Глава девятая. Была в заключении еще одна категория людей, по большей части тоже несчастных

Была в заключении еще одна категория людей, по большей части тоже несчастных, так как не одних провинившихся против уголовного закона или против помещиков принимала в свои стены московская тюрьма разных наименований. В нее вступали и виновные в неисполнении своих гражданских обязательств. Внутри здания губернских присутственных мест, на Воскресенской площади, рядом с Иверскою часовнею, на месте нынешней Городской думы, помещалась знаменитая «яма». Так называлась долговая тюрьма, место содержания неисправных должников, находившееся ниже уровня площади. Здесь в разлуке с семьею, в принудительном сообществе случайных сотоварищей по заключению, в вынужденном бездействии содержались неисправные должники, относительно которых угроза кредиторов «посадить в яму» была фактически осуществляема представлением кормовых денег. Население ямы было довольно пестрое: в ней, как видно из замечаний сенатора Озерова, сделанных еще в 1829 году, содержались также дворовые люди, присланные помещиками «в наказание», и очень стесняли других жильцов ямы. Единство и равенство в способах надзора и размерах ограничения личной свободы существовало только на бумаге.

Среди этого населения была группа совершенно своеобразных должников. Это были бывшие арестанты, отбывшие свои сроки наказания в тюрьме, рабочем и смирительных домах, но имевшие несчастие заболеть во время своего содержания под стражею. Их лечили в Старо-Екатерининской больнице, и стоимость лечения, по особому расписанию, вносили в счет. Когда наступал день окончания срока заключения, освобождаемому предъявляли этот счет, иногда очень крупный, если тюрьма при своих гигиенических порядках наградила его недугами, требовавшими продолжительного лечения. Обыкновенно у освобождаемого, который почти при полном отсутствии правильно организованных работ в месте заключения часто выходил из него гол как сокол, не было средств уплатить по счету, и его переводили в яму, зачисляя должником казны. Срок пребывания в яме сообразовывался с размером недоимки... Несомненно, что такие «неисправные должники» чувствовали на себе и в нравственном, и в материальном отношении тяжесть сиденья в яме — после промелькнувшей пред ними возможностью свободы — с особою силою. Самое пребывание их в ней звучало для них горькою ирониею. Заслужив себе свободу иногда несколькими годами заключения за преступление, они лишались ее вновь за новую вину, избежать которой было не в их власти: они дозволили себе быть больными!

Впрочем, из рассмотрения дел московского тюремного комитета оказывается, что содержание в яме являлось привилегией особо избранных, а крестьяне и в особенности крестьянки оставлялись «на высидке до уплаты долга Приказу общественного призрения» там же, где содержались по приговору суда, причем в случае особой болезненности арестантки или хронического у нее недуга лишение свободы грозило продлиться всю ее жизнь. Так, из донесений Гааза комитету видно, что в июле 1830 года в московском тюремном замке содержалась крестьянка Дарья Ильина за неплатеж 30 рублей, издержанных на ее лечение, а в сентябре в тот же замок посажена даже и не арестантка, судившаяся и отбывшая наказание, а бывшая крепостная помещика Цветкова, Матрена Ивановна. Она была поднята на улице в болезненном состоянии «от чрезмерного кровотечения» и отправлена в Екатерининскую больницу, пробыв в которой семь месяцев вернулась к помещику со счетом за лечение. Но он предпочел дать ей вольную. С этого времени она стала должницею Приказа общественного призрения и без дальних околичностей была посажена в тюрьму «впредь до удовлетворения претензии». Неизвестное благотворительное лицо выкупило ее чрез посредство Гааза.

На этого рода неисправных должников обратил Гааз особое внимание и уже в 1830 году стал хлопотать об организации «искупления должников». Он внес в комитет небольшой капитал, увеличившийся затем доставленными ему пожертвованиями (между прочим, от Скарятиной 200 рублей и от Сенявиной 100 рублей) и ежегодным отпуском особой суммы со стороны комитета для выкупа несостоятельных должников, содержащихся в московской долговой тюрьме за недоимки. По предложению его комитет постановил ежегодно в день кончины основателя Попечительного о тюрьмах общества Императора Александра I производить выкуп подобных должников. Гааз стал вместе с тем следить за точным и согласным с действительностью обозначением размеров недоимки, числившейся за ними, не жалея времени и труда на справки и личные проверки, сопряженные с разными неприятностями. Как видно из дел комитета, 1840 год особенно богат в жизни Гааза столкновениями и препирательствами в этом отношении с тюремным начальством и присяжными попечителями. Затем переписка по этим вопросам уменьшается и прекращается вовсе. По-видимому, противники неугомонного старика махнули на него рукой и стали уступать ему, не споря...

За стенами долговой тюрьмы оставалась семья должника. Она лишалась своего кормильца, а кормовых денег не получала. Мысль и о ней тревожила Гааза. В марте 1832 года по его почину и при деятельном участии одного из выдающихся директоров комитета, Львова, комитет постановил отделять часть из своих сумм на помощь семействам содержащихся в долговой тюрьме, предоставив заведование этим делом Львову и Гаазу. Последний, по словам А. К. Жизневского, часто посещал эту тюрьму и входил во все подробности жизни содержащихся, помогая действительно несчастным между ними — словом и делом, заступничеством и посредничеством.

Дата добавления: 2015-07-08