Лисса показала пальцем в сторону Восточного Честера:
- Я будто-бы слышала что-то похоже на выстрел. А вы?
- Может, автомобильный выхлоп или какой-то парень запустил бутылочную ракету[257], – отозвалась Джулия. Она тоже была утомленной и поблекшей. Когда уже стало ясно, что эксперимент – точнее говоря, испытание кислоты – не дал результатов, Барби заметил, как она вытирает слезы из глаз. Правда, это не помешало ей снимать весь процесс своим «Кодаком».
К ним, отбрасывая в свете верхних прожекторов две противоположные тени, подошел Кокс. Он мах-нул в ту сторону, где на Куполе недавно были нарисованы двери.
- Кажется, это приключение стоило американским налогоплательщикам три четверти миллиона дол-ларов, и это не учитывая тех расходов, которые пошли на разработку этой жидкости. Которая сожрала краску, но больше ничего на хер не смогла сделать.
- Следите за своими выражениями, полковник, – произнесла Джулия с тенью улыбки на губах.
- Благодарю, мадам редакторша, – кисло поклонился Кокс.
- А вы действительно верили, что эта штука подействует? – спросил Барби.
- Нет, но я также никогда не верил, что доживу, чтобы увидеть человека на Марсе, а вот россияне го-ворят, что собираются послать туда команду из четырех людей в 2020 году.
- Да, конечно, – подхватила Джулия. – Марсиане услышали об этом и уже нервничают.
- Если так, они нервничают не из-за той страны, – сказал Кокс… и Барби заметил что-то новое в его глазах.
- Откуда такая уверенность, Джим? – спросил он мягко.
- Извиняюсь?
- Что Купол установили космические пришельцы.
Джулия сделала два шага вперед. Лицо у нее было бледным, глаза горели.
- Рассказывайте нам все, что знаете, черт вас побери!
Кокс поднял руку.
- Стоп. Мы не знаем ничего. Хотя есть теория. Да. Марти идите-ка сюда.
Один из тех пожилых джентльменов, которые проводили тесты, подошел к Куполу. В руке за ремешок он держал свой противогаз.
- Как ваши анализы? – спросил Кокс и, увидев, что тот колеблется, добавил: – Говорите свободно.
- Ну… – пожал плечами Марте. – Следы минералов. Загрязняющих почву и воздух. А так – ничего бо-лее. По данным спектрального анализа, этой штуки здесь нет.
- А, что касается HY-908? – спросил Кокс, а потом обернулся к Барби и женщинам. – Это кислота.
- Она исчезла, – сказал Марти. – Эта штука, которой здесь нет, ее поглотила.
- А такое возможно, учитывая ваши знания?
- Нет. Но Купол также невозможен, учитывая наши знания.
- И это приводит вас к мнению, что Купол может быть творением какой-то формы жизни, которая об-ладает лучшими знаниями в области физики, химии, биологии, всего на свете? – Марти вновь поколебал-ся, и Кокс повторил раньше им сказанное: – Говорите свободно.
- Это одна версия. Другая – что его установил какой-то земной супернегодяй. Живой Лекс Лютор[258]. Или это работа каких-то стран-ренегатов, типа Северной Кореи.
- Которая не похвасталась в своей причастности? – скептически спросил Барби.
- Я склоняюсь к пришельцам, – сказал Марти, постучав по Куполу не вздрогнув, он уже раньше полу-чил от него электрический удар. – Так же, как и большинство исследователей, которые сейчас работают по теме. Если это можно так назвать, потому что на самом деле мы не делаем ничегошеньки. Правило Шер-лока: если отбросить невозможное, останется ответ, каким бы он не был невероятным.
- А разве кто-то или что-то приземлился в летающей тарелке и требовал, чтобы их провели к здеш-нему вождю? – спросила Джулия.
- Нет, – ответил Кокс.
- А вы знали бы, если бы такое случилось? – спросил Барби и подумал: «Мы на самом деле дискути-руем на эту тему или мне это снится?»
- Эта вещь может быть метеорологического, – начал Марте. – Черт, даже биологического происхожде-ния – может быть живой. Существует еще и такая теория, что это какой-то гибрид кишечной палочки.
- Полковник Кокс, – спросила Джулия тихо. – Мы оказались в центре какого-то эксперимента? Потому что у меня самой такое ощущение.
Тем временем Лисса Джеймисон смотрела назад, на хорошие домики мини-городка Восточный Чес-тер. Большинство из них стояли темными, то ли потому, что люди, которые в них жили, не имели генера-торов, то ли они экономили горючее.
- Это был выстрел, – произнесла она. – Я уверена, что это был выстрел.
В ДРАЙВЕ
Кроме городской политики, Большой Джим имел только одну слабость, и ей была школьная баскет-больная команда – девчачья: «Леди Уайлдкетс», если быть точным. Сезонные абонементы на их матчи он получал, начиная с 1998 года, и посещал не менее десяти игр за год. В 2004-м, когда «Леди Уайлдкетс» выиграли чемпионат штата в категории Д, он побывал на всех матчах. И хотя люди, которых он приглашал в свой кабинет, неизбежно обращали внимание на автографы Тайгера Вудса, Дейла Эрнгардта и Уилла «Спейсмена» Ли, тот, которым он гордился больше всего, тот, что был его сокровищем, – принадлежал Ан-не Комптон, маленькой десятикласснице, распасовщице, которая и привела «Леди Уайлдкетс» к их един-ственному золотому мячу.
Если вы обладатель сезонного абонемента, вы по обыкновению знаете и других обладателей сезон-ных абонементов вокруг вас, а также те причины, которые побуждают их быть фанатами этой игры. Многие из них – это родственники тех девушек, которые играют (они же часто являются и теми, кто верховодит в клубе фанатов, устраивая продажи домашних пирогов, чтобы собирать средства на выездные игры, кото-рые становятся все более и более дорогими). Другие – это баскетбольные фанаты, которые вам расскажут (и это не далеко от истины), что игры девушек просто лучше. Юные баскетболистки уважают командную этику, которую ребята (что любят бегать, прыгать, финтить, «выстреливать» с дальних позиций) редко со-блюдают. Скорости здесь не такие высокие, что позволяет вам видеть внутреннюю логику игры и наслаж-даться каждой передачей или комбинацией. Фанов девичьих игр удовлетворяют очень небольшие счета, на которые фукают любители мальчишеского баскетбола, заявляя, что девчачьи матчи отдают дань обо-роне и мазаным броскам, что является самой сутью старорежимного «корзинничества».
Есть также дяди, которым просто нравится смотреть, как носятся длинноногие девушки в коротких шортиках.
На всех этих причинах основывалось и искреннее любопытство Большого Джима к этому виду спор-та, но совсем другим был источник его страсти, который он никогда не озвучивал при обсуждении игр со знакомыми болельщиками. Это было бы не политкорректно.
Девушки переживают игру как личный бой, это делает их лучшими ненавистницами.
Ребята предпочитают выигрывать, это так, и иногда матч становился действительно горячим, когда они играли против непримиримого соперника (в случае Милловских «Уайлдкетс» это были никчемные «Ро-кетс» из Касл Рока), но большей частью у ребят речь идет об индивидуальных достижениях. Покрасовать-ся, одним словом. А после окончания игры заканчивается все.
Напротив, девушки не терпят проигрывать. Проигрыш они забирают с собой в раздевалку и там его высиживают. Что еще важнее, они не терпят, ненавидят свой проигрыш единодушно. Большой Джим часто наблюдал, как поднимает голову та ненависть, когда под конец второй половины матча при ничейном сче-те вспыхивала ссора за свободный «живой» мяч, и он улавливал: «Совсем не твой, ты, сука, это мой мяч!» Он ловил эту вибрацию и питался ей.
К 2004-му «Леди Уайлдкетс» за 20 лет только раз стали чемпионками штата, выиграв матч против Бакфилда[259], и то благодаря кандидатке в Национальную лигу, которая перед переходом туда, по пра-вилам профессионального спорта, вынуждена была лишний год оставаться в их школьной команде. И то-гда появилась Анна Комптон. Самая большая ненавистница всех времен, по мнению Большого Джима.
Как дочь Дейла Комптона, сухореброго лесоруба из Таркер Милла, который пьяным бывал часто, а задиристым всегда, Анна имела характер типа прочь-с-моего-пути. Как девятиклассница, она большую часть сезона просидела на скамейке запасных; тренерша поставила ее только на последние две игры, в которых она не только очков набрала больше всех, но и свою соперницу по номеру из ричмондских «Боб-кетс» оставила корчиться на деревянном полу после жесткой, но чистой атаки.
По окончанию той игры Большой Джим перехватил их тренершу, госпожу Вудхед.
- Если эта девушка не будет в основном составе в следующем году, вы сумасшедшая, – сказал он.
- Я не сумасшедшая, – ответила она.
Анна дебютировала горячо, а закончила еще круче, выпалив такой след, что фанаты «Уайлдкетс» будут обсуждать его еще годы и годы (средний счет сезона 27,6 очков за игру). Она могла прочувствовать позицию и сделать трехочковый бросок всегда, когда ей этого хотелось, однако, что Большому Джиму нра-вилось больше всего, так это то, как она прорывает оборону и летит к корзине: мопсячья мордочка пере-кошена в насмешливой ухмылке, черные глаза прожигают насквозь всех, кто решится оказаться на ее пу-ти, короткий хвостик торчит над затылком, словно задранный средний палец. Второй выборный Честер Милла и прима-торговец подержанными автомобилями влюбился.
Во время игры в чемпионате 2004 года, когда «Леди Уайлдкетс» были на десять очков впереди «Ро-кетс» из Касл Рока, Анну вывели из игры за нарушения. К счастью для «Кисок», до конца матча оставалось времени только раз пернуть. Завершили они ту встречу выигрышем в одно очко. Из восьмидесяти шести очков, на личном счету Анны были головокружительные шестьдесят три. В ту весну ее задиристый отец нашел свой конец за рулем новенького «Кадиллака», проданного ему Джеймсом Ренни-Старшим за цену, которая была на сорок процентов меньшей против стартовой. Новые машины не были специальностью Большого Джима, но, когда ему очень требовалась новая, для него ее всегда могли достать «из хвостовой части автовоза».
Сидя в кабинете Пита Рендольфа в то время, как на дворе отцветали последние полосы метеоритно-го ливня (а его проблемные детки ждали – тревожно ждали, надеялся Большой Джим, – когда их вызовут и определят их судьбу), он вспоминал ту сказочную, ту абсолютно мистическую игру, особенно первые во-семь минут второй половины, которая началась с отставания «Кисок» на восемь пунктов.
Анна тогда переломила игру с такой же целенаправленной грубостью, с которой Иосиф Сталин пере-ломил Россию, ее черные глаза искрились (вероятно, засмотревшись в какую-то баскетбольную нирвану вне представления простых смертных), а рот в вечной насмешливой ухмылке словно проговаривал: «Я лучше, чем вы, прочь с моего пути, потому что раздавлю». Все ее броски за те восемь минут закончились попаданиями, включая тот абсурдный бросок с центра, который она сделала, сплетя ноги, когда лишалась мяча, чтобы избежать фола за пробежку.
Для такого типа движений существовали названия, наиболее распространенным из них было: в зоне. Но Большому Джиму нравилась другое: в драйве, а именно: «Она собранная и сейчас в драйве». Так, словно эта игра имела какую-то божественную фактуру, недосягаемую для обычных игроков (хотя изредка даже обычные ощущали, что они в драйве, и на миг превращались в богов и богинь и всякие телесные дефекты, казалось, скрываются в том их кратковременном божественном состоянии); эту фактуру иногда можно было едва ли не пощупать рукой: какая-то такая роскошная, чудесная портьера, наподобие тех, ко-торыми украшены деревянные стены залов Валгаллы.
Анна Комптон так и не сыграла ни одной игры в одиннадцатом классе, тот чемпионский матч стал ее прощальным выступлением. Тем летом, пьяный за рулем, ее отец разбился сам, убил свою жену и всех трех дочерей, когда они возвращались в Таркер Милл из «Брауни», куда ездили за замороженными сока-ми. Тот бонусный «Кадиллак» стал для них гробом.
Эта авария с многочисленными жертвами попала на первые страницы всех газет Западного Мэна – на той неделе Джулия Шамвей выпустила свой «Демократ» с черной каймой, – но Большой Джим не был подавлен тяжелым горем. Анна никогда не смогла бы так же играть в команде колледжа, как он подозре-вал; девушки там крупнее, и ее отодвинули бы на роль постоянной запасной на подхвате. Она бы этого не пережила. Ее ненависть должна была питаться беспрерывным действием на площадке. Это Большой Джим понимал. И полностью с этим соглашался. Именно в этом состояла главная причина, почему он ни-когда даже не рассматривал возможности уехать куда-нибудь из Честер Милла. В широком мире он мог бы заработать больше денег, но достаток – это лишь полкружки пива. Власть – это шампанское.
Руководить Миллом было хорошо в обычные дни, но в кризисное время руководить городом было более чем замечательно. В такие дни ты можешь парить на чистых крыльях интуиции, зная, что не оши-бешься, абсолютно не можешь ошибиться. Ты высчитываешь оборону противника раньше, чем он ее на-громождает, и зарабатываешь очки каждым своим броском. Ты чувствуешь себя в драйве, и нет лучшего времени для этого, чем игра за чемпионский титул.
Это и была его чемпионская игра, и все ложилось ему в масть. Он имел нюх – тотальную веру – ничто не пойдет наперекосяк во время его магического полета; даже то, что казалось невыгодным, предоставит новые возможности, вместо того, чтобы стать блокирующим фактором, как тот бесшабашный бросок Анны с центра поля, который заставил толпу в городском центре Дерри вскочить на ноги, когда фанаты Милла ревели от радости, а фанаты «Ракетчиц» от невероятного огорчения.
В драйве. Вот потому-то он не чувствовал себя утомленным, хотя и был изможден. Поэтому и не пе-реживал о Джуниоре, несмотря на его молчаливость и бледную невыспанность. Поэтому он не переживал о Дейле Барбаре и кучке его баламутных друзей, особенно газетная сука отличается этим среди них. Вот потому, когда Питер Рендольф и Энди Сендерс смотрели на него, совсем ошарашенные, Большой Джим только улыбался. Он мог себе позволить улыбаться. Он находился в драйве.
- Закрыть супермаркет? – переспросил Энди. – Не расстроит ли это людей, Большой Джим?
- Супермаркет, а также «Топливо & Бакалею», – уточнил Большой Джим, все еще улыбаясь. – За «Брауни» нечего и думать, он уже закрыт. А что особенно хорошо – это грязное заведение. – «Где прода-ются грязные журнальчики», – хотя этих слов вслух он не произнес.
- Джим, в «Фуд-Сити» еще полно товара, – сказал Рендольф. – Я только сегодня днем говорил об этом с Джеком Кэйлом. Мяса немного, но всего другого в достатке.
- Я об этом знаю, – ответил Большой Джим. – Я знаю толк в инвентаризации, и Кэйл тоже. Он и дол-жен, он же еврей, наконец.
- Ну… я просто хотел сказать, что все идет ряд-рядом, потому что у людей кладовки забиты харчами, – он просиял. – Ага, теперь я понимаю, надо установить в «Фуд-Сити» сокращенный день. Думаю, Джек на это согласится. Он, наверняка, сам уже об этом думал.
Большой Джим покачал головой, так же улыбаясь. Вот еще один пример того, как все ложится в масть, когда ты в драйве. Дюк Перкинс сказал бы, что это неправильно – подвергать город еще большему давлению, особенно после сегодняшнего тревожного звездного шоу. Но Дюк мертвый, и это более чем удобно, это просто божественно.
- Закрыть, – повторил он. – Оба заведения. Наглухо. А когда они будут открыты вновь, вот тогда мы будем руководить продажами. Запасы протянутся дольше, а распределение их будет более справедли-вым. План рационирования я объявлю на городском собрании в четверг, – он сделал паузу. – Если к тому времени не исчезнет Купол, конечно.
Энди произнес, мягко:
- Большой Джим, я не уверен, что мы имеем право закрывать бизнес.
- В такое кризисное время, как теперь, мы не просто имеем право, это наша обязанность. – Он весело хлопнул по спине Питера Рендольфа. Новый шеф полиции Честер Милла этого не ожидал и испуганно крякнул.
- А что, если это послужит причиной паники? – сомневался Энди.
- Конечно, есть такая вероятность, – согласился Большой Джим. – Когда ударяешь по мышиному гнез-ду, они все бросаются врассыпную. Мы должны на несколько единиц увеличить мощность наших сил по-лиции, если кризис вскоре не прекратится. Да, на несколько единиц.
Рендольф смотрел испуганно.
- У нас уже почти двадцать офицеров. Включая с… – он кивнул головой в направлении дверей.
- Эй, – кивнул Большой Джим. – Раз упомянули о ребятах, то давай, заводи их сюда, шеф, чтобы мы с этим уже покончили и отправили их домой спать. Думаю, у них завтра будет много хлопот.
«А если они там немного наложили себе в штаны, тем лучше. Заслужили, потому что не в состоянии лишний раз удержать в своих трусах свои шила».
Фрэнк, Картер, Мэл и Джорджия вошли в кабинет, чапая друг за другом, как подозреваемые в каком-то полицейском сериале. Лица имели демонстративно задиристые, но задиристость их была жиденькой; Анна Комптон посмеялась бы. Опущенные вниз глаза изучали носки ботинок. Большому Джиму было яс-но, что они ожидают изгнания или еще чего-то похуже, и это ему было в масть. Страх – это та эмоция, с которой очень легко работать.
- Вот, – произнес он. – Таковы наши бравые офицеры.
Что-то потихоньку буркнула Джорджия Руа.
- Говори громче, солнышко, – приставил Большой Джим ладонь к уху.
- Я сказала, что мы ничего не сделали такого, плохого, – тоном угнетенной учителем школьницы, про-бормотала она.
- Тогда что же именно вы сделали? – А когда Джорджия, Фрэнк и Мэл заговорили все вместе, он пока-зал на Фрэнки: – Ты (и расскажи хорошую историю, сукин сын).
- Ну, мы были там, – начал Фрэнк, – но она нас пригласила…
- Точно! – вскрикнула Джорджия, сцепив руки под своими довольно солидными сиськами. – Она…
- Замолчи, – наставил на нее свой мясистый палец Большой Джим. – Один говорит за всех. Так это должно быть, если вы одна команда. Вы команда?
Картер Тибодо понял, куда тот клонит.
- Да, сэр, мистер Ренни.
- Рад это слышать, – Большой Джим кивнул Фрэнку, чтобы продолжал.
- Она сказала, что у неё есть пиво. Только потому мы туда и пошли. В городе же купить пива сейчас нельзя, вы знаете. Ну вот, мы там сидели, пили пиво – всего лишь по баночке, и это уже было почти после смены…
- Совсем после смены, – вставил шеф. – Это ты хотел сказать?
Фрэнк послушно кивнул.
- Да, сэр, именно это я и хотел сказать. Мы выпили пиво и говорим, что, наверное, нам надо уже идти, а она говорит, что очень уважает нашу работу и каждого из нас хочет поблагодарить лично. Ну, и расста-вила ноги, типа того.
- Распахнула свою калитку, понимаете, – уточнил Мэл с безумной улыбкой шире ушей.
Большой Джим моргнул, молча поблагодарив, что здесь нет Эндрии Гриннел. Пусть, какая она там наркозависимая, а неполиткорректности в такой ситуации не потерпела бы.
- Она заводила нас в свою спальню, по очереди, – продолжил Фрэнки. – Я понимаю, это некрасиво было с нашей стороны, и нам всем очень жаль, что мы на это повелись, но с ее стороны это было сугубо добровольное решение.
- Я в этом не сомневаюсь, – сказал шеф Рендольф. – У этой девушки соответствующая репутация. И у ее мужа. А наркотиков вы там никаких не видели?
- Нет, сэр, – все четверо в один голос.
- И вы ее не обижали? – спросил Большой Джим. – Насколько я понимаю, она заявляет, что над ней издевались, били, и всякое такое.
- Никто ее пальцем не тронул, – сказал Картер. – Можно, я скажу, что, как я думаю, там произошло?
Большой Джим махнул ему рукой, дескать, продолжай. И подумал, что, похоже, мистер Тибодо один благоразумный.
- Наверняка, она упала после того, как мы ушли. Возможно, пару раз. Она довольно пьяная была. Бюро по защите прав детей должно было бы забрать у нее ребенка, пока она его не убила.
Никто на это не повелся. Для их города в текущей ситуации офис Бюро в Касл Роке – это все равно, что где-то на Луне.
- Итак, по сути, вы чистые, – подытожил Большой Джим.
- Как хрусталь, – кивнул Фрэнк.
- Ну, я думаю, мы удовлетворены этими объяснениями. – Большой Джим окинул глазом присутствую-щих. – Джентльмены, мы удовлетворены?
Энди с Рендольфом кивнули, явным образом снисходительно.
- Хорошо, – сказал Большой Джим. – Ну, день был длинный, преисполненный разных событий, и, я считаю, нам всем надо выспаться. Вам, молодые офицеры, это особенно необходимо, потому что завтра в семь часов утра вы уже должны заступить на службу. Супермаркет и «Топливо & Бакалею», эти два мага-зины на время кризиса будут закрыты, и шеф Рендольф считает, что именно вам надо поручить дежурство в «Фуд-Сити» на случай, если люди, которые туда придут, не будут соглашаться с новым порядком. Что скажете, мистер Тибодо, вы готовы к такой работе? С вашими… вашими боевыми ранениями?
Картер пошевелил рукой.
- Со мной все обстоит благополучно. Ее собака сухожилия мне совсем не зацепила.
- Вместе с вами мы пошлем туда Фреда Дентона, – подхватил эту оптимистичную волну шеф Рен-дольф. – В «Топливе & Бакалеи» достаточно будет Веттингтон и Моррисона.
- Джим, – подал голос Энди. – Может, лучше поставить в «Фуд-Сити» более опытных офицеров, а но-вичков в магазин поменьше…
- У меня другое мнение, – прервал его Большой Джим. Он улыбался. Потому что был в драйве. – Эти молодые люди именно те, кто нужен нам в «Фуд-Сити». Именно они. И еще одно. Птички мне принесли на крыльях, что кое-кто из вас возит оружие в патрульных машинах, а кое-кто даже носит при себе во время пешего патрулирования.
Ответом на это была тишина.
- Вы офицеры на испытательном сроке, – продолжил Большой Джим. – Если кто-то из вас имеет лич-ное оружие, это ваше право как американцев. Но если я услышу, что кто-нибудь из вас стоял с оружием перед «Фуд-Сити», вооруженным общался с добропорядочными жителями нашего города, ваши дни в по-лиции сочтены.
- Абсолютно правильно, – поддержал Рендольф.
Большой Джим обвел глазами Фрэнка, Картера, Мэла и Джорджию.
- Кто-то имеет с этим проблемы? Говорите.
Вид у них был безрадостный. Большой Джим и ожидал, что эта новость так на них подействует, но они еще дешево откупились. Тибодо, проверяя свои пальцы, сгибал их и разгибал.
- А если оружие незаряженное? – спросил Фрэнк. – Если пистолеты будут при нас, ну знаете, просто для осторожности?
Большой Джим по-учительски поднял палец.
- Фрэнки, я скажу вам то, что говорил мне мой отец: нет такой вещи, как незаряженный пистолет или ружье. У нас добропорядочный город. Наши люди будут вести себя пристойно, я в этом убежден. Если они изменятся, тогда изменимся и мы. Понятно?
- Да, сэр, мистер Ренни, – невесело ответил Фрэнк.
Большому Джиму это и было нужно
Он встал. Но вместо того, чтобы отпустить их, он протянул к ним руки. Он видел их нетерпение и кив-нул, так же улыбаясь.
- А теперь. Завтра будет новый большой день, а мы желаем, чтобы ни один из наших дней не прошел без молитвы. Итак, беритесь.
Они взялись за его руки. Большой Джим закрыл глаза и наклонил голову.
- Боже правый…
Это заняло непродолжительное время.
За несколько минут до полночи Барби поднялся по ступенькам в свое помещение; плечи у него были налиты усталостью, единственное, чего он сейчас хотел в этом мире, это шесть часов забвения, перед тем как вскочить от звонка будильника и вновь идти в «Розу- Шиповник» готовить завтрак.
Усталость покинула его, как только он включил свет – электричество в доме, благодаря генератору Энди Сендерса, еще было.
Здесь кто-то побывал.
Признак был таким мизерным, что сначала он его не осознал. Он закрыл глаза, потом вновь открыл и позволил им свободно блуждать по комбинированной гостиной/кухоньке, стараясь вобрать ими все. Книж-ки, которые он собирался оставить, не передвигали на полке; стулья стояли, где и стояли; один под тор-шером, второй возле единственного в комнате окна с импозантным видом на задний переулок; кофейная чашка и тарелка для тостов в сушилке возле крохотной раковины.
И вдруг до него дошло, как это по обыкновению и бывает, если сильно не давить. Ковер. Который он мысленно называл «не Линси»[260].
Приблизительно футов пять длиной и два в ширину. «Не Линси» имел ритмичный рисунок из синих, красных, белых и коричневых ромбов. Он купил его в Багдаде, но иракский полисмен, которому он дове-рял, заверил его, что ковер этот курдской работы.
«Очень старый, очень красивый, – говорил тот полисмен. Его звали Абд-Аль-Халик Гассан. Хороший служака. – Похожий на турецкие, но нет-нет-нет, – широкая улыбка, белые зубы; через неделю после того дня на базаре мозг из головы Абд-Аль-Халика Гассана выбила пуля какого-то снайпера. – Но нет, это не турецкие курды, это иракцы!»
Продавец ковров был в желтой майке с надписью НЕ СТРЕЛЯЙТЕ В МЕНЯ, Я ВСЕГО ЛИШЬ ПИА-НИСТ[261]. Латиф его слушал, кивал. Они засмеялись вместе. Тогда торговец подергал рукой, даже уди-вительно стало, в сугубо американском жесте «дрочить» и они расхохотались еще громче.
- О чем это вы? – спросил Барби.
- Он говорит, пять таких ковер купил себе один американский сенатор Линси Греем. Пять ковер за пятьсот доллар. Пятьсот денежная наличность, для пресса. Больше втайне. Но все ковер сенатора фаль-шивые. Только этот настоящий. Это я, Латиф Гассан, говорю тебе, Барби. Не Линси Греем ковер.
Латиф поднял ладонь, и Барби стукнул по ней своей пятерней. Хороший тогда был день. Знойный, но хороший. Он купил этот ковер за двести американских долларов и DVD-плеер фирмы «Коби»[262] на все форматы. «Не Линси» был его единственным сувениром из Ирака, и он не ступал на него ногой, никогда. Всегда его обходил. Оставляя Милл, он думал его оставить здесь – в глубине души он считал это способом оставить, наконец, позади Ирак со всем своим тамошним опытом. Куда направляешься, там ты и есть. Са-мая главная во все века дзенская истина.
Он на него не наступал, был суеверен, что касается этого, всегда ходил вокруг, словно, наступив, мог включить какой-то компьютер в Вашингтоне и вновь оказаться в Багдаде или проклятой Фаллудже. Но кто-то наступал на ковер, это было видно. «Не Линси» теперь имел морщинки. И был немного сдвинутым. Он лежал строго прямо, когда Барби ушел из дома сегодня утром – тысячу лет тому назад.
Барби зашел в спальню. Покрывало смотрелось идеально ровным, как всегда, но чувство, что кто-то здесь побывал, только усилилось. Не застарелым ли потом здесь пахнет? Или это чьи-то психические вибрации? Барби не знал и не переживал за это. Он подошел к комоду, извлек верхний ящик и увидел, что его самые протертые джинсы, которые лежали сверху кучи, теперь оказались внизу. А шорты-хаки, кото-рые он положил молнией вверх, теперь лежат молнией вниз.
Он тут же перешел ко второй ящику, к носкам. Хватило пяти секунд, чтобы удостовериться, что про-пали его личные жетоны, и это его не удивило. Нет, он абсолютно не был этому удивлен.
Он схватил свой дешевый телефон, который хотел тоже навсегда оставить здесь, и вернулся в гости-ную. Общий телефонный справочник Таркера-Честера лежал на столике рядом с дверями, книжечка такая тоненькая, чуть ли не брошюрка. Поискал нужный ему номер, не очень надеясь на то, что он там найдется. Шефы полиции не имеют привычки делать достоянием гласности свои домашние номера.
А впрочем, кажется, в маленьких городках они это делают. По крайней мере, этот шеф повел себя так, хотя справочник не открывал о нем всей правды: Г. и Б. Перкинс, Морин-Стрит № 28. Хоть уже пере-валило за полночь, Барби не колебался и сразу набрал номер. Он не мог позволить себе ожидания. Пото-му что подозревал, что у него крайне мало времени.
Звонил телефон; конечно, это Гови звонит сказать, что будет поздно, чтобы она заперла двери и ло-жилась спать…
И тогда до неё дошло – словно неприятные дары из отравляющей коробки, на нее вновь просыпалось осознание того, что Гови умер. Она не знала, кто бы это мог ей звонить по телефону в… – она посмотрела на свои ручные часы – в двенадцать двадцать по полуночи, но это уже не Гови.
Садясь, она вздрогнула и потерла шею, проклиная себя за то, что заснула на диванчике, а также про-клиная того, кто звонит в такую безбожную пору, и вместе с тем освежила в памяти свое нынешнее стран-ное, особое состояние.
Потом она подумала, что для такого позднего звонка может быть только одна причина: Купол или сам исчез, или его пробили. Она довольно сильно ударилась ногой о кофейный столик так, что листы распеча-ток встряхнулись, прохромала к телефону рядом с креслом Гови (как же ей больно смотреть на это пустое кресло) и схватила телефонную трубку.
- Что? Что?
- Это Дейл Барбара.
- Барби! Его проломили? Купол пробили?
- Нет. Хотелось бы мне звонить вам с такой новостью, но нет.
- Тогда зачем? Уже почти полпервого!
- Вы говорили, что ваш муж вел следствие в отношении Джима Ренни.
Бренда старалась уловить смысл сказанного им. Она взялась рукой за шею, потрогала то место, ко-торое ей напоследок погладил Гови.
- Он вел, но я вам говорила, он не имел абсолютных…
- Я помню, что вы мне говорили, – заверил ее Барби. – Вы должны выслушать меня, Бренда. Можете? Вы проснулись?
- Конечно, теперь уже да.
- Ваш муж делал какие-то записи?
- Да. В своем ноутбуке. Я их распечатала, – она взглянула на листы ВЕЙДЕР, рассыпанные по всему кофейному столику.
- Хорошо. Завтра утром я хочу, чтобы вы положили эти распечатки в конверт и передали его Джулии Шамвей. Скажите ей, чтобы спрятала их в безопасном месте. В сейфе, если он у нее есть. В кассовом же-лезном ящике или в картотечном шкафу под замок, если сейфа у неё нет. Скажите ей, чтобы она открыла конверт только в том случае, если что-то случится с вами, со мной или с нами двумя.
Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 17 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |