Сентября. Иногда страхи возвращались — хотя Лоренс считал, что теперь уже реже

Иногда страхи возвращались — хотя Лоренс считал, что теперь уже реже. Он старательно искал способ предупредить эти моменты и постоянно пытался найти какой-то смысл своего бытия. Через два месяца после описанного выше сеанса Лоренс обрисовал те­кущую стадию своих поисков подтверждения своего существования:

— Я не верю в Бога, как вы знаете. По крайней мере, в того Бога, о котором мне рассказывали в воскресной школе, когда я был ребенком. И, кроме того, это не является ответом на мой вопрос. Хм-м. О, сейчас я говорю об этом спокойно и рационально, но иногда по ночам, когда дом затихает, я начинаю думать об этом, и меня охватывает страх. Я не могу дышать, не могу лежать спокойно, не могу оставаться в постели. Я встаю, накидываю халат, брожу вокруг, словно ищу чего-то, но не знаю, что я ищу. Хм-м. Вернее, знаю. Себя. Я ищу себя, но не уверен, что узнаю себя, если найду...

— Вы говорите так, как будто ищете какую-то физическую, осязаемую вещь, как будто вы могли бы заглянуть в кухню и внезапно обнаружить свое Я на обеденном столе, где вы его оставили, а потом забыли.

— Да, знаю. Хм-м. Но на самом деле я знаю, что это не так. И все же я не знаю, чего я ищу. Я знаю только, что не смогу по-настоящему успокоиться, пока не найду это. Даже сейчас, когда я снова работаю полный день, передо мной все еще возникают вопросы, когда я меньше всего их ожидаю. И затем меня прошибает холодный пот, и горло перехватывает...

__________

Когда Лоренс покинул офис, я подумал о том, что та вещь, которую он так безнадежно ищет, находилась вместе с нами в кабинете, но он не мог видеть ее. Его бытие выражалось в самом факте нашего разговора, в его увлечении нашей совместной работой, в его невысказанном, но очевидном убеждении, что он в конце концов обнаружит свое Я. Его бытие состояло не в содержании, а в процессе его разговора, в его постоянных усилиях и в вере в нашу работу.

Января

Временами Лоренс отодвигал все заботы о своих страхах на задний план и погружался в работу, что было для него привычным способом бегства. Работой он мог усыпить свои дурные предчувствия, заставляя других относиться к нему так, чтобы это подтверждало его существование.

Я постоянно обращал внимание на зависимость Лоренса от своей занятости и потребность производить впечатление на людей, чтобы переживать свое собственное присутствие как отражение в них. Я вновь и вновь пытался помочь ему понять, что его работа и успех у окружающих — как бы они ни были приятны — не могут дать ему прочного ощущения своего собственного бытия, которое он так настойчиво искал. Он стал наркоманом, которому требуются эти “дозы”, чтобы выжить; он не верил, что может обойтись без них.

Но постепенно, следуя вместе со мной по пути этих отступлений, на которые он до сих пор полагался, Лоренс начал мобилизовывать свое мужество, стал смотреть прямо в глаза своему страху, и теперь появился уже новый Лоренс. Этот новый Лоренс был менее педантичным, менее цветисто выражался; стал более искренним, чаще чувствовал подлинное счастье, подлинную печаль или подлинный гнев. Вошел в более тесное соприкосновение с пульсом своей жизни и по-настоящему начал узнавать свое внутреннее переживание.

Он несколько минут молча лежал на кушетке, занятый разными мыслями, выражение его лица все время менялось. Каким-то образом я почувствовал, что он думает о себе в равнодушной, объективирующей манере. Вместо того, чтобы открыть себя потоку своей внутренней жизни, он рассматривал свое Я и рассуждал о нем. Я не мог сказать, каким образом прочитал его мысли, но был уверен, что моя догадка верна. Я уже собирался сказать ему, что я чувствую, что он имеет обратную связь с моим восприятием, но прежде, чем я успел сделать это, Лоренс заговорил таким голосом, который я определял для себя как “административно-деловой”:

— В моем бизнесе всегда важно создать впечатление, что все идет по-вашему и вы не нуждаетесь ни в чем и ни в ком. Хм-м. Как раз вчера была встреча и... — он внезапно запнулся.

Отчуждение Лоренса стало теперь очевидным, и я решил обратить на это внимание.

— Я заметил, что вы говорите во втором лице. — Почти всегда внутреннее чувство, Я, выражает себя в первом лице единственного числа.

Его ответ удивил меня внезапной вспышкой раздражения.

— Черт, первое лицо или второе, не имеет значения. Дело в том, что люди не хотят вкладывать десятки или сотни тысяч долларов, если вы — или я, если вам так больше нравится — кажусь им... Ну, вы понимаете, что я имею в виду.

— Что вы имеете в виду? — невозмутимо переспросил я.

— О, Христа ради, Джим! Вы притворяетесь тупицей в отношении самых очевидных вещей. — Теперь его гнев стал более очевиден.

— Лоренс, я думаю, вы предпочитаете начать ссору со мной, вместо того, чтобы осознать, насколько сильно вы зависите от производимого на окружающих впечатления.

— Ну скажите мне, почему вы раздуваете столько шума из того, говорить ли мне “я” или “вы”? — Пауза. Я ждал, но сохранял молчание. — Ну хорошо, я скажу это в первом лице, только чтобы доставить вам удовольствие. — Он снова остановился, и снова я ждал. Теперь его голос изменился и стал менее сильным и более неуверенным. — Ну... как я говорил вам, э-э-э... — Долгая пауза. Его голос изменился. — Джим, вы не поверите, но я не могу вспомнить, о чем мы говорили.

— Я верю вам. Фактически, я твердо уверен, что вы так загружены работой по той же причине, по которой вы забыли то, что хотели сказать: вы чувствуете себя живым, только когда люди видят вас. На каком-то уровне вы знаете это. И это чертовски пугает вас — такая зависимость от своего образа.

— А, ну конечно, я вспомнил, — он проигнорировал мое замечание. — Я пытался сказать вам, что по отношению ко мне люди во многом ведут себя в зависимости от того, считают ли они меня заслуживающим доверия. Если им кажется, что я жаден до денег, они отворачиваются. Если они чувствуют, что я проявляю меньше заботы о деле, чем необходимо, они хлопают дверью.

— И поэтому вы должны устраивать для них хорошее шоу, да?

— Да, таков бизнес. — Он устроился поудобнее на кушетке.

— Вы сейчас расслабились после сильного волнения.

— Ну, я иногда забываю, что люди не подозревают, в каком волчьем мире большинству из нас приходится жить.

— Вы хотите, чтобы я поверил, что это просто одна из жизненных реальностей, и неважно, почему вас так расстраивает чувство, что вы на самом деле не существуете.

— Хм-м. Ну, так уж устроен мир, и я... мы не должны тратить время на то, что невозможно исправить. — Раздражение снова появилось в его голосе.

Мой голос тоже стал резким:

— Вы и вправду не хотите взглянуть на то, как вы попались на крючок, пытаясь сохранить этот внушающий доверие образ. Вы и сейчас пытаетесь натянуть его на себя передо мной.

— О, черт возьми! Почему вы не оставите это, Джим? — Пауза. — Ну хорошо, если это сделает вас счастливым, я буду иметь это в виду, но это всего лишь правила бизнеса. Закон джунглей. Хм-м. Вы сидите тут в своем уютном кабинете, и люди приходят к вам, так что я не должен ожидать, что вы поймете...

— О’кей, — перебил я. — Я понял. Вы собираетесь прочесть мне лекцию о том, как я наивен. Когда вы закончите, мы сможем поспорить об этом и забыть все о том, как вам приходится хорошо выглядеть или о вашем смертельном страхе. Конечно, вам более необходимо бороться со мной, чем...

Теперь уже он перебил меня:

— Послушайте, я готов обсудить все, что заслуживает обсуждения, но не вижу никакого смысла тратить мое и ваше время, только потому что вы никогда не отрывали... туловище от стула, чтобы заняться бизнесом...

— Почему вы изменили то, что хотели сказать?

— Что вы имеете в виду?

— Вы начали говорить о том, что я никогда не отрывал свою задницу от стула, а затем изменили “задницу” на “туловище”. Так зачем?

— О, ну, полагаю, я зарапортовался. Не стоит злиться.

— Вы имеете в виду, что не стоит показывать, что вы на самом деле чувствуете.

— Ну, я не хочу сердиться.

— Черт. — Грубо. — Да вы уже сердитесь. Не в этом дело. Вы просто так чувствуете. Как и каждый из нас периодически. Но вы не хотите, чтобы в идели, как вы сердитесь.

— Ну хорошо, это так. — Теперь его тон стал задумчивым. — Да, я был рассержен, но по какой-то причине не хотел этого показывать.

— И эта “какая-то причина” — вовсе не деловой интерес, — настаивал я.

— Нет, хм-м. — Теперь уже определенно размышляя. — Нет, я ведь не пытаюсь вам ничего продать.

— Нет, пытаетесь. Вы пытаетесь продать мне то же самое, что всегда продаете: образ Лоренса-хорошего-парня, Лоренса-заслуживающего-доверия, Лоренса-который-никогда-ни-в-ком-не-нуждается и Лоренса-который-всегда-спокоен-и-разумен. И вас пугает и злит, когда я это не покупаю.

— Да вы просто скотина. — В его голосе прозвучали расположение и понимание.

— Лоренс, мне приятно, что вы так тепло ко мне относитесь, но нужно вскрыть еще один пласт вашего страха.

— Хм-м. Я не знаю, что вы имеете в виду. — Его голос был не таким твердым. Он больше не казался деловым администратором.

— Смятение — это простой способ быстрого ухода, Лоренс. Это ваш постоянный способ избегать столкновения с зависимостью от того, как вы выглядите в глазах других. — Нужно помочь ему остаться с самим собой сейчас, но я все же чувствовал его намерение сбежать.

— Да. Хм-м. Вероятно, я понимаю, что вы имеете в виду. — Его голос стал грудным и звучал неуверенно. Мы оба некоторое время молчали. Его дыхание казалось отрывочным и неглубоким. Глаза были открыты, но расфокусированы.

— Я чувствую себя хорошо, когда я в центре событий, организую дела, выдвигаю идеи... Именно так я чувствовал себя минуту назад, разговаривая с вами... Но затем наступают другие моменты... Как прошлым вечером... Я закончил междугородный разговор около шести тридцати, кабинеты были уже пусты. Я мог слышать, как в конце коридора переговариваются привратники. За окном было темно и пасмурно. Затем я услышал, что привратники покидают гардероб, и дверь с грохотом захлопнулась... Внезапно у меня появилось чувство, что здесь никого нет, никого в коридоре, никого на улицах, никого в мире. — Он остановился, собираясь с силами, чтобы сказать следующую фразу. — Затем я подумал, что не может быть, чтобы вокруг никого не было. — Он снова остановился. Было ясно, что он изо всех сил старается контролировать свой голос и свою речь.

— Кажется, для вас очень важно говорить сейчас ровным голосом, не давая воли своим чувствам.

— Что за польза в хныканье?

— Трудно позволить себе просто быть собой.

— Кто я? Что я? — Его голос стал стонущим и испуганным. — Вчера вечером в своем офисе я тоже спрашивал себя об этом. Сначала я подумал, что вокруг никого нет, но потом я уже знал, что это не так. Не было никого здесь, в моем кабинете, на моем стуле. Это правда. Никого нет сейчас в этой комнате. Никого на этой кушетке. Вы понимаете? — Его голос перешел в отчаянный, страшный шепот. — Никого. Кто я? Если бы я не пошел на все эти встречи, кто-то другой пошел бы. Если бы меня не было здесь сейчас, был бы кто-то другой. Что вы скажете? Вы бы даже не знали, если бы кто-то другой позвонил вам и пришел к вам и занял эти часы, которые вы проводите со мной. Вы бы даже не узнали, что Я мог бы быть здесь. О, бесполезно. Словами этого не сказать. — Он снова замолчал, но лицо его скривилось, раздираемое мучительными противоречиями.

Пока он молчал, в моей голове родились непрошеные вопросы. Что это значит, что я сейчас с Лоренсом? Это мог бы быть Эл, Джерри или кто-то еще. Когда-нибудь кто-то другой будет рядом с другим Лоренсом. Меня не будет. Меня не будет нигде, насколько мне известно. Я мысленно содрогнулся. Я знал, куда ведут эти мысли, и не хотел следовать за ними. У меня заныло в желудке. Я посмотрел на Лоренса. Он был поглощен своим собственным внутренним смятением. Я бы хотел, чтобы Лоренс последовал туда. Я был убежден, что только таким образом он сможет пробудить в себе подлинное чувство собственного бытия. Но я не хотел следовать туда сам. Я старался извинить себя, ссылаясь на то, что должен сконцентрировать свое внимание на Лоренсе. Я понимал, что это неуклюжая отговорка. Если уж говорить начистоту, то, следуя за своим собственным страхом, я только и смогу по-настоящему быть с ним.

Я попробовал размышлять о жизни как о процессе, о бытии вне материи, ветре, о котором узнают лишь по колыханию деревьев и травы. Слова казались сухими сучьями, воткнутыми в унылую раковину, и были абсолютно бессмысленны. Неожиданно я понял смысл искаженных, оплывающих, как свеча, часов Дали. Я с жадностью ухватился за этот образ; он избавлял меня от тревожного осознания. Я с неохотой отбросил его, чтобы дать себе почувствовать пустоту. “Я — тот, кто сейчас думает”, — сказал я себе молчаливым шепотом. Это не принесло успокоения. Я попытался схватить свое бытие, думая о себе таким образом. Это не сработало. Что происходит, когда я не думаю? Тогда я ничто?

— Что так пугает в этом? — его голос прозвучал, как шепот, но испугал меня. На мгновение я не был уверен, кто из нас задал вопрос. Но он спрашивал скорее себя, чем меня. Я продолжал молчать, и мое собственное внутреннее чувство присоединялось к его вопросам.

— Это не просто смерть. Я боюсь смерти, но это другое. — Его голос стал сильнее. — Я как бы чувствую страх двигаться вперед, оставить что-то. Я хочу видеть свои следы позади, делать отметки там, где прошел, оставить где-то свое имя. И я знаю, что не могу. По-настоящему. — Он остановился. Его голос снова стал хриплым, но уже не казался слабым. — На самом деле не могу. Это все равно как писать свое имя на воде. Это как расписываться бенгальскими огнями на Четвертое июня, как мы делали, когда я был ребенком. Первая буква исчезает, прежде чем напишешь вторую. Но она была там. Была. Я здесь. Здесь. О, Господи, хотел бы я действительно верить в это. — Внезапно он заплакал.

Он снова лежал молча. Секунды проходили, время тянулось. Его лицо было искажено страхом и отчаянием. Он вел одинокое сражение, и я чувствовал себя близким и в то же время безнадежно далеким от него. У меня тоже перехватило горло. В конце концов Лоренс зажмурил глаза так сильно, что его лицо зрелого бизнесмена растворилось в гримасе испуганного маленького мальчика, сражающегося с ужасами в темной спальне. Лоренс сделал глубокий выдох и, казалось, он не сможет больше набрать воздух в легкие. Теперь уже у меня защипало глаза, из них потекли слезы, и внезапно я осознал, что еле сдерживаю дыхание.

__________

В течение следующих нескольких месяцев мы спускались в наш подземный мир, вероятно, раз шесть. Постепенно страх уменьшался. Лоренс обнаружил, что развивает новое чувство собственного бытия. Оно ускользало, его было трудно облечь в слова, но мы оба чувствовали его появление. Оно было продуктом его решительности, настойчивости и мужества. Только столкнувшись со своим страхом небытия он смог пережить — непосредственно, а не на словах — непрерывность своего бытия, неосязаемого, но постоянно присутствующего Я, которое боится, упорствует и возникает из небытия. Это мимолетное понимание, к которому нелегко прийти. Никакие усилия “научить” этому не могут увенчаться успехом. Только через осознание смерти своего физического бытия человек может подняться к свободному воздуху жизни-процесса.

В этот период Лоренс включился в терапевтическую группу. Он переживал трудную внутреннюю борьбу, чувствуя себя вынужденным создавать впечатляющий образ для других членов группы вместо того, чтобы рискнуть взаимодействовать с ними просто как другой человек. Хотя на наших индивидуальных сеансах он был чаще способен отложить в сторону свою роль и свой голос “занятого администратора” и обращался ко мне просто и непосредственно, в группе он все еще был вынужден носить покровительственную маску человека, занятого важными делами.

Апреля

Был прекрасный весенний день со следами дождя в воздухе и с первым обещанием лета, когда Лоренс сделал следующий шаг в своем путешествии. Когда он вошел в кабинет, казалось, мой пациент составлял полную противоположность этому дню. Он медленно снял пальто, сел на кушетку, поправил подушку и лег.

— Ну вот, я его упустил... Хм-м. Я сделал это, и сделал сам. Вы помните предложение из Сан Антонио, о котором я вам говорил? Ну, теперь уже неважно, помните вы или нет. Я просто выпустил его из рук. Я недостаточно быстро или недостаточно тщательно думал или... Хм-м. Я не знаю, Джим. Это действительно делает наше финансовое положение шатким. Думаю, мы это исправим, постепенно, но... Я не знаю, как я мог так ужасно промахнуться... А ведь я был так уверен в прошлом месяце...

— Вы кажетесь очень подавленным.

— Вы это знаете. Хм-м. Одна из вещей, которые, как я думал, я действительно умею делать, это вычислять такого рода предложения, взвешивать все затраты, обрабатывать людей, оценивать тенденции рынка, вынюхивать политические веяния и т.п. Я был уверен, что хорошо это делаю. В конце концов, мы выстроили все дело за одиннадцать или двенадцать лет. Вы знаете, какой у нас был прирост в прошлом году? Ну, дело не в этом, но...

— Кажется, вы говорите о том, что если бы я знал ваш прирост, я бы понял, как хорошо вы работаете.

— Да. Хм-м. Что-то вроде этого. Нонсенс, конечно. Но я хорошо работаю, или... Но, ребята, это фиаско с Сан Антонио! Хм-м. Не знаю, то ли у меня стала слабая голова, то ли...

— Может быть, вы не то, что вы о себе думали.

— Может, и так... Эй! Хм-м. Скажите, что вы предполагаете?

— А что вы думаете?

— Я не знаю. Ну, да, знаю. Хм-м. Возможно, я вовсе не прирожденный гений этого бизнеса. Возможно, я не гарантирую успех. Это похоже на правду, не так ли?

— Это так? — Я спрашивал заинтересованно, но оставлял всю инициативу ему.

— Да, да. Хм-м. Возможно, это вовсе не то, что я собой представляю. Но тогда кто я? Я не знаю. Постойте, постойте! Я тот парень, который только что завалил всю сделку с Сан Антонио. Я тот парень, чья компания теперь вертится, как уж на сковородке! Как вам это нравится? — Возбужденно: — Эй! Как насчет этого? Я ищу свою идентичность. Я — растяпа, который зевнул восьмимиллионный контракт. Возможно, я гений, который только что разрушил превосходную компанию. Я имею в виду, что у нас странный бизнес. Если пойдет слух, что мы оступились, мы можем больше никогда не получить хорошей работы. Я знал, что это случится... — Его воодушевление угасло.

— Итак, кто же вы?

— Я дерьмо, вот я кто. Хм-м-м. Нет, это по-прежнему я. — Возбуждение возвращалось. — Я тот тип, который развалил свое самое успешное и многообещающее предприятие. И я все еще существую... Все еще существую... Что за черт, я все еще здесь, хотя я уже не тот парень, каким казался самому себе и многим другим людям. И при этом я не чувствую себя слишком испуганным. Хм-м. Я все еще здесь. Я что-то делаю. Ха! Я по-прежнему здесь.

Я восхищался Лоренсом. В самом деле, он был здесь, потому что преодолел огромный раскол своей личной идентичности. С одной стороны, он был прикован к вещности, к атрибутам и достижениям. Он предавался на волю случая и неустанно пытался выстроить безопасное убежище из песка своих действий и их результатов. Оно казалось прочным, потому что покоилось на том, что видимо, осязаемо и сообщаемо. Но личность, основанная на объективации, на самом деле наиболее уязвима; однако именно эту модель личности Лоренс, как и большинство из нас, усвоил с раннего детства. С другой стороны этого огромного водораздела Лоренс открыл возможность подлинной свободы, свободы выражать свое бытие в любой момент, не волоча за собой тяжелый, неподвижный панцирь прошлого. Зная, кто мы, мы не нуждаемся в том, чтобы увидеть себя, потому что мы и есть сам процесс видения; мы не полагаемся на то, что сделали, потому что знаем, что были этим действием, но больше не являемся им. Это личность, которая подлинна в самом глубоком смысле. И, как еще обнаружил Лоренс, она снижает нашу уязвимость перед превратностями успеха и неудач, одобрения и неодобрения.

Когда мы пытаемся найти свою идентичность исключительно с помощью внешних чувств — того, что мы можем видеть и слышать, например, наших титулов, денег или достижений, — мы прикованы к объективному и уязвимы для времени. Когда мы открываем свое внутреннее видение, когда мы настроены на свое собственное переживание и признаем его центральное место в нашем бытии, тогда мы становимся по-настоящему свободными. Я — это нечто намного большее, чем источник внутренней информации; это прочный фундамент нашего сознательного существования. Таким образом, когда мы находимся в своем собственном центре, внешние сигналы не обесцениваются, но они больше и не доминируют.

Дата добавления: 2015-07-08