-…говорили, что играть с едой - нехорошо, - слышит Ёнбэ сквозь черноту басовитый голос, и снова опускается в свое собственное тело. Его опять накрывает болью, и сквозь нее резко проступает ощущение того, что горячий рот целует его в шею и в голую грудь. Ему холодно, трава колет спину, ноги, и это значит, что он голый целиком.
Донвук-хён.
Он вздрагивает, и сломанная рука взрывается острой хрупкой болью, как будто в плече застрял раскаленный осколок. Нестерпимо горячий язык лижет его грудь, чувствительные соски, живот, и ниже, он задыхается, когда понимает, что его облизывают между ног, чувствительную кожу бедер на внутренней стороне, длинно лижут и посасывают там, где чувствительней всего, и Ёнбэ понимает, что не может с этим жить, не может.
Донвук-хён.
Рот двигается выше, по боку, по ушибленным ребрам, прихватывая и пощипывая кожу, потом ледяные пальцы стискивают его руку, задирают вверх, и раскаленный язык принимается вылизывать впадину его подмышки, еще и еще, потом посасывает ключицу и снова лижет шею за ухом.
-Вкусно? - снова спрашивает низкий хрипловатый голос, и Джиён вздыхает ему в шею короткое тихое: "Да…". - Тоже оставишь мне половину, - довольно говорит Топ.
-Не оставлю.
На Ёнбэ смотрят веселые миндально-карие глаза. Акма улыбается, склоняется ближе и облизывает его губы горячим языком, пытаясь толкнуться внутрь, и это так противно, что рвотные спазмы вновь сжимают Ёнбэ пустой желудок.
-Не понял? - беззаботно и угрожающе уточняет Топ. Краем глаза Ёнбэ видит, что он лежит рядом на боку, прямо на траве, подперев рукой черноволосую голову, уже умытый или облизанный начисто. - Что еще за "не оставлю"? С хёнами надо делиться, - Джиён лижет Ёнбэ пальцы, довольно улыбаясь лисьими глазами, посасывает кожу беззастенчиво и почти нежно.
Донвук-хён.
-Смотри-ка, - говорит Топ, и в его густом голосе звучит интерес, - ты его до слез довел. Любишь есть заплаканным?
Джиён что-то тихо отвечает, но Ёнбэ уже не слышит. Акма присматривается к нему, прикладывает ухо к его широкой груди со вздрагивающими мускулами, с который был сорван крест, слушает всхлипы, смотрит, как пальцы здоровой руки беспомощно и отчаянно-упрямо скребут траву в поисках пистолета, а потом тянется и осторожно слизывает горькие слезы горячим языком.
-Почему не собираешься? - снова прорывается сквозь густой туман голос Топа. Джиён еле заметно ухмыляется Ёнбэ в глаза, кладет ледяную ладонь ему на грудь и начинает писать тонким пальцем, касаясь легко и так больно, будто располосовывал кожу лезвием, и она расходилась под его подушечкой.
Квон. Власть, право.
Джи. Целеустремленность, амбиции.
Ён. Дракон.
Сорок четыре черты ядом впитываются внутрь, до самого сердца, как вода уходит в песок, расходятся в крови, как тяжелый наркотик.
Акма над ним тянется к его лицу, а потом как будто взлетает. Холод разливается по груди, сломанная рука немеет, и на несколько секунд это даже приятно. Темноволосый акма, "Топ-хён", трясет второго, держа за подмышки, и тот болтается у него в руках, едва касаясь носочками земли.
-Что это ты вытворяешь?! - Топ-хён трясет Джиёна, как куклу, причудливая прическа разваливается, и выжженные патлы рассыпаются у того по плечам. - Джиён, я не понял?
-Ну хватит тебе, - говорит Джиён примирительным голосом и глядит исподлобья, насколько это возможно в его положении. - Ты прекрасно понял.
Топ встряхивает его особенно сильно.
-Я хочу тебе врезать, - обещает он, хватает Джиёна за лицо еще липкими пальцами с кровью под ногтями, и поворачивает к Ёнбэ. - Гляди на него. Даже я вижу, что на него не подействует.
-Ш тобой подейфтвофало, - не очень внятно говорит Джиён. Топ издает что-то похожее на раздраженное ворчание, хватает его за голову обеими руками и начинает мотать из стороны в сторону, как щенка.
-Я был не чхонса, - звучно излагает он свою точку зрения. - Давай, хён тебе пояснит: вон тот приятель был чхонса, и этот приятель, - Топ снова поворачивает Джиёнову голову, растрепанную, как стог сена, в сторону лежащего Ёнбэ, - тоже чхонса, еще живой и вкусный, и хён очень хочет есть, поэтому предлагаю тебе напополам.
-Не хочу его есть, - упрямо говорит Джиён.
-Вкусно, - говорит Топ, гипнотизируя его с близкого расстояния, едва не утыкаясь своим носом в его, приподнимает густые брови, как веский довод, - давай не целиком, давай только половинку.
Джиён склабится, показывая белые нечеловеческие зубы, трется своим носом о его и говорит:
-Нет. Я правда серьезно.
Топ пару секунд оценивает, как кончиком носа трутся о его переносицу, видимо, ему нравится, потому что он гулко хмыкает и, поколебавшись, отпускает.
Джиён опускается с Ёнбэ рядом, к самому его лицу, длинные светлые волосы касаются пожухлой травы. Он прикрывает глаза и почти трепетно, замирая, будто боясь спугнуть, целует его губами в губы, словно ловит.
У Ёнбэ в груди что-то разрывается, все внутренности будто цепляет и рвет наружу, он чувствует только, как капилляры лопаются в висках. Барабанные перепонки, кажется, разрывает в лоскуты, что-то рвется в носоглотке, брызгает кровь из ушей, ноздрей, из-под ногтей, весь мир превращается в утробный вой.
-Джиён, хватит, - сквозь собственный ор в голове Ёнбэ отчетливо слышит нотки недовольства в хмуром низком голосе. - Хватит играться с едой.
Сквозь густое грохочущее красное где-то в груди, Ёнбэ хрустально-четко чувствует, как кожицу на его нижней губе играючи поддевают и тянут узким кровавым лепестком. Он умирает, и смерть тяжелая, уродливая, страшная. Он боялся ее такую. Он никогда ее такую не хотел. Совсем не хотел умирать так. Донвук-хён. Не хотел умирать совсем.
-Эй, я ревную, - низкий голос звучит над этой смертью с обидой и даже грустно, и она отступает. Ёнбэ в какой-то миг понимает, что кончилось, но даже не может понять, чем. Он не понимает больше ничего.
Он вспоминает себя на короткий миг, покачиваясь в воздухе в такт чужим большим шагам.
-Эй, Ёнбэ, - говорит ему на ухо низкий голос Топа. Говорит без какого-то определенного выражения, незло. Люди так не разговаривают. - Я даю тебе хороший совет. Постарайся умереть сейчас.
Сиденье машины пружинисто ударяется ему в спину и пятки, на лицо падает ткань, и дверца с щелчком захлопывается. Свет фар чиркает под тканью на его глазах, выхватывая крупное плетение нитей, что-то рокочет мимо, и на этом память Ёнбэ заканчивается.
-Почему ты меня тогда не убил? - негромко, почти по-деловому спрашивает Ёнбэ. Слышит, как акма, дергает костлявым плечом, потом снова касается холодным пальцем здоровой лопатки. Рисует сердечко. - Наметился съесть моё сердце, да?
Акма с насмешливым звуком выпускает воздух из надутых щек. Ёнбэ хмурится, отодвигает его локтем прочь и встает.
Мокрый ветер холодит до самых печенок. Чхонса подбирает с камней свою куртку, набрасывает, неловко подвернув больную руку, и думает вдруг, что если бы пистолет сейчас был при нем, он не стал бы размышлять. Это понимание лишено всякой злости. Простое.
Он взвел бы курок и выстрелил, не глядя, чтобы пробило голову, только и всего. Подвинул бы тело носком ботинка и расстрелял бы на камнях крест-накрест, с брызгами, последнюю в рот, аминь. На пляже много сухого просоленного дерева, оно горит жарко и чисто.
Он думал бы обо всем потом, злился бы потом и простил бы потом. И клял бы потом, и…
"Их без толку ненавидеть, - говорил преподобный УайДжи и смотрел вдаль, чуть прищурив глаза, как всегда делал, когда говорил что-нибудь эдакое. - Это все равно что ненавидеть хищников, которые едят мясо. Акмы - наказание человечеству, они наш вирус. Если человечество не выстоит - оно пожрет само себя. Не ненавидьте их. Не надо. Они едят людей, потому что вечно голодны. Им всегда холодно. Они едят живую плоть, чтобы согреться человеческим теплом, но они никогда не наедятся и не согреются, - он долго молчал, пока Ёнбэ и совсем еще новички Сынри с Дэсоном стояли перед ним, боясь вздохнуть. - Акмой быть совсем не здорово ребята. Они вас вряд ли пожалеют, но вы все равно жалейте их. Всех жалейте, - он поглядел на них из-под козырька неизменной кепки и гнусаво подытожил: - Называйте меня "хёном"
Ёнбэ видел Джиёна тринадцать дней назад, в Пусане.
Дэсон увидел, что так произойдет, еще за полгода до их поездки в Пусан, и уже лёжа в ледяной воде молчащего фонтана в старом парке, пока Кан безмятежно дрых в их одноместном номере, Ёнбэ, засыпая, буквально трещиной в ребре вспомнил, что было что-то такое, о чем Дэсон давным-давно предупреждал.
I`m fine, thank you, and you?..
Он видел акму везде. Джиён мелькал в окнах машин, в витринах, он смотрел ему в спину, когда Ёнбэ шел по улице, он отражался в зеркале, когда Ёнбэ умывался, он стоял возле его кровати, пока Ёнбэ спал, он нырял в его сон, близко наклоняясь к самому его лицу, и показывал белые хищные зубы в довольной улыбке, и Ёнбэ вздрагивал, со вскриком просыпался, будя Дэсона.
I`m fine, thank you…
Кан ходил хмурый, и Ёнбэ знал, что Дэсон винит себя в том, что никак не может помочь. Они лежали рядом, прислонившись друг к другу спинами, и Ёнбэ почти с тоской понимал, что они притерлись, хорошо притерлись, настолько, чтобы комфортно работать вместе, но так, как было у них с Сэвен-хёном, или как должно было быть у Дэсона с Сынри, у них двоих никогда не получится. И он знал, что в этот момент Дэсон лежит с открытыми глазами, и думает абсолютно то же самое. И как ни странно, это чувство солидарности, неодиночества в своих мыслях дарило успокоение и давало уснуть, чуя под спиной чужую спину. А потом в его сне к нему прижимался кто-то ледяной, кто-то очень желанный, холодная рука пролезала под одежду, и он снова со вскриком просыпался, и видел грустные и разочарованные в себе самом глаза напарника.
… and you?..
В Пусане он увидел акму на улице. Не помнит сам, зачем вышел ночью из номера - скорее всего, ему ничего и не было нужно. Он увидел Джиёна со спины и просто пошел за ним следом. Сверкающие кварталы отражались в зеркальных очках, когда акма оборачивался, было громко, людно, и одновременно пустынно. Они шли нога в ногу на расстоянии в пять шагов друг от друга. Джиён лукаво усмехался ему, оборачиваясь через плечо, пока они шли по большому кругу. Когда они обогнули широкое зеркало огромного фонтана, из него одновременно вверх рванули тысячи мощных струй.
-I`m fine, - прошептал акма ему в губы в темноте, начало которой Ёнбэ не помнил, - thank you, and you?..
Ёнбэ сам схватил его за голову, словно пытаясь раздавить, сам ткнулся вслепую, ощутил под губами холодные губы, раздвинул их языком, вторгаясь в чужой рот. Второй раз это было совсем не больно, как если бить туда, где отмерли нервные окончания.
Он пролежал в фонтане до утра, с синюшными укусами на шее и губах, с трещиной в ребре, не чувствуя ни боли, ни собственного тела в ледяной воде. Опять не съеденный заживо. Кажется, со дня смерти Донвук-хёна это был первый раз, когда он проспал до утра без сновидений. Когда причитающий Кан наконец нашел его и вытащил, едва не плача от досады и не стуча себя кулаком по голове, Ёнбэ всего знобило, губы обсыпала какая-то дрянь, которая так и не прошла с тех пор. Конечно, это была не простуда.
Хуже, чем сыпь, хуже, чем все чаще одолевающий озноб, хуже даже чем зубы, было то, насколько сильно Ёнбэ стал поддаваться, и насколько поздно стал их Слышать. Сегодня в туалете кафе в аэропорту, он не услышал их прямо у себя за спиной. От этих мыслей его продирает мороз до самых селезенок, и трудно дышать.
Джиён широко зевает, и нёбо у него беззащитное, розовое. Моргает сонно и ёжится, стягивает на лоб пониже черную вязаную шапку, неосознанно потирает ладонями ледяные плечи и осоловело смотрит на море.
Все время холодно и хочется есть…
"Вы все равно жалейте их. Всех жалейте…"
-Джиёна, - зовет Ёнбэ. Квон отзывается, поворачивает голову через плечо, приподнимая брови в беззвучном: "М?..". Ёнбэ буквально кончиком языка ощущает, как во рту расходятся два потока речи, а в голове два сознания, настоящее и иллюзия, как течения, холодное и теплое. Он целовал тот рот, который ел мертвые пальцы Донвук-хёна. Джиён пару секунд ждет, потом линия его губ смягчается, он подвигается и хлопает ладонью по большому камню рядом с собой.
Акма.
Джиён.
Ёнбэ подходит и молча усаживается рядом, сцепляет пальцы на коленях. Квон смотрит сверху вниз недовольно. Расцепляет его кисти и поднимает одну руку, подныривает, устраивает у себя на плече, уютно забиваясь подмышку, прячет ледяные ладони у Ёнбэ под курткой. Ёнбэ почему-то прекрасно знает, как он ужасно сипит и гнусавит, когда простужается.
-Ты простынешь, - говорит Ёнбэ как всегда. Джиён философски улыбается и утыкается ему в шею холодным носом. - Не делай так, ну.
Море накатывает и отступает, и снова накатывает. На том берегу залива из бездонной небесной черноты опускается одинокая сверкающая искра, словно медленно падает.
-Я тебя уничтожу, - негромко обещает Ёнбэ.
Худая рука отрывается от его бока и поднимается, расправляя кисть напротив его лица. Увешанные железяками пальцы изображают "бла-бла-бла", но холодные губы у Ёнбэ на шее больше не улыбаются.
---
-Пирожок хочет пирожок, поэтому мы премся в Макдональдс в четыре часа утра, - бормочет Тедди себе под нос, нервно посмеиваясь. - А ты возле Макдональдса в аэропорту не могла сообразить, что ты хочешь пирожок?
-Тогда мне и не хотелось, - незамысловато поясняет Бом. - А сейчас я как представлю его, - мечтательно говорит она, узя глаза и едва не касаясь ресницами бровей, - с хрустящей корочкой, толстенький пирожок. Ты кусаешь его за бочок - и ты в раю, и красная начиночка лезет из него наружу, и капает, и капает…
-Я сейчас блевану, - сообщает Тедди, глядя, как она шевелит в воздухе тонкими пальчиками с ногтями в стразах. К ее изумлению, он на самом деле съезжает на обочину, глушит мотор и хлопает дверцей. Бом удивленно следит в зеркальце заднего вида, как он едва не бегом огибает машину, действительно со стоном сгибается над кюветом и, судя по звуку, возвращает наружу поллитра колы одним махом. Бом склоняет голову набок в недоумении, но все равно на всякий случай поправляет пальцем осыпавшиеся под глаза тени.
-Буквально дальше, чем вижу, - стонет Тедди, плюхаясь на сиденье, сплевывает на асфальт и захлопывает дверь. - Я из-за тебя не смогу жрать еду из Макдака, пока не стану дряхлым дедом.
-Да ладно? - изумляется Бом, тыкает его жестким кулачком в плечо. - Ты что это, противник вкусных пирожков с начинкой, а?
-Помолчи, Пирож… ах, твою мать, - с чувством говорит Тедди, откидывает кресло назад и натягивает на нос капюшон. - Сама дальше веди. Оппе плохо.
-Ну зачем ты капризничаешь? - укоряет Бом. - Ты что, уже постарел?
-Ты же видела, - говорит Тедди, и его голос без обычного сарказма звучит почти голо, - что там творилось в туалете. Как будто ее взяли живую и разорвали, и таскали по всему полу туда-сюда. Стенки, зеркала, все заляпано. Боми, я как вспомню эти кровавые следы на кафеле, будто она цеплялась, когда волокли, веришь, я здоровый мужик - и то мне страшно до дрожи, - Тедди трет лицо ладонями и снова тянет вниз шнурки на капюшоне. Слова Куша про демонов невольно всплывают в голове.
-Все смеялись над 2012-тым, - говорит Бом, подтягивает ноги под сиденье, складывает локти на приборной доске, смотрит на пустую дорогу вдаль безо всякого испуга, как будто чего-то ждет. - Говорили: "Ха! Не упал метеорит! Ха! Не растаяли льды!" - она потешно взмахивает ресницами. - "Ха! Не вышли компьютеры из-под контроля! Ха! Не прилетели инопланетяне! Ха!.."
-Да понял я, - устало говорит Тедди, - понял.
-Угу, - говорит Бом, отирая локтями панель. - Ну вот. А он начался прямо тогда, под Рождество. А никто и не заметил.
-Чан Хёнсын? - бубнит Тедди из-под капюшона.
-Чан Хёнсын! - со значением говорит Бом, отгибая наманикюренный палец. - Первый, кого съели в ночь с 21го на 22е декабря 2012го года. В темную зимнюю ночь.
-Кто? - задумчиво говорит Тедди, отклоняясь в кресле еще чуть-чуть.
-Никто не знает, - говорит Бом, - и никогда не узнает. Просто все взяло - ам-ам! - и с этого началось.
-Ты опять намекаешь… - нехотя говорит Тедди.
-Это не люди "ам-ам" делают, - Бом качает головой, подпирает ладонями круглые щечки, глядя в окно. - Мне еще моя прабабушка говорила, что они придут. Она их предвидела безо всяких индейцев майя.
-Слышь, Пиро… жок, - все-таки договаривает Тедди, чуть прикрывая глаза на секунду, - сдается мне, она говорила про северокорейцев.
-Да? - Бом удивленно склоняет голову набок. - Не думала про это.
-Я думал, - с тоскливой ненавистью говорит Тедди и снова заводит мотор, включает радио. - Познакомлю вас с Кушем… вам будет что обсудить…
-Новая система защиты от сглаза, - бодренько вещает радио. – Всего за…
-У, - разочарованно говорит Бом, - дорого.
-Серебряные браслеты системы Восходящие Боги Востока, освященные самим Папой Римским в Ватикане! Система «DBSK» - защита от нечистой силы для Вас и Ваших близких!
-Просто офигеть, - подытоживает Тедди, - нас ждет вторая Священная Римская империя. Только не та, что из учебников по истории, а новая, чисто на религиозно-маркетинговой основе. Лет пятьдесят назад кто бы мог предположить, что новые территории к себе будет присоединять не США, не Россия, не Китай, а сраный крошечный Ватикан?! Священный Евросоюз - кто бы мог додуматься до подобной херни?! Исламский мир объединяется, Африка - и та объединяется под своей помесью вуду с мумба-юмбой. Россия и СНГ все телятся со своим Союзом Православных Стран и никак не могут договориться, США все хочет объединиться с нефтью исламского мира, доказывая всем, мол у них в Штатах арабов чуть больше, чем дофига, все направо-налево нарушают Конституцию, судятся друг с другом и устраивают протесты, потому что в каждой стране есть типы вроде меня, которые верят только в хороший хип-хоп. В Японии буддизм поругался с синтоизмом, Америка вносит путаницу, Северная Корея проводит полномасштабные ядерные испытания, а мы сидим и ждем, с кем бы объединиться, чтобы нас вытащили из этого говна.
-Я тут недавно узнала, что у моего дяди вся семья ушла в паломничество, - говорит Бом и вздыхает, - продали все и ушли в общину, в леса.
-Ты видела новые законы? - угрюмо говорит Тедди. - Теперь каждый может оформить собственную секту проще, чем индивидуального предпринимателя. Плати налоги - и приноси свои жертвоприношения спокойно, за расчлененку в пригородных лесах огромным штрафом облагаются все секты региона, так что больше расчлененки, йоу! Официально утвержденная официальная религия? - что за чушь! Насильные крещения, гонения, штрафы, налоги. А людей при этом пропадает все больше. А теперь началась еще и эта ебоверть с сожжениями заживо…
-Это появились охотники, - кивает Бом, - это хорошо. Бабушка говорила. Они защищают нас по-настоящему.
-Твою мать, - обескураженно говорит Тедди. - У вас с Кушем, случаем, не одна бабуля на двоих?
-Участки возле пресвитерианской церкви Ханьян, всего за…
-За последние полгода подорожало в четыре раза, - угрюмо отмечает Тедди. - Во всем Сеуле нигде не купишь чеснока. Я думаю, Папа Римский и без того оставил позади себя все рекорды по накоплению капитала, которые только видывало человечество, а все равно, мне б на его месте было обидно видеть, как на его имени наживаются в одной только Корее, - Тедди поднимает спинку кресла и цыкает. - Не верю в потустороннюю поебень, но верю в поистине сатанинскую маркетинговую политику. Все это в головах людей. На этих убийствах открылась такая золотая жила, замешанная на чертовщине и всеобщей истерии, что теперь ситуация будет такая же, как с лекарством от рака: людей можно спасти, да, но кто же захочет терять свой доход от производства оборудования и препаратов для химиотерапии? Это нельзя было не выдумать. А люди продолжают гибнуть…
Когда Тедди был еще маленьким, огромный универмаг в центре города назывался Lotte. Хороший был универмаг, красивый, Тедди иногда позже даже испытывал угрызения совести за то, сколько они с пацанами там натырили кассет с американским рэпом в старших классах.
Много лет спустя, кажется, в том году, когда он отслужил в армии и наконец взялся за ум, Бом закончила школу, и они поступили в академию при министерстве внутренних дел на один курс, он на факультет вооруженных сил, она на медицинский, на паталогоанатома, универмаг переименовали в YG. Хуже он не стал, наоборот, даже лучше, Тедди до сих пор иногда с ностальгией вспоминает, как он ждал Бом после пар, и они зависали в этом универмаге, катаясь на эскалаторах и прогуливаясь по сверкающим этажам под высоким хрустальным потолком - он, засунув руки в карманы широких штанов, и она, с чупа-чупсом и длинными-длинными ресницами, семеня за ним следом в своих неизменных порно-платьицах. Потом ее отец, который уже тогда был начальником городского отделения полиции, их застукал, и чуть не пристрелил его из табельного. Конечно, суть не в этом.
До тоски паршиво понимать, что уже тогда, десять лет назад, на подземных этажах этого универмага, глубже, под складами, зарождалась целая сектантская база, все то, что они увидели сегодня, когда арестовали наконец заведение. Оружейные склады, по сравнению с которыми склады их управления выглядели убого, какая-то хрень, похожая на места для жертвоприношений, какие-то собачьи или непонятно чьи головы, кресты, какие-то круговые узоры на полу, похожие на вудуистские веве, бусы.
Такое ощущение, что насрали тебе прямо в молодость.
-Гляди, оппа, - Бом подается вперед и стучит длинным ногтем по стеклу, прерывая его мысли. - Появились, - Тедди невольно приподнимается.
Дорогу постепенно затягивает предутренний туман, такой мокрый, что, кажется, можно потрогать руками. Тедди не верит во всякую ерунду, а все равно невольно думает, что в такое время суток и случается всякая дрянь.
Метрах в ста впереди машины на дорогу прямо под криво стоящий фонарь кто-то вылезает из парка с уходящей по холму вниз обочины. Двое - низенький коренастый парень с ирокезом торчком, и патлатая деваха модельного роста в балахоне… или…
-Это парень! - изумленно комментирует Бом. - Ничего себе.
Двое вылезают на тротуар, отряхиваются, стоят, о чем-то толкуя, потом низенький отворачивается и бредет прочь по тротуару. Патлатое существо стоит неподвижно с минуту, как неживое, глядя, как второй уходит. Тедди уверен, что не моргает, когда перспектива как будто ломается, и из места под фонарем Оно оказывается прямо за плечом у медленно бредущего коротышки, и шагает с ним в ногу.
У Тедди во рту высыхает слюна. Желудок переворачивает сам себя. Он не видел перемещения. Оно было тут, а потом сразу стало там. Неужели, он мог выпасть на несколько секунд с открытыми глазами?
Он только хочет бестолково попросить Бом ущипнуть себя, как по стеклу заднего вида чиркает свет фар. Тедди дергает ручку двери, - и его накрывает звоном и грохотом, как будто мимо проносится поезд метро.
Он видит, что сам падает на асфальт коленями, но не чувствует. Он видит все: как грязноватый минивэн круто виляет, огибая их машину и его самого на дороге, дверь распахивается на ходу, и какой-то парень выбрасывает руку с пистолетом, держась за поручень. Тедди отчетливо успевает выхватить его большой нос с горбинкой и крупные зубы, когда лицо освещает вспышка выстрела. Видно, калибр крупный - патлатое существо отшвыривает на обочину, как тряпичную куклу. Коротышка бросается вперед, как на таран, но не успевает подхватить - двое из фургона подхватывают его самого на ходу и дергают в машину. Тедди видит, как мертвое тело плюхается на асфальт в темноту, минивэн рвет с места, мелькая красными огнями, и набирает скорость. Тедди ни черта не слышит - пронзительно-высокий звук в голове перекрывает все, как будто кровь орет. Визг в ушах на мгновение удваивается, доходит до электрического треска, а потом обрывается так резко, что голову стискивает болью, как от перепада давления. Пару секунд глухая тишина, и Тедди думает, что только что перенес инсульт, и инстинктивно пытается встать. Ватную тишину острыми иголками пробивает цоканье шпилек Бом. Тедди хрипит, сплевывает, на ватных ногах пытается подняться и бежать вперед, как будто преодолевая сопротивление воды.
Если только что это был не инсульт - то теперь точно он. На асфальте, куда рухнуло тело, пусто и чисто. Тедди бестолково крутится на месте, замедленно, как пес, который идет за своим хвостом. Бом стоит на коленках и растерянно трогает асфальт, оглядывается по сторонам и снова трогает.
-Боми, - сипло выдавливает Тедди, силится сглотнуть, но у него не выходит. - Расскажи мне про твою бабулю…
-Ну-ну-ну, вот так… - Топ осторожно усаживает безвольное тощее тело на парковую скамейку на склоне подальше от дороги. Собирается дождь, шумит в кронах сосен, и утро слишком раннее, и в парке никого нет. В воздухе пахнет зимним штормом и хвоей.
Голова Джиёна закидывается на спинку деревянной скамьи, безвольно изламывая шею. Топ пару секунд смотрит, уперев руки в бока. Замечает на груди балахона обожженную дырочку от пули, присматривается, потом указательным пальцем оттягивает ворот и заглядывает ему за шиворот. Нитка жемчуга легонько стукается о закинутый подбородок. Топ замечает что-то еще, осторожно сколупывает ногтем кожу между ключицей и шеей, подцепляет блестящий металл и тянет, тянет, пока не вытаскивает наружу целую чайную ложку. Читает выгравированное название кофейни на ручке и удивленно хмыкает.
Где-то вдалеке над морем, которое расстилается у подножия парка, ворчит гром. Топ садится на скамейку рядом с Джиёном, поддернув брюки, закладывает ногу на ногу и устраивает холодную длинноволосую голову у себя на плече.
-Спишь, - говорит он медленно, похлопывая его по макушке. - Какой смешной. Когда проснешься, хён угостит тебя чем-нибудь вкусненьким. Да?
Голова немного сползает, и к обтянутому пиджаком плечу прижимается мягкая щека.
-Нет? - Топ наклоняется, чтобы заглянуть в лицо. - Не хочешь вкусное? А чего хочешь? - Джиён зарывается носом в его пиджак. - Что?.. С кем?.. Эй, я же говорил, что ревную.
Джиён со вздохом отрывает ступни от земли, поднимает и перекидывает через его ноги. Топ поглаживает узкую коленку, обтянутую черным.
-Ладно, знаешь, - неторопливо заговаривает он опять, голос чуть ниже, чем обычно, - я хотел тут с тобой посоветоваться насчет кое-чего, - Джиён сидит, прислонившись к его груди и зажав ладони между ног, слушает и отсутствующе смотрит куда-то. - Я встретил сегодня кое-кого, - себе под нос говорит Топ и неосознанно ковыряет пальцем чужую коленку. - Его зовут Кан Дэсон. Он чхонса. Но он славный. Как… он тебе?
Джиён молчит.
-Если честно, - смущенно говорит Топ, - это он в тебя сейчас выстрелил.
Кулак с положительно оттопыренным вверх большим пальцем безмолвно поднимается на уровень его глаз.
-Правда? Он тебе нравится? - Топ пытливо и радостно заглядывает Джиёну в лицо. Тот кивает для подтверждения. - Это хорошо. Здорово. Значит, ты не против, если я в него поиграю?
"Не против" - беззвучно складывают бледноватые губы. Топ снова легонько похлопывает его по макушке и смотрит в сереющее вдали небо.
-Надеюсь, я не налажаю, - немного обеспокоенно признается он. - Мне не очень хочется перестать разговаривать, как ты. Представляешь, - говорит он, - если мы оба онемеем. Нам придется разговаривать записками - можно будет купить стикеры и клеить.
Джиён поднимает голову и снизу пристально, долго смотрит ему в лицо, медленно опускает ресницы. Топ молчит в ответ, потом неуклюже проводит большим пальцем по его подбородку, стирая грязь, которой там нет. Спрашивает:
-Не смешно, да?
И Джиён улыбается ему в ответ.
-Как думаешь, - спрашивает Топ, рассматривая карие глаза, до которых так и не добежала улыбка, - я тебя больше никогда не услышу? Совсем больше никогда?
Джиён пожимает плечом и отводит взгляд. Топ целует его куда-то наугад, не то в щеку, не то в висок, обнимает и прижимает к себе покрепче. Джиён прикладывает ухо к его груди, где ничего не бьется, и затихает.
Топ почти уверен, о чем Джиён думает, когда слушает эту тишину. Он и сам иногда пытается вспомнить, было ли ему больно, когда Джиён ел его сердце, и кем он сам был до этого, но ничего не вспоминается. Он помнит только свое собственное имя: Чхве Сынхён. И все.
Наверное, это к лучшему.
---
-Окстись, хён! - орет Сынри, пытаясь покрепче ухватить Ёнбэ поперек груди, но это все равно что пытаться сграбастать бешеную собаку. Сынри где-то читал о таких - которые не разжимают зубы даже после того, как им отрубают голову.
-Зачем?! - страшно кричит Ёнбэ-хён, раз за разом расшибая Дэсоновой головой пластиковую перегородку между сиденьями. - Зачем, Дэсон?! Зачем?!
Дэсон уже весь бордовый, вцепившись в его руки, он никак не может изловчиться, чтобы отпихнуть его в грудь ногой, не выбив им противоположное окно. Дэсон выше и крупнее, но даже он ничего не может сделать - наполовину от растерянности, а наполовину от того, что хён лупит во всю силу, на самом деле пытаясь покалечить. Глаза у Ёнбэ дикие, почти белые, а голос высокий, надтреснутый, как у раненой птицы, и он все бьет и бьет Дэсона затылком, и Сынри с Минзи пытаются оттащить его за руки в узком пространстве салона минивэна, но ощущение такое, словно они вдвоем пытаются сдвинуть с места штамповочный станок.
-Харе тусить там! - орет Сиэль с переднего сиденья. - Я сейчас с дороги съеду!
У Дэсона под затылком хрупает стекло, и, ослепленный инстинктом самосохранения, он наконец со всего маху заезжает Ёнбэ коленом в ребра с больной стороны. Тот с хрипом сгибается, врезаясь в противоположную стену вместе с Сынри, и фургон аж накреняется.
-Ман, уймись! - зычно рявкает Куш, безуспешно пытаясь поучаствовать с переднего сиденья, но все никак не может перелезть. - Что в тебя вселилось?!
-Это был Джиён, - сипит Ёнбэ очень высоко и сдавленно, и все вдруг видят, что его трясет крупной дрожью. - Это же был Джиён… зачем… ты же Джиёна убил… что же ты сделал?
-Какой… - лепечет Дэсон, неверяще трогая затылок, глядит на запачканные красным ладони, - какой… еще…
Сынри каким-то чудом успевает ухватить Ёнбэ сбоку, и кулак лишь чуть не долетает до Дэсонова лица.
-Ты понимаешь, что ты сделал?! - орет Ёнбэ, брызгая слюной, бешено рвется у макнэ из рук. - Ты Джиёна убил!
-Выруби его! - гаркает Куш. - Дэсон, выруби его! Прямо сейчас!
Совсем ошалевший Дэсон затравленно озирается, не понимая, кого убил, кого вырубать, что вообще произошло.
-Да бейте уже кто-нибудь, вашу ж мать! - не своим голосом вопит Сынри, когда Ёнбэ едва не вырывает ему клок волос, пытаясь оторвать от себя.
Бутылка пива с хлопком расшибается Ёнбэ об голову, лопаясь, как мыльный пузырь, окатывает пеной и осколками Ёнбэ с Сынри обоих. Старший мгновенно замолкает, а потом, как будто подумав пару секунд, медленно расслабляется и оползает вниз. Минзи провожает его глазами, судорожно сжимая в руке отбитое горлышко бутылки и так и не закрыв рот.
-Малая, - нарушает гробовое молчание Куш спустя какое-то время, - ну ты совсем опупела?.. Зачем же ты… напитком-то?
-Простите, - тихо лепечет девочка, неуверенно озирается на обалдевшего Дэсона, пухлые губы вздрагивают. - Как глупо получилось…
-Он совсем ку-ку? - спрашивает Сиэль, вытягивает шею, глядя в зеркало заднего вида. - Вроде тот патруль за нами не поехал…
-Что случилось? - слабо доносится с пола обычный негромкий голос Ёнбэ. Кажется, удар пришелся наискось, и его только чуть оглушило.
-Хён, - осторожно говорит Сынри, ёрзая между его спиной и сиденьем в вонючей пивной луже и осколках, - ты окстился?
-Айгу, - потерянно бормочет Дэсон, держа перед собой руки с окровавленными пальцами, глаза у него необычно широкие и испуганные, - хён, да за что же ты меня?.. Про кого ты толковал? Какой еще Джиён? Что ты? Я никого, никого не убивал…
Ёнбэ растерянно моргает у Сынри под рукой узкими глазами, из лопнувшего уголка рта течет сукровица.
-Хён, - шипит Сынри, - если ты окстился, ты не привстанешь? А то твой локоть у меня прямо на…
-Ой, - шепчет Минзи и что-то оторопело подбирает с пола, - зуб… Я же… совсем несильно…
-Как я тут оказался? - безо всякой осмысленности во взгляде бормочет Ёнбэ.
-Кто такой Джиён? - спрашивает Дэсон.
-Почему ты шел с акмой? - интересуется Сынри. - И все-таки, если можно, привстань с моих…
-Где мы?
-Ёнбэ-оппа это твой зуб?
-Там Макдональдс, - говорит Куш. - Заедем?
-Хочу леопардовые очки, - говорит Сиэль. - Если уж тут все несут чушь рэндомом.
-Дэсона, - слышно, как до Ёнбэ начинает доходить, - кто тебя так? Что случилось?
-Хён! - Сынри едва не срывается на фальцет. - Я тебе сейчас обрисую ситуацию, ты только привстань, окажи такую любезность!
-Поворот! - возвещает Сиэль и дает по тормозам, вписываясь прямёхонько перед окошком для заказов напротив юного лица в фирменной кепке. - Ваши заказы.
-Кофе.
-Кола.
-Лёд.
-Мясо, - говорит Ёнбэ. - Что-нибудь с мясом, если можно...
-Мелочью принимаете? - спрашивает Куш и улыбается в окошко, не вынимая косяка из белых, как сахар, зубов. Мальчик в кепке неуверенно кивает.
Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 21 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |