Фантастический характер истины

Он продал всех, кто его покупал. Так говорили о Талейране

Бывший генерал НКВД Павел Судоплатов в своих мемуарах вспоминает очень интересные вещи.

«Лишь в 1963 году я узнал, что действительно стояло за кардинальными перестановками и чисткой в рядах НКВД в последние месяцы 1938 года. Полную правду об этих событиях, которая так никогда и не была обнародована, рассказали мне Мамулов и Людвигов, возглавлявшие секретариат Берии, - вместе со мной они сидели во Владимирской тюрьме. Вот как была запущена фальшивка, открывшая дорогу кампании против Ежова и работавших с ним людей. Подстрекаемые Берией, два начальника областных управлений НКВД из Ярославля и Казахстана обратились с письмом к Сталину в октябре 1938 года, клеветнически утверждая, будто в беседах с ними Ежов намекал на предстоящие аресты членов советского руководства в канун октябрьских торжеств... Через несколько недель Ежов был обвинен в заговоре с целью свержения законного правительства. Политбюро приняло специальную резолюцию, в которой высшие должностные лица НКВД объявлялись "политически неблагонадежными". Это привело к массовым арестам всего руководящего состава органов безопасности...»

Здесь, как и в других документах подобного рода, надо уметь отделять то, что человек говорит, от того, что он хочет сказать. Если вычистить из этого отрывка слова «фальшивки», «клеветнические утверждения», «подстрекательство Берии», приняв их за обязательную для нача-

ла 90-х годов риторику, то сухой остаток получим следующий: два начальника УНКВД (а Казахстан, между прочим, вотчина все того же Реденса) сообщили, что накануне праздника или в сам праздник Ежов намерен устроить государственный переворот. А учитывая, что источников было два, причем таких, которые едва ли могли сговориться между собой (где Ярославль и где Казахстан), то мы выходим на какой-то новый виток расследования...

А теперь вернемся к Ежову и его показаниям. Помните, я задавала вопрос: на что рассчитывали доблестные чекисты? Пришла пора на него ответить.

Совсем недавно был опубликован документ, который имеет вид настолько фантастический, что поверить в него почти невозможно. А с другой стороны, и не поверить ему нельзя. Это протокол допроса Ежова, подготовленный Берией для Сталина. Документ совершенно секретный, не для огласки, так что о «заказном» его характере речи нет. Со стороны Берии врать вождю таким образом после стольких фальсифицированных дел... что ему, жить надоело, что ли? Да и зачем? За одни служебные злоупотребления бывшего наркома можно было легко и безбоязненно шлепнуть, не заморачиваясь излишними сложностями. Но и Берия, и Сталин к тому времени уже имели полное представление, что творилось на протяжении целого года в Советском Союзе, и не могли не понимать, что случайно такие вещи не происходят. Маховик репрессий раскручивали, но вот кто и с какой целью? (После хрущевского доклада мы, конечно, знаем ответ совершенно точно. Однако у Сталина на этот счет могло быть и иное мнение.)

Да и сам документ не похож на фальшивку: уж больно обстоятелен и подробен. Конечно, в ИНО¹ НКВД и не такие «легенды» разрабатывали... вот только ИНО к тому времени стараниями Ежова был разгромлен настолько основательно, что некому там было фабриковать фальшивки. Еще год спустя, в 1940 году, в советской внешней разведке не могли толком разработать простую «легенду» для отправляемого за границу нелегала, где уж там делать столь точные и детальные разработки...

Так что, судя по всему, приходится этой бумаге верить, как бы она ни была невероятна. Полностью протокол (он очень длинный) приведен в приложениях, а здесь только отрывки.

¹ ИНО - Иностранный отдел НКВД, внешняя разведка.

Из протокола допроса арестованного Ежова Николая Ивановича от 26 апреля 1939 г.¹

«...Вопрос. Покажите обо всех ваших шпионских связях, которые вы пытачись скрыть от следствия, и обстоятельствах вашей вербовки.

Ответ. В качестве агента немецкой разведки я был завербован в 1934 году при следующих обстоятельствах: летом 1934 года был послан на лечение за границу в Вену... к профессору Нордену... На третьей неделе своего пребывания в санатории я вступил в интимную связь с медицинской сестрой... В первую ночь все обошлось благополучно, но в следующее ее дежурство в комнату неожиданно вошел доктор Энглер, который застал меня в непристойном виде с медсестрой и поднял скандал... Он заявил: "Такого скандального случая у нас в санатории еще не было, это вам не дом терпимости, вы портите доброе имя нашего санатория... Придется вам выписаться из санатория, а мы доведем до сведения наших властей об этом безобразном факте. Я не ручаюсь, что эта скандальная история не появится в печати ".

Я стал умолять Энглера не делать этого и предложил ему деньги. Энглер еще более вспылил и демонстративно ушел... На второй день я сам подкатился к Энглеру извиняться... заявив, что хочу все дело уладить миром. В тоне, не допускавшем возражений, Энглер предложил мне: "Либо вы будете впредь сотрудничать с немцами, либо мы вас дискредитируем в печати. Выбирайте".

Я был озадачен и понял, что медицинская сестра по заранее обдуманному плану была подставлена мне...»

Тут Николай Иванович совершенно прав. Он попался на самый простой и банальный способ вербовки, который на языке спецслужб носит название «медовая ловушка». Однако следователь работал не в ИНО, этого не знал и Ежову не поверил.

«Вопрос. Излагаемые обстоятельства вашей вербовки немецкой разведкой не внушают доверия. Непонятно и странно то, что вы пошли на вербовку, лишь опасаясь огласки в иностранной печати факта вашей интимной связи с какой-то женщиной. Говорите прямо, на чем вас подцепила немецкая разведка?

Ответ. К этому времени я только что был выдвинут на большую политическую работу, огласка же этого инцидента дискредитирована бы меня в СССР и, возможно, привела бы к разоблачению моего быто-

¹ Лубянка. Сталин и НКВД - НКГБ - ГУКР «Смерш». 1939 - март 1946. М.,2006. С.52-72.

вого разложения. Кроме того, до того, как известно следствию, я уже был связан с польской разведкой, так что терять мне было нечего.

Вопрос. И вы связали себя обязательством работать еще и на немцев... Вы дачи письменное обязательство?

Ответ. Да».

Ничего удивительного, что этому протоколу почти невозможно поверить. Стоило скидывать заговорщика Ягоду, чтобы поставить на его место шпиона Ежова! Впрочем, если бы только шпиона... Немцы в то время делали у нас дела куда более серьезные, не хуже, чем мы в свое время в Германии или в Бразилии¹.

«Ежов. Мое сотрудничество с немецкой разведкой не ограничивается лишь шпионской работой по заданию германской разведки, я организован антисоветский заговор и готовил государственный переворот путем террористических актов против руководителей партии и правительства...»

Пусть вас не смущает терминология. «Переворот путем террористических актов» означает всего лишь, что при проведении путча прежнее правительство должно быть уничтожено. Интересно, а как могло быть иначе?

Дальше он долго и обстоятельно рассказывает подробности: что передавал, с кем встречался...

В числе всех этих встреч было одно крайне интересное свидание, состоявшееся летом 1936 года - с немецким генералом Хаммерштейном, которого читатели «Двойного заговора» должны очень хорошо помнить. Это был один из идеологов советско-германского сотрудничества, а потом один из тех, кто планировал совместные действия советских и германских военных.

«...Гаммерштейн говорил мне, что ряд крупных военных работников недоволен создавшимся положением в СССР и ставит своей целью изменение внутренней и международной политики Советского Союза... "С нами связаны различные круги ваших военных. Цель у них одна, но, видимо, точки зрения разные, никак между собой договориться не могут, несмотря на наше категорическое требование"».

Групп, как выяснилось, немцы назвали три. Одна была группа Тухачевского, второй руководил Гамарник, а входили в нее в числе прочих

¹ О «германском красном октябре» см. «Двойной заговор». В Бразилии эмиссары Коминтерна также готовили попытку государственного переворота, которая провалилась.

Якир и Уборевич. Все они были арестованы и осуждены по «делу генералов». Но немцы вывели Ежова на третью группу, причем заявили, что в случае опасности надо пожертвовать первыми двумя и спасать именно ее.

«...Гаммерштейн предложил мне связаться с этими военными кругами, и в первую очередь с Егоровым...»

Да, третьей группой руководил маршал Егоров. Тот самый Егоров, который воевал вместе со Сталиным на польском фронте, который был одним из семерых судей на «процессе генералов», которого Сталин летом 1938 года собственноручно вычеркнул из «расстрельного списка» и которого все-таки расстреляли девять месяцев спустя. Стоит ли удивляться, что этому документу так трудно поверить. Как, и этот тоже?!

«...с Егоровым. Он заявил, что Егорова знает очень хорошо, как одну из наиболее крупных и влиятельных фигур среди той части военных заговорщиков, которая понимает, что без германской армии, без прочного соглашения с Германией не удастся изменить политический строй в СССР в желаемом направлении.

Гаммерштейн предложил мне через Егорова быть в курсе всех заговорщических дел и влиять на существующие в Красной Армии заговорщические группы в сторону их сближения с Германией, одновременно принимая все меры к их ''объединению''. "Ваше положение секретаря ЦК ВКП(6) вам в этом поможет," — заявил Гаммерштейн...

Вопрос: От имени кого говорил с вами Гаммерштейн?

Ответ: От рейхсверовских кругов Германии. Дело в том, что еще до прихода Гитлера к власти о Гаммерштейне было создано мнение как о стороннике сближения германской армии с Красной Армией. В 1936—1937 гг. Гаммерштейн был отведен от непосредственной работы в рейхсвере, но так как он больше других германских генералов располагал связями среди военных работников СССР, то ему и было поручено ведение т. н. "русских дел "».

В конце 1936 года Ежова связали еще с одним немецким «партнером» - помощником германского военного атташе Кестрингом.

«...Кестринг передач мне, что мое назначение наркомом внутренних дел открывает перспективы "объединения всех недовольных существующим строем, что, возглавив это движение, я сумею создать внушительную силу".

Кестринг говорил: "Мы - военные -рассуждаем так: для нас решающий фактор - военная сила. Поэтому первая задача, которая, как нам кажется, стоит перед нами, - это объединение военных сил в интере-

сах общего дела. Надо всячески усилить ваше влияние в Красной Армии, чтобы в решающий момент направить русскую армию в соответствии с интересами Германии ".

Кестринг особенно подчеркивал необходимость ориентации на егоровскую группу. Он говорил, что "Александр Ильич наиболее достойная фигура, которая может нам пригодиться, а его группа по своим устремлениям целиком отвечает интересам Германии".

Этим и объясняется, что впоследствии в своей практической работе в НКВД я всячески сохранял от провала егоровскую группу, и только благодаря вмешательству ЦК ВКП(б) Егоров и его группа были разоблачены.

Вопрос. На этом и прекратился ваш разговор с Кестрингом?

Ответ. Нет, Кестринг коснулся НКВД. Он говорил: "В общем плане задач, которые стоят перед нами, народный комиссар внутренних дел должен сыграть решающую роль. Поэтому для успеха переворота и прихода к власти вам надо создать в НКВД широкую организацию своих единомышленников, которые должны быть объединены с военными". Кестринг заявил, что эти организации, как в армии, так и в НКВД, должны быть так подготовлены, чтобы к началу войны обеспечить объединенное выступление в целях захвата власти».

Что же получается? В общем, весьма банальная вещь. В армии была не одна группа заговорщиков, а три: Тухачевского, Гамарника и Егорова. А в «органах» была не одна группа, а две: Ягоды и Ежова. Вместо одного заговорщика назначили другого - ну так вот не повезло!

Ежов рассказывал еще много интересного. Например, о том, что постоянный контроль Политбюро не позволял ему работать свободно. То есть невинных-то он арестовывал, как хотел, а вот тех, кого следовало уберечь, удавалось спасти далеко не всегда. А также о том, что делали оставшиеся на свободе заговорщики после «дела генералов».

«Летом 1937 года, после процесса над Тухачевским, Егоров от имени германской разведки поставил передо мной вопрос о необходимости строить всю заговорщическую работу в армии и НКВД таким образом, чтобы можно было организовать, при определенных условиях, захват власти, не ожидая войны, как это условлено по первоначальному плану Егоров сказа!, что немцы мотивируют это изменение опасением, как бы начавшийся разгром антисоветских формирований в армии не дошел до нас...

Обсудив с Егоровым создавшееся положение, мы пришли к заключению, что партия и народные массы идут за руководством ВКП(б) и

почва для этого переворота не подготовлена. Поэтому мы решили, что надо убрать Сталина или Молотова под флагом какой-нибудь другой антисоветской организации с тем, чтобы создать условия к моему дальнейшему продвижению к власти. После этого, заняв более руководящее положение, создастся возможность для дальнейшего, более решительного, изменения политики партии и Советского правительства в соответствии с интересами Германии.

Я просил Егорова передать немцам через Кестринга наши соображения и запросить на этот счет мнение правительственных кругов Германии.

Вопрос. Какой ответ вы получили?

Ответ. Вскоре после этого, со слов Кестринга, Егоров сообщил мне, что правительственные круги Германии соглашаются с нашим предложением».

Комментарий для тех, кто читал «Двойной заговор»: вы заметили, что генерал Хаммерштейн представлял рейхсвер, а Кестринг был связан с правительственными кругами? Вот и ответ на вопрос, почему Гитлер не стал встречаться с Тухачевским во время его поездки по Западной Европе: он был уже связан с другой группой наших военных через Кестринга. А если такими же, как ежовские, были откровения арестованных военных, становится понятен и смысл «германской» операции НКВД, и то, почему немцы ее «проглотили».

Встречи с Кестрингом происходили достаточно регулярно. В июле 1938 года, когда над НКВД уже начали сгущаться тучи, состоялась еще одна.

«...Я проинформировав Кестринга о дальнейших арестах среди военных работников, заявив, что предотвратить эти аресты не в силах, в частности, сообщил об аресте Егорова, который может повлечь за собой провал всего заговора.

Кестринга все эти обстоятельства крайне обеспокоили. Он резко поставил передо мной вопрос о том, что либо сейчас же необходимо предпринимать какие-то меры к захвату власти, либо вас разгромят поодиночке. Кестринг вновь вернулся к нашему старому плану так называемого "короткого удара" и nompeбовалi его скорейшего осуществления...»

Проливают эти показания свет и на другой вопрос: готовилось что-либо во время Октябрьских праздников 1938 года, или это было, как говорилось в мемуарах Судоплатова, «фальшивкой»?

«...В наркомвнуделе начались аресты активных участников возглавляемого мною заговора (не факт, что их брали в качестве заговорщи-

ков, возможно, прихватывали как палачей. - Е. П.), и тут мы пришли к выводу о необходимости организовать выступление 7-го ноября 1938 года.

Вопрос: Кто это "мы "?

Ответ: Я - Ежов, Фриновский, Дагин и Евдокимов.

Вопрос: В чем должно было выразиться ваше выступление 1-го ноября 1938 года?

Ответ: В путче.

Вопрос: Уточните, что за путч?

Ответ: Безвыходность положения привела меня к отчаянию, толкавшему меня на любую авантюру, лишь бы предотвратить полный провал нашего заговора и мое разоблачение.

Фриновский, Евдокимов, Дагин и я договорились, что 7-го ноября 1938 года по окончании парада, во время демонстрации, когда разойдутся войска, путем соответствующего построения колонн создать на Красной площади "пробку". Воспользовавшись паникой и замешательством в колоннах демонстрантов, мы намеревались разбросать бомбы и убить кого-либо из членов правительства.

Вопрос. Как были между вами распределены роли?

Ответ. Организацией и руководством путча занимались я - Ежов, Фриновский и Евдокимов, что же касается террористических актов, их практическое осуществление было возложено на Дагина...

Вопрос. Кто должен был стрелять?

Ответ. Дагин мне говорил, что для этих целей он подготовил Попашенко, Зарифова и Ушаева, секретаря Евдокимова, бывшего чекиста "северокавказца", о котором Дагин отзывался как о боевом парне, вполне способном на исполнение террористического акта... Однако 5-го ноября Дагин и другие заговорщики из отдела охраны... были арестованы. Все наши планы рухнули».

Откровенен был и Фриновский, и тоже говорил вещи очень интересные, причем практически сразу после ареста. Взяли его 6 апреля, а уже 11-го он написал подробное и пространное заявление¹. В отличие от Ежова, который больше рассказывал о себе и своих связях, Фриновский в основном сосредоточился на структуре. Кстати, здесь мы снова встречаем Евдокимова, на сей раз в качестве одного из руководителей

¹ Лубянка. Сталин и НКВД - НКГБ - ГУКР «Смерш». 1939 - март 1946. М, 2006. С.34 - 50.

этой группы - он, уже будучи партийным работником, принимал самое горячее участие в чекистских делах. Евдокимов Ягоду терпеть не мог, дел с ним не имел, и его люди с людьми Ягоды почти не пересекались. Зато у него было много общих дел с Ежовым. Так что, судя по всему, основой команды Ежова и стала группа Евдокимова, в том числе и Фриновский.

«Ежов говорил, что... вне нашего желания, по указанию ЦК могут развернуться большие мероприятия по правым кадрам, и что в связи с этим основной задачей его и моей является ведение следствия таким образом, чтобы, елико возможно, сохранять правые кадры. Тут же он развернул план этого дела. В основном, этот план заключался в следующем: "Нужно расставить своих людей... следователей подбирать таких, которые были бы или полностью связаны с нами, или за которыми были бы какие-либо грехи и они знали бы, что эти грехи за ними есть, а на основе этих грехов полностью держать их в руках. Включиться самим в следствие и руководить им". "А это заключается в том, - говорил Ежов, — чтобы записывать не все то, что говорит арестованный, а чтобы следователи приносили все наброски, черновики начальнику отдела, а в отношении арестованных, занимавших в прошлом большое положение и занимающих ведущее положение в организации правых, протоколы составлять с его санкции". Если арестованный называл участников организации, то их нужно было записывать отдельным списком и каждый раз докладывать ему».

Вот вам официальные, опубликованные документы. Как говорится, не верите - примите за сказку...

Суммируя процессы, проходившие в НКВД, Фриновский говорил: «После ареста членов центра правых Ежов и Евдокимов по существу сами стали центром, организующим:

1) сохранение по мере возможности антисоветских кадров правых от разгрома; 2) нанесение удара по честным кадрам партии, преданным Центральному Комитету ВКП(б); 3) сохранение повстанческих кадров как на Северном Кавказе, так и в других краях и областях СССР с расчетом на их использование в момент международных осложнений; 4) усиленную подготовку террористических актов против руководителей партии и правительства; 5) приход к власти правых во главе с Н. Ежовым».

Первый, четвертый и пятый пункт мы уже рассмотрели. А вот второй и третий...

Мы получаем наконец приемлемое объяснение раскрученному Ежовым «конвейеру смерти». Мне уже давно казалось, что аресты такого количества офицеров, а особенно работников оборонной промышленности накануне войны, - это, мягко говоря, странно. А вот если рассматривать эти аресты как спецоперацию немецкой разведки, то ничего странного здесь нет. С одной стороны, Ежов и его компания, по возможности, спасают своих, а с другой - арестовывают, сажают и стреляют тех, кто работает на победу в грядущей войне. Теперь, кстати, понятен и тотальный разгром внешней разведки. И хочется низко поклониться тем безымянным сотрудникам ИНО и Разведуправления РККА, которые, уже сами находясь под смертью, спасали золотой фонд разведки - глубоко законспирированных нелегалов, - обрывая связи, саботируя приказы об их отзыве из-за границы...

Да и просто команда «Фас!» в отношении невинных, данная по чекистской линии сверху вниз, разрешение и поощрение пыток тоже работали против правительства. Кстати, вовсе не обязательно было заговорщикам самим организовывать всю систему. Сплошь и рядом достаточно просто разрешить, а там уже произвол исполнителей довершит остальное.

Кто из арестованных в «тридцать седьмом» был виноват и в чем именно, а кто и вовсе невинен, разобраться сейчас, наверное, уже невозможно. Поскольку всех этих людей судили суды и Военная Коллегия, то дела фальсифицировались более качественно, чем по приказу № 00447. Какие-то были грубо сляпаны, подмахнуты «ручным» прокурором и проштампованы такими же «ручными» судьями. Эти выделить можно. Другие лепились на совесть - там, где прокуроры и судьи были не приручены.

И дело ведь не в том, кто конкретно виновен. Дело в том, что репрессии - вообще переплетение дел настоящих и фальшивых. А у нас ведь страна контрастов. Либо черное, либо белое, либо все невинны, и давай всех чохом реабилитировать, либо все виноваты, а если кто-то все же оказался невиновным, то «лес рубят - щепки летят».

Нет, «тридцать седьмой» год нельзя рассматривать ни как неизбежное и необходимое «очищение» общества, ни как произвол. Правильнее было бы рассматривать его как катастрофу. Не фатальную, к счастью, а преодоленную, но все равно катастрофу.

И в первую очередь потому, что мы не должны забывать о приказе № 00447. Нет, этот приказ не может всецело находиться на «совести»

Ежова и его людей. Не в их полномочиях было отдать приказ о проведении этой операции. Они могли помочь ему появиться на свет, приналечь на постромки, потом раскачать процесс, но и все, не более того...

Просто мы еще какое-то время поговорим о менее значимых процессах, но, пожалуйста, не забывайте за всем этим, в чем главная трагедия «тридцать седьмого»...

Глава 7

Дата добавления: 2015-07-08