Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Enlightenivent unfolds 4 страница



***

Я спросил: «Учения Будды первоначально появились в двух вариантах: сутры Большой Колесницы составил Маньджушри, Бодхисаттва Совершенной Мудрости, а сутры Малой Колесни­цы составил Ананда, ученик Будды.

Если так, то непонятно, почему Махакашьяпа, другой уче­ник Малой Колесницы, стал первым патриархом, и именно ему была передана сокровищница Дхармы? Почему не бод-хисаттве Маньджушри? В конечном счете совершенная муд­рость Маньджушри является источником всех будд, в том числе и Будды Шакьямуни, поэтому, казалось бы, его следует считать первым патриархом, наделенным сокровищницей Дхармы. Разве может быть, чтобы сокровищница ока истин­ной Дхармы Татхагаты, чудесное сердце нирваны, на самом деле была бы Дхармой Малой Колесницы? Что вы думаете об этом?»

Жу-цзин ответил: «Ты правильно говоришь, что совер­шенная мудрость бодхисаттвы Маньджушри является источ­ником всех будд. Таким образом, он является учителем всех будд, а не их наследником. Если бы он был учеником Будды Шакьямуни, он бы безусловно получил сокровищницу Дхар­мы. Здесь есть еще один вопрос, который необходимо учиты­вать: то, что сутры Большой Колесницы составил именно Маньджушри, есть только одна из традиций, которая прини­мается не всеми. Даже если он составил их, он не знал уче­ний Малой Колесницы, поскольку имя его в них не упоминается. \ Большинство полагает, что Ананда составил сутры и Боль­шой, и Малой Колесницы, поскольку он обладал исключи­тельными слухом и памятью. Вот почему Ананда собрал воедино все учения, которые Татхагата проповедовал на про­тяжении своей жизни. Что касается Махакашьяпы, то при жизни Будды он был старшим монахом и получил признание в качестве самого старшего и самого искусного из учителей. Вот почему сокровищница Дхармы была передана ему.

Если бы сокровищница Дхармы была вручена Маньджуш­ри, который не был учеником Будды и не изучал учения Ма­лой Колесницы, это породило бы сомнения относительно целостности Дхармы. Необходимо доверять целостности Дхармы всех будд. Не подвергай ее сомнению».

***

Как-то вечером, когда мы остались вдвоем, Жу-цзин ска­зал: «Догэн, знаешь ли ты о том, как следует надевать носки, когда ты сидишь в кресле наставника?»

Я чуть наклонился в почтении и промолвил: «Вы покажете мне?»

Жу-цзин сказал: «Когда ты сидишь на месте наставника в монашеском зале, чтобы давать наставления во время дзадзэн, необходимо надевать церемониальные носки. Когда надел их, следует закрыть их правым рукавом. Это делается для того, что­бы избежать грубости и непочтительности по отношению к бод-хисаттве Маньджушри, Святому монаху, изображение которого стоит на алтаре прямо перед тобой».



**#

Жу-цзин сказал: «В период, когда ты занимаешься интен­сивным обучением и практикуешь дзадзэн, не ешь дикого риса. Так можешь заболеть лихорадкой. Также не практикуй дзадзэн на сквозняке».

***

Жу-цзин сказал: «Когда заканчиваешь дзадзэн, практикуй метод сосредоточения в медленной ходьбе. С каждым вдохом ступай не более чем на полшага».

***

Жу-цзин сказал: «В древности практиковавшие дзэн все без исключения носили простое одеяние, но иногда они надевали платье, сшитое с рубашкой. Ныне все в любое время носят вто­рое; обычай этот лишний раз свидетельствует об упадке. Если хочешь следовать обычаям древних, носи простое одеяние, даже тогда, когда тебе предстоит явиться во дворец. Точно так же, принимая печать Дхармы, получая дхармовое одеяние или за­поведи бодхисаттвы, следует надевать простое одеяние.

Ныне монахи, практикующие дзэн, говорят, что простое оде­яние носят в монастырях Школы Заповедей. Они ошибаются. Им неведомы обычаи древних».

***

Жу-цзин сказал: «С тех пор, как я стал настоятелем этого монастыря, я ни разу не одевал расшитых одежд. Ныне есть на­ставники, которые только зовутся наставниками; они следуют за толпой и носят расшитые одежды. Для меня это означает, что они не обладают подлинным пониманием. Я никогда не носил таких одежд. Почитаемый Миром на протяжении всей жизни носил только одежды, сшитые из грубого холста; он никогда не надевал разукрашенных одежд.

С другой стороны, также неверно брать для себя за правило носить одежду, сшитую плохо и из некачественноно материала. Ведь в таком случае ты уподобишься Аджите Кешакамбале (носившему одежду из собственных волос) и другим, утратившим путь.

Поэтому потомки патриархов должны носить любую безыс­кусную одежду, которая окажется иод рукой. Не следует впадать ни в одну, ни в другую крайность. Это не принесет никакой пользы, ведь это все равно что пытаться нести длинную доску, держа ее за один конец. Ясно, что ее невозможно удержать.

Тот, кого заботит, чтобы его одежда произвела впечатление, недалекий и пустой человек. Не забывай, что еще в древности носили одежду из ткани, которую использовали для удаления испражнений».

Я поднесЖу-цзину ладан испросил: «Но Почитаемый Ми­ром передал парчовые одежды Махакашьяпе. Вы можете рас­сказать мне об этом?»

Жу-цзин сказал: «Поистине, прекрасный вопрос! Большин­ство не задает этого вопроса потому, что они недостаточно зна­ют, чтобы задать его. Именно об этом спорят учителя. Когда я учился у покойного наставника Сюэ-доу и спросил его об этом, он был очень доволен. Когда Почитаемый Миром впервые уви­дел, что Махакашьяпа обретет прибежище, он тут же вручил ему сокровищницу Дхармы и парчовые одежды и сделал его пер­вым патриархом. Махакашьяпа получил парчовое одеяние и Дхарму, но при этом до конца своей жизни продолжал неуклон­но придерживаться аскетической практики. Он никогда не ло­жился спать и при этом с предельной почтительностью и благоговением относился к каишя. Каждый день он погружался в медитацию, сосредотачиваясь на образе Будды или ступе Буд­ды. Махакашьяпа—это древний будда, древний бодхисаттва; когда бы они ни находились вместе с Почитаемым Миром, по­следний всегда делил с ним свое место.

Из тридцати двух знаков Будды почтенный Махакашьяпа обладал тридцатью; у него не было только белого хохолка меж­ду бровями и шишковатой выпуклости на темени. Когда он си­дел бок о бок с Буддой, он выглядел впечатляюще; сказано, что и люди, и дэвы радовались, видя их рядом. Он обладал удиви­тельным пониманием и чудесной способностью передавать Дхар­му Будды целиком, без каких бы то ни было изъянов, и Будда полностью передал ему свое учение. Поскольку Махакашьяпа обладал всеми этими несравненными качествами, Будда вручил ему парчовое одеяние и Дхарму во время первой их встречи.

***

Я написал Жу-цзину письмо: «Почтенный наставник-насто­ятель, в Поднебесной есть четыре вида монастырей: дзэнский монастырь, монастыри Школы Сутр, монастыри Школы Запо­ведей и монастыри без линии преемственности.

Насколько я понимаю, изначальный опыт дзэнских мона­стырей есть опыт истинных наследников патриархов, пере­дающих Дхарму непосредственно от сознания к сознанию и практикующих "обращение лицом к стене", что явил еще Бодхидхарма на горе Сун. Опыт этот является сокровищницей истинного ока Дхармы, чудесным сердцем нирваны. Поистине, он —сущность Татхагаты, сокровенный центр Дхармы Буд­ды; все остальное находится по краям. Это несравненно и невы­разимо.

В монастырях Школы Сутр практикуют путь Тяньтай. Ос­нователем школы является Чжи-и, Великий Наставник Чжи-чжэ, который был преемником Нань-юэ, Наставника Медитации Хуэй-сы. Чжи-и унаследовал и усовершенствовал практику "трех пре­кращений" и "трех проникновений" единого сознания; он также обрел цветок лотоса самадхи и возрождающееся заклинание дхарани. Согласно учению Тяньтай, в равной степени важны и обучение у наставника, и постижение сутр.

Когдя я изучал положения школы Тяньтай и читал множе­ство сутр и комментариев к ним, я открыл, что величие настав­ника медитации Чжи-и заключается в его понимании сутр, заповедей и истолкований. Понимание его поистине удивитель­но и несравненно. Его учитель, великий священнослужитель Хуэй-сы из Наныоэ, получил Дхарму от Хуэй-вэня из северного царства Ци. Хуэй-сы пробудил сознание и достиг самых глубин медитации.

Хуэй-вэнь, его учитель, начал с того, что, не разбирая, искал понимания в сутрах и в конце концов проник в "Трактат о мад-хъямике" Нагарджуны. Именно на основе сочинения Нагарджу-ны Хуэй-вэнь создал практику "трех проникновений" одного сознания. С тех пор все монастыри Школы Сутр основываются на этих учениях школы Тяньтай. Но практика Хуэй-вэня опира­ется исключительно на слова "Трактата о мадхъямике", без ка­кого-либо понимания того, о чем говорил Нагарджуна и без получения печати подтверждения от него. Более того, правила, царящие в этих монастырях, не глубоки, а сами здания не завер­шены.

Ныне монастыри Школы Сутр добавили к своей прежней практике практику "шестнадцати визуализаций", которая идет от "Сутры бесконечной жизни". Но подлинность этой сутры не установлена. Ученые мужи как прошлого, так и нынешнего, со­мневаются в ней. Изначальная практика "трех проникновений" школы Тяньтай не может быть той же самой, что и индийские "шестнадцать визуализаций". Последние есть лишь средство, в то время как "три проникновения" есть истинное учение, поэто­му, они различаются, как небо и земля, и противоречат друг другу, как огонь и вода. Я полагаю, что ученики в Великой Сун (Китае) не поняли ясно учений школ Тяньтай и ошибочно добавили к ним "шестнадцать визуализаций". Так же несомненно, что мо­настыри Школы Сутр не сохранили обычаев и традиций монас­тырей времен Будды. По-видимому, начало их монастырскому укладу положил не Будда, но Кашьяпа Матанга и Чжу Фа-лань.

Монастыри Школы Заповедей были основаны Нань-шань Дао-сюанем, который не был в Индии, а изучал сутры, прине­сенные на восток. Даже если, в дополнение к сутрам, он и слы­шал учение дэв, это все равно не может сравниться с получением учения непосредственно от совершенномудрых. Поскольку мо­настыри эти строились теми, кто не получил учения непосред­ственно, их планировка и архитектура подвергаются сомнению как учеными мужами, так и практикующими.

В Поднебесной множество крупных и знаменитых дзэнских монастырей. В некоторых из них свыше тысячи монахов и боль­ше сотни зданий с башнями и святилищами, а дорожки и тро­пинки бегут во всех направлениях. Они выглядят как дворцы. Обычаи и традиции в этих монастырях полностью соответству­ют тому, что непосредственно от сознания к сознанию передава­ли патриархи, и все спроектировано и построено согласно их непосредственному учению.

Но внешнее великолепие—отнюдь не самое главное. Куда важнее такие вещи, как собрание за утренним чаем и вечерние наставления — они непосредственно завещаны Бодхидхармой и не сравнятся с практиками, созданными теми, кто опирается на истолкование текстов. Только путь дзэн может считаться пра­вильным.

Я полагаю, что практики древних будд существовали еще до того, как Почитаемый Миром явился в этот мир. Разве Почи­таемый Миром не сказал однажды Ананде: "Ты должен следо­вать обычаям и традициям Семи Изначальных будд?" Поэтому, очевидно, что Дхарма Семи Изначальных будд есть Дхарма Буд­ды Шакьямуни, а Дхарма Будды Шакьямуни есть также Дхарма Семи Изначальных будд.

После Шакьямуни Дхарма передавалась двадцать восемь раз, пока она не пришла к Бодхидхарме, который пришел в Под­небесную, чтобы передать ее и тем самым спасти людей, по­грязших в иллюзиях. Дхарма передавалась пять раз, пока не попала к Хуэй-нэну. А он завещал ее двум своим лучшим учени­кам: Цин-юаню и Нань-юэ. Их преемники, в свою очередь, ста­ли превосходными наставниками и распространяли учение Шакьямуни.

Вот почему мы должны считать монастыри, где обитали эти монахи и где живут их потомки, подлинными местами, в кото­рых сосредоточена Дхарма Будды. Их не сравнить с монастырями Школы Сутр и Школы заповедей, точно так же, как государство, во главе которого стоит справедливый правитель, не сравнить с государством, в котором нет правителя.

Прошу вас, разъясните мне эти вопросы. Зажигаю ладан и отбиваю сто поклонов, ваш ученик Догэн».

В ответ Жу-цзин сказал следующее: «Твое письмо — вер­ное по смыслу и хорошо написано. В древности монастыри не носили таких названий, как Школа Сутр, Школа заповедей или "дзэнская школа". Употребление таких названий — всего лишь плохая привычка нашего века упадка. Государственные чинов­ники, которые на самом деле не понимают учения Будды, оши­бочно подразделяют монахов на приверженцев Школы Сутр,

Школы заповедейи "дзэнской школы". Императорские таблич­ки с такими названиями и их использование распространились так широко, что теперь мы слышим о пяти типах монахов. Яко­бы есть монахи Школы заповедей, потомки Нань-шаня; монахи Школы Сутр, потомки Тяньтай; монахи школы йоги, потомки Амогхаваджры; монахи монастырей, не следующих линии пре­емственности, которые толком не знают, кто их патриархи; и дзэнские монахи, ведущие происхождение от Бодхидхармы. Поистине достойно сожаления, что у нас, в такой далекой стра­не и в эпоху упадка, такое смешение названий и типов.

Это правда, что в Индии было пять школ, но они лишь по-разному выражали одну Дхарму Будды. Разделение на пять школ в Китае совершенно иное. Если бы в нашем государстве был муд­рый правитель, такой путаницы бы не существовало. В конце кон­цов, несомненно, что планировка, обычаи и традиции дзэнских монастырей воплощают непосредственное учение патриархов, которое сохранялось благодаря прямой передаче его истинными наследниками Будды. Подлинный путь Семи Изначальных будд присутствует только в дзэнских монастырях, хотя само название "дзэн" —ошибочное.

Наши обычаи и традиции были переданы патриархами, и наши монастыри пребывают в самом центре потока Дхармы. Школа Заповедей и Школа, опирающаяся на сутры — всего лишь притоки. Патриархи—подлинные властители Дхармы; когда правитель всходит на престол, он становится владыкой мира, и все люди повинуются ему».

 

Жу-цзин сказал: «Потомки патриархов должны прежде все­го освободиться от пяти препятствий, а затем освободиться и от шестого препятствия. Шестое препятствие есть недостаток по­нимания.

Когда освободишься от недостаточного понимания, пять препятствий сразу же исчезнут. Если же ты не свободен от пре­пятствия недостаточного понимания, то даже если остальные пять препятствий отсутствуют, практика и знание патриархов по-прежнему останутся недоступными».

Исполненный благодарности, я поклонился, почтительно сложил руки на груди и сказал: «Я никогда прежде не слышал об этом учении. Большинство старших монахов и вся братия, ви­димо, ничего не знают и не говорят об этом. Наверное, мои бла­гие корни, обретенные в прошлых жизнях, способствовали тому, что сегодня я впервые узнал об этом полном сострадания учении. Наставник, прошу вас, скажите мне вот что: в чем заключается секрет освобождения от всех этих пяти и шести препятствий?»

Жу-цзин улыбнулся и ответил: «Разве ты уже не практику­ешь это? То, что ты уже делаешь, как раз и есть путь освобожде­ния от шести препятствий. Будды и патриархи не ждут, покалюди в своем постижении пройдут различные этапы учения. Они прямо и непосредственно передают путь освобождения от шести пре­пятствий с тем, чтобы мы более не пребывали во власти пяти чувственных желаний.

Путь освобождения от пяти препятствий и пяти чувствен­ных желаний и есть практика медитации и умерщвления тела и сознания. Другого пути не существует, и говорить об этом ка­ким-либо иным образом бессмысленно».

 

 

Я спросил: «Вы не надевали церемониального дхармового одеяния с тех самых пор, как стали настоятелем этого монасты­ря. Почему?»

Жу-цзин сказал: «Действительно, за все годы, что я зани­мал пост настоятеля, я не носил таких одежд. Я воздерживаюсь от этого из соображений гуманности. Будде и его ученикам надлежит носить одежду, сшитую из ветхих лоскутов, и пользо­ваться чашами, сделанными из самого грубого материала».

Я сказал: «Наставники различных монастырей очень часто носят дхармовые одежды; возможно, это свидетельствует о недо­статке гуманности, а быть может, и о мелочной жадности. Но что вы скажете о Почетном Пробужденном Хун-чжи? Он носил цере­мониальные дхармовые одежды, но при этом никто не сможет отрицать, что он был человеком в высшей степени смиренным».

Жу-цзин сказал: «Да, Почтенный Пробужденный Хун-чжи действительно носил церемониальные дхармовые одежды, но исключительно из глубокого уважения; это был поступок пре­дельной искренности в практиковании пути. В Японии, твоей стране, ношение церемониальных дхармовых одежд не вызыва­ет никаких вопросов. Но здесь, у нас, наставники, надевая дхар­мовые одежды, тем самым показывают свою алчность и стрем­ление покрасоваться. Я не ношу дхармовых одежд именно пото­му, что не желаю быть причастным ко всему этому».

***

Жу-цзин сказал: «Дзадзэн архатов и пратьека-будд свобо­ден от привязанностей, но лишен всеобъемлющего сострадания. Оно весьма отличается от дзадзэн патриархов, которые считали всеобъемлющее сострадание и обет спасения всех живых существ наивысшим.

В Индии люди, пребывающие вне пути, тоже практикуют дзадзэн, но их дзадзэн не позволяет разрешить трех проблем: привязанности, ошибочных взглядов и гордыни, вот почему он совершенно и несомненно отличается от дзадзэн патриархов. Шраваки также практикуют дзадзэн, но сострадание их ограни­чено. Они не опираются на мудрость и не проникают в реаль­ность вещей; они просто занимаются самосовершенствованием и тем самым устраняются от дарующего семени будд. Поэтому их дзадзэн тоже совершенно отличен от дзадзэн патриархов.

Сокровенная сущность дзадзэн патриархов — это обет со­брать воедино все качества Будды с самого первого момента вдох­новения к пробуждению и в бесчисленных будущих вечностях. Патриархи никогда не забывают о чувствующих существах и не оставляют их, они исполнены сострадания ко всем существам, даже насекомым, они неизменно прилагают усилия, чтобы спа­сти их всех, и все благо, обретенное ими, они передают живым существам. Дав такой обет, патриархи всегда практикуют дзад­зэн в мире желаний, в нашем повседневном мире Джамбудвипы, в котором существуют огромные возможности для воздействия на причину и следствие. Патриархи практикуют этот путь из жизни в жизнь, из мира в мир, и обретают непостижимую гиб­кость сознания и сердца».

Я поклонился и спросил: «Как нам обрести подобную гиб­кость сознания и сердца?»

Жу-цзин сказал: «Сущность такой гибкости заключается в реализации умерщвления тела и сознания, как это делали пат­риархи. Вот почему умерщвление тела и сознания называется "печатью сознания" патриархов».

Я поклонился еще раз.Жу-цзин сказал: «В зале Дхармы есть образы львов, находя­щиеся к западу и востоку от ступеней, ведущих наверх, к дхармо-вому возвышению. Образы обращены к ступеням, но при этом направлены чуть-чуть в южную сторону, по направлению к внима­ющим. Эти львы, от хвоста и до самой гривы, должны быть безуп­речно белыми. В последнее время скульпторы стали делать белых львов, но ссиними гривами. Это новшество не имеет ничего обще­го с традицией; на самом деле, львы должны быть полностью бе­лыми, от хвоста до гривы.

Наддхармовь-мсиденьемдолженнаходитьсявсюьмиугольньш лотосовый балдахин, который прикрывает сиденье точно так же, как цветок лотоса закрывает землю. В каждой из восьми граней его должно быть закреплено зеркало, а с каждого угла—свеши­ваться ленточка с прикрепленным к ней колокольчиком. Лепестки лотоса должны быть выложены в пять слоев, с колокольчиком на каждом лепестке. Балдахин должен быть точь-в- точь таким, какой ты видишь над дхармовым сиденьем в нашем монастыре».

***

Я спросил: «Я слышал ваше стихотворение о бубенчике, зве­нящем на ветру. Первая строчка гласит: "Все тело есть рот, подве­шенный в пустоте." А третья строка говорит: "Сливаюсь со всей вселенной, отбивая праджню"*.

Что это за пустота? Есть ли она просто отсутствие формы? Подвергающие путь сомнению говорят именно так. А ныне даже ученики, постигающие путь, непонимаютистиныБудды: они счи­тают пустотой безбрежное пространство голубого неба. Это в выс­шей степени печально».

* «Бубенчик, звенящий на ветру» Жу-цзина: Подлинное тело есть рот, подвешен­ный в пустотеУДует ли ветер с востока, запада, юга или севера/Он сливается со всей вселенной, отбивая праджню./Динь-динь, динь-динь, динь-динь.


Жу-цзин сказал: «Пустота есть не что иное, как праджня. Это не отсутствие формы. Пустота не имеет и не не-имеет препятствий; поэтому пустота не означает просто отсутствия. Не есть она и одно­сторонняя реальность. Настоятели многих монастырей еще даже не прояснили для себя формы; как же они могут прояснить пусто­ту? Боюсь, что здесь, в Великой Сун, упадок учения Будды таков, что описать его невозможно».

Я сказал: «Ваше стихотворение о бубенчике, звенящем на ветру, бесподобно. Другие наставники, даже если у них в распо­ряжении будут бесчисленные вечности, ни за что не создадут стихотворения, подобного вашему. Несомненно, вся община дол­жна глубоко почитать его. Хотя я прибыл из далекой страны и не слишком хорошо понимаю, что такое Дхарма, я читал собрания, в которых изложены учения дзэнских наставников, такие как "Передача светильника", "Просторный светильник", "Светиль­ник, передаваемый из поколения в поколение" и "Вселенский светильник", равно как и записи высказываний различных на­ставников, но я не видел ничего, что могло бы сравниться со стихотворением о бубенчике, звенящем на ветру. Мне несказан­но повезло, что я узнал о нем. Проникаясь его прямотой и вос­хитительным ритмом, я увлажнил свою одежду слезами радости, отбивая поклоны день и ночь».

Жу-цзин, казалось, вот-вот выпадет из своего кресла. Он улыбнулся и сказал: «Слова твои глубоки, а понимание твое — несравненно. Я составил это стихотворение во время пребыва­ния в монастыре Цинлянсы. В свое время многие хвалили его, но никто еще не сумел высказаться о нем так, как это сделал ты. Я признаю, что ты обладаешь острым глазом Дхармы. Сочиняя стихи, старайся делать это точно так же».

***

Как-то ночью Жу-цзин сказал мне: «Если чувствующие существа, беспрестанно вращающиеся в колесе рождения и смерти, устремятся к пробуждению и начнут искать природу Будды, они сразу же превратятся в детей патриархов. При этом также верно, что все прочие живые существа тоже являются детьми патриархов. Ты должен глубоко понять эту семейную линию преемственности, но не распространяйся о ее проис­хождении».

***

Жу-цзин наставлял меня: «Когда практикуешь дзадзэн, под­ними свой язык к нёбу, и пусть он соприкасается с передними зубами. Если через сорок или пятьдесят лет практикования меди­тации ты сможешь сидеть, не наклоняясь вперед и не погружаясь в дремоту, тогда можешь закрывать глаза во время дзадзэн. Тот


же, кто не овладел в достаточной степени практикой медитации, должен сидеть с открытыми глазами. Если ты сидишь долго и устал, можешь поменять положение ног. Всему этому учил сам Будда, передавая учение на пятьдесят поколений».

***

Я спросил: «Сомневающиеся и в Японии, и в Китае говорят, что медитация, широко практикуемая в дзэнских монастырях, суть учение Малой Колесницы. Что нам следует отвечать на это?»

Жу-цзин сказал: «Утверждающие подобное, и в Японии, и в Китае, еще не прояснили для себя Дхармы Будды. Догэн, ты должен четко понимать, что истинная Дхарма Татхагаты не ог­раничивается внешними проявлениями так называемых Боль­шой и Малой Колесниц. Сострадание древних будд падает на нас так же естественно, как зерна под ударом серпа, и порожда­ет множество искусных методов, которые мы называем Боль­шой Колесницей и Малой Колесницей.

Знай, что Большая Колесница — это семь кусков рисового пирога с овощами, а Малая Колесница—это три куска рисово­го пирога с кунжутом. Далее, патриархи никогда не обманывали своих детей пустым кулаком, в котором ничего нет. Они откры­вали ладони и раздавали золотые листья или куски золота, в зависимости от ситуации. Когда требовалось, они пророчество­вали о пробуждении; когда было необходимо, они искусно вели за собой людей. Ни одна из их практик не является недействен­ной; и ничто из дарованного ими не является бесполезным».

***

Жу-цзин сказал: «Я вижу, что ты практикуешь дзадзэн на своем месте в монашеском зале день и ночь, не зная ни сна, ни отдыха. Это чудесно. Вскоре ты ощутишь необычайное благо­ухание, с которым ничто не сравнится в этом мире. То, что ты видишь, как прямо перед тобой падают на землю капельки мас­ла, тоже можно считать благоприятным знаком, как и все силь­ные и необычные ощущения тела. Когда ты испытаешь подобное, интенсивность твоей практики сразу же возрастет, как если бы ты потушил костер у себя на макушке».

■к ■*■ if

Жу-цзин сказал: «Почитаемый Миром говорил, что слуша­ние и размышление о пути подобно пребыванию за воротами, но дзадзэн —это возвращение домой и безмятежное пребыва­ние внутри. Вот почему благо медитации даже в течение одного момента поистине неизмеримо.

Я неуклонно и неустанно практикую путь свыше тридцати лет, и сейчас, хотя мне уже шестьдесят пять, я исполнен большей устремленности и решимости, чем когда-либо. Тебе надлежит практиковать столь же интенсивно, как если бы ты услышал про­рочество о своем пробуждении из золотых уст самого Будды».

**#

Жу-цзин сказал: «Когда практикуешь дзадзэн, не присло­няйся к стене, ширме или спинке стула. Иначе тебя непременно поразит болезнь. Необходимо сидеть с прямой спиной, следо­вать руководствам по медитации и никогда не нарушать их».

Жу-цзин сказал: «Если встаешь из дзадзэн и начинаешь ме­дитацию ходьбы, двигайся не кругами, а по прямой. Если после двадцати или тридцати шагов ты захочешь развернуться, всегда поворачивай направо. Делай шаг сначала правой ногой, а затем левой».

***

Жу-цзин сказал: «Руины того места, где Татхагата встал из дзадзэн и совершил медитацию ходьбы, по-прежнему существу­ют в Индии, в царстве Удияна. Точно так же сохранился до сего дня дом мирянина Вималакирти; остались и камни фундамента монастыря рощи Джета. Когда люди приходят поклониться этим священным местам, результаты их наблюдений различаются. Одни находят нечто длинным, другие—коротким; одни счита­ют, что камни рядом друг с другом, другие—что они удалены друг от друга. Каждый из них видит по-разному. Это и есть жиз­ненная сила патриархов.

Знай же, что чашу и одеяние, равно как и кулак и ноздри патриархов, переданные нам, точно измерить невозможно».

Я поднялся и поклонился до самой земли, не в силах сдер­жать слез радости.

***

Жу-цзин сказал: «Во время дзадзэн можно развить самад-хи, направляя свое сознание в разные места. Однако я бы ска­зал, что во время дзадзэн сознание следует помещать на ладонь левой руки. Это есть путь, истинным образом переданный пат­риархами».

 

 

Жу-цзин сказал: «Хотя Гао в Яошани, будучи всего лишь новичком, еще не принял монашеских заповедей, не следует полагать, будто он не получил истинно переданных заповедей патриархов. Он носил одеяние Будды и пользовался чашей Буд­ды; он был истинным бодхисаттвой.

Когда вся община собирается вместе, старшие монахи дол­жны следовать порядку принятия заповедей бодхисаттвы, а не порядку принятия монашеских заповедей. Такую традицию пе­редачи заповедей бодхисаттвы можно считать правильной. До­гэн, я бесконечно рад твоей безграничной устремленности к постижению Дхармы. Поистине, ты являешь собой сосуд, дос­тойный передачи учения школы Цаодун».

***

Я спросил: «Опыт патриархов прошлого и настоящего явля­ется великолепной основой для нашего собственного практико­вания. Поначалу, когда мы в первый раз устремляемся сознанием к постижению Дхармы, нам кажется, что путь Будды существу­ет, но потом, когда мы укрепляемся в своем понимании, оказы­вается что пути Будды не существует. С другой стороны, когда мы начинаем практиковать, мы уверены, что еще не обрели про­буждения. Когда же мы действительно вступаем в обитель Дхар­мы, оказывается, что существует дух пробуждения, выходящий даже за пределы понимания древних. Вопрос мой таков: где ис­тинное пробуждение? В начале или в конце?»

Жу-цзин ответил: «Тот же самый вопрос Почитаемому Ми­ром задавали бодхисаттвы и шраваки. И в Индии, и в Китае существовало должным образом передаваемое учение об этом.

С одной стороны, говорится, что Дхарма не прибывает и не убывает. Если так, то как же в таком случае может существовать то, что мы называем обретением пробуждения? Это учение под­разумевает, что только будды обладают пробужденностью; бод­хисаттвы никогда не обретают ее, что вызывает серьезные во­просы и сомнения у последователей.

Также говорится, что пробуждение и в сознании начинаю­щего, и в сознании опытного практикующего — одно и то же. Но как это может быть возможно? Ведь в таком случае, только устремившись к пробуждению, как бодхисаттва, ты тут же пре­вратился бы в Будду. С другой стороны, если сознание начинаю­щего лишено пробужденности, то как же возможно тогда двигаться к пробужденному завершению Дхармы? Таким обра­зом, пробужденное завершение Дхармы должно пользоваться плодами пробужденного опыта начинающего. А пробужденный опыт начинающего должен быть семенем завершения.

Позволь, чтобы объяснить тебе это более наглядно, прибег­нуть к аналогии. Это подобно свече с озаряющим пламенем. Если свечу зажечь, появляется пламя. Пока свеча горит, по-прежнему существует то же самое пламя. Когда свеча горит, она тает, умень­шаясь в размерах сверху вниз, и никогда снизу вверх. Пламя не является ни новым, ни старым. Оно не является непосредствен­ной принадлежностью свечи, но и не существует отдельно от нее. Пламя подобно свету в сознании начинающего. Свеча же, когда она не зажжена и лишена пламени, подобна отсутствию видения у того, кто не вступил на путь.


Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 22 | Нарушение авторских прав







mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.021 сек.)







<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>