Глава 31. — Не провоцируй Плута, — сказал Арин, когда они вышли из экипажа и ступили на пыльную

— Не провоцируй Плута, — сказал Арин, когда они вышли из экипажа и ступили на пыльную тропу, которая вела ко дворцу губернатора. Дворец показался Кестрел зловещим: его впечатляющий фасад был таким же, как вчера, однако свет горел лишь в некоторых окнах.

— Кестрел, ты меня слышишь? Не пытайся с ним играть.

— Он сам начал.

— Вопрос не в этом. — Гравий шуршал под подошвами Арина, который решительно шел по тропе. — Неужели ты не понимаешь, что он хочет твоей смерти? Он ухватится за любую возможность, — сказал Арин почти самому себе. Он держал руки в карманах. Опустив голову, он вышагивал своими длинными ногами быстрее, чем успевала Кестрел. — Я не могу... Кестрел, ты должна понять, что я никогда не посмею притронуться к тебе. То, что я назвал тебя добычей — своей добычей, — было всего лишь словами. Однако это сработало. Плут не причинит тебе вреда, я клянусь, но ты должна... немного замаскироваться. Где-то помочь. Просто скажи нам, сколько времени осталось до битвы. Предоставь ему причину поверить, что от тебя живой пользы больше. Проглоти свою гордость.

— Может, для меня это не так просто, как для тебя.

Он обернулся к ней.

— Для меня это не просто, — сказал он сквозь зубы. — Ты знаешь, что не просто. Представь, сколько мне прошлось проглотить за последние десять лет! Что мне приходилось делать, чтобы выжить!

Они остановились перед входом во дворец.

— На самом деле, — произнесла Кестрел, — мне совершенно неинтересно. Можешь рассказать свою печальную историю кому-нибудь другому.

Он вздрогнул, будто она дала ему пощечину. Его голос прозвучал тихо:

— Ты умеешь заставлять людей чувствовать себя такими незначительными.

Кестрел ощутила жар стыда, а затем постыдилась этого. Кто он такой, что она должна просить прощения? Он использовал ее. Лгал. Ничего из сказанного им не имело значения. Если она и должна стыдиться, то только того, что ее было так легко обмануть.

Арин медленно запустил пальцы в свои короткие волосы. Его ярость спала, сменилась чем-то более тяжким. Он не смотрел на Кестрел. От его дыхания в холодном воздухе образовывались облачка пара.

— Делай со мной, что пожелаешь. Говори что угодно. Но меня пугает то, как ты отказываешься замечать опасность своих игр с остальными. Может быть, сейчас ты поймешь.

Он открыл двери губернаторского дворца.

Сначала по ней вдарил запах. Крови и гниющей плоти. Он прорвался в ее желудок. Кестрел с трудом удавалось сдерживать рвотные позывы.

Приемная зала была завалена телами. Леди Нерил лежала лицом вниз почти в том же самом месте, где стояла в ночь бала, приветствуя гостей. Кестрел узнала ее по зажатому в ее руке шарфу из яркой, блестящей в свете факелов ткани. Мертвых насчитывались сотни. Кестрел увидела капитана Венсана, леди Фарис, Сенатора Никона с семьей, Беникса...

Кестрел опустилась на колени рядом с ним. Его большая ладонь на ощупь была как холодная глина. Кестрел чувствовала, как на его одежду капали ее слезы. Они росой легли на его кожу.

Арин тихо сказал:

— Его похоронят сегодня вместе с остальными.

— Его нужно сжечь. Мы сжигаем своих погибших.

Кестрел не могла больше смотреть на Беникса, но подняться на ноги ей тоже не удавалось.

Арин нежно прикоснулся к ней и помог встать.

— Я позабочусь, чтобы все было сделано правильно.

Кестрел заставила свои ноги шевелиться, идти мимо тел, сваленных, подобно отходам. Она подумала, что, должно быть заснула и видит кошмар.

Она помедлила при виде Айрекса. Его рот был в фиолетовых пятнах, проявившихся от яда, но на боку зияли влажные порезы и последний — на горле. Даже отравленный, он сражался.

Ее глаза снова наполнились слезами.

Рука, которой Арин поддерживал ее, сжалась. Он потянул Кестрел прочь от Айрекса.

— Не смей оплакивать его. Если бы он не был мертв, я бы убил его сам.

* * *

Больные лежали на полу танцевальной залы. Здесь запах был еще хуже: рвотных масс и человеческих испражнений. Между импровизированных матрасов расхаживали геранцы. Они вытирали лица влажной тканью, выносили подкладные судна. Было странно видеть, как они по-прежнему, будто невольники, выполняют свою работу, видеть жалость в их глазах и знать, что лишь эта жалость заставляет их ухаживать за людьми, которых они сами пытались уничтожить.

Один из геранцев поднял взгляд, заметил Кестрел и начал задавать Арину вопросы, но Кестрел ничего не слышала. Она отошла в сторону. В спешке спотыкаясь, она пробиралась мимо матрасов, высматривая большие карие глаза, вздернутый нос, небольшой рот.

Кестрел едва узнала ее. Губы Джесс стали фиолетовыми, а веки распухли и не поднимались. Она по-прежнему была в бальном платье, воздушном зеленом туалете, который теперь казался на ней ужасно неуместным.

— Джесс, — позвала Кестрел. — Джесс.

Дыхание девушки прервалось, а затем превратилось в свист. Это был единственный признак того, что она в сознании.

Кестрел нашла глазами Арина. Он стоял у противоположной стены и не встречался с ней взглядом.

Кестрел решительно подошла к нему. Схватила за руку. Потянула к своей подруге.

— Что это? — требовательно спросила она. — Какой яд вы использовали?

— Я не...

— Это было что-то, что вы легко могли достать, возможно, в сельской местности. Какое-то растение?

— Кестрел...

— Вы могли собрать его много месяцев назад, высушить и сделать порошок. Он должен был быть бесцветным, чтобы подмешать его в охлажденное вино. — Кестрел быстро перебирала в памяти все, что говорила ей когда-либо о местных растениях Инэй. — Симберри? Нет, она бы не подействовала так быстро...

— Это был ночной локон.

— Я не знаю, что это.

— Собираемый весной корень, высушенный на солнце и истолченный в порошок.

— Значит, есть противоядие, — убежденно сказала Кестрел, хоть Арин ни о чем подобном не говорил.

Арин помолчал несколько мгновений, перед тем как ответить:

— Нет.

— Да, оно есть! Геранцы были лучшими врачевателями в мире. Вы бы никогда не позволили существовать яду, не найдя к нему противоядие.

— Противоядия нет... только кое-что, что может помочь.

— Тогда вы должны давать это им!

Арин взял Кестрел за плечи и развернул ее, чтобы она не смотрела на ряды матрасов.

— У нас его нет. Никем не планировалось, что будут выжившие. Растение, которое нам требуется, нужно собирать осенью. Сейчас зима. Ничего не осталось.

— Нет, оно должно было остаться. Снега еще нет. Мороза — тоже. Большинство растений до первых заморозков не погибают. Так говорила Инэй.

— Верно, но...

— Ты найдешь его.

Арин промолчал.

— Помоги ей. — Голос Кестрел надломился. — Пожалуйста.

— Это нежные растения. Они могли все погибнуть от холода, и я не уверен, что смогу...

— Пообещай мне, что постараешься, — сказала Кестрел, будто не клялась себе, что его обещания ничего не стоят.

— Я постараюсь, — ответил Арин. — Обещаю.

* * *

Он настоял на том, чтобы сначала отвезти ее к себе домой.

— Я могу отправиться в горы с тобой, — сказала Кестрел. — Я тоже могу искать.

Он одарил ее сухой улыбкой.

— Не ты проводила ребенком часы за книгами по ботанике, гадая, почему у одного вида деревьев листья четырехпальчатые, а у другого — шести.

Равномерное покачивание экипажа убаюкивало Кестрел. Часы потерянного сна заставили ее веки отяжелеть. Она с трудом держала глаза открытыми. За окном сумерки передали права ночи.

— У вас меньше трех дней, — пробормотала Кестрел.

— Что?

— Перед тем, как прибудет пополнение войск.

Когда Арин промолчал, Кестрел озвучила то, что он, должно быть, думал.

— Наверное, сейчас для тебя не самое подходящее время рыскать в горах в поисках какого-то растения.

— Я обещал, что поищу. Я сделаю это.

Глаза Кестрел закрылись. Она то погружалась в сон, то просыпалась. Когда Арин снова заговорил, она не знала, понимает ли он, что она слышит его, или нет.

— Я помню, как ехал однажды с мамой в карете. — Последовала долгая пауза. Затем снова послышался тот медленный и плавный голос, который выказывал в Арине певца. — В этом воспоминании я — маленький и хочу спать, а мама делает что-то странное. Каждый раз, когда карета поворачивает к солнцу, она поднимает руку, будто тянется к чему-то. В солнечном свете на ее пальцах будто пляшут языки пламени. Затем карета въезжает в тень, и ее рука падает. Снова в окно светит солнце — снова поднимается ее рука. Она становится затмением.

Кестрел слушала, и ей казалось, что сама эта история — затмение, укрывающее ее темнотой.

— Как раз перед тем, как заснуть, — продолжил Арин, — я понял, что она затеняет мои глаза от солнца.

Кестрел услышала, как Арин шевельнулся, ощутила на себе его взгляд.

— Кестрел. — Она представила себе, как он сидит, наклонившись вперед. Как выглядит в свете фонаря экипажа. — В выживании нет ничего плохого. В чем-то небольшом можно опускать свою честь, до тех пор пока ты настороже. Ты можешь налить бокал вина, как надо, и смотреть, как мужчина пьет, а сама строить планы своей мести. — Возможно, сейчас его голова слегка наклонилась на бок. — Наверное, ты строишь планы даже во сне.

Последовало молчание длиной в улыбку.

— Строй замыслы, Кестрел. Выживай. Если бы я не выжил, некому было бы помнить мою маму так, как помню я.

Кестрел больше не могла сопротивляться сну. Он затянул ее в свои объятия.

— И я бы никогда не встретил тебя.

* * *

Кестрел смутно осознала, как ее поднимают. Она оплела руками чью-то шею и прислонила голову к его плечу. Она услышала вздох, но не была уверена, кому он принадлежал: ей или ему.

По плавному раскачиванию Кестрел поняла, что ее несут вверх по лестнице. Затем ее опустили на что-то мягкое. С ее ног сняли обувь. Потом Кестрел до подбородка накрыли толстым одеялом. Кто-то пробормотал геранское благословение на сон. Инэй? Кестрел нахмурилась. Нет, по голосу это была не Инэй, но кто мог сказать такие слова, кроме ее няни?

А затем ладонь, лежавшая на ее лбу, поднялась. Кестрел решила, что разберется с этой загадкой позже.

Она спала.

* * *

Копыто лошади сорвалось на груде небольших обломков. Животное споткнулось, а затем расставило копыта и восстановило равновесие, и Арин сумел удержаться в седле.

Он мрачно подумал, что спускаться по этой тропе будет еще сложнее. Арин провел в поисках почти целый день. Та слабая надежда найти растение, которая в нем до сих пор теплилась, померкла.

Наконец, он спешился. Серо-коричневый склон горы был гол, на нем не росло деревьев, и впереди Арин увидел предательский проход, через который десять лет назад страну заполонили валорианцы. Арин заметил блеск металла — оружие охраняющих перевал геранца или геранки, которые были одеты в сливающийся с местностью наряд.

Арин скользнул за выступ скалы, потянув за собой свою лошадь. Он закрепил поводья в щели между двумя валунами. Не стоит, чтобы его или его лошадь увидели.

Ему следовало быть наверху и охранять проход или, по крайней мере, делать что-то еще, чтобы сохранить свою страну.

Свою. Эта мысль никогда не переставала будоражить его. Это стоило смерти. Снова стать человеком, которым он был до Геранской войны, стоило чего угодно. Однако сейчас он находился здесь и играл с судьбой, сделав ставку на столь малую вероятность успеха.

Он искал растение.

Арин представил себе реакцию Плута, если бы тот сейчас увидел, как он обшаривает землю в поисках бледного зеленого побега. От насмешек Арин сможет отмахнуться, а ярость — пережить, даже понять. Однако он не мог вынести того, что стояло перед его мысленным взором.

Как глаза Плута обращаются на Кестрел. Как нацеливаются на нее и находят еще одну причину для ненависти.

И чем больше Арин пытался защитить ее, тем сильнее становилась неприязнь Плута.

Замерзшие руки Арина сжались в кулаки. Он подышал на них, зажал пальцы под мышками и пошел вперед.

Ему следует отпустить ее. Позволить ей бежать в сельскую местность, на уединенные фермы, где ничего не знали о революции.

Но что потом? Кестрел предупредит отца. Она найдет способ. И тогда на полуостров обрушится вся военная мощь империи, в то время как Арин сомневался, что геранцы сумеют справиться даже с тем батальоном, который пройдет по перевалу не позднее, чем через два дня.

Отпустить Кестрел — то же самое, что и убить свой народ.

Арин наткнулся сапогом на камень и хотел пнуть его.

Но не стал, а продолжил идти.

Мысли изнуряли его сознание, предлагая решения, за которыми скрывались лишь новые трудности, дразня его уверенностью, что он потеряет все те вещи, которые пытался сохранить.

А затем он нашел.

Арин увидел на островке земли ростки нужного растения. Их было так мало, и они были сморщенными, но Арин с бушующей надеждой сорвал их.

Он поднял глаза от своих грязных рук и увидел, что снова оказался в поле зрения горного перевала. От появившейся идеи у него перехватило дыхание.

Эта идея была так же мала, как листочки в руке Арина. Однако замысел стал расти, пустил корни, и Арин начал понимать, как разбить валорианское войско.

Он понял, как может победить.

Дата добавления: 2015-07-10