Протокол организационного собрания Независимой коммунистической партии обновления

Не позднее октября 1945 г.^**

г. Молотов

1-^е организационное собрание.

Повестка дня:

1. Название (союз или партия)

2. О членстве

3. Присяга

4. О председательстве.

5. О членских взносах.

6. Присяга первых членов.

7. Ближайшие задачи.

8. О технике конспирации*.

Решения:

4. Председательствуют члены в алфавитном порядке. Председатель имеет 2 голоса, члены по одному голосу.

1. Принято название партии: «Независимая Коммунистическая партия обновления».

2. Принята следующая формулировка о членстве в партии: членами НКПО считается признающий и исполняющий ее устав, согласный в своих взглядах с ее программой, принесший партийную присягу, поддерживающий ее всеми требуемыми ею средствами, состоящий и действующий в одной из ее первичных организаций.

6, 3. Присяга утверждена и принята первыми членами партии.

5. Установлен размер членских взносов 10 руб. в месяц. Срок уплаты с 1–10 каждого месяца. Членские взносы принимает архивариус.

7. Ближайшие задачи членов партии:

a) Просвещать себя в политическом отношении, знакомясь с трудами деятелей революции и контрреволюции, обсуждая их на общих собраниях.

b) На основе прочитанного разрабатывать устав и программу партии.

c) Вести пропаганду (в смысле, данном формулировкой Плеханова) среди окружающих, вовлекая идейно-согласных с партией в ее члены.

d) Вырабатывать на основе предыдущего опыта некоторые приемы пропаганды**.

Помета на обороте листа в правом верхнем углу: Плешков.

ГОПАПО. Ф. 643/2. Оп. 1. Д. 28681. Наблюдательное дело. Л. 41. Подлинник. Рукопись.

№ 293
Воспоминания И.А. Зекцера
об организации и деятельности Новой коммунистической партии «Справедливость» и своем аресте в 1945 г.*

1990-е гг.

г. Пермь

Это был 1945 год. Как раз после Победы. Я, пацан 16-ти лет, учился здесь, в Перми, в 11-й школе, в 10-м классе. Конечно, полного понятия об этих репрессиях, об их размере не было. Я только по слухам немножко представлял об этом. В то время, видимо, сказалось окончание войны; немного вольнее люди себя почувствовали. Видимо и я, так сказать, осмелел и начал критиковать нашу тогдашнюю действительность. Подобралось нас сначала четыре пацана. Потом пятый прибился.

Еще, видимо, повлияло, в основном, мальчишество. Романтика, желание выйти в руководители партии. Конечно, по сегодняшним меркам, не очень-то это было серьезно. И, конечно, не было у нас никаких руководителей, влияния извне. Меня очень долго трепали потом на следствии: хотели, чтобы я назвал кого-либо из взрослых – человека, который надоумил, подговорил. Я, конечно, ничего такого не сказал. Хотя у нас все могли выбить. Если бы меня били, пытали, наверное, могли бы заставить назвать того, кого они хотели. Но такого не было.

Мы хотели бороться против лжи, против отхода партии от основных ее положений. У нас даже и мысли не было, что социализм – ерунда, что коммунизм невозможен и т.д. Дети, как дети. Мы боролись за чистоту идеалов, за соответствие слова и дела. Мы утверждали, что программа партии написана прекрасно, но наша партия от нее отошла.

И название нашей партии было: «Новая коммунистическая партия «Справедливость» – НКПС. При ее создании за образец мы взяли организационные и уставные принципы коммунистической партии. Мы даже подумать тогда не могли, что знаменитый принцип демократического централизма может быть чем-то плох. И в теории мы ничего не отрицали, просто хотели сменить руководство.

Просуществовала партия приблизительно с конца сентября до конца ноября – месяца два. За это время мы сагитировали еще одного человека присоединиться к нашей партии. Рассмотрели устав и программу, утвердили их. Решили, что нам надо заняться агитацией и пропагандой. В основном, в индивидуальном порядке разъяснять. И это, как предполагалось, будет способствовать количественному росту. Мы считали, что в первое время главная задача – вовлечь в организацию как можно больше людей.

Был, правда, среди нас один более экстремистски настроенный. Он предложил с Гусаровым разобраться (первый секретарь обкома). Но это отвергли. Реально ничего, кроме разговоров, не было. Однако мы не отрицали, что возможна вооруженная борьба впоследствии, когда будет достаточная база для этого. Но мы понимали, что впятером ничего не сделать.

Встречи наши были достаточно регулярными. Встречались на квартирах приблизительно раз в неделю. В школе о своих секретах не говорили. В школе только подбирали, кого можно привлечь к деятельности организации. Наметили 2 – 3 человека. Одного из них мы привлекли, но он быстро отошел.

Почитывали и кой-какую литературу. Один из нас нашел книгу Н.И. Бухарина. Ее мы читали. Пытались найти еще запрещенную литературу. А что касается произведений Марксаи других теоретиков, мы, видимо, по своему возрасту еще не были готовы к глубокому освоению теории. Мы даже боялись за это браться. Но программу партии и устав мы брали и изучали.

Провал наш, очевидно, был неизбежен. Но я не мог и предположить, что это произойдет так скоро. Я предполагаю, что отец моего лучшего друга узнал о нашей организации, потому что мы часто у них собирались. И, по-видимому, он и заставил его пойти и покаяться. После этого, вероятно, был «обработан» еще один…

Для меня было очень больно узнать о провокаторах, когда я знакомился с делом в 1989 году. Все это было неожиданно и больно. Я, конечно, не затаил против них камня за пазухой. Для меня просто подтвердилось то, как это было в нашем государстве поставлено на широкую ногу.

На следствии я старался взять всю вину на себя, выгораживал остальных, но не знаю, почему наши органы согласились со мной и не привлекли других к более суровой ответственности. И несмотря на то что мне приписали 11-й пункт (организацию), мне тоже не дали наказание более суровое. Они запросили пять лет, а Особое Совещание дало мне три года. Может быть, власть считала для себя позором появление молодежных оппозиционных организаций. Действительно, для большевистской партии это был срам, что у нее в школах что-то начинается…

Арестовали меня на следующий день после дня Конституции (5 декабря). Я пошел в школу, и по дороге взяли меня. Это было неподалеку от места, где сейчас стоит ЦУМ. Я жил на ул. Коммунистической и всегда ходил в свою 11‑ю школу. Они там меня и поджидали тем утречком. Схватили, поволокли в машину. Я стал вырываться. И вырвался! Книги и тетради мои рассыпались. Я побежал – они за мной. Догнали. Машина легковая снова подскочила. Забросили туда.

Сначала я испугался. У нас бывало в те годы, что людей убивали на мясо. Но, когда меня второй раз туда заволокли, я увидел, что один из них собрал все мои тетради и подал мне. Тогда я понял, что это не бандиты. Привезли к их зданию: оно там же, где и сейчас, – старший из них вышел, показал рукой – есть, де, такое учреждение. Я ведь всю дорогу канючил: куда, дяденьки, вы меня везете? А там у них внутренняя тюрьма. Сразу в камеру. Но для начала завели к начальнику следственного отдела. Латыш. Пицелиус. Он, между прочим, только года три назад умер… Он мне сразу предъявил обвинение.

Физические методы, пытки ко мне не применяли. Но что любопытно: следователь воспользовался тем, что я в душе-то был коммунист! На этом они и играли. Получилось так, что я доказывал ему, что я прав, а он – что я не прав…

Конечно, каких-то серьезных поступков мы не успели совершить. Но я думаю, что какой-то эффект от наших действий все же был. Мне рассказывали, что потом наши партийные органы затряслись. Все-таки боролись мы не зря. На них, наверное, это хотя бы немного воздействовало.

Личный архив А.Б. Суслова.

Дата добавления: 2015-07-08