V. Человечность — предварение, бутон будущего цветка

Мы видели, что цель нашего земного существования заключается в воспитании гуманности, а все низкие жизненные потребности только служат ей и должны вести к ней. Все нужно воспитывать: разумная способность должна стать разумом, тонкие чувства — искусством, влечения — благородной свободой и красотой, побудительные силы — человеколюбием, и мы или ничего не знаем о своем предназначении, и бог, создав все наши внешние и внутренние задатки, обманул нас (такое богохульство вообще бессмысленно), или же мы можем быть уверены в цели, как уверены в боге и своем существовании.

А как редко достигается на земле эта вечная, эта бесконечная цель! Разум целых народов пленен их звериным духом, истину ищут на самых нелепых путях, а красота и прямодушие, ради которых создал нас бог, подвержены порче от гнусности и небрежения. Лишь у немногих богоподобный дух гуманности в самом широком и чистом значении слова есть подлинное стремление всей жизни, а большинство задумывается поздно, да и у самых лучших низкие инстинкты тянут возвышенного человека к животному. Кто из смертных может сказать: я обрел, я обрету чистый образ человечности, заложенный во мне?

И вот поэтому получается, что или творец ошибся, когда поставил перед нами цель гуманности и когда столь сложно и искусно вывел органический строй человека, чтобы в нем человек достигал своей цели, или же, в противном случае, цель эта выходит за пределы нашего существования, а Земля — это только место, где мы упражняемся в гуманности, где готовимся к будущему. На Земле, конечно, к самому возвышенному пришлось присоединить и много низкого, так что в целом человек стоит только ступенькой выше животного. И между людьми должны были появиться величайшие различия, потому что все на земле многообразно, а в некоторых странах и в некоторых условиях человеческий род придавлен бременем климата и житейской нужды. Созидательное Провидение не могло не охватить своим взором и все эти ступени, и все эти климатические зоны, и все эти видоизменения человеческих пород, и Провидение, конечно, знало, как повести человека дальше, как постепенно, незаметно для самих людей, повести выше даже и низкие силы человека. Странно

поражает нас, что из всех обитателей Земли человек — далее всего от достижения цели своего предназначения, но отрицать этого никто не может. Всякое животное достигает того, чего должно достичь, для чего придано ему его органическое строение, и только человек не достигает, и все потому, что цель его высока, широка, бесконечна, а начинает он на Земле с малого, начинает поздно и столько внешних и внутренних препятствий встречает на своем пути! Животного ведет его инстинкт, дар матери-природы; животное — слуга в доме всевышнего отца, оно должно слушаться. А человек в этом доме — дитя, и ему нужно сначала научиться всему: и самым жизненно необходимым инстинктам, и всему, что относится к разуму и гуманности. А учит он все, не достигая ни в чем совершенства, потому что вместе с семенами рассудительности и добродетели он наследует и дурные нравы, и так, следуя по пути истины и душевной свободы, он отягчен цепями, протягивающимися еще к самым началам человеческого рода. Следы, оставленные божественными людьми, жившими до него, живущими рядом с ним, перепутаны со следами других, истоптаны, потому что тут же бродили и звери, и грабители; и следы их, увы! нередко были привлекательнее следов немногих избранных, великих и благородных людей. Вот почему придется или же винить Провидение, что оно поместило человека так близко к животному, а в то же время отказало человеку, который не должен был стать животным, в ясности, твердости и уверенности, таких, что они служили бы его разуму вместо животного инстинкта, — многие и осуждали Провидение; или же иначе нам придется считать, что жалкое начало — это свидетельство бесконечного поступательного развития человека. Тогда человек сам должен будет обрести необходимую ступень света и уверенности, положив на это свой труд, — человек, руководимый своим Отцом, должен благодаря собственным усилиям стать существом свободным и благородным — и он им станет. И человек — пока только человекоподобный — станет человеком, н расцветет бутон гуманности, застывающий от холода и засыхающий от зноя, он расцветет и явит подлинный облик человека, его настоящую, его полную красоту.

Итак, мы без труда можем предчувствовать, что же от нашего теперешнего существа перейдет в мир тот, иной, — ясно что: вот эта наша богоподобная гуманность, бутон, скрывающий внутри себя истинный облик человечества. Все жалкое, бедное и существует на Земле только для земли; известь костей наших мы вернем камню и вернем стихиям все, что взяли у них. Чувственные влечения совершили положенный им труд, и мы, словно животное, послужили земному хозяйству — влечения должны были стать у человека поводом для высших усилий и побуждений, на том их дело кончено. Потребность в пище должна была пробудить человека ото сна, должна была заставить его работать, объединяться в общество, быть послушным законам и установлениям; человек должен был влачить целительное для него, неизбежное на Земле ярмо. Влечение полов и в жестокой звериной душе должно было посеять семена общительности, любви к родителям, супругу, детям, должно было украсить

самый тяжелый, мучительный труд, коль скоро совершается он ради жизни рода, ради родных, ради людей близких по плоти и крови. Вот каковы намерения природы: все земные потребности были чревом, в котором рос зародыш гуманности. Благо, если он пророс, потому что под лучами еще более прекрасного солнца он расцветет ярким цветом. Истина, красота, любовь — вот цели, к которым всегда стремился человек, что бы он ни делал, нередко сам не сознавая того, нередко идя по совсем ложному пути, — лабиринт будет распутан, и пропадут соблазнительные призраки, и не только каждый человек узрит, вблизи или издалека, центр, к которому сходятся все пути, но ты, Провидение, поведешь его своей кроткой, всепрощающей рукой к цели в облике Гения и друга, в котором так нуждается человек^1*.

Итак, благой творец скрыл от нас, в каком облике явится человек в ином мире, — скрыл, чтобы не подавить наш слабый мозг или не возбудить в нас ложного пристрастия. Но если мы посмотрим, каким путем идет природа, создавая животных на более низких ступенях развития, если мы заметим, что пластическая художница шаг за шагом отбрасывает все неблагородное и смягчает жизненную нужду, как возделывает все ростки духовного, как все утончает и утончает тонкое, как все украшает и оживляет прекрасное, то мы можем довериться незримой руке художницы и будем уверены, что распускающийся бутон человечности предстанет в ином мире в таком облике, который и будет подлинным божественным обликом человека, таким, что величия и красоты его не сможет представить ни одно человеческое земное чувство. Так и напрасно сочинять; и хотя я глубоко уверен, что все ступени творения точнейшим образом взаимосвязаны и что поэтому органическая сила нашей души, предаваясь самым чистым и духовным своим упражнениям, сама закладывает основу своего будущего облика или, по крайней мере, сама не ведая о том, начинает постепенно ткать ту ткань, которая послужит ей облачением, пока лучи высшего солнца не пробудили самых сокровенных, от нее самой утаенных до поры, до времени сил, то все же дерзость — предписывать творцу законы строения существ в мире, устройство которого нам совершенно не известно. Довольно того, что все превращения в низших царствах природы — это совершенствование и что потому в наших руках^есть по крайней мере указания на тот грядущий мир, созерцать который мы не способны, не способны по причине высшего порядка. Цветок перед нами — это сначала проросшее семя, потом побег; появляется бутон, и вот" наконец выходит цветок, переживающий свои возрасты по такому земному распорядку. Подобные перерастания и превращения можно наблюдать У многих существ, и среди них известным символом стала бабочка. Смотри, вот ползет по земле безобразная, служащая примитивному кормовому инстинкту гусеница; но вот час ее пришел, и смертельная уста-

^1* Есть ли такая философия на Земле, что скажет достоверно и ясно, как это произойдет? Позднее у нас зайдет речь о системах переселения душ и очищения, которые есть у разных народов, — мы выясним их происхождение и цель. Пока об этом еще рано говорить.

лость одолевает ее; она упирается, она скрючивается; и ткань для савана и некоторые органы будущего ее существования — уже внутри ее. А теперь извиваются кольца и ищут выхода скрытые внутри органические силы. Сначала превращение идет медленно и кажется разрушением: десять ножек остается на коже, которую совлекла с себя бабочка, и еще уродливы члены нового существа. Но постепенно и они образуются и устанавливаются в ряд, но само существо спит, пока не сложится все целиком, — а тогда стремится к свету, и развитие быстро подходит к концу. Несколько минут, и нежные крылышки вырастают в пять раз по сравнению с тем, какими были они под покровом савана, и они наделены упругостью и всем блеском лучей, какой только может быть под нашим солнцем, и они, многочисленные, большие, понесут бабочку, словно на крыльях Зефира. Все строение переменилось, теперь бабочка ест не грубые листья, а пьет нектарную росу из чашечки цветка. И предназначение у нее другое: не грубому кормовому инстинкту служит она, а инстинкту тонкому — любви. Кто бы подумал, что в облике гусеницы скрывается бабочка? Кто бы узнал, что гусеница и бабочка — это одно и то же существо, если бы не доказывал это опыт? А ведь эти две различные формы существования — это два возраста одного и того же существа, на одной и той же земле, где круг органического творения все время начинается заново, — сколь же прекрасные превращения скрывает лоно природы, если круг органического творения шире, а возрасты охватывают не один мир! Итак, надейся, человек, и не пророчествуй — вот твой венец, спорь о нем. Отбрось все нечеловеческое, стремись к истине, благу и богоподобной красоте, и ты достигнешь своей цели.

Этой аналогией со становящимися, то есть переходящими от состояния к состоянию существами, природа показывает нам, почему и непробудный сон вплела природа в жизнь своих существ. Сон — благодатное забвение, охватывающее живое существо, органические силы которого стремятся выйти наружу в новом облике. Само существо со своим малым сознанием недостаточно сильно, чтобы обозреть всю борьбу форм, чтобы управлять ею, — и вот оно засыпает, а просыпается уже в ином виде. И этот смертный сон — тоже отеческая забота, целебный опиум: пока действие его продолжается, природа собирается с силами и усопший больной выздоравливает.

Дата добавления: 2015-07-10