Памяти Сурендры Дахъябхай Патела 26 страница

- А впрочем, он ужинает с Господом Богом Христом сегодня, – произнес Большой Джим. – Ростбиф, картофельное пюре с подливкой, сочное яблоко на десерт.

Перед ним как раз стояла большая тарелка фетучинни альфредо, благодарность компании «Stouffer’s»[237]. Конечно, многовато холестерина, но рядом не было доктора Гаскелла, который бы его этим упрекал.

- Я тебя пережил, старый засранец, – поведал Большой Джим своему пустому кабинету и искренне расхохотался. Тарелка с пастой и стакан с молоком (Большой Джим не употреблял алкоголя) стояли на столике. Он часто ел за письменным столом и не видел потребности в том, чтобы менять собственные привычки только потому, что в его кабинете встретил свою смерть Лестер Коггинс. Кроме того, в кабинете еще раз было убрано, и вычищено, и все выстирано. О, он подозревал, что какая-нибудь из тех следствен-ных бригад, которые показывают по телевизору, смогла бы найти достаточно кровавых пятен с их люми-налом, специальными лампами и всяким таким оборудованием, но никто из них не появится здесь в бли-жайшем будущем. А что касается Питера Рендольфа в роли детектива… сама мысль об этом отдавала абсурдом. Рендольф просто идиот.

- Однако, – сообщил Большой Джим пустому кабинету лекторским тоном, – он мой идиот.

Он всосал последние макаронины, промокнул свой обширный подбородок салфеткой и вновь начал строчить на разлинованных листах желтого блокнота, который лежал рядом на столике. С субботы он уже понаписывал многое, потому что так много дел надо было сделать. А если Купол будет оставаться на сво-ем месте, их будет еще больше.

Большой Джим имел невысказанную надежду, что тот будет оставаться, по крайней мере, некоторое время. Купол бросал вызов, на который он чувствовал в себе способность достойно ответить (с Божьей помощью, конечно). Первый закон бизнеса – консолидировать всю власть в своих руках. Для этого ему ну-жен был не просто козел отпущения, ему нужен был монстр. Лучше всего годился на эту роль Барбара, человек, которого объединенные комми[238] начальников штабов демократической партии пропихнули, чтобы он заменил Джеймса Ренни.

Двери кабинета открылись. Большой Джим поднял голову от своих записей, в двери стоял его сын. Лицо у него было бледное, невыразительное. Что-то было не то с Джуниором в последнее время. Даже очень занятый городскими делами (и тем бизнесом, который тоже требовал его контроля) Большой Джим это заметил. Однако он все равно не сомневался в своем сыне. Даже если Джуниор его подведет, Боль-шой Джим был уверен, что как-то это переживет. Он всю жизнь положил на создание собственной удачи; и не должно теперь все перемениться.

Кроме того, мальчик убрал труп. Таким образом, стал соучастником. Что к лучшему – фактически, в этом суть жизни в маленьком городе. В маленьком городе каждый должен быть соучастником всего. Как там поется в той идиотской песенке? Мы одна команда, тебе нужно понимать.

- Сынок? – спросил он. – Все хорошо?

- Со мной – да, – ответил Джуниор. Он чувствовал себя не очень, но все равно лучше, чем до этого, последняя ядовитая головная боль наконец-то ослабла. Помогло пребывание с подружками, как он и ду-мал. В кладовке Маккейнов не очень приятно пахло, но, посидев там некоторое время, подержав их за ру-ки, он привык к тому запаху. Думал, что со временем тот ему даже начнет нравиться.

- Ты что-нибудь нашел в его квартире?

- Да, – Джуниор рассказал отцу, что он нашел.

- Это просто прекрасно, сынок. Действительно прекрасно. А ты уже можешь сказать мне, где ты спря-тал тру… где ты положил его?

Джуниор медленно покачал головой туда-сюда, но его глаза при этом не шевелились – они не отры-вались от отцовского лица. Это выглядело страшновато.

- Не следует тебе знать. Я тебе уже говорил. Место безопасное, и этого достаточно.

- Итак, теперь это ты мне указываешь, что мне следует знать, – хотя произнес он это без обычного запала.

- В данном случае – да.

Большой Джим внимательно присмотрелся к своему сыну.

- Ты уверен, что с тобой все в порядке? Что-то ты бледный.

- Я в порядке. Просто болела голова. Уже проходит.

- Почему бы тебе не поесть? В холодильнике есть еще фетучинни, а микроволновка чудесно их гото-вит, – он улыбнулся. – Можем пошиковать, пока есть время.

Внимательный взгляд темных глаз на мгновение переместился на лужицу белого соуса на тарелке Большого Джима, а потом вновь вперился в отцовское лицо.

- Я не голоден. Когда мне нужно обнаружить трупы?

- Трупы? – вытаращился Большой Джим. – Что ты имеешь в виду, под «трупы»?

Джуниор улыбнулся, губы его задрались достаточно, чтобы продемонстрировать острые концы зубов.

- Не переживай. Тебе только доверия больше будет, если удивишься не меньше, чем все другие. Скажем так – едва лишь мы нажмем на курок, весь город будет готов повесить Бааарби на ближайшей кри-вой яблоне. Когда тебе надо, чтобы я это сделал? Этим вечером? Потому что все готово.

Большой Джим размышлял. Он смотрел вниз, на свой желтый блокнот, усеянный записями (и забрыз-ганный соусом альфредо), но лишь два слова были обведены: газетная сука.

- Не сегодня. Мы сможем использовать его не только с Коггинсом, если правильно все разыграем.

- А если Купол исчезнет, пока ты будешь разыгрывать?

- Все будет хорошо, – произнес Большой Джим, тем временем думая: «А если мистер Барбара каким-то способом сумеет выскользнуть из ловушки – хотя едва ли, однако тараканы умеют находить щели, когда включается свет – в запасе всегда есть ты. Ты и те твои другие трупы». – А сейчас все-таки возьми себе чего-нибудь поесть, хотя бы немного салата.

Но Джуниор не пошевелился.

- Не тяни слишком долго, отец, – произнес он.

- Не буду.

Джуниор взвесил его слова, взвесил его самого этими своими темными глазами, которые сейчас ка-зались такими странными, и наконец, похоже, потерял интерес. Зевнул.

- Я пойду к себе в комнату, немного посплю. Поем позже.

- Только не забудь. Ты очень похудел.

- Худой в масть, – ответил ему сын вместе с фальшивой улыбкой, которая беспокоила еще больше, чем его взгляд. Большому Джиму она показалась улыбкой скелета. Это натолкнуло его на мысль о челове-ке, который называл себя теперь Мастером и этим словно перечеркивал прошлую собственную жизнь под именем Фил Буши. Когда Джуниор вышел из кабинета, Большой Джим вздохнул с облегчением, сам того не осознав.

Он схватил пальцами ручку: так много всего надо сделать. И он все это сделает, и сделает хорошо. Ничего невероятного нет в том, что, когда все это закончится, его портрет может появиться на обложке журнала «Тайм».

Пока ее генератор еще находился на ходу – хотя едва ли он продержится долго, если она не достанет запасных баллонов с пропаном – Бренда имела возможность завести принтер своего мужа и сделать бу-мажные копии всего, что содержалось в папке ВЕЙДЕР.

Невероятный список нарушений, составленный Гови, которому он, вероятно, уже собирался дать ход, но не успел из-за своей смерти, на бумаге ей казался более реальным, чем на компьютерном экране. И чем дольше она читала этот список, тем более те нарушения, в ее понимании, были к лицу Джиму Ренни, которого она знала большую часть своей жизни. Она всегда знала, что он монстр, только не знала, что он такой большой монстр.

Даже материалы, касающиеся Коггинсовской церкви Иисуса-гимнаста, доказывали… хотя если она правильно все поняла, это и не церковь вовсе, а большая ханжеская химчистка, где вместо белья стирают деньги. Деньги от производства наркотиков, по словам ее мужа – «чуть ли не одного из самых больших за всю историю Соединенных Штатов».

Но существовали проблемы, с которыми столкнулись шеф местной полиции Гови Дюк Перкинс и ге-неральный прокурор штата. Эти проблемы и послужили причиной того, что операция «Вейдер» так надол-го застряла в фазе собирания доказательств. Джим Ренни был не просто большим монстром; он был хит-рым монстром. Именно поэтому он всегда предпочитал оставаться вторым выборным. Тропинку для него протаптывал Энди Сендерс.

Он же и исполнял роль подставной фигуры. Длительное время Гови имел твердые доказательства только против одного Энди. Он был главным фигурантом, сам о том едва ли подозревая, этот идиот, все-гда готов был радостно поздороваться с кем-нибудь. Энди был первым выборным, первым дьяконом Свя-того Спасителя, первым в сердцах жителей города, и его подписи стояли первыми на муниципальных до-кументах, которые исчезали в туманных финансовых болотах на Больших Каймановых островах и в Нассо на Багамах. Если бы Гови с генпрокурором штата поспешили, он, несомненно, стал бы и первым, кому бы пришлось сфотографироваться, держа в руках свой номер. Возможно, и единственным, если верил неиз-менным обещаниям Большого Джима, что все будет хорошо, если Энди будет держать язык за зубами. Вероятно, он бы так и действовал. Кто лучше сможет играть роль дурачка, чем идиот?

Этим летом дело продвинулось к той границе, за которой Гови уже усматривал конец игры.

Тогда имя Ренни начало появляться на кое-каких бумагах, которые попали к прокурору, и наиболее интересные из них были связаны с зарегистрированной в Неваде корпорацией «Таун Венчерз». Деньги этой корпорации исчезали не на востоке, на островах Карибского бассейна, а на западе – в материковом Китае, стране, где лекарства против насморка, антиконгестанты, можно покупать хоть тоннами, и никто те-бе не будет задавать неудобных вопросов.

Почему Ренни позволил себе таким образом вынырнуть на поверхность? Гови Перкинс имел на это один единственный ответ: денежные потоки стали слишком большими, слишком быстрыми, с ними уже не могла управиться одна прачечная. Постепенно имя Ренни проявилось на бумагах, которые касались и с полдесятка других фундаменталистских церквей на северо-востоке. «Таун Венчерз» и те церкви (не говоря уже о нескольких религиозных радиостанциях, FM и средневолновых, однако ни одна из которых не дости-гала мощности РНГХ) были первыми настоящими ошибками Ренни. От них потянулись ниточки.

За ниточки можно было дернуть и рано или поздно – по обыкновению это случается рано – открылась бы вся сцена.

«Ты же не сможешь остановиться, правда? – думала Бренда, сидя за письменным столом своего му-жа, читая распечатанные бумаги. – Ты уже нагромоздил миллионы, возможно, десятки миллионов, и риски сильно возросли, но остановиться ты не можешь. Как та обезьяна, которая не способна выбраться с ло-вушки, потому что не может расцепить пальцы, выпустить добытую пищу. Ты наворотил огромные от черта деньги, но живешь в томже самом старом трехэтажном доме, барыжишь старыми машинами на этом сво-ем торжище на шоссе 119. Почему?»

А впрочем, она знала почему. Не в деньгах дело, дело в городе. В городе, который он считал своим собственным. Сидя где-то на пляже в Коста-Рике, или в роскошном имении с нанятыми охранниками в На-мибии, Большой Джим превратился бы в Малого Джима. Потому что человек без хоть какой-то целеуст-ремленности, даже с набитыми деньгами банковскими счетами, всегда мелок.

Если бы она попробовала прищучить его со всем тем, что она на него имеет, получилось бы ей с ним договориться? Заставить его уйти в отставку в обмен на ее молчание? Уверенности не было. И она опаса-лась такой встречи с глазу на глаз. Кроме того, что хуже всего, это может быть и опасно. Надо взять с со-бой Джулию Шамвей. И Барби. Вот только на Барби сейчас тоже нарисована мишень.

В ее голове зазвучал голос Гови: «У тебя есть время еще немного подождать – я сам ждал нескольких окончательных доказательств, чтобы иметь полнейшую уверенность, но я бы не ждал слишком долго. По-тому что чем дольше длится эта осада, тем более небезопасным он становится».

Она вспомнила, как Гови начал сдавать назад машиной, а потом остановился, чтобы поцеловать ее под ясным солнцем, вспомнила его губы, такие знакомые ей и такие же родные, как ее собственные. И как он гладил в тот миг ей шею. Словно знал, что приближается конец, и одним последним прикосновеньем старался отблагодарить ее за все. Как не безумно романтически и, бесспорно, высокомерно это было, но она почти в это поверила, и глаза ее исполнились слезами.

Вдруг все бумаги, со всеми зафиксированными в них махинациями, перестали казаться ей важными. Даже Купол стал не таким уже и важным. Перевешивала все теперь та дыра, которая так неожиданно появилась в ее жизни, дыра, которая всасывала в себя всю ту радость, которую до этого она воспринима-ла за будничность. Ей подумалось, чувствует ли сейчас что-то похожее бедный Энди Сендерс. Вероятно, что так, решила она.

«Отложим это на время. Если завтра вечером Купол еще будет стоять, пойду со всем этим к Ренни – с копиями этих материалов – и скажу, что он должен подать в отставку в пользу Дейла Барбары. Скажу ему, если откажется, что тогда он все о своих аферах с наркотиками прочитает в газете».

- Завтра, – прошептала она, закрывая глаза. Через две минуты она уже спала в кресле Гови. В Честер Милле настало время ужина. Некоторые из блюд (включая цыплят а-ля кинг – порций сто), были приготов-лены на электрических или газовых конфорках, благодаря тем генераторам, которые еще работали в го-роде, но были также люди, которые вернулись к использованию своих дровяных печей, кто ради экономии топлива, а кто и из-за того, что, кроме дров, не имел другого выбора. Из сотен каминов в застывший воздух поднимался дым.

И расползался.

Передав счетчик Гейгера (адресат принял его радушно, даже приподнято, пообещав начать его ис-пользовать уже во вторник утром), Джулия с Горесом на поводке направилась в универсальный магазин Бэрпи. Ромео говорил ей, что имеет на складе пару абсолютно новых ксероксов фирмы «Киосера»[239], оба еще в оригинальной заводской упаковке. Сказал, что они в ее распоряжении.

- У меня есть также немного скрытого пропана, – сознался он, гладя Гореса. – Я обеспечу вас всем, чем надо, во всяком случае, столько времени, сколько смогу. Мы должны заботиться, чтобы газета про-должала выходить, я прав? Сейчас это еще важнее, чем всегда, как вы тумаете?

Именно так Джулия и «тумала», так она ему и ответила. А в дополнение еще и поцеловала его в ще-ку.

- Я ваша должница, Ромми.

- Я буду ожидать значительных скидок на мою еженедельную рекламную вставку о распродаже, когда это закончится, – постучал он себе сбоку по носу указательным пальцем так, словно они сейчас договари-вались о чем-то весьма тайном. А может, так оно и было.

Уже выйдя во двор, она услышала чириканье телефона. Достав телефон из кармана брюк, произнес-ла:

- Привет, Джулия слушает.

- Добрый вечер, мисс Шамвей.

- О, полковник Кокс, как приятно слышать ваш голос, – игриво сказала она. – Вы даже не представляе-те себе, как это трогательно для нас, провинциальных мышек, получить звонок из-за черты нашего город-ка. Как там жизнь вне Купола?

- В целом жизнь, наверняка, идет хорошо, – ответил он. – Хотя сам я сейчас нахожусь на ее хреновой стороне. Вам известно о ракетах?

- Наблюдала, как они ударили. И отскочили. Хороший пожар принялся от них на вашей стороне…

- Это не мой…

- …и немного меньший на нашей.

- Я звоню, потому что мне нужен полковник Барбара, – перебил Кокс. – Который должен был бы те-перь носить с собой собственный телефон, черт его побери.

- Очень справедливо подмечено! – подхватила она еще более веселым тоном. – А люди в чертовом аду должны были бы получать чертовы прохладительные напитки! – Она остановилась перед закрытым уже на все замки магазином «Топливо & Бакалея». Написанное вручную объявление в витрине гласило: «ЗАВТРА РАБОТАЕМ 11:00-14:00 ПРИХОДИТЕ ПОРАНЬШЕ!»

- Мисс Шамвей…

- Мы поговорим о полковнике Барбара через минуту, – ответила Джулия. – А сейчас я хочу узнать о двух вещах. Первая, когда будет разрешено приближаться к Куполу прессе? Потому что американский на-род заслуживает на большее, чем правительственные недомолвки на эту тему, как вы думаете?

Она ожидала от Кокса чего-то на подобие: «Я не думаю, чтобы «Нью-Йорк Таймc» или Си-Эн-Эн поя-вились возле Купола в ближайшем будущем». Но он ее удивил.

- Возможно, в пятницу, если наши другие, сейчас пока что секретные, акции не дадут результатов. О чем вы еще хотели бы узнать, мисс Шамвей? Говорите быстро, потому что я не в пресс-службе работаю, у меня другой уровень зарплаты.

- Это вы мне звоните, значит, это я вам нужна. Угождайте мне, полковник.

- Мисс Шамвей, со всем моим уважением, вы не единственная, кто имеет мобильный телефон в Чес-тер Милле, я могу позвонить и кое-кому другому.

- Не имею относительно этого сомнений, но не думаю, что Барби захочет с вами говорить, если вы будете грызться со мной. Он вообще не очень рад своему новому назначению на сомнительную должность начальника концлагеря.

Кокс вздохнул.

- Какой еще у вас вопрос?

- Я хочу знать, какая сейчас температура с южной и восточной стороны Купола – то есть настоящая температура, без учета пожара, который вы там развели.

- Зачем…

- У вас есть такие данные или нет? Думаю, у вас они есть или можете легко получить. Думаю, вы именно сейчас сидите перед компьютером и имеете доступ к чему угодно, наверняка, включая информа-цию о размере нижнего белья, которое я ношу. – Она помолчала минутку. – Но если вы скажете мне, что там шестнадцать градусов, нашему разговору конец.

- Вы демонстрируете мне ваше чувство юмора или вы всегда такая, мисс Шамвей?

- Я утомлена и испугана. Спишите на это.

Теперь зависла пауза со стороны Кокса. Ей показалось, она слышит клацанье клавиш компьютера. Наконец он заговорил.

- В Касл Роке сорок семь градусов по Фаренгейту. Вам достаточно?

- Да, – различие не было таким уж большим, как она боялась, но все равно значительное. – Я смотрю на термометр в витрине магазина. На нем пятьдесят восемь[240]. Итак, одиннадцать градусов различие между населенными пунктами, которые расположены друг от друга на расстоянии двадцати миль. Если этим вечером по западному Мэну не продвигается какой-то чрезвычайно мощный фронт теплого воздуха, я сказала бы, у нас здесь что-то происходит. Вы согласны?

Полковник не ответил на этот вопрос, но то, что он сказал, заставило ее забыть обо всем другом.

- Мы собираемся подвергнуть испытанию кое-что новое. Около девяти вечера, сегодня. Об этом я и хотел сообщить Барби.

- Остается надеяться, что план Б сработает лучше плана А. А президентский выдвиженец на данный момент времени, как я думаю, кормит огромное количество людей в «Розе-Шиповнике». По слухам, цып-лятами а-ля кинг. – Она посмотрела в конец улицы, где маячил свет, и у нее заурчало в желудке.

- Вы можете меня выслушать и передать ему сообщение? – Непророненное им она тоже услышала: «Придирчивая сука»

- С радостью, – ответила она, улыбаясь. Потому что и на самом деле была придирчивой сукой. Когда было нужно.

- Мы собираемся подвергнуть испытанию экспериментальную кислоту. Фтороводородное химическое соединение. В девять раз более едкое, чем обычная кислота.

- Улучшение жизни уже сегодня через химию.

- Мне сообщили, что теоретически ей можно прожечь дыру глубиной в две мили в геологическом пла-сте.

- На каких забавных людей вы работаете, господин полковник.

- Мы будем делать это там, где Моттонская дорога… – послышался шелест бумаг. – Где дорога из Моттона подходит к Харлоу. Я тоже собираюсь присутствовать там.

- В таком случае я скажу Барби, чтобы кто-нибудь другой помыл посуду вместо него.

- А будем ли мы иметь радость увидеть и вас в нашей компании, мисс Шамвей?

Она уже было раскрыла рот, чтобы сказать «такого события я пропустить не могу», как именно в это мгновение где-то дальше по улице разгорелся адский скандал.

- Что там происходит? – спросил полковник Кокс.

Джулия не ответила. Закрыв телефон, она кинула его в карман и побежала по улице в направлении возбужденных голосов. И чего-то еще. Чего-то, что звучало, как рычание.

Выстрел прозвучал, когда она уже была за полквартала оттуда.

Пайпер вернулась в пасторскую усадьбу, где и увидела Каролин, Терстона и юных Эпплтонов, кото-рые ее ожидали. Она обрадовалась нежданным гостям, потому что они отвлекали ее от мыслей о Сэмми Буши. По крайней мере, на некоторое время.

Пайпер выслушала рассказ Каролин о судорогах Эйдена Эпплтона, хотя сейчас с мальчиком было на вид все хорошо – сейчас он уже доедал коробку инжирных «ньютонов»[241]. Когда Каролин спросила, сле-дует ли показать мальчика врачу, Пайпер ответила:

- Разве что случится рецидив, а так, я думаю, этот случай можно отнести на счет того, что он был го-лодный и возбужденный игрой.

Терстон сочувственно улыбнулся.

- Мы все были возбуждены. Было так весело.

Когда дошло до вопроса, где бы им пожить, Пайпер сначала подумала о доме Маккейнов, который стоял неподалеку. Вот только она не знала, где они прячут свои запасные ключи.

Алиса Эпплтон сидела на присядках, кормя крошками «ньютонов» Кловера. Между порциями пес от-рабатывал традиционный ритуал тыканья носом в ноги: я-твой-наилучший-друг.

- Это самая лучшая собака изо всех, которых я видела в своей жизни, – сказала она Пайпер. – Мне так хочется, чтобы и у нас была собака.

- А у меня есть дракон, – похвастался Эйден, удобно примостившись на коленях у Каролин.

Алиса, извиняясь, улыбнулась.

- Это его невидимый ДРУХ.

- Понимаю, – кивнула Пайпер. Ей подумалось, что можно было бы и окно разбить в доме Маккейнов: в затруднении и черт помощник.

Но, встав посмотреть, как там кофе, она придумала кое-что получше.

- Думагены, мне сразу следовало бы о них вспомнить. Они уехали на конференцию в Бостон. Корали Думаген еще попросила меня поливать ее цветы, пока их не будет.

- Я преподаю в Бостоне. В Эмерсоне. Я редактировал текущий выпуск «Лемехов», – сообщил Терстон и вздохнул.

- Ключ под вазоном слева от дверей, – объяснила Пайпер. – Мне кажется, генератора уних нет, но в кухне есть дровяная печь. – Она поколебалась, подумав: «Это же чисто городские люди». – Вы сможете воспользоваться печью без того, чтобы сжечь дом?

- Я вырос в Вермонте, – заявил Терстон. – Сам топил печи и в доме, и в сарае, пока не уехал из дома учиться в колледж. Все возвращается на круги своя, ведь так? – И он вновь вздохнул.

- В кладовке должны быть продукты, я уверена, – сказала Пайпер.

Каролин кивнула.

- Вахтер в городском совете говорил нам тоже самое.

- И Джууу-Ньер, – вставила Алиса. – Он коп. Тот, который милый.

- Алисин милый коп напал на меня, – скривился Терстон. – Он и еще один. Хотя для меня все они на одно лицо.

Брови Пайпер полезли вверх.

- Ударили Терстона в живот, – тихо объяснила Каролин. – Обзывали нас массачусетскими дуралеями – что, как мне кажется, технически корректно – и смеялись над нами. Для меня это было наихудшим – как они смеялись над нами. Когда мы их встретили уже с детьми, они были другими, но… – она помотала головой. – Они совсем безмозглые.

И Пайпер, словно вновь оказалась возле Сэмми. Ощутила, как сердце забилось у нее в горле, очень медленно и тяжело, но голос она сохранила ровный.

- Как звали другого полисмена?

- Фрэнки, – сказала Каролин. – Джуниор называл его Фрэнки Де. Вы знаете этих ребят? Наверняка, да?

- Я знаю их, – ответила Пайпер.

Она объяснила новой импровизированной семье, как добраться до усадьбы Думагенов – их дом был тем удобен, что находился рядом с «Кэти Рассел», если у мальчика вдруг повторятся судороги – а выпро-водив гостей, присела за кухонный стол выпить чая. Пила она медленно. Делала глоток и вновь ставила чашку. Потихоньку скулил Кловер. Он всегда чувствовал ее настроение, тем более настоящую злость, по-думала она.

«Может, в таком состоянии у меня другой запах? Более резкий, что ли».

Картина прояснялась. Нехорошая картина. Куча новых копов, очень молодых копов, принесли присягу менее сорока восьми часов тому назад и уже вошли в раж. Разнузданное поведение, которое они проде-монстрировали с Сэмми Буши и Терстоном Маршаллом не распространится на таких ветеранов полиции, как Генри Моррисон или Джеки Веттингтон, она, по крайней мере, в такое не верила, но что касается Фрэ-да Дентона? Или Тоби Велана? Здесь все возможно. Вероятно. Когда шефом был Дюк, они были нор-мальными. Не идеальными, иногда могли и лишнего наговорить, остановив твою машину, но в общем, нормальными. Вероятно, наилучшими из тех, которых мог себе позволить городской бюджет. Но, как лю-била говорить ее мать: «Задешево покупаешь, дешевое и имеешь». А с Питом Рендольфом в роли ше-фа…

Что-то надо с этим делать.

Вот только она должен контролировать свой гнев, потому что, если не сможет, тогда он будет кон-тролировать ее.

Она сняла поводок с крюка возле дверей. Моментально рядом оказался Кловер, замолотил хвостом, уши торчком, глаза горят.

- Айда, лодырь мой большой. Мы пойдем подавать жалобу.

Когда она выводила пса во двор, он все еще слизывал по бокам пасти налипшие крошки «ньютонов».

Проходя через городскую площадь-парк с Кловером, который четко держался по правую сторону от неё, Пайпер чувствовала, что она удерживает под контролем свой гнев. Чувствовала она это, пока не ус-лышала смех. Тот прозвучал, когда они с Кловером как раз уже подходили к полицейскому участку. Она увидела тех самых юнцов, чьи имена вытянула из Сэмми Буши: Делессепс, Тибодо, Ширлз. Там же при-сутствовала и Джорджия Руа, Джорджия, которая их подстрекала, судя со слов Сэмми: «Трахайте эту су-ку». И Фрэдди Дентон вместе с ними. Они сидели на верхней ступеньке каменного крыльца полицейского участка, пили содовую, точили лясы. Дюк Перкинс такого ни за что не позволил бы, и Пайпер представила себе, что если бы он увидел оттуда, где находится сейчас, что здесь творится, он бы перевернулся в своей могиле так, что его останки вспыхнули бы.

Что-то сказал Мэл Ширлз, и они вновь залились таким хохотом, что начали хлопать, смеясь, друг дру-га по спинам. Тибодо обнимал рукой девицу Руа, погрузив сбоку пальцы в углубление под ее грудью. Те-перь она что-то сказала и все вновь еще веселее рассмеялись.

Пайпер подумалось: это они сейчас смеются, вспоминая изнасилование, как весело, как интересно они там поразвлеклись, – и после этого совет ее отца потерял всякие шансы. Предыдущая Пайпер, кото-рая присматривала за бедными и больными, которая отправляла брачные и похоронные службы, которая призывала в своих воскресных проповедях к благотворительности и терпимости, была бесцеремонно от-брошена на задворки ее собственного мозга, откуда она могла разве что наблюдать, словно через искрив-ленное, волнистое оконное стекло. Вперед вырвалась другая Пайпер, та, которая пятнадцатилетней гро-мила собственную комнату, обливаясь слезами не сожаления, а злости.

Между городским советом и более новым, чем он зданием полицейского участка лежала вымощенная сланцевыми плитками площадка, названная в честь павших в войнах – Мемориал-Плаза. В его центре воз-вышался памятник отцу Эрни Келверта, Люсьену Келверту, посмертно награжденному Серебряной Звез-дой за героизм во время войны в Корее. На пьедестале были выбиты имена всех жителей Честер Милла, которые погибли в войнах, начиная с Гражданской. Там же торчали два флагштока: один с национальным звездно-полосатым флагом, а второй с флагом штата, на котором по бокам американского лося стоят фермер и моряк. В красном свете заката оба флага безвольно свисали. Пайпер Либби прошла между ни-ми, словно лунатик. Рядом, держась немного позади ее правого колена, следовал с навостренными ушами Кловер.

«Офицеры» на крыльце вновь залились искренним хохотом, и ей припомнились тролли из какой-то сказки из тех, что ей когда-то читал отец. Тролли, которые радуются в пещере кучам где-то награбленного золота. Они увидели ее и затихли.

- Добрый вечер, преподобная, – привставая и с каким-то высокомерием поправляя на себе ремень, поздоровался Мэл Ширлз.

«Вставать в присутствии леди, – подумала Пайпер. – Это его мать научила? Наверняка. Прекрасному искусству изнасилования он научился еще где-то».

Он еще улыбался, когда она приблизилась к ступенькам, но вдруг заткнулся, напрягся, потому что, вероятно, заметил выражение ее лица. Каким было это выражение, сама она не ведала. Изнутри собст-венное лицо чувствовалось ей неподвижным. Застывшим.

Она заметила, что самый бледный из них, Тибодо, внимательно смотрит на нее. Лицо у него было та-ким же застывшим, каким она ощущала собственное.

«Он как Кловер, – подумала она. – Он учуял что-то во мне. Злость».

- Преподобная? – спросил Мэл. – Все в порядке? Какие-то проблемы?

Она пошла вверх по ступенькам, не быстро, не медленно. И Кловер тоже, держась ее ноги.

- Ты угадал, есть проблема, – произнесла она, не отводя от него глаз.

- Что…

- Ты! – показала она. – Ты и являешься этой проблемой.

И толкнула его. Он этого не ожидал. В одной руке Мэл держал стаканчик с колой. Столкнувшись с Джорджией Руа, он, стараясь удержать равновесие, беспомощно раскинул руки, и на мгновение, его питье превратилось в темного океанического ската манта рей в покрасневшем небе. Джорджия вскрикнула от неожиданности, когда Мэл сел ей на колени. Она качнулась назад, разлив и свой напиток. Тот выплеснул-ся на широкую гранитную плиту перед двойными дверями участка. Пайпер услышала запах то ли ирланд-ского виски, то ли бурбона. Вместе с водичкой в их стаканах было то, чего остальные жители города купить себе не могли. Не удивительно, что они так весело хохотали.

Дата добавления: 2015-11-04