодушный тон и небрежное «алло».
– Где ты?
– В центре, собираюсь неплохо так потрахаться.
Все же не удержался. Ну и ладно. Можно подумать, тебе есть до этого какое-то дело.
Веду себя как сопливый мальчишка. Прямо как тот, что сейчас стоит рядом и внимательно вслушивается в мой разговор.
– Это будет последний секс в твоей жизни. Он того стоит?
– А тебе не плевать?
– Ты что, пьян?
– Так слышно, да?
На том конце трубки вздыхают и явно закатывают глаза. Может, еще щурится и качает головой. Прямо как мой гребанный папашка, когда отчитывал. Давно-давно в детстве.
– Слышно. Адрес? Заберу тебя.
– Чтобы отыметь и бросить подыхать на работе?
– Чтобы вломить как следует и уложить спать. Адрес?
Кошусь на Кейси и понимаю, что мне совершенно наплевать, чего он там себе думает.
– Ты кинул меня на неделю.
– Всего семь дней, не будь бабой. Третий раз спрашиваю: адрес, Эшер.
А вот хрен тебе. Я пьян настолько, что даже Тихий океан мне так себе, лужица, а тут какой-то раздраженный ты. Пфф…
Продолжаю игнорировать его вопросы и задавать свои, и с каждым новым мне светит все более и более жестко. О, да… Ты любишь плети, игрушки и кандалы. Любишь почти так же сильно, как свежие синяки на моей тушке. И не могу сказать, что мне это не нравится. Но я же все еще обижен…
– С кем ты был? – нарываюсь, просто обожаю нарываться.
Делает глубокий вздох и по слогам, как слюнявому идиоту, проговаривает; при этом и без того низкий голос опасно понижается:
– С матерью, ебливая ты блядь. Адрес?!
А вот тут лучше не выебываться. Да и незачем уже. Моя придуманная печалька оказывается полным дерьмом, и мне безумно хочется ржать, трахаться и погладить радужного пони.
Быстро диктую нужные циферки с буковками, и разогретое алкоголем тело накрывает едва ли не эйфория.
Я нужен, нужен! Придумал себе, как впечатлительная влюбленная барышня, которая сама же и обиделась. Влюбленная, хм…
– Слушай, а может, я люблю тебя, а? Ты не знаешь?
В трубке молчат.
– Гейб? Не, ты не подумай, я не хочу замуж, детей и половину твоего имущества, но может быть…
– Идиот. Сейчас буду. Десять минут.
Десять?! Ты успел купить вертолет?!
Спросить уже не успеваю, отсоединяется. Кое-как запихиваю телефон в карман и, подняв глаза, натыкаюсь взглядом на застывшего парня.
Действительно, как статуя. И мне кажется… Может быть, действительно только кажется, но в его карих глазах, где-то там застыло одно единственное «почему?»
И меня несет. Несет так, что я просто не могу заткнуться:
– Да потому что охрененный! Во всех известных мне смыслах. Внешность, голос, характер, даже чертов запах. А еще секс… Много офигительного безумного секса, после которого хочется только сдохнуть, и бесконечное «еще, еще и еще». Чтобы он вставлял раз за разом, долбил в рот и кончал на лицо, разбивал губы и оставлял почти черные синяки, хватал за волосы и сжимал шею до болезненной асфиксии. Кайф чище кокаина…
Затыкаюсь и обдумываю последнюю мысль.
Секс… Да, определенно все дело в сексе. От такого не отказываются – слишком уж охренительно каждый раз срывать голос в его спальне. Или в офисе, машине, лифте – да плевать где, везде круто.
Знать бы еще, почему. Что в нем такого особенного? Непременно когда-нибудь раскушу засранца. А пока лихорадочно ищу куртку.
– Бывай, Кайл!
На прощание махаю ему рукой и, уже отвернувшись, слышу, как поправляет меня. Робко, обиженно, и смотрит поди еще, как брошенный щенок.
– Кларк…
Да срать! Главное, что другое, важное мне имя я никогда не забуду.

Дата добавления: 2015-07-08