Читайте также:
|
|
Медея спасла Ясона от смерти, помогла ему добыть золотое руно, предала ради него свою родину, погубила братьев и отца. Она последовала за возлюбленным в страну эллинов, где всем была чужой, только ради будущего счастья рядом с ним.
Она надеялась, отрекшись от своей семьи, обрести ее с Ясоном. Но он лишил ее этого единственного смысла жизни. («Для меня муж стал всем и оказался последним человеком»). Сделал он это ни по какой другой причине, как из эгоизма: они с Медеей не ссорились, у них было двое прекрасных сыновей, жили в достатке - казалось бы, что может не устраивать в сытой и счастливой жизни?
Медеей овладевает праведный гнев, который возрастает от сцены к сцене. В начале она оскорблена, но, кажется, еще может смириться с печальной участью покинутой жены. И тут происходит перелом. Последней каплей становится известие об изгнании, с этого момента ее ослепляет жажда мести.
Медея оказывается в безвыходном положении: ей не вернуться на родную землю, а в эллинских владениях у нее нет никого, роднее Ясона. Иди некуда, остаться - невозможно. И это совершил человек, который был ей ближе всех на свете. Похоже, Ясон стал тяготиться женой, когда она перестала быть ему нужна. Наверняка, в городе поговаривали, что он живет с "дикаркой", "чужой", "домоседкой, которая на людях не показывается". Ясон решил, что пришло время обеспечить свое будущее («и будущее детей» - говорит он, чтобы обелить себя). Женившись на дочери Креонта, он бы принял бразды правления после его смерти и реальная причина изгнания Медеи, возможно, состоит в том, что, живя в Коринфе, она бросала бы тень на репутацию царского зятя.
После посещения Креонтом, Медея уже полностью готова на месть, она думает, что «довольно за глаза, чтобы отца и дочь и мужа с нею мы в трупы обратили». (Видимо, она считает коринфских женщин своими соучастницами, рассуждая при них о способе убийства.)
В следующей сцене, Ясон начинает разговор с нападения («язык распущенный вини, жена»), выставляя ее виноватой в своем изгнании, а себя - правым и честным («просил тебя оставить...я хлопочу о вас»). Он хочет «перевернуть» все произошедшее, убедить Медею (а, возможно, и себя), что вины на нем нет и, наоборот, он поступил с пользой для всего будущего рода; а в ней говорит только ревность. Он говорит, что удачей в походе обязан Афине (а Медею на спасение «одушевлял Эрот») и что «давно уплачен долг», ведь Медея «больше не средь варваров», «узнала закон и правду вместо силы». Ясон не слышит никаких доводов Медеи и твердит только одно: «Ты безбожно кляла своих царей», прямо называя ее неблагодарной. Наконец, ей удается задеть мужа: «Честный уговорил бы близких, а ты сперва женился». По уклончивому ответу понятно – Ясон знает, как он поступил, и ему не в чем упрекнуть жену. (Себе признаться в том, что он подл, Ясон не хочет, потому и отрицает.) Не в силах добиться признания, Медея произносит приговор, определяющий все дальнейшие события: «И твоему проклятьем дому буду». Предложение денег и убежища с его стороны выглядит, как невербальная попытка загладить вину. Медея отвергает помощь и тогда, Ясон вновь делает вид, что он прав, говоря напоследок «жена, надменная не ценит доброты» - слова, больше подходящие к нему самому.
Эгей приходит, будто по божественному указу. Он – единственный, кто сочувствует Медее. Единственный, у кого она может найти приют. Единственное «недостающее звено»: Медея готова на убийство, придуман способ, но идти после ей некуда. Получив клятву, окрыленная, будто от радости, она с горьким упоением проговаривает план мести, что должна «вырвать с корнем весь Ясонов род». Она ослеплена гневом, она ликует и еще не до конца понимает весь ужас того, что ей предстоит совершить со своими любимыми сыновьями. Ей нечего терять, весь смысл жизни перешел в месть одному Ясону и отныне только это чувство движет Медеей. На вопрос женщины-корифейки: «И ты убьешь детей, решишься ты?» она отвечает: «Чем уязвить могу больней Ясона?» То есть, Медея не думает о последствиях, для нее главное – причинить боль ненавистному, бессовестному мужу, чего бы это не стоило. Это - самый пик ярости Медеи.
Дальше происходит второй ее разговор с Ясоном, обратный предыдущему: сейчас Медея красноречиво обманывает Ясона. Он ей верит. Чтобы убедить его, Медея витиевато извиняется, призывает детей. Ясон больше не тревожен и надменен, он воодушевлен и старается воодушевить жену, пророча мальчикам светлое будущее. К Медее приходит полное понимание того, что она должна убить их. Видя у нее слезы, Ясон недоумевает и с участием спрашивает об их причине. Она, преисполненная горя за принесенный обет, вопрошает: «Подольше детям жить… То сбудется ль, Ясон?», хотя сама прекрасно знает ответ. Все же, Медея сохраняет хладнокровие, посылая отравленные пеплос и диадему невесте Ясона. Хотя царевна невиновна, Медея не колеблется. И опять говорит: «О, чтоб остались дети… Что золото? Я отдала бы жизнь». В следующую же секунду она просит удостовериться, чтобы дары передали лично в руки Креонтовой дочери. Она одновременно скорбит о скорой гибели детей и расчетливо следит за тем, чтобы убийство царевны было исполнено, как задумывалось.
Дядька приходит с радостными вестями: царевна сжалилась и не изгонит малюток. Медея не может без слез и стенаний смотреть на своих чад – у них все еще может быть хорошо. Она оттягивает страшный момент как можно дольше и, глядя на детей, почти отказывается от своего решения («безумно покупать Ясоновы страдания своими и по двойной цене…тот план забыт»), но гордыня неожиданно берет верх («Только что ж я себе готовлю?»). Медея не уступит никому, не примирится. Как не уступил ей Ясон. Она мечется, борясь с гордыней, но точка невозврата уже пройдена - дары посланы и царевна умирает. «Возврата больше нет…Мне ж новый путь открылся». Действительно, у нее открываются глаза, Медея смиряется со своей судьбой и принимает ее без сопротивления (надолго ли?). Вестник кричит: «Беги!», но Медея смирилась, она холодна и спокойна: сдержанно выслушивает рассказ о гибели царевны, равнодушно произносит: (о детях) «Прикончу их и уберусь отсюда», и добавляет, словно смотря на себя со стороны: «Ты убиваешь их и любишь».
Ясон не догадывается, что сотворила Медея, он впадает в растерянность, до последнего момента не верит словам коринфянок, в исступлении стучит в ворота. Он долго осыпает Медею проклятиями, обвиняет лишь ее, опять забывая про свои грехи. «Кронид-отец все знает» - говорит она. (Боги чужды лицемерию.)
Мудрость пришла на смену гневу и Медея до последнего слова сохраняет спокойствие. Смена ролей происходит в очередной раз: Ясон умоляет - Медея непреклонна. Он просит прикоснуться к убитым детям - она запрещает. Он кричит - она глуха.
Дата добавления: 2015-07-10; просмотров: 93 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Идеальные параметры | | | Приложение 1. |