Название: Dazed & Confused Фандом: BIGBANG Автор: Shiwasu Бета: Chest Дисклеймер: не принадлежат, не извлекаю, надеюсь, не узнают. Совпадения с реальностью случайны Пейринг: Big/Bang Рейтинг: 1 страница

Название: Dazed & Confused
Фандом: BIGBANG
Автор: Shiwasu
Бета: Chest
Дисклеймер: не принадлежат, не извлекаю, надеюсь, не узнают. Совпадения с реальностью случайны
Пейринг: Big/Bang
Рейтинг: NC-21
Жанр: AU
Размер: 6 tracks+Outro
Статус: закончен, в процессе бетинга
Предупреждение: содержит сцены насилия, если у Вас неустойчивая психика или религиозный склад ума - пожалуйста, не читайте
Предупреждение особое: пожалуй, самый мрачный из всех моих текстов
Саммари: сложно
Размещение: с разрешения
От автора: еще раз простите, что так долго. Надеюсь, у вас не испортится настроение.

He ate my heart,
He a-a-ate my heart...

Lady Gaga, "Monster"

1. CAFE

У 3 849 233 человек по всей Корее фамилия "Пак".
У Тедди фамилия Пак. У самой Бом - тоже фамилия Пак. Даже у президента республики фамилия Пак. Но из всех своих однофамильцев Бом сидит и болтает именно с этим.
Санхён "Гром" Пак, местный секс-символ и младший братец Дары, закадычной подруги Бом. Вечный покерфейс, глаза, как у кошки, и нос, которым можно накрыть половину Корейского полуострова. Конечно же. Тедди сплевывает в окно и делает магнитолу погромче.
Нельзя сказать, что инспектор Тедди Пак особенно верил в приметы. С другой стороны, Тедди что-то подсказывало, что даже верь он в сглаз и прочую ерунду, от того, чтобы похвастаться завтрашней операцией, его бы это не удержало.
Да, "уже здорово не терпелось" - это не оправдание тому, чтобы накануне трындеть о захвате религиозной секты за картами. Тедди мстительно сжимает руль, словно пытается сделать ему побольнее, и хмуро пялится на дорогу своими ястребиными глазами. Его распирает от досады, нехорошие мысли давят на голову. Преследует желание обвинить кого-нибудь, и он прикидывает, что этим кем-то станет Куш. Тот факт, что вчера Куш ухитрился выиграть у него в карты желание, чего Тедди вообще терпеть не мог, становится отягчающим обстоятельством.
-Неужели! - восклицает Бом с неподдельным восторгом. - Прямо засыпать сахаром и оставить?
Тедди переключает на четвертую. Кто мог знать, что Куш умеет так нагнетать. После его идиотских советов и гнусных пророчеств Тедди дерьмово спал, не проснулся вовремя, следовательно, не побрился. А все знают, что когда инспектор Тедди Пак не успевает с утра побриться, в отделе случаются самые паршивые дни. Пожалуй, это была единственная примета, в которую Тедди верил. Он супит брови под капюшоном, прижимает педаль газа ногой, и кляксы деревьев за окном сливаются в бесконечную грязноватую массу, как карандашный рисунок, смазанный рукавом.

Они были знакомы с Кушем пару лет, не абы какой срок, но Тедди склонен был назвать это чем-то большим, чем приятельство на почве общего пристрастия к хип-хопу, пиву и картам. В те моменты, когда они в его редкий выходной сидели в захолустной студии знакомых чьих-то знакомых, это напоминало едва ли не дружбу. В души они друг другу не лезли.
Куш знал, что Тедди работает в полиции, Тедди знал, что Куш занимается по жизни какой-то ерундой, вроде торговли подержанными великами, читает регги и всегда знает, где разжиться хорошей дурью. Иногда Тедди размышлял по вечерам и приходил к выводу, что даже немного завидует ему по-хорошему. Если бы не обостренное не в меру чувство справедливости, пожалуй, он вел бы такую жизнь и сам, читал бы реп или даже сколотил бы собственную андеграундную хип-хоп банду и страдал фигней до самой старости. В такие вечера ему хотелось позвонить кому-нибудь из друзей юности, особенно Тэбину, вспомнить былое, поделиться мыслями. И он чувствовал себя безнадежно старым. Поэтому никогда не звонил.
Во времена дружбы с Тэбином старость выглядела так, как он сейчас: тридцать три, развелся с женой, врожденное раздолбайство не дало подняться выше районного инспектора и намекает, что не даст и в дальнейшем, раз он даже в карты ухитряется продуть. Платит алименты, редкие вечера проводит в захламленной студии с каким-то непонятным чуваком, а потом впадает в уныние, когда думает о том, что по факту успел сделать в своей жизни.
Тедди угрюмо косится налево и мысленно отщелкивает еще одну костяшку на счетах уныния: а любовь всей его жизни, еще та самая, школьная, единственная причина, ради которой он вообще ходил на эти долбанные уроки много лет назад, сидит сейчас на пассажирском сиденьи рядом, машет длинными ресницами и щебечет по телефону с инспектором Паком. Который не Тедди.
На чашу грехов Куша сваливается еще пара камней.
При всей своей философской меланхоличности, которая вообще присуща адептам бога Джа, Куш, как выяснилось, был мастером плеснуть воды на печку. Тедди и так не сказал бы, что готовящаяся облава на религиозную секту вызывала в его душе чувство комфорта и домашнего уюта, но Куш, заслышав о мероприятии, глубоко затянулся, помолчал, складывая карты стопкой, а потом загробным от дыма голосом сказал:
-Я хочу, чтобы ты выстрелил себе в голову.
-Это что, - сказал Тедди, - и есть твое желание?
-Нет, - мягко ответил Куш, глядя полуприкрытыми глазами. – Если они начнут тебя жрать, ты должен выстрелить себе в голову. Это совет…
Тедди косится на неплотно закрытый бардачок и чувствует, как слюна закисает во рту. В бардачке у него лежит замусоленная от долгого пользования копия дела религиозной секты, которую они в отделе между собой условно называют "Семейкой УайДжи". По аналогии с древним сериалом про Аддамсов.
Тедди знает, что это дело - именно такое, ради каких его чувство справедливости не дало ему остаток жизни почивать за микшером в кепке задом наперед. Когда он думает об этом деле, его с души воротит.
Папка толстая, как каталог продажи "Из рук в руки". Это толстый ежемесячник ужастиков с декабря 2012, и самое страшное в нем – его обложка, которая говорит о том, что это официальный документ.
Ни у кого не укладывалось в голове, кто или что начало ходить по улицам ночами: людей убивали и явно ели. В каждой стране мира. Никто не понимал, как это возможно технически - тела оставались выгрызенными изнутри, съеденными частично или даже целиком - на месте всегда оставались только кисти рук с обгрызенными обрубками. Название про "семейку", дала секте Бом: "Похоже на «Вещь» из Аддамсов…" - грустно сказала она, трогая скрюченную кисть мертвой руки пальцами в резиновой перчатке патологоанатома. Именно поэтому первым, что сделал Тедди, когда получил копию дела на руки, - повыдергал оттуда все до единой фотографии. Не хватало еще постоянно носить такое при себе: лежи это дело не в бардачке, а где-нибудь на земле, там трава бы еще лет сто не росла.
Тедди еще раз сплевывает в окно, сглатывает неприятный комок в горле и думает о том, что Куш со своим загробным голосом отнюдь не подбодрил его духовно.
-Стреляй в голову, пока жив, - сказал он и даже был настолько любезен, что пояснил: - Людей едят не люди. Ты охотишься на демонов, - он сонно улыбнулся. - На демонов. Акма.
Тедди тогда аж запнулся о собственную реплику. Потерев затылок, где когда-то торчала копна дредов, Куш завел космооперу про закон сохранения энергии:
-Душа, - хрипло говорил он, чуть покачиваясь на стуле. – Ты знаешь, что такое душа? Никто не знает. Она за пределами понимания, она за пределами любых законов, кроме Божьих. Это совсем не как пищевая цепочка, знаешь, - курица ест зернышко, человек ест курицу, превращается в землю и снова в зернышко, и снова в часть курицы, а потом в часть человека. Душа может исчезнуть. Если акма съест с телом душу, она не попадает никуда. Она исчезнет из круга перерождения и не появится нигде больше. Это конец в метафизическом смысле, за пределами обычной физической смерти. Как представить, что человека изначально не было. Поэтому послушай совет: если они начинают жрать тебя - стреляй себе в голову, как разведчик. Против них пули тебе не помогут, поэтому дай своей душе убежать, успей выпустить ее из тела – и она сможет вернуться в этот мир, чтобы делать добрые дела.
Тедди невольно покосился на горсть травы и осведомился, не гидропоник ли это. Куш хрипло засмеялся и сказал, что да, гидропоник. Тедди комментировать не стал и молча сходил себе за пивом.
-Не смотри им в глаза, - сказал Куш, терпеливо дождавшись его возвращения. - Предупреди своих.
-Превращусь в камень? - Тедди признал, что тема демонов, зернышек и законов божьих его конкретно напрягла, но и не слушать он почему-то не мог.
-Не, не в камень, - мягко пояснил Куш, глотнул его пива и расслабился, - ты не поймешь даже, что с тобой произошло. Это, - он плавно повел зажатым в смуглых пальцах косяком, - такая смешная ерунда по сравнению с тем, что они делают. Ты смотришь ему в глаза - и вспоминаешь, что он - твой друг из детства, твой брат, твоя любимая женщина, твоя конечно никогда не попадавшая под грузовик собака, а ты сам - король Вьетнама, или счастливый семьянин, и вы знакомы с ним тысячу лет, и никогда не расставались. А потом ты приходишь в себя от своего собственного жуткого крика и еще успеваешь увидеть, как тебя едят заживо - как животное, начиная вот отсюда, с мягенького, - Куш тыкает Тедди кулаком в живот и ласково улыбается.
-Никогда не думал, что так скажу, - честно признает Тедди, - но завязывал бы ты с этим говном.
-Псалом седьмой, - объявляет Куш, встает и начинает прохаживаться по студии, - …на Тебя я уповаю; спаси меня от всех гонителей моих и избавь меня; да не исторгнет он, подобно льву, души моей, терзая, когда нет избавляющего…
Слушая, как он нараспев читает, бродя туда-сюда, как шаман, и задевая предметы, Тедди борется с желанием ладонью загладить стоящие дыбом волосы у себя на руках.
Допив и докурив свою норму, Куш обнимает его за плечи и предлагает отменить облаву на секту и попить вместо этого пива и записать хороший трек.
-Это твое сраное желание? – угрюмо спрашивает Тедди.
-Нет, - безмятежно говорит Куш, - это опять совет. Ты хочешь взять не тех. А у меня как раз родилась отличная идея для аранжировки…
Куш клюет носом, засыпает, просыпается, все-таки показывает Тедди свою аранжировку, потом засыпает окончательно. Тедди снимает с него ботинки и укладывает прямо на диване в студии. Смотрит на время, с чувством плюет и укладывается рядом сам, думая, что перед хозяевами студии с утра получится нехорошо.
А потом всю ночь лежит, прикрыв локтем глаза, и не может отвязаться от чувства, что у него в желудке ворочается холодный кольчатый червь, и какая-то мутная круговерть в голове не дает ему уснуть. И под утро он на самом деле просыпается от собственного жуткого крика, когда ему снится, что Куш нависает над ним, словно любовница, бормоча на разные голоса, и собирается вонзить ему в мягкий живот окровавленные, острые, как у лисицы, зубы.
Он матерится в голос, когда просыпается и видит, что настоящий Куш с нахмуренным лицом сидит на корточках возле дивана, очень сосредоточенный и трезвый.
-Гроза, - сипло проговаривает он. - Молния. Или гром. Есть что-то знакомое?
-Пошел ты на хуй, - говорит Тедди со всем чувством.
-Пятеро ваших умрут, - тихо говорит Куш, точно в чем-то признается. - Не завтра, но скоро. Будь начеку, - и Тедди посылает его по матери еще раз так смачно, как еще никого и никогда не посылал.
Акма.
Эта ерунда не дает ему спокойно жить все последующие дни до операции, в голове все торчит эта фраза про жуткий крик, не дает толком спать ночью, не дает вовремя встать в нужный день, побриться и морально собраться.
В итоге он заканчивает тем, что когда они едут обкладывать искомый универмаг, где базируется "Семейка", в машине начинает инструктировать своих парней, чтобы те стреляли себе в голову, если кто-то вдруг начнет их жрать. Собственно, он успевает сделать из себя посмешище еще до настоящего провала. Универмаг работает как обычно, толпа покупателей, симпатичные девочки раздают флаеры и светящиеся палочки с желтыми коронками, и конечно, тех, кто им нужен, уже давным-давно нет, как не было.
Тедди едва не пропускает указатель на аэропорт, но вовремя успевает круто свернуть направо. Осенние сумерки еще темнее от висящего в небе дождя, и на душе у Тедди скверно как давно не было. Паршиво.
Госпожа патологоанатом теребит огромный комок плюшевых зверят и блестящих бирюлек, на котором, как брелок, болтается телефон.
-Да, инспектор Пак? - радостно говорит она, и пухлые губы растягиваются в улыбке.
Тедди выплевывает жвачку в щель окна и тыкает кнопку магнитолы. Нет, против группы Грома он ничего не имеет, там толковые ребята, сегодня именно они смогли восстановить удаленную базу на найденных компьютерах, информацию о заказанных билетах на рейс из Пусана на имена Донг Ёнбэ и Кан Дэсона, так что хотя бы к двоим из шайки у них остались ниточки. Конечно, рейс на сегодня, на сейчас, и шанс кого-либо поймать у них до удручающего маленький, но все-таки, Тедди был рад любому предлогу свалить из этого оцепленного супермаркета, где на каждой желтой полицейской ленте было, казалось, написано не "Stay Out", а "Гляньте, как Тедди Пак опозорился". В итоге, Тедди оставил арестованное логово на откуп младшему инспектору Паку, который сразу ринулся искать знаки, и рванул в аэропорт, невыспавшийся и злой, как черт.
-Да-да, инспектор Пак, пока-а-а, - щебечет Бом в трубку, прижимает телефон к груди и вся аж жмурится. - Ах, Гром, какой ты замечательный Гром!
-Ага, - мрачно буркает Тедди, - глянул бы я, если б у его группы был позывной "Собачья Какашка", как его сестра называет, взял бы он себе такую кличку…
-Он замечательный! - продолжает Бом, будто не слышав. - Поставлю-ка я его фотографию на заставку.
-Вот зачем ты увязалась за мной в аэропорт, а? - угрюмо интересуется Тедди. - Какой мне толк от паталогоанатома на паспортном контроле?
-А вдруг пригожусь, - рассеянно говорит Бом, ни на секунду не отрываясь от телефона. - У, вот эта хорошенькая!
-А мне что-то подсказывает, что просто кое-кто тиснул жратвы из универмага, - говорит Тедди, - и решил слинять под предлогом. Эй, откуда у тебя столько фоток этого Грома?
-Код 1TYM, - рявкает рация ни с того ни с сего, - аэропорт Инчхон, убийство, - Тедди зачем-то нажимает на тормоза. - Пропала сотрудница, объявлявшая рейсы, Пак СунХи, 23 года. В туалете обнаружена кровь и кисти рук. Повторяю, всем постам…
-Ну твою мать, - только и говорит уже все понявший Тедди, и у него начинает звонить телефон. - Ублюдки, с трапа сойти не успели, сволочи!
Донг Ёнбэ. Кан Дэсон.
Бом лезет на заднее сиденье за валяющимся там медицинским кофром, наваливаясь мягкой грудью и занавешивая Тедди все поле зрения длинными волосами. Тедди взбешен настолько отчаянно, что его не трогает даже это.
-Знаю! - рявкает он в трубку.
-Девушка объявляла рейсы, - задумчиво говорит Бом, щелкая замками и перекладывая упаковку резиновых перчаток внутри, - представляешь, какая путаница там сейчас начнется? Ой-ой…
-Вот и ты пригодишься, - мрачно говорит Тедди, - пристегнись, Пирожок.
-Есть, - говорит Бом, думает, потом тыкает фотку, где Пак Санхён стоит в особо удачном ракурсе, опоясанный кобурой, и медленно повторяет: - Вот и пригожусь…

---

Все тридцать два зуба ноют на одной ноте, как слаженный камерный хор. Это мешает жить. Ёнбэ риторически спрашивает у зеркала, неужели, он такой редкий счастливец, что у него начали резаться одновременно все четыре зуба мудрости. Он сильно сомневается, что на четыре зуба сразу хватило бы мудрости даже Далай-Ламы.
За его спиной в одной из ряда кабинок раздается шум, которого многовато на одного, кто-то кашляет театральным баритоном, еще кто-то прыскает. Ёнбэ нечаянно видит под дверью кабинки тень чего-то четырёхногого и поспешно переводит глаза обратно на свое отражение.
Лицо серое, как туалетная бумага. Тени под глазами можно списать на недосып и перелет, но трещины на губах, которые не давали даже толком улыбнуться, вялость, постоянный озноб и желание только спать и есть, есть, есть, ему совсем не нравились. Дико хотелось мяса.
Ёнбэ устало щурится исподлобья: диеты и перегрузки в зале дают о себе знать - иммунитет с ним уже раскланялся. Обе челюсти аж ломит, сзади что-то мешается. Ёнбэ споласкивает пальцы тёплой водой из-под крана и сосредоточенно лезет себе в рот. Ранка в уголке губ опять трескается с противным уколом, в кабинке сзади все затихает. Ёнбэ нащупывает зуб, и в эту же секунду мысль: "Что это у меня?!.." распахивается во всей его голове парашютом.
Зуб под его пальцем мягко подается и приподнимается одним краем над десной с нежным чавком. У зуба нет корней.
Ёнбэ перестает дышать. Он точно так же замер, когда ему было четыре, и у него зашатался первый молочный зуб. Но это было девятнадцать лет назад, и сейчас Ёнбэ глядит на себя невидящими глазами и не очень соображает, что делать.
Он автоматически вытирает окровавленную подушечку пальца о бумажное полотенце, медлительно отрывает один квадрат неверной рукой. Потом открывает рот пошире, окончательно надрывая запекшийся уголок рта, насухую ухватывает держащийся на честном слове зуб и легко скручивает с мягкой десны. Рот наполняется солоноватой слюной, Ёнбэ смотрит на свой выпавший зуб в салфетке, на неровный краешек, как будто обрисованный красной акварелью, и даже не догадывается сплюнуть. Ему двадцать три, и он абсолютно уверен, что на коренные у него сменились все зубы.
В голове, как дурацкая реклама, всплывает мысль, что надо было послушать Джиёна, поставить виниры, он вон ходит и горя не знает. Это глупо, это ничем бы не помогло. Ёнбэ споласкивает руку и снова лихорадочно лезет дрожащими пальцами в рот, тыкает в зудящую кровавую ямку в десне, не чувствуя боли. Кромка ногтя натыкается на что-то твердое и острое под теплой слизистой. У него растет третья смена зубов.
Ёнбэ сплевывает красное в раковину, вся кровь отливает у него от лица. Он начинает рыться свободной рукой в кармане, пальцами второй почти в панике ощупывая другие зубы, и снова замирает с пустотой в голове, когда понимает, что у него качаются еще два зуба, и продержатся, судя по всему, пару дней, не больше.
Он промахивается мокрыми пальцами в списке контактов, начинает с начала. Снова промахивается. Снова. "Ёнбэ, - говорит он себе, и даже мысленный голос подрагивает, - успокойся. Начни с начала".
Он не ошибся. Стоматолога в списке контактов действительно нет. Ёнбэ тупо моргает, когда понимает, что и Джиёна тоже нет. Есть Сынри, Дэсон. Нет Топа. Нет менеджера Чона, менеджера Кима. Менеджеров совсем нет, никого. Координатора Лим нет, тренера Хвана нет, вместо этого есть какой-то "Преподобный Наставник УайДжи". Нет телефонов координатора подтанцовки, личного водителя, нуны-стилиста. Ёнбэ озадаченно переворачивает телефон - телефон его, даже царапина на месте. Он листает список имен дальше: Сиэль, Минзи, Куш-хён, Сэвен-хён. Ёнбэ не знает, почему, но на него накатывает страх и жизненная необходимость позвонить Донвуку. Севен-хён точно знает. Сейчас Ёнбэ услышит его голос, и все встанет на место.
Первый гудок. Второй гудок. Может быть, он звонит ему в неудобное время?.. Третий гудок.
"Ёнбэ, это не человек, стреляй!"
С четвертым гудком Ёнбэ врезается в землю на так и не раскрывшемся над пропастью парашюте. Того, кому он сейчас звонит, больше нет.
Донвук-хён погиб полгода назад.
Телефон вздрагивает, с тихим писком подсоединяется вторая линия. Ёнбэ автоматически тыкает кнопку.
-Хён, ты нормально там? - голос Дэсона звучит на фоне все той же бесконечной закольцованной мелодии, которая играла в зале, когда Ёнбэ ушел. - За тобой прийти?
-Порядок, - деревянно отвечает Ёнбэ, крепко стискивая холодный край раковины, чувствует, как слабая дрожь поднимается от коленей. - Уже… возвращаюсь. Дэсона… я… а Сэвен-хён…
-Хён, - говорит Дэсон, и озабоченность в его голосе сообщает, что он поговорил бы на волнующую Ёнбэ тему, но не сейчас, - ты давай там, пожалуйста, побыстрее, у меня уж больно предчувствие нехорошее.
-Иду, - коротко говорит Ёнбэ и отключается. Над раковиной нет значка "не пить", но значок его бы точно не остановил: Ёнбэ припадает к крану едва не губами и жадно глотает чуть теплую воду с отчетливым химическим привкусом, полощет рот, снова сплевывает, на секунду позволяет себе прикрыть глаза.
Он уже перестал замечать, как это с ним происходит, в какой момент начинается. Это как потеря сознания, как сонная болезнь. Зубы. Это очень плохо. Чертовы зубы. Прости, Господи…
Донвук-хён, где же ты?
"-Тонсэн, - говорил Сэвен-хён и в качестве знака пунктуации тыкал его между глаз длинным пальцем, - отчего тонет кораблик?
-От пробоины, - отвечал Ёнбэ, старательно подумав. Донвук-хён довольно кивал и ухмылялся пухлыми губами.
-Молодец.
Ёнбэ, которому на время разговора было уже к двадцати годам, застенчиво улыбался тоже. Они сидели на каменных ступеньках на выходе из часовни, был осенний вечер, зуб на зуб не попадал от холода, но Ёнбэ слушал негромкую речь хёна, не шевелясь.
-Каждый человек - кораблик, Ёнбэ-я, - говорил Донвук, щуря глаза вдаль. - Он на плаву, пока цел и держится ровно, он движется, пока есть ветер. Ветер - это наша вера. Ты ни в кого и ни во что не веришь - ты перестаешь двигаться. Без веры человек всю жизнь на одном месте, в штиле, посреди большого океана. Он стоит и дожидается бури, которая тебя потопит. Буря обязательно придет. Это начало конца, этот пластмассовый мир разрушается. Если ты согрешишь - твой кораблик зачерпнет бортом воды. Он станет тяжелым, он накренится, и ты пойдешь ко дну, и от мира отломится еще одна маленькая частица. Мир рассыпается в песок.
-Я буду стоять ровно, хён, - тихо обещал Ёнбэ.
-Пробоина, - говорит Донвук. - Помнишь про нее? Это ненависть. Ненависть, неважно, к кому, - пробоина в любом корабле, через которую будет просачиваться вода. Однажды хлынет потоком, и ты уйдешь на дно, как камень. Не делай этой выбоины, - Ёнбэ кивал глубоко и с чувством, и Сэвен-хён снова тыкал его пальцем, на этот раз в щеку, и совсем не больно. - Ты научишься всему сам, - говорил он, откидываясь локтями на каменную ступеньку, - я могу подсказать тебе только две вещи: верь и прощай. Прощай других и самого себя. Хорошо?"
Если бы Чхве Донвук не стал чхонса, он мог бы стать учителем в школе. Наверное, там ему больше бы повезло с учениками - с Ёнбэ, очевидно, не вышло.
Ёнбэ утирает ладонью лицо и слепо бредет к выходу. Хён был Видящим чхонса, таким же, как Дэсон, он совершенно точно знал, как тогда получится. Не мог не знать.
Ёнбэ до сих пор не может понять - зачем он это сделал.

В кафе стоит запах топленого масла и гвоздики, из щели окна тянет близким дождем. Вкусный и голодный запах одновременно. Когда Ёнбэ выходит из туалета, погруженный в свои мысли, и видит, как Дэсон за их столиком, скрючившись, сосредоточенно роется у себя в штанах, у него не дергается ни один мускул на лице.
-Они с Дораэмоном, да?
Кан вздрагивает, и чашка шоколада на столе звонко дзинькает. Дэсон отчетливо видит политический переворот, который будет через четыре года, но не может предсказать, что сейчас к нему подойдут со спины.
-Нет, хён, ну что ты, - нараспев говорит Дэсон, и глаза на его лице исчезают, как облачка после дождя, и улыбка возникает широкая, как радуга.
-Я видел, - негромко укоряет Ёнбэ. - На тебе трусы с Дораэмоном. Что тебе Куш-хён объяснял?
-Да что ты такое говоришь, хён! - Кан пускает в ход тяжелую артиллерию, показывая крупные белые зубы. - Это не он, - он выезжает из-за стола и задирает свою черную футболку едва не до подбородка. - Гляди, разве это Дораэмон!
В зеркальных очках Ёнбэ отражается узор из маленьких синих Ститчей на резинке Дэсоновых боксеров, голый торс с выступающими кубиками пресса и улыбающееся лицо с глазами-щелочками над всем этим. Ёнбэ с сожалением думает, что лучше бы он не начинал этот разговор совсем.
-Дэсона, мы не дома, - мягко замечает он.
-Я ищу деньги, может, нам хватит еще на кофе, - оправдывается Кан, ловит взгляд официантки и запоздало одергивает майку пониже, - вдруг, там что завалялось. Бывает, суну и забуду, однажды пару купюр под стелькой ботинка нашел.
-Лучше бы ты нашел наши пистолеты, - откровенно говорит Ёнбэ, присаживается на край стула и сжимает ладонями бритые виски. - Это хорошо, что ты всегда прав, но иногда грустно, сил нет...
-Шансов не было, хён, - подтверждает Кан. - Быстро - только самолетом, а с оружием в самолет разве пустят…
Дэсон на всякий случай еще раз ощупывает внутренние карманы куртки и штанов, но не находит ничего, кроме китайской монетки и обертки от жвачки, и, думая, что Ёнбэ не видит, все-таки воровато шарит пальцем за широкой резинкой боксеров.
Ститчи тоже не приносят ему наличности. Дэсон облизывает пухлые губы и смотрит на свою наполовину пустую чашку шоколада на столе с грустным смирением. Можно с уверенностью заключить, что денег у них нет совсем, так что эта чашка шоколада - точно последняя, и удовольствие стоит растянуть.
Ёнбэ невольно жалеет, что их наличных денег не хватило на крепкий черный кофе - Дэсон не мог спать уже сорок восемь часов, потому что ему начинал сниться кто-то черный, и когда они садились, у него было что-то похожее на короткую паническую атаку, о чем он сейчас уже, кажется, благополучно забыл и улыбается, как ни в чем не бывало.
Дэсон водит по мрамору столика плоским брелком ключа от ячейки камеры хранения.
Номер 153, ошибки быть не может. Они с Сынри даже поцапались из-за этого номера. Макнэ чуть не лопнул от возмущения, что Дэсон сомневается в его способности запомнить время их обратного рейса, номер ячейки и количество пистолетов - два, и обойм - шесть, которое должно лежать в ячейке 153 к их с Ёнбэ-хёном прилету. Сынри не мог не запомнить, потому что что бы Дэсон иногда в сердцах ни говорил - макнэ не был идиотом.
Ячейка 153 ждала их пустая, как опрокинутый стакан.
Ёнбэ-хён нервничает в равной пропорции, потому что не может ни до кого дозвониться и потому, что его Сфинкс АТ-2000S остался в Пусане. На безоружного Ёнбэ жалко смотреть, Дэсон даже невольно отводит глаза, как будто хён сидит перед ним голышом. За это никто не любил самолеты. Обычно они передвигались теми видами транспорта, где была возможность протащить оружие, кроме крайних случаев, как сейчас. Им пришлось рисковать - оставлять оружие и садиться на рейс. Таким образом, они рискуют уже больше четырех с половиной часов, и еще больше усугублять риск, прокатывая через банкомат кредитку, было бы серьезной заявкой на победу в соревновании на идиотизм.
Что-то пошло не так.
Дэсон не очень жалует крайние случаи - ему от них неуютно, даже не смотря на то, что он почти всегда знает, что это будет и когда. Он мучительно и не переставая пытается вспомнить, кто же ему снился эти последние несколько дней, но не может. Ему страшно, поэтому он улыбается шире.
Ёнбэ-хён вешает свои зеркальные очки на нагрудный карман, трет лицо короткопалыми ладонями, а потом трет уши и виски, как будто они у него болят. Дэсон успел изучить эту привычку: Ёнбэ-хён сам не замечает, что невольно делает так каждый раз перед тем, как Услышать акму. Не нужно быть Видящим, чтобы догадаться.
Следя за ним полуприкрытыми глазами, Дэсон делает глоток остывшего шоколада, которого осталась в чашке всего половина и глядит сквозь стеклянную стену на приближающуюся с запада бурю. Он должен быть крайне собран сейчас, но мозг, последние несколько часов работающий на одном только кофе, предает его, и вместо концентрации Дэсон зачем-то пытается вспомнить свой сон снова и снова.
Сейчас лавандовый разряд вспыхнет в том месте, где между громад терминалов А и Д виднеется море. Над баром зажжется электричество, в стекле отразятся светящиеся квадраты ламп, хрусталь, изогнутые спинки стульев, люди, задумчивое лицо самого Дэсона с волнистой челкой и носом с горбинкой.
-I remember, when you walked in that door, - он видит, как двигаются его собственные крупные губы, а Ёнбэ-хён вдруг вздергивает свою голову с коротким ирокезом и глядит на него, - sat down in that chair. Look time hasn’t changed, “no you & me"…
-Дэсон? - зовет Ёнбэ-хён, и голос у него напряженный, и узкие черные глаза смотрят пристально. - Что это за песня?
-Не знаю, хён, - озадаченно говорит Дэсон и трет рукой каштановую голову, прислушиваясь к себе. - Я сам ее не знаю…
Следующее понимание: они засиделись.
Лавандовый разряд вспыхивает в том месте, где между громад терминалов А и Д виднеется море. Он приходит беззвучно, без грома, в кафе глохнет тихая французская музыка. Все звуки превращаются в тихий электрический треск между ушами. Лицо у Ёнбэ делается спокойное и суровое, он хмурит брови, закрывает глаза и отрешается.
Ёнбэ едва не теряется в электрическом шуме, который наполняет его голову, разрастается до размеров галактики, ловит в последний момент: звук с силой продергивает через голову, быстро и остро, как металлическую нить, и тянет. Самый высокий звук, который идеально расслаивается на два, уходит в пол, и через макушку.
Си. Семерка. Верхняя октава. Отсчет идет с начала алфавита. Седьмая буква: Джи.
Си. Семерка. Нижняя октава. Отсчет идет с конца алфавита. Седьмая буква. Ти.
Тандем.
Он столько раз слышал их.
Увы, это так жалко, что не находится места даже для "может быть". Их совершенно очевидно двое. Интересно, Дораэмон Дэсона принес бы им удачу?
Дэсон пугается, когда видит, как у хёна на лбу выступают крупные бисерины пота, а взгляд расплывается. Ёнбэ на глазах выстывает изнутри. Сытое жужжание кофе-машины и звяканье чашек грохочет, как расстроенный оркестр, и Дэсона продирают холодные мурашки. Он с ледяной отчетливостью понимает, что они не просто засиделись, а уже не успели уйти.
Двое выходят из туалета у Ёнбэ за спиной. Дэсон следит, как по стриженному виску хёна стекает капля обморочного пота, и переводит глаза на две пары ног. Он знает с детства, что демонам нельзя смотреть в глаза.
Акма.
Дэсон боковым зрением видит, как Ёнбэ отирает пот со лба широкой ладонью, смаргивает, и не успевает понять, что ему не нравится во взгляде старшего.
Дэсон сидит неподвижно и рассматривает вошедших узкими бесстрастными глазами. Кажется, их замечают все в кафе, все жадно смотрят, но, странно, никто не желает приблизиться. Дэсон смотрит на них, и понимает, что во всей ситуации самое плохое — это то, не чувствуй они с Ёнбэ-хёном их так отчаянно сильно, акмы для него не отличались бы от людей.
Двое, парень и долговязая девка, проходят к стойке плечом к плечу и останавливаются, будто еще раздумывают, зачем пришли.
-Ноты "си" соседних октав, семерки, - шепчет Ёнбэ-хён. - Тандем.
Тандем идеален. Парень настоящий красавец, чернобровый, очень высокий и статичный. Девчонка худая, длинная, выжженные добела патлы из-под черной вязаной шапочки, плечи широкие, угловатые и, если приглядеться, совсем не женские. Дэсон так сосредоточенно пытается сообразить, неужели, второе существо тоже парень, что не сразу понимает, почему Ёнбэ встал.
-Хён?..
-Сиди, сиди, - успокаивает Ёнбэ, как ни в чем не бывало выглядывая акм над головами посетителей, как старых знакомых. Как будто не он только что сказал про тандем. - Я на пару слов.
-Хён, - опешивает Дэсон, - хён?..
-Мне это надоело, - неуютно признается тот, - они каждый раз торчат вдвоем в туалете по полчаса. Это прилично, да? А я потом должен прикрывать, когда менеджер спрашивает, куда они пропали.
Дэсон ни капли не понимает, о чем он говорит, и вцепляется в его руку обеими и дергает вниз, пытаясь усадить, но Ёнбэ прочно упирается в землю ногами и стряхивает его с себя.
-Да не буду я ворчать, - говорит он с настоящим раздражением, - просто поговорю с ним.
-Господи Иисусе, да святится имя Твое, да пребудет царствие Твое… - быстро-быстро бормочет Дэсон, пытаясь как-то преградить ему дорогу. Они оба безоружны, но даже будь пистолеты при них - в кафе полно народу, мысли начинают лихорадочно метаться у Дэсона в голове, он никак не может сообразить, как ему вырубить обезумевшего вдруг хёна так, чтобы это не выглядело подозрительно, и что делать потом с бесчувственным телом и двумя упырями в десяти шагах от них. Это происходит настолько без предупреждения, что у него в голове один черный кофе, и ни грамма мозга, и ни одного совета старших на такие случаи ни в одной извилине. - Хён, погоди, хён, это же я, Дэсон, ты меня узнаешь? - он готов начать звать на помощь хоть кого-нибудь, но вблизи нет никого, кто мог бы им помочь.
-Ну отцепись ты! - повышает Ёнбэ голос и стряхивает его с себя, легонько пихая в грудь. - Что на тебя нашло? - с удивлением бросает он, пробираясь между столиков.
-Айгу… - растерянно роняет Дэсон ему вслед.
Как же он мог этого не увидеть? Это все, что стучит у него в голове, пока он беспомощно смотрит, как Ёнбэ хлопает тощего бесполого акму по плечу, судя по тону, что-то предъявляет, а тот поворачивается и радостно слушает. Ёнбэ-хён пихает его в бок, патлатый с раскаяньем улыбается своему спутнику, закусывая нижнюю губу, стягивает черную шапку на глаза и бредет на выход, подталкиваемый Ёнбэ в спину, дурашливо свесив худые голые руки.
-Айгу… - беззвучно выговаривает Дэсон одними губами. - Да что же это.
Он обескуражен. Как же они могли задурить ему голову так быстро? Все произошло настолько стремительно, а он совсем не был готов, даже запаниковать не получается. Почему он не Видел ничего из этого наперед? Почему так ненормально быстро? Это его вина? Он так и не научился видеть Ёнбэ-хёна. Сынри он видел бы насквозь, чисто, уверенно, а с Ёнбэ-хёном так и не научился, как ни старался…
Узкие монгольские глаза Дэсона расфокусированно бродят по залу кафе в поисках второго выхода, по фигурам людей и столовым приборам, по другой реальности. Как назло, ложечка в его шоколаде не серебряная.
Он натыкается на взгляд больших темных глаз и даже не успевает толком понять. Сорок восемь часов он не мог спать…
Черный человек,
Черный человек,
Придет за тобой…
Он стоит прямо над ним - черноволосый, черноглазый, в щегольском черном костюме.
У него в лице одновременно что-то царское и мальчишеское, взгляд дружелюбный, а глаза мудрые и страшные, как у столетнего старика.
Дэсон как будто шагает в шахту без лифта.
-Ша-ла-ла-ла, - мелодично наигрывает в кафе. Опять жужжит кофе-машина, и в воздухе густо тянет корицей и карамелью.
I remember, when you walked in that door, sat down on that chair…
Акма приподнимает соболиные брови и коротко машет Дэсону сверху рукой. Жемчужные бусы у него на шее переливаются, как ягоды в сахарной глазури. Дэсон вдруг отчетливо представляет себе, какое на его лице будет изумление, если он, Дэсон, вдруг вскочит со своего места и всполошно выбежит прочь. Как-то… глупо получится.
Он никогда в жизни не смотрел им в лицо.
-Ну я… присяду, что ли, - вполне дружелюбно полусообщает-полуспрашивает акма голосом гуще, чем гуща черного эспрессо. С расстановкой поднимает упавший стул, усаживается и, конечно, пинает Дэсона под столом своими длинными ногами. Вдовьи жемчуга бряцают о мрамор, когда он с устраивает локоть на спинке стула.
Кто сошел с ума? Почему так быстро?
-Неудачный день? - глаза акмы на секунду тревожно цепляют чайную ложку, судорожно сжатую в Дэсоновой руке.
Акма. Настоящий акма. Людоед.
-Можно просто "Топ-хён", - в приливе внезапной доверительности сообщает акма и даже чуть подается к нему.
"Не давай им заговаривать себя, - всегда говорил Куш-хён. - Даже не успеешь понять, что произошло". Становится страшно.
-А чего бояться? - пожимает плечами акма. - Ты Кан Дэсон. Давай дружить. Ты обедал?
"Ты должен помнить это даже в коме! - гнусавый голос преподобного УайДжи звучит в голове. - Их нужно сжигать. Керосин, спичка, Ёнбэ, покажи новенькому еще разок. Пуль мало, Дэсон"
-Жесткий ты парень, - оценивающе говорит акма глубоким голосом с хрипотцой, - ужастики любишь? "Дом тысячи мертвецов" смотрел? Может, закажем что-нибудь?
-Извините, - Дэсон не может ничего с собой поделать и конфузится, от пуль, от керосина, от того, что ему кажется, что он вдруг сошел с ума, от того, что еще немного, и его начнет мутить от кофе и от голода, улыбается своей широкой извиняющейся улыбкой, отчего глаза опять исчезают. - Я, пожалуй, пойду…
-Не понял, - удивляется Топ, уже открывший меню. - А поесть? Ты в последний раз ел позавчера, успеешь еще со своим керосином, садись, хён платит.
И Дэсон садится и складывает руки на коленках, мнется и бессмысленно переводит взгляд в окно. "Извините, - тоскливо хочется сказать ему, - а вы вообще - кто?.. Что же такое происходит?"
Топ увлеченно листает меню, приподняв брови. На асфальт прямо за стеклом падают первые капли, и внезапно, с шелестом, как шуршащая ткань, спускается дождь. В черно-синее небо над морем далеко над терминалами на мгновение впрыскивают неоновый.
-Вот это, пожалуйста, - растекается хрипловатый голос Топа по кафе, вместо грома, - и это.
Официантка кивает и отходит. Со стороны моря, приходит гром, вливается в музыку без слов.
-Кстати, - говорит Топ и подпирает породистую голову рукой, улыбается, как заговорщик. - Я вас не успел представить, та блондинка, с которой я был, она мальчик, - у Дэсона отваливается челюсть, и в глазах Топа тлеет лукавство, он явно доволен, что сумел его удивить.
-Так и знал, что что-то с ней не так, - не удерживается Дэсон.
-Угу, - на щеках Топ-хёна появляются ямочки. - Я знаю ДжиДи с тех пор, как он был похож на мальчика, поверь на слово.
-Ну и дела, - с чувством говорит Дэсон и допивает свой остывший шоколад залпом. - И тебе, не неловко с ним ходить?
-ДжиДи клевый, - убеждает Топ. - Топ и ДжиДи - как миндаль и шоколад.
-Ахаха, - смеется Дэсон, сам не зная, почему ему так смешно, - он так похож на девушку. То-то бы я упал в обморок, если бы она вдруг заговорила мужским голосом.
-ДжиДи в последнее время не разговаривает вслух, - говорит Топ.
-Почему? - не понимает Дэсон.
-Очень противный голос, - со скорбной серьезностью поясняет Топ и вдруг начинает смеяться. - Шучу, он просто немножко проклят. Привет, вкусняшка.
Миловидная официантка любезно раскладывает приборы, исходящие паром чашки и блюдо под крышкой.
-Значит, Ёнбэ-хёна ждет сюрприз, - замечает Дэсон, следя, как Топ достает из нагрудного кармана пачку сигарет.
-Нет, он давно в курсе, что ДжиДи не девочка, - говорит Топ и чиркает спичкой с зеленой серной головкой. Потом понимает, что скаламбурил, и смеется. - Ну давай, открывай, наверное, вкусно.
Свежайшая телятина нежно шкворчит в лепестках картофеля и прозрачных луковых полукружий, от ароматной зелени и божественного белого соуса поднимается густой восхитительный пар. Дэсон ощущает, как рот наполняется слюной, а все его существо - восторгом по-настоящему проголодавшегося человека. Топ-хён одобрительно приподнимает брови и подбородок и выпускает табачный дым немного наискосок.
-Приятного, - желает он низким хрипловатым голосом. Дэсон восклицает что-то радостное, тоже желая приятного аппетита самому себе, хватается за вилку и откусывает кусок нежного мяса прямо так, без ножа. Это до слез вкусно.
Топ смотрит на него с умилением, затягивается и щурится сквозь пряный сизый дым. За стеклянной стеной шумит об асфальт дождь, узоры бегут по красивому лицу Топа, делая его похожим на мраморную статую с черными глазами, музыка все не меняется. Дэсон кусает пустое место, когда у него одновременно отнимают и вилку, и нож.
-Ты меня убиваешь, - почти угрожающе сообщает Топ. Дэсон изумляется, приоткрывая рот.
Топ тушит сигарету, потом придвигает его тарелку к себе. Жемчуга снова мелодично стукаются о край фарфора, когда он поддергивает рукава пиджака и начинает колдовать над тарелкой: аккуратно отделяет блестящим закругленным лезвием тонкий ломтик телятины, кусочек картофеля и зелени, чтобы пирамидка получилась красивой, любовно зачерпывает белого соуса и приподнимает.
-Ам, - недвусмысленно командует он, и Дэсон приподнимается, открывая рот. Капелька масла падает ему на подбородок, когда вилка приземляется на язык. - Скажи, ведь так вкуснее, - говорит Топ и смотрит, ища одобрения. Так и правда вкуснее. Топ утвердительно кивает и кончиком холодного пальца вытирает масло с его подбородка.
Дэсон утолил первый голод, и дальше может есть послушно и аккуратно, нарезая все мелкими кусочками, как сказано. Топ задумчиво катает между пальцев бусину и смотрит на него. Черные глаза движутся по линии смуглой шеи Дэсона, широких гладких скул, по крупным, блестящим от масла губам, и в них радость, интерес и предвкушение. Чашка с капучино стоит перед ним с нетронутым рисунком из корицы на белоснежной пене.
-Хён, - Дэсон утирает губы салфеткой, - ты не будешь?
-Нет, - Топ вздыхает, - бери, если хочешь.
-А может, возьмем еще мороженого? - предлагает Дэсон.
-Можно, - Топ опять вздыхает, но уже тяжелее, и встает, и глаза у него задумчивые и не добрые.
-Куда ты? - не понимает Дэсон.
-В дамскую комнату, - сообщает Топ и поднимается, оправляя пиджак. - Будь умницей тут. Возьми мне банановое.
Он делает ему ручкой и выходит, аккуратно просачиваясь сквозь толпу. Народу в кафе ощутимо прибавилось, хотя вход в него не с улицы, а со стороны залов ожидания и дьюти-фри. Дэсон полагает, это из-за того, что отменяют рейсы, и открывает меню, лениво крутя на пальце колечко с ключом от камеры хранения, все еще лежащее на столе. Он наелся, ему тепло, сыто и сонно. Он потягивается с хрустом, зевает. Сейчас хён вернётся, они съедят свое мороженое и поедут домой, и Дэсон разденется, свернется, и будет спать остаток вечера, слыша сквозь сон звук дождя, приглушенную музыку и гудение густого знакомого голоса из соседней комнаты.
Мороженое, мороженое. Одного бананового кажется мало, и Дэсон сонно прикидывает, какое бы взять еще, раз уж хён угощает. Ёнбэ-хён всегда берет себе какое-то странное, но Дэсон, хоть убей, не помнит, какое. То ли со вкусом зеленого чая, то ли мяты. Кажется, до того, как Топ-хён пришел, он думал какую-то мысль про Ёнбэ-хёна, или про Сынри, но совсем забыл, какую… Дэсон складывает губы в кружочек и думает, глядя на брелок у себя на пальце. Сто пятьдесят три, наверное, с зеленым чаем? Сто пятьдесят три… пустая ячейка…
Черный человек.
Он вскакивает, как пружина, так что стул отлетает прочь, и белоснежная пена капучино выплескивается на стол, кто-то рядом вскрикивает. Дэсон бросается на выход еще до того, как мысль из спинного мозга успевает дойти в голову.
-Святые угодники, да пообалдевали вы, что ли?! - исступленно визжит сбитая с ног дама.
"Святые угодники, - сквозь белизну паники стучит молоточками у Дэсона в мозгу, - святые угодники!"
Это чувство, которое приходило к нему во сне, когда он ему снился.
У него нет Топ-хёна и никогда не было.
От этого осознания он просыпался с криком, и Ёнбэ-хён, каждый раз не подавая вида, гладил его по голове.
Он распихивает людей не глядя, с остервенением, вываливается в сверкающий холл, сердце стучит, как бешеное. Указатели, вывески, люди, дьюти-фри, эскалатор, направо, налево, парень, ты даже не поймешь, что только что произошло, табло, зал ожидания, пара слов, и он уже твой лучший друг, бутики, высокой черной фигуры нигде нет, как же так, как же, как же?!
Дэсон стартует с места вперед, и блестящий гранитный пол пружинит под подошвами его ботинок, когда он несется. Ёнбэ-хён, где же ты? Люди с чемоданами, лестницы, начинается посадка на рейс номер сто двадцать три, выходы в зал ожидания, по эскалатору вверх и влево. Он бежит, лавируя между людьми, расталкивая их, несется вверх и вверх по ступенькам, нет, дальше, не то, он рвется наискосок через ресторанный этаж. Он ощущает фон человеческого беспокойства, возбуждение, оживление и припускает так, что только сверкают подошвы его ботинок. У него нет даже серебряной ложки из сервиза, если бы он сам знал, куда и зачем он бежит, на что пытается успеть.
Он с размаху влетает к стойкам паспортного контроля, прямо в чью-то спину. На этаже паника, проверка паспортов стоит, люди с чемоданами теснятся и гомонят, кто-то в толпе истошно плачет, полисмены в голубой форме громко призывают сохранять спокойствие и проходить к дальней стойке контроля. Люди толкают Дэсона, а он вдруг весь обмякает и только стоит, как глухой, приоткрыв пухлые губы, и смотрит ошалело, и не убирает с глаз упавшую волнистую челку.
-Говорят, девушку молодую, - тихонько говорит кому-то стоящая рядом женщина, прижимая платок ко рту и заламывая брови, и пытается высмотреть через спины, чем там занимается полиция. Дэсон замедленно переводит глаза туда, где двое уже натягивают полицейскую ленту, где с кем-то громко ругается по телефону похожий на рэпера тип в капюшоне и за ним семенит миниатюрная девушка на шпильках и с макияжем, как в рекламе.
-Разойдитесь, разойдитесь, господа, - командует охранник аэропорта с рацией, - сейчас будут выносить останки.
-Останки, - со знанием замечает небритый дядька прямо перед Дэсоном, - какие там останки. Говорят, сожрали начисто, прямо в…
"…в дамской комнате" - думает Дэсон.
-…Говорят, подчистую, ничего не осталось, кровь на полу размазана, как будто прямо с кафеля лизали, и под раковиной только лежат…
"…кисти рук"
-Разойдитесь, господа, - уговаривает охранник. - Зачем глазеть, в первый раз, что ли? Давайте разойдемся, в новостях потом посмотрите.
Значок с фигуркой девочки над туалетом выглядит комично и как-то совсем не из той оперы. Дэсон на секунду встречается глазами с девушкой в мини из полицейской бригады, разворачивается, отодвинув кого-то, и пробирается прочь из толпы.
"Ты Кан Дэсон. Давай дружить"
А как же право на ошибку, а как же первый блин комом, а хоть тренировка в поле какая-то, где тебе потом объяснят, что ты сделал не так?
"Ты даже не поймешь, что произошло. Поэтому правило первое - никогда не смотри им в глаза"
Дэсон понимает, что он совсем не умеет применять выученные правила на практике. Он вспоминает телятину, которую ел. Ты теленок. Давай дружить. Он опирается о мраморную колонну возле табло рейсов и думает о том, что в его следующих кошмарных снах следующие 48 часов к нему будут приходить коровы и стрелять в него серебряными пулями, а потом обливать керосином и сжигать, раз за разом. Он вытирает наполнившийся горечью рот ладонью, еще, и еще, стукается затылком о холодную стену и тоскливо, истово просит у кого-то прощения.

Дата добавления: 2015-11-04