Дмитрий Иванович Виноградов. Трагедия русского гения.

Дмитрий Иванович Виноградов – одна из самых трагических личностей русской истории. Создатель отечественного фарфора, не знавший в жизни ни личного счастья, ни признания, он был на долгие годы забыт после своей смерти. Лишь в начале 20 века о нем впервые заговорили, но личность этого человека до сих пор тщательно не изучена. А Невская порцелиновая мануфактура, основанная Виноградовым, до недавнего времени носила имя М. В. Ломоносова, друга юности Дмитрия Ивановича, и лишь в начале 21 века стала называться вновь Императорским Фарфоровым заводом.

Всю свою жизнь, психическое и физическое здоровье, счастье и душевный покой бескорыстно положил Виноградов на алтарь Отчизны, создал русский фарфор, и принес ей миллионы, но Россия абсолютно ничем не отблагодарила его за эту жертву. Настало время восстановить историческую справедливость.

БИОГРАФИЯ (1720?-1758гг.)

Дмитрий Виноградов родился в древнем русском городе Суздале, в семье священнослужителя. Точно неизвестен даже его год рождения, историками называются две даты- 1717 и 1720. Наиболее вероятным считается 1720 год, так как именно эта дата указана в документе, исходящем от Академии Наук, - учреждения в котором учился Дмитрий Иванович в то время.

Иван Степанович Виноградов, отец будущего гения был протопопом и ключарем главного суздальского собора – Рождества Пресвятой Богородицы в Кремле, (этот прекрасный и очень древний (11 век) шедевр русского зодчества величественно возвышается и сейчас над городом). Никакие биографические данные о протопопе Виноградове нам неизвестны. Кроме сына Дмитрия, у него были еще сын Яков и дочь Акилина. Известно, что она вышла замуж за священника Никиту Иванова и к 1759 году овдовела. Ей в наследство и достались немногочисленные пожитки ее гениального брата.

Иван Степанович видел, какими смышлёными ребятами растут его сыновья, и желал дать им хорошее образование, поэтому после окончания ими начальной школы, отправил Якова и Дмитрия в Москву, в Славяно – греко - латинскую академию, называемую в просторечии «Спасскими школами». Так, в возрасте примерно 10- 13 лет Виноградов начал самостоятельную жизнь, никогда больше не вернулся он в свой родной Суздаль, не смог обнять родных, детство для него закончилось, началась суровая пора учения и возмужания.

Славяно – греко - латинская академия являлась лучшим учебным заведением тех лет. Это было высшее учебное заведение, в котором готовили, прежде всего, ученых богословов и служителей церкви. Начала естественных наук истолковывались по Священному Писанию, канонам и догматом церкви. В соответствии с назначением Академии была построена программа преподавания, составлен перечень предметов, разработана система обучения. Во главе Академии стоял ректор, бывший в то же время и настоятелем Заиконоспасского монастыря, и принадлежавший к монашескому званию, так как во главе монастыря мог быть только монах. Ректор был обычно и наставником богословия. Его ближайшим помощником был префект; он наставлял учеников философии и надзирал за ними. Далее следовали учителя, преподававшие различные предметы. Все преподаватели Академии являлись лицами духовного звания.

Академия состояла из восьми классов (или «школ»): 4 низших, 2 средних и 2 высших. В низших классах («фары» и «инфимы») учили читать и писать по-латински, а еще преподавали первые грамматические правила и славяно-русского языка и латыни. В третьем низшем классе («грамматики») продолжали изучать, соответственно названию класса, латинскую и русскую грамматику. В четвертом низшем классе («Синтаксиме») изучали латинский синтаксис, катехизис, занимались историей, географией и арифметикой. Средние классы («пиитика» и «риторика») посвящены были изучению русской и латинской поэзии и красноречию. В первом высшем классе («философии») преподавал префект. Занятия там заключались в изучении логики, метафизики и пиитики. Последний класс («богословие») являлся выпускным.

Время пребывания в отдельных классах строго не определялось. Переход из одного класса в другой разрешался в зависимости от успехов учащихся через полгода минимум. Ученики не способные или ленивые сидели по несколько лет в одном классе.

Академия имела богатую библиотеку, которой пользовались как учителя, так и ученики. Вся жизнь учащихся в Академии была строго расписана, регламентировались и развлечения, и отпущенное на них время, широко применялись розги как наказание нерадивых, ленивых и излишне проказливых учеников. Бытовые условия были весьма тяжелыми, об этом хорошо известно по воспоминаниям М. В. Ломоносова. Но это не пугало тех учеников, кто подобно Ломоносову и Виноградову, были умны, талантливы и мечтали принести пользу своей стране!

Кстати, 19- летний Ломоносов и 13- летний Митя Виноградов впервые встретились в стенах Академии и, несмотря на большую разницу в возрасте, они надолго стали лучшими друзьями и учились вместе не только в Академии, но и в Петербурге и Германии. Но об этом позже…

В 1735 году Виноградов учился уже в классе «философии» вместе с Михаилом Ломоносовым, это само по себе свидетельствует о его яркой одаренности. В тот год из Сената поступил в Академию указ о том, чтобы отобрав 20 наиболее способных учеников, ректор отправил их в Санкт – Петербург, для дальнейшего обучения в Академии Наук. Ректор не смог отобрать 20 человек, и предложил 12, в число этих счастливчиков вошли и М. В. Ломоносов и Д. И. Виноградов. 23 декабря 1735 года 12 студентов в сопровождении отставного прапорщика Василия Попова выехали из Москвы, а 2 января 1736 года явились в Петербургскую Академию Наук.

Бытовые условия здесь были гораздо тяжелее московских, и даже настолько тяжелыми, что по воспоминаниям Ломоносова, почти все присланные из Москвы в Петербург, студенты были потеряны для науки, поскольку «опустились в уныние и отчаяние». (М. А. Безбородов. «Дмитрий Иванович Виноградов – создатель русского фарфора». С 41.)

Около полугода проучился в Петербурге Дмитрий Виноградов. И тут он настолько сумел выделиться умом и способностями, что когда директору Академии Наук, Корфу, русское правительство поручило отобрать нескольких наиболее способных, русских студентов для изучения горного дела и дальнейшего совершенствования в науках за границей, он порекомендовал именно Виноградова и Ломоносова как самых талантливых. Вместе с ними был отправлен за границу и третий студент – Густав Ульрих Райзер, сын советника - Берг – Коллегии (Горного ведомства), толковый, но не слишком одаренный юноша, семнадцати лет от роду. Вначале Академия направляла студентов в немецкий город Марбург, чтобы там слушать лекции известнейшего в Европе профессора, Христиана Вольфа, и получить теоритическую и общетехническую подготовку. После завершения курса Вольфа, студенты должны были направиться в город Фрейберг, к Иоганну Фридриху Генкелю, ученому – практику, специалисту по горному делу.

3 ноября 1736 года трое студентов прибыли в Марбург, в первый пункт своего путешествия, а 6 ноября вступили в стены Марбургского университета, переживавшего тогда эпоху своего расцвета. Университет имел тогда 4 факультета: философский, богословский, юридический и медицинский. Лучше всего был обеспечен преподавателями факультет философский (7 профессоров). Каждый профессор вел занятия, как правило, по нескольким предметам. Например, сам Христиан Вольф, один из выдающихся ученых того времени, преподавал 16 предметов. Поистине, он считался «европейским светилом науки», и к тому же, Вольф был добрым и снисходительным человеком. Он хорошо относился к нашим студентам, и прощал их многочисленные проказы и шалости, так как видел и их яркую одаренность.

Период жизни и обучения в Марбурге, у профессора Вольфа с ноября 1736 года по июль 1739 года можно назвать самым светлым в судьбе Дмитрия Ивановича, кроме его детских лет в Суздале. И он, и Михаил Ломоносов времени даром в Марбурге не потеряли. Вольф неоднократно писал в Академию об их блестящих успехах. Правда, несмотря на то, что они изучали множество сложных предметов, и изучали их успешно и скрупулезно, они находили время и на проказы, свойственные юности. Кутежи и мотовство было тогда довольно обычным явлением среди немецких студентов, и русские не отставали от них. Но эти грехи, в глазах Вольфа, искупало их горячее желание выучиться на благо России, их любовь к науке. За время, проведенное в Марбурге, Дмитрий Иванович изучил немецкий и французский языки, арифметику и тригонометрию, геометрию, механику, теоритическую химию, физику, гидравлику, гидростатику, аэрометрию, а также брал уроки рисования и посещал лекции по логике и метафизики. В Марбурге он расшил подготовку и по гуманитарным предметам, которую получил еще в Славяно - греко - латинской Академии. Теперь студентам предстояло научиться применять свои знания на практике, а для этого они направились для завершения обучения во Фрейберг, к специалисту горного дела, Иоганну Генкелю. Его нельзя назвать кабинетным ученым в полной мере этого слова, это был очень талантливый специалист, уделявший особое внимание практики студентов в шахтах и рудниках. Он кардинально отличался от Вольфа и характером - был человеком тяжелым, замкнутым, угрюмым.

Летом 1741 года Дмитрий Виноградов посетил несколько немецких городов, где он изучал рудники. Для этой поездки бургомистром Фрейберга ему был выдан паспорт. Этот документ ценен нам потому, что там мы находим единственные свидетельства о внешности Виноградова – о его высоком росте и тёмно-коричневых волосах, а также о том, что он носил во время поездки красный кафтан….

Невзирая на материальные трудности, и тяжелые моральные условия, в которых студенты жили во Фрейберге, их занятия шли более чем успешно.

И наконец, в начале 1744 года, завершив полный курс обучения, Виноградов и Райзер вернулись в Россию. Ломоносов покинул Фрейберг на несколько лет раньше, из-за серьезной ссоры с Генкелем.

Через несколько месяцев после возвращения Дмитрий Иванович был вызван в Берг – Коллегию на экзамен, после которого получил чин «бергмейстра» (горного инженера). Экзамен проводил сам президент Берг – Коллегии, В. С. Райзер, который пришел в совершенный восторг от высокого уровня знаний Дмитрия Виноградова. 16 октября 1744 года он доложил на заседании Коллегии, что из всех иностранных мастеров не знает ни одного, который превзошел бы Виноградова. Дмитрий Иванович отныне должен был работать при рудниках, по горному ведомству, но судьба распорядилась иначе. 5 ноября 1744 года Кабинет Ее императорского величества Елизаветы Петровны направил в Берг – Коллегию приказ. В нем говорилось, что Дмитрий Виноградов должен быть уволен из горного ведомства и числиться теперь при Кабинете для поручения ему «некоторого дела». Это дело заключалось в организации нового для России, фарфорового производства.

Впервые фарфор появился в Китае, еще в глубокой древности, а в Европу попал только в 13 веке. Первым, кто привез фарфор на Запад, был венецианец Марко Поло. Он и его современники были восхищены белизной и изяществом этой посуды. Она была удивительна и великолепна для средневековой Европы! Вокруг красивых и дорогих сосудов стали складываться легенды. Фарфор стал предметом престижа и роскоши, мечтой европейских королей и вельмож! Поскольку фарфоровые предметы были невероятно дорогими, европейцы пытались сами найти способ производства этого китайского чуда, во время поисков был изобретен ряд превосходных материалов, по своему внешнему виду очень напоминавших дорогостоящий китайский фарфор. Так появились венецианское молочное стекло, испано - мавританская керамика, итальянская майолика, английские и голландские фаянсы.

Правда, узнать секрет фарфора никак не удавалось. Европейские дворы даже снаряжали в Китай экспедиции с целью разузнать хоть что- то о производстве порцелина (так называли фарфор в Европе), но китайцы строго охраняли свою тайну, а своих земляков наказывали за их попытки продать секрет европейцам. За разглашение китайцам полагалась смертная казнь. Но это не остудило пыл европейцев. Они шли на всевозможные ухищрения, чтобы ознакомиться с фарфоровой технологией в Китае. Более всех преуспел в этом отношении французский патер – иезуит Д Антреколл, приехавший в Китай, в конце 17 века под видом христианского миссионера. Кое-что ему удалось узнать, кое – что он сумел подглядеть, очевидно, не без помощи китайцев – ремесленников с фарфоровых заводов, которые находились среди его прихажан. Наблюдения Д Антреколла были опубликованы на французском языке в начале 18 века. Но правда, в 4 томе «Приложений к французской энциклопедии» 1777 года, то есть, через 19 лет после кончины Дмитрия Ивановича Виноградова, сами французы не очень лестно отзывались о записках иезуита. Они писали, что труд Д Антреколла во многом ошибочен, неверен, и на его основании создать настоящий фарфор просто невозможно.

В 10 годах 18 века в Европе возникает первое производство твердого (настоящего) фарфора, его получение связывают с личностью немецкого алхимика – Иоганна Бетгера. История основания этого производства, как и личность самого Бетгера, довольно загадочна, но одно ясно: это было счастливое стечение обстоятельств, и Бетгера никак нельзя было бы назвать настоящим ученым... Но вернемся к России.

В нашей стране фарфоровое производство старались организовать еще при Петре Первом. Петр даже старался поддерживать дружеские отношения с Китаем, также русские старались за большие деньги привлечь к этому делу знающих иностранных мастеров. Но наряду с ценными, для России, людьми, встречались и такие, которые приезжали только за деньгами, не брезговали обманом и шарлатанством.

Таким был и некто Христоф Конрад Гунгер, предложивший себя в 1744 году русскому правительству как известного мастера по фарфору. В то время было довольно много таких безродных авантюристов, умело пользовавшихся общеевропейским желанием государей наладить производство порцелина в своей стране. Наша императрица Елизавета Петровна¸ мечтавшая о создании фарфорового производства в России, поверила в ученость Гунгера, вызвала его в Россию и выделила для этой цели Невские кирпичные и черепичные заводы, расположенные на левом берегу Невы, около восьми километров от столицы. Именно там надлежало в будущем появиться Императорскому Фарфоровому заводу.

Ближайший надзор за организацией порцелинового дела в России Елизавета Петровна поручила управляющему ее Кабинетом - барону Ивану Антоновичу Черкасову. Об этом человеке необходимо сказать особо. Незнатный, малообразованный, грубоватый, он был выдвиженцем Петра Великого. Император приблизил ловкого и деятельного простолюдина за его положительные качества; честность, (правда, граничащую с доносительством) и трудолюбие. Звезда Черкасова закатилась вскоре после смерти Петра. Со Светлейшим князем, Александром Даниловичем Меншиковым, ставшим фактическим правителем России при малолетним императоре Петре 2, он враждовал уже долгие годы. Воспользовавшись случаем, Меншиков удалил его из Санкт-Петербурга, Черкасов был выслан в 1727 году, в Москву, в приказном порядке. Но после трагического падения Светлейшего, положение Черкасова не улучшилось: при Анне Иоанновне он был сослан в Астрахань, к «провиантским делам», и лишь после вступления на престол дочери Петра Великого, Елизаветы Петровны, он был вновь возвращен в Санкт- Петербург, и награжден дворянским званием и чином Кабинет-министра. Приближавшая ко двору всех сподвижников своего великого отца, Елизавета опрометчиво доверила своему Кабинет – министру надзор за будущей Порцелиновой мануфактурой. Малообразованный, напрочь лишенный чувства какого-либо такта, но вместе с тем угодливый к своей благодетельнице, он взялся за дело, с большим старанием.

Фарфоровых дел мастеру, Гунгеру была выделена квартира при Невских кирпичных заводах. Но возложенных на него надежд иностранный «специалист» не оправдал. Он постоянно жаловался барону Черкасову на бытовые условия, а фактической пользы от него государству не было. Фарфор он сделать не мог, а может, не хотел. И тогда-то Черкасов решил приставить к делу русского ученого, преданного государству и его интересам. Таким человеком и был бергмейстер Дмитрий Иванович Виноградов. Именно его назначил Кабинет в помощники Гунгеру. Первая встреча Виноградова со своим будущим начальником состоялась в Москве, в конце 1744 года, куда молодой бергмейстер приехал по вызову барона Черкасова, для осмотра глин гжельского месторождения. После того, как нужные, по мнению Гунгера, глины были найдены и на подводах доставлены в Петербург, началась их совместная работа на Порцелиновой мануфактуре. Но живого, тесного сотрудничества между Гунгером и Виноградовым не получилось. Иностранец был недоволен тем что к нему приставили помощника. Он хотел быть полновластным хозяином, и свободно распоряжаться средствами, опускавшимися на организацию нового производства. К тому же, Гунгер понимал, что блестяще образованный Виноградов единственный, кто может его разоблачить. Поэтому, Гунгер скрывал свои опыты от Дмитрия Ивановича. Более того, он старался мешать ему в собственных опытах, запрещал рабочим исполнять любые приказания Виноградова, а себя окружил иностранцами. Время шло, фарфора от Гунгера все не было, Черкасов уже терял терпения, и вот осенью 1746 года к нему поступила жалоба от Виноградова, где тот, уставший от Гунгера, от невозможности с ним сотрудничать, сообщал обо всех злоупотреблениях Гунгера. Прошло уже 2 года с тех пор, как Гунгер приступил к работе по контракту, а не было не только фарфора, но и даже признаков успеха. Черкасов сам отправился на мануфактуру и нашел ее в ужасающем состоянии. Крыши домов протекали, на полах стояли лужи, в помещениях от сырости был нестерпимый запах. От Гунгера вразумительного ответа на вопрос: знает ли он в совершенстве фарфоровое производство, Черкасов не добился. И тогда он отстранил неудачливого «специалиста» от дел, а создать русский фарфор было поручено Виноградову. Я не специалист по фарфору, и не буду углубляться в технические подробности работы Дмитрия Ивановичу, но одно скажу точно: это был поистине титанический труд! Необходимо было на основе теоритических представлений о фарфоре найти химический состав его массы, уяснив количественное соотношение входящих в нее частей, а также четко представить весь химико - технологический процесс производства во всех его деталях, необходимо было отыскать месторождение сырья, наладить его добычу и доставку. Требовалось также найти способы приготовления массы и разработать дальнейшую технологию: измельчение, очистку, замес, формовку, обжиг, определить состав глазури, и способы глазурования, найти наиболее подходящее топливо, которое обеспечило бы оптимальный тепловой и газовый режим обжига. Отдельную научную проблему представляли керамические краски. И это тоже предстояло решить Виноградову. Также необходимо было создать оборудования, горны, печь. Для разрешения ТАКОГО множества теоритических и практических задач необходима была бы группа специалистов, а Дмитрий Иванович Виноградов был один. Через много лет, оглядываясь на пройденный путь, он писал, «каким трудностям дело порцелина подвержено есть». Писал и о том, как было бы легко, если бы рядом был знающий человек. «..Мне, - писал Дмитрий Иванович,- такого щастия иметь не удалось, ибо я был заведен в такой лабиринт, по которому чрез целые десять лет бродя на силу еще теперь на свет выходить начинаю, а той Ариадны нет, которая бы мне такой клуб ниток дать могла, по которому бы мне без заблуждения на прямую дорогу попастца возможно было».

В это трудно поверить, но Дмитрий Иванович в одиночку решил все эти труднейшие задачи. Ему помогла богатая научная эрудиция, неиссякаемая творческая энергия, и горячая любовь к Отечеству. Он одну за другой решил все поставленные перед ним, неимоверно сложные задачи, он весь отдался своему делу, не имел даже семьи и в итоге напряженнейшей работы создал фарфор потрясающего качества, наладил и разработал процесс производства фарфора. Невская порцелинавая мануфактура превратилась, благодаря его неустанным трудам в процветающий Императорский фарфоровый завод, чья продукция известна сейчас по всему миру. Написал Виноградов несколько химико – технологических трудов, из которых самая известная – «Обстоятельное описание чистаго порцелина…» Это первая научная монография по технологии производства фарфора.

Его горячая преданность делу и России, его трудолюбие потрясают тем более, когда узнаешь в каких ужасных условиях проходила жизнь ученого мирового масштаба! Когда фарфор был, наконец получен, не на него, а на Черкасова посыпались почести и награды от довольной императрицы. Истинному творцу это не принесло ни счастья, ни почестей, ни даже простой благодарности. Веселый, открытый, легкий по характеру, Виноградов тяжело переживал такое отношение, а также почти полную изоляцию от общества. Завод находился в восьми верстах от города, но Виноградова редко туда отпускали, а после того как была найдена формула фарфоровой массы перестали отпускать без охраны вовсе. Его даже в родной Суздаль, к семье, не отпустили! Дмитрий Иванович стал заглушать свою тоску алкоголем. Это вызвало серьезное недовольство Кабинета. Недоверчивый к людям изначально, барон Черкасов не желал разбираться в том, что происходит в душе у бергмейстера, а напротив, стал опасаться, впрочем, совершенно безосновательно, что раскрытый секрет фарфора станет известен кому-либо еще кроме Виноградова. Ему было строго приказано шифровать свои записи, а чтобы гарантированно избежать любых непредвиденных ситуаций, Черкасов приставил к Дмитрию Ивановичу кабинет – курьера Жолобова, который был обязан шпионить за каждым шагом Виноградова. В 1752 году Жолобова сменил капитан выборгского гарнизона, Хвостов, приведенный на мануфактуру с повышением в чин подполковника. Это был очень невежественный человек, который столь ретиво взялся выполнять свои обязанности шпиона, что это только ухудшило психическое состояние Дмитрия Ивановича. Ему, отдавшему делу создания русского фарфора всю свою жизнь было непереносимо такое отношение со стороны Кабинета! Он пытался жаловаться Черкасову на свое тяжелое состояние, но тот в ответ приказал принимать более серьезные наказания. Опасаясь как бы от депрессии, Виноградов не покончил с собой, Черкасов лишил его административной власти на заводе, приказал отбирать у него шпагу – символ гражданской чести, никуда одного не пускать! Все это лишь усугубило глубокую депрессию Виноградова, особенно он, глубоко ранимый человек переживал то, что у него забрали шпагу. Он писал рапорты Черкасову, прося ему вернуть хоть ненадолго этот символ достоинства. В ответ он получал только оскорбления, а также все новые и новые заказы на фарфор. Черкасов считал, что он должен работать без отдыха. И Виноградов работал, но, по всей видимости, психика не выдерживала, в последние свои годы он все чаще срывался! Его срывы настроили непонимающего его состояние, Черкасова окончательно против него. Меры пр отив него становились все унизительнее, Черкасов боялся, что психическое расстройство бергмейстера скажется на выполнении заказов двора и императрицы, в 1754 году, он велел Хвостову держать Виноградова во время обжига фарфора у печи, якобы «для неустанного смотрения» и чтобы пока обжиг идет и спал там! А когда вместо улучшения состояния Виноградову стало лишь еще хуже, был отдан приказ «сажать на цепь, доколе в исправление придет». В таких условиях больной, раздавленный духовно, доведенный почти до галлюцинаций, он заканчивал «Описание чистаго порцелина».. В одну особенно тяжелую минуту Дмитрий Иванович не смог удержаться, чтобы не излить свою боль на бумаге. Он, столь жизнерадостный когда-то, написал по-латыни в своем рабочем дневнике такие строки:

«Ныне меня угнетает тяжесть трудов понесенных,

Краткая младость прошла; рано я стал стариком»…

В ту пору ему не было и 40 лет.

Можно лишь поражаться тому, что невзирая не на какие трудности, болезни, боль и страдания, невзирая на изоляцию, Дмитрий Виноградов создал прекраснейший фарфор и принес России миллионы. Но он расплатился за это в прямом смысле своей жизнью.

21 августа 1758 года Виноградов неожиданно тяжело заболел, присланный из Кабинета, курьер не смог установить диагноз. И 25 августа создатель русского фарфора умер, всего 38 лет от роду. О месте его погребения не сохранилось никаких сведений. Предположительно, его могила находилась на бывшем Спасо- Преображенском кладбище, близ Фарфорового завода. Его загубила бытовая неустроенность, тяжелейшие труды на благо России и издевательства

Жестокого начальника. Благодарность он не получил и после смерти. Дело всей его жизни – Фарфоровый завод в Петербурге до начала 21 века носил имя его великого друга – Михаила Ломоносова. Советским чиновникам показалось недопустимым, чтобы известный в России и зарубежом завод носил имя поповича Виноградова.

Такова трагедия жизни великого сына России, Дмитрия Ивановича Виноградова. Настало время вспомнить наконец-то о нем с заслуженной теплотой и благодарностью.

Како

Дата добавления: 2015-07-10