Утилизация

Под утилизацией в эриксоновском гипнозе понимают ис­пользование в терапевтических целях всей информации, вер­бальной и невербальной, которую представляет пациент, ко­торая становится по тем или иным каналам известна психоте­рапевту. Утилизируются как мысли, убеждения человека, так и его семейное, социальное положение, слова и фразы, ска­занные им о себе, о процессах, происходящих с ним, пережи­вания, возникающие внутри транса. Все, что может быть ис­пользовано, должно быть использовано.

Для целей утилизации обязательна калибровка, необходи­мо выявление, оценка слов, произносимых человеком. Важно запоминание любой информации, которая из разрозненных клочков может сложиться в одну большую картину. Все, что кажется неясным, непонятным, должно быть запомнено и от­ложено на потом, до того времени, когда, возможно, эти факты станут понятными или обретут какие-то другие частички, ко­торые помогут трансформировать их в какое-то целое свойство личности человека, в какое-то цельное событие.

Калибровка, которую мы уже называли как один из основ­ных компонентов утилизации, требует особой внимательности от терапевта к проявлению пациента. Также важным условием для утилизации являются способность быстро реагировать на замеченные изменения и полученную информацию и возмож­ность гибко подходить к обретенному знанию.

Для утилизации того, что мы получаем от пациента, необ­ходимы также процессы присоединения и ведения. Присоеди­нение нужно для того, чтобы терапевт мог войти в структуру мира клиента, что позволит ему быть гораздо более наблюда­тельным и понимающим. И, опираясь на наблюдения и на соб­ственное внутреннее заключение, касающееся того, что тера­певт увидел, он может повести клиента к тем изменениям, ко­торые считает нужными. Но любое ведение также должно опи­раться на калибровку и на утилизацию всего, что происходит с человеком, поскольку путь, предлагаемый терапевтом, может не приниматься клиентом, и это в первую очередь должно быть отслежено. Может быть, в этот путь должны быть внесены не­которые коррективы, и, калибруя результат по вербальным и невербальным признакам, терапевт должен уметь использо­вать свои результаты и трансформировать свой подход, опира­ясь на понимание клиентом проблемы, своего внутреннего мира, собственной жизни.

Утилизация предполагает уважение к проявлениям пациен­та, поскольку наблюдательность и следование за ним похожи на предугадывание желаний, на готовность последовать за этими желаниями, опираясь на едва заметные признаки. Так человек, когда он влюблен в другого, старается ловить каждый его вздох, улыбку, движения взгляда, чтобы предугадать желания и следо­вать за ними. Поэтому утилизации, как правило, способствует и соответствует обстановка какой-то особой сердечности.

Утилизация не должна быть подобна плотной опеке. Сущ­ность утилизации похожа на подталкивание кома, который ка­тится с горы: незначительные, легкие движения позволяют со­хранять скорость и в то же время использовать и преодолевать любую ложбинку или холмик, который встанет на пути этого кома, для того чтобы он мог не замедлять своего движения, а даже ускорить его.

Обычно утилизация начинается с принятия того или иного факта. Принятие не всегда бывает простым, ряд проявлений пациента может входить в противоречие с нашими убеждения­ми, ценностями, с нашим пониманием психотерапевтическо­го процесса и т. д. Умение настроить себя на использование любых проявлений, исходящих от пациента, помогает психо­терапевту преодолеть собственный барьер перед поведением пациента. У него не остается времени, чтобы оценить, плохо или хорошо то, что исходит от пациента. Причем, как правило, это «плохо или хорошо» имеет отношение к какой-то приду­манной идее психотерапевтического процесса и позициям те­рапевта и клиента в нем. У психотерапевта, занятого утилиза­цией, в этот момент мысли направлены не на правильность или неправильность поведения клиента, а на то, каким образом ис­пользовать это поведение, и таким образом отключаются от ненужных теоретических размышлений. Особенно важно это бывает в тот момент, когда приходится утилизировать сопро­тивление пациента, и психотерапевт может принять сопротив­ление как вызов себе и попытаться его сломить, убрать, хотя на самом деле сопротивление может быть достаточно сильной психологической защитой, энергию которой можно исполь­зовать для усиления психотерапевтического процесса.

Для эриксоновского терапевта бывает важным понять, что же может стоять за тем или иным неадекватным проявлением своего клиента. И, как правило, те факторы, которые стоят за агрессией, сопротивлением, т. е. тем, что может вызвать раз­дражение терапевта, вызывают понимание и уважение к ним. Это факторы защиты внутренней специфичности личности па­циента, умение не дать себя в обиду и т. д. Уважение к личности пациента заставляет нас искать эти факторы, чтобы затем, опи­раясь на них, совершить некие изменения, ради которых паци­ент пришел к нам.

Психотерапия ни в коем случае не предполагает совершен­ствование всех пациентов по одному сценарию. Каждый паци­ент в ходе психотерапии развивается по своему собственному сценарию, который предлагает он. Психотерапевт является только проводником на пути к новой личности. Когда пациент в ходе работы может высказывать свои собственные предпоч­тения, терапевт относится к ним с уважением и со стремлени­ем их эксплуатировать для ускорения процесса. Психотерапевт не может быть судьей для проявлений своего пациента, он не может определять, как должен вести себя пациент, отвергать какие-то предложения, осуждать его, если только за этими дей­ствиями не кроется психотерапевтический смысл, например, провоцирование изменений в пациенте.

Такой подход Эриксон называл «натуралистическим», т. е. природным, что предполагает принятие и использование лю­бых проявлений личности пациента, в любой ситуации, в ко­торой оказались пациент и терапевт. Принятие пациента цели­ком с его поведенческими привычками и умениями дает тера­певту еще один дополнительный шанс завоевать доверие свое­го пациента, что будет способствовать терапевтической работе, будет способствовать согласию пациента принимать какие-то взгляды терапевта, взаимодействию между ними. В ряде слу­чаев терапевт может создавать какие-либо диагностические си­туации, для того чтобы определить, как пациент будет вести себя в непривычной для него обстановке. В этих ситуациях терапевт должен быть гораздо большим утилизационистом, поскольку именно он ввел пациента в подобные ситуации с целью изучить реакции субъекта либо чему-то научить его.

Поскольку каждый пациент индивидуален, то приемы ути­лизации также индивидуальны для каждого. Так, в случае, если терапевт знает, что клиент любит вести дневник или хорошо рисует, он может дать ему домашнее задание, которое будет свя­зано с ведением каких-либо записей в дневнике, либо с рисо­ванием своего состояния, может быть, с рисованием образов, возникших в ходе самогипноза или чего-то подобного. Чело­век, привыкший во время разговора расхаживать по кабинету, может заняться тем, что во время этих прогулок будет созда­вать новые идеи о теме своей проблемы, и чем больше будет движений, тем больше должно быть рожденных им идей. Па­циент, привыкший с юмором относиться к другим, может на­учиться с таким же юмором относиться к своей проблемной ситуации.

Иногда использование непонятных, сложных или, наобо­рот, крайне простых способов поведения пациента приводит к неожиданно быстрому успеху психотерапии и способствует ее прогрессированию гораздо больше, нежели тщательно выверен­ная структура психотерапевтического процесса. Умение тера­певта быть спонтанным — одно из важных деловых качеств в эриксоновском гипнозе. Если есть выбор между заготовленной схемой терапии и внезапно пришедшим в ходе наблюдения за поведением пациента подходом, скорее всего, надо выбрать именно этот спонтанный подход.

В работе можно использовать все: веру в терапевта или в Бога, оценки, полученные в 10 классе, первый поцелуй и нео­жиданное прощание с любимым человеком. Важно, чтобы эти действия, мысли и поступки были энергетически значимыми, чтобы они могли дать необходимый толчок для производимых и происходящих изменений. Иногда терапевт должен создать начале какую-то мысль, эмоцию, чтобы, сконцентрировав­шись в пациенте, они могли вырваться наружу и послужить толчком к процессу терапии. Лучше иметь агрессивного, чем безвольного пациента. Общеизвестно, что при попадании в критические ситуации человек использует свои собственные, скрытые резервы: хрупкая женщина способна легко поднять автомобиль, под которым находится ее ребенок. Так и эмоции отчаяния, вины, стыда иногда способны дать гораздо боль­ший терапевтический эффект, нежели общее благодушие и ви­димое спокойствие. Не существует хороших и плохих прояв­лений, замеченных в пациенте, существуют только полезные и бесполезные для процесса терапии.

Помимо того, чтобы использовать явно полезное проявле­ние, следует подумать, каким образом мы можем использовать те проявления, которые на первый взгляд показались нам бес­полезными и перевести их в разряд полезных. Эриксон иногда умел вызвать огонь на себя, т. е. умел вызвать недовольство со­бой со стороны пациента, и тот, приходя к нему на следующий сеанс говорил: «Я изменился вопреки вам». Это было одним из самых лучших терапевтических эффектов, поскольку, таким образом, терапевт добился изменений и, более того, измене­ний, которые создал, с точки зрения самого пациента, он сам. Это большая удача психотерапевта, хотя с точки зрения про­фессионального самоуважения кем-то это может быть и вос­принято как неудача. Но важно помнить, что мы работаем не ради поддержания собственной выдуманной профессиональ­ной чести, а ради помощи конкретным людям, каким бы обра­зом эта помощь не была им предоставлена.

Дата добавления: 2015-07-10