Глава двадцатая. Сорока медленно плыл, двигая ногами и загребая правой рукой

Сорока медленно плыл, двигая ногами и загребая правой рукой. Левой больно было пошевелить. Иногда поворачивал голову и косил глазами на плечо. Даже в темноте было видно, что кровь еще сочится из раны. Он вдруг подумал: будь это в океане, его уже давно бы сожрали акулы. Они чувствуют запах крови в воде за несколько километров. Здесь акул нет… зато есть браконьеры, которые почище акул! И вреда приносят неизмеримо больше. Адская машина, что была у них установлена на лодке, убивала все живое в озере. Сильный разряд тока не щадил ни крупную рыбу, ни мальков, ни водяных животных и насекомых. С такими «специалистами», оснащенными новейшей техникой убийства рыбы, Сорока столкнулся впервые… Прячась в камышах, он видел, как они выбирали место поглубже, измеряя дно глубомером, потом опускали в яму два толстых кабеля с медными электродами на концах и включали генератор высокого напряжения… Когда они собрали подсачками на длинных рукоятках парализованную рыбу, Сорока осторожно вошел в воду и поплыл за ними. Вокруг, будто лепестки осыпавшихся цветов, белели мальки, мелкая рыба, которой браконьеры пренебрегали. Пока они, отмечая очередную удачу, распивали водку, он потихоньку отвел «казанку» на глубокое место… С берега за браконьерами следили Вася Остроумов и Егор Лопатин — оба когда-то были членами мальчишеской республики. Они жили в Островитине и поэтому не уехали с детдомовскими ребятами в другие края. Вася работал шофером на совхозной трехтонке, Егор — комбайнером. Ребята без звука согласились помочь Сороке. Остроумов даже хотел слетать в райцентр за рыбинспектором, но Сорока сказал, что это долгая история и браконьеры успеют уйти…

«Сумели, интересно, ребята взять на берегу рыбу и погрузить в машину?..» — подумал Сорока.

Он сначала даже не понял, что случилось: в глазах обволакивающий мрак, дыхание перехватило… Хлебнув воды, он лихорадочно заработал ногами в ластах и выскочил на поверхность. Подумать только: он не заметил, как начал тонуть! Зверски засаднило плечо — вгорячах он стал грести и левой рукой, непривычно гулко застучало в ребра сердце. Он повернулся на спину и увидел над собой сразу две луны, а звезды роились в небе, будто потревоженные пчелы. Краем уха он слышал скрип уключин, неясные голоса. Это «казанка» с браконьерами. Крикнуть, чтобы подобрали? До берега еще далеко, а силы на исходе… Вдруг не дотянет? Он отогнал от себя эти мысли и, медленно шевеля ластами, поплыл на спине. Прикинув расстояние до берега и острова, он решил держать к острову. Там у него спрятана в кустах одежда. Разорвет майку и перевяжет плечо.

Скрип уключин затих. На веслах им еще долго грести до деревни. Это не на моторе.

А генератор с движком похоронен на дне озера. Им его теперь вовек не отыскать. Да и ему, Сороке, придется как следует потрудиться, чтобы поднять со дна тяжеленный агрегат. С аквалангом было бы, конечно, легче, а в одной маске с трубкой?., Собственно, зачем его поднимать? Пусть себе ржавеет на дне. Как говорится, дурной пример заразителен: еще кто-нибудь додумается уничтожать рыбу таким же варварским способом…

Мысли с браконьеров перескочили на Алену: что она сейчас делает? Сидит на берегу и смотрит на озеро? Наверное, она слышала выстрелы. Впрочем, здесь часто палят из ружей. В уток, которые сразу после заката пересекают озеро в разных направлениях. Скучно, говорит, ей. Будто ему весело! Когда ехали сюда, думал, что все будет хорошо; а оно вон как повернулось! Сплошные драмы и трагедии… Жаль, что детдомовские ребята отсюда уехали. И теперь никто не знает: встретится ли когда-нибудь Президент Каменного острова с гражданами своей бывшей республики?..

Непроницаемая тишина постепенно окутывает его. Пошевелив ластами, он приподнимает тяжелую голову и снова слышит мир: где-то крякнула утка, скрипнул сук на дереве — значит, остров близко! Порыв ветра пробежал по вершинам сосен, и они зашумели. Надо перевернуться, вода заливает уши. Но перевернуться нет сил. Ноги сами по себе медленно опускаются в глубину, ласты на них будто две пудовые гири. Вода обволакивает его, засасывает в себя. У нее нет цвета, запаха, температуры. Ему давно уже не холодно. Он не чувствует воды. Иногда ему кажется, что он не плывет, а идет по воде. Но и идти не хочется. Хочется закрыть глаза, расслабиться и постоять в воде, вот только жаль — прислониться не к чему. Какое счастье просто так лежать на траве, чувствуя затылком родную прохладную твердь земли, и смотреть в синее-синее небо. И ни о чем не думать…

Он снова хлебнул воды и, сразу придя в себя, бешено заработал ногами и здоровой рукой. Откуда только силы взялись? Перевернулся и поплыл на боку. Темная громада острова совсем рядом, но надо найти бухту… Он задрал голову и увидел сразу несколько узловатых черных рук, жадно протянувшихся к нему. Это не руки — высохшие корни деревьев. На самой высокой сосне наблюдательный пункт, на котором много он провел часов, — значит, от нее влево бухта. Он слышал, как в камышах чмокали лещи, натужно скрипел сухой сук… Он знал который. Кто-то из детдомовских ребят доставал с дерева застрявший в развилке вымпел и сломал на громадной сосне ветку. Она засохла, просыпав на землю иголки, но не упала, все еще держалась на стволе.

Самыми длинными и трудными были последние метры через высокие с острыми листьями камыши. Он уже не плыл, а подтягивался правой рукой от одного камышового куста до другого. У самого берега шершавая осока начала жалить руки и ноги. Раздвигая ее израненными ладонями, он наконец ощутил ногами зыбкое дно. С усилием передвигая чугунные ноги в ластах, выбрался он на берег, сделал несколько нетвердых шагов и, инстинктивно прикрывая здоровой рукой раненую, мешком рухнул на мокрую лужайку. Подвернувшиеся ласты больно сжали ступню, но уже не было сил сбросить их. Сердце так бухало, что казалось, сейчас взорвется и разнесет вдребезги грудную клетку. Луна со смутным человеческим ликом выплыла из-за вершины, заглянула ему в лицо и вдруг разбрызгалась сразу на несколько тысяч маленьких разноцветных лун…

Он открыл глаза и зажмурился: яркий солнечный свет ударил в лицо, ослепил. И тотчас он почувствовал, как кто-то взял его руку и стал гладить. Прикосновение было нежным, ласковым. Он еще какое-то время лежал с закрытыми глазами, удивляясь: что это такое? Внезапно все вспомнив, снова открыл глаза и встретился взглядом с Аленой.

Он сделал было попытку вскочить на ноги, но, с трудом сдержав стон, остался в том же положении. Левой рукой было не пошевелить. Сильно отдавало в шею и лопатку. Распухшее плечо пульсировало — так всегда бывает при воспалении. Уж он-то это хорошо знал.

— Уже утро, — пробормотал он, прищуриваясь. Глубокие карие глаза Алены смотрели на него. И было в них что-то незнакомое, волнующее и вместе с тем тревожащее…

— Они в тебя стреляли, — проговорила она, все так же пристально глядя ему в глаза. — Как в дикого зверя…

— Как ты сюда попала? — спросил он и облизнул запекшиеся губы. Свой собственный голос показался ему чужим. Он кашлянул и хотел было сплюнуть, но, сделав над собой усилие, проглотил солоноватый комок.

— Они могли тебя убить, — продолжала она.

— Не убили же, — попробовал он улыбнуться, но сам понял, что улыбка получилась страдальческой, неестественной.

— Ты хоть сделал то, что хотел?

Он кивнул и, ощутив боль в шее, закрыл глаза. Не оттого, что ослаб, ему вдруг стало трудно выдерживать взгляд Алены. Требовательный, вопрошающий взгляд. А собственная беспомощность стала раздражать. Непривычным было это ощущение. Даже ночью, в озере, с трудом плывя к острову, он не чувствовал себя таким беззащитным. Вдруг подумалось, что когда-то очень давно, может быть, тогда, когда и говорить-то еще не умел, на него точно так же кто-то смотрел…

Нащупав правой рукой траву, он стиснул зубы и стал приподниматься. Как только затылок оторвался от ее теплых колен, он почувствовал, что на острове влажно и прохладно. Еще солнце не взошло, только-только рассветать стало.

— Я тебе помогу… — Алена осторожно подхватила его сбоку, и он ощутил плечом тугую округлость ее груди, застеснялся и попытался высвободиться, но она не отпустила.

— Обопрись о меня, — командовала она. — Внизу лодка. Я тебя отвезу в деревню, там есть медпункт.

Покосившись на плечо, он увидел, что оно поверх разорванной рубашки забинтовано ее цветастой косынкой. Странно, что он не очнулся, когда она делала перевязку. И он совершенно не помнил: каким образом натянул на себя оставшиеся под кустом брюки и рубашку. Больная рука тоже просунута в рукав… Может. Алена его, как маленького, одела?..

Силы понемногу возвращались, и он без ее помощи спустился по заросшей тропке в бухту, где темнела в камышах деревянная лодка. Сиденья и весла были обсыпаны крупной росой.

— Как ты вообще до острова доплыл, — говорила Алена, отталкиваясь веслом от травянистого берега. Для того чтобы выбраться на плес, им нужно было пройти по узкому коридору среди камышей. Совсем близко от лодки в воду шлепнулась стрекоза. Тотчас булькнуло, и она исчезла. По воде разбежались разноцветные круги. Солнце вот-вот должно было подняться из-за леса.

— Лучше скажи, как ты нашла меня? — спросил Сорока.

— Где же еще искать президента, если не в его резиденции, — улыбнулась Алена.

— Ты меня… одела?

— Мне помогли русалки… Ты такой тяжелый!

— Спасибо, — тихо произнес он.

— Послушай, это из Ахматовой, — сказала Алена. — Я как раз читала ее томик, когда услышала выстрелы…

Сжала руки под темной вуалью…

«Отчего ты сегодня бледна?»

— Оттого, что я терпкой печалью

Напоила его допьяна.

Как забуду? Он вышел, шатаясь,

Искривился мучительно рот…

Я сбежала, перил не касаясь,

Я бежала за ним до ворот.

Задыхаясь, я крикнула: «Шутка

Все, что было. Уйдешь, я умру».

Улыбнулся спокойно и жутко

И сказал мне: «Не стой на ветру».

Внимательно посмотрела на него, хотела было пошевелить веслами, но снова опустила их.

— Нравятся?

— Не стой на ветру… — задумчиво повторил он.

— Я люблю Ахматову, — сказала Алена. — Послушай еще одно стихотворение…

Хочешь знать, как все это было?

Три в столовой пробило,

И, прощаясь, держась за перила,

Она словно с трудом говорила:

«Это все… Ах, нет, я забыла,

Я люблю вас, я вас любила

Еще тогда!»

«Да».

— Хорошие стихи, — помолчав, сказал он. — Как ты все-таки меня разыскала? — повторил он свой вопрос. — Ночью?

— О чем ты спрашиваешь, Сорока? — рассмеялась она. — И потом разве это так важно? Случись подобное со мной, разве ты меня не нашел бы?

— Нашел бы, — негромко, будто эхо, откликнулся он. — Я тебя и на краю света отыскал бы…

Дата добавления: 2015-07-07