Enlightenivent unfolds 2 страница

К ВЫСШЕЙ ПРОСТОТЕ

В течение пяти лет, с 1248 по 1252 годы, Догэн каждый год выступал более чем с пятьюдесятью проповедями. Он написал дальнейшее руководство по монашеской жизни. Хотя за это вре­мя не появилось новых глав «Сокровищницы ока истинной Дсар-мы», с одной из них, «Умывание лица», написанной в 1239 году, он выступил перед общиной в третий раз. Подробно разъясняя, как именно следует очищать сознание, Догэн говорил о безус­ловной важности чистоты как внутренней, так и внешней.

В1252 году Догэн переработал «Актуализацию фундамен­тального начала», одну из первых глав «Сокровищницы ока ис­тинной Дхармы». Во второй половине 1252 года он тяжело заболел. В первом месяце 1253 года были написаны «Восемь пробуждений великих существ». Этот текст стал последней гла­вой «Сокровищницы ока истинной Дхармы» и состоял преиму­щественно из обильных цитат наставлений Шакьямуни из «Сутры последней воли Будды». Сочинение это написано очень простым языком и лишено и тени того совершенства, которым отличались сочинения периода расцвета. В том же году монах Нитирэн начал проповедовать учение об интенсивной индиви­дуальной практике распеваиия названия «Лотосовой сутры».

В четвертом месяце 1253 года Догэн стал расспрашивать одного из своих старших учеников Гикая о последних днях Эка-на. Первый дзэиский наставник Эдзё и Гикая, Экан пришел в общину Догэна за двенадцать лет до того, занимал мост главно­го монаха в монастыре Эйхэй и умер в 1251 году. Гикай сказал, что Экан скончался, испытывая огромное сожалаше по поводу того, что Догэн так и не дал ему взглянуть на документ о переда­че Дхармы. Догэн выразил сочувствие Экану и попросил Гикая посвятить Экану все свои заслуги, если ему будет дана возмож­ность увидеть печать унаследования Дхармы Догэна. Хотя сам Догэн, находясь в Китае, и видел, и получал подобные свиде­тельства, сам он практически не давал никому возможности не только получить, но даже увидеть этот документ. Быть может, он хотел показать тем самым, что только полностью пробудившие­ся ученики могут взглянуть на то, что является знаком высшего подтверждения их учителя.

В седьмом месяце того же 1253 года Догэн вновь заболел; он знал, что земная его жизнь подходит к концу. Он сказал Гикаю: «Хотя в учении Будды есть еще десять миллионов вещей, оставшихся непроясненными, тем не менее, я испытываю глу­бокую радость, ибо я не способствовал формированию оши­бочных взглядов и неуклонно придерживался правильной веры в истинную Дхарму». В том же месяце Догэн отдал Эдзё одея­ние, сшитое им самим, и назначил его настоятелем монастыря Эйхэй.

В пятый день восьмого месяца, поддавшись настойчивым уговорам господина Хатано, Догэн отправился лечиться в Кио­то. Его сопровождали Эдзё и другие ученики. Управление мона­стырем на время своего отсутствия Догэн поручил Гикаю.

В пятнадцатый день восьмого месяца, вдохновленный ви­дом осенней луны, Догэн написал стихотворение:

Осенью,

Даже если я, быть может,

Увижу ее снова —

Как я могу спать,

Когда этой ночью такая луна.

В двадцатый день восьмого месяца 1253 года Догэн скон­чался в Киото, в доме своего ученика-мирянина Какунэна.

Круг пути

«Путем» многие религиозные традиции называют процесс духовного совершенствования. Название это подразумевает, что постигаюншй обречен на долгий и тяжкий труд, на блуждания и необходимость преодолевать многочисленные препятствия, прежде чем он доберется до конечной цели. От начальной точки до цели — огромное расстояние. В контексте учения Махаяны — Большой Колесницы, направления буддизма, широко распрост­ранившегося в Северной и Восточной Азии — процесс этот оли-цетворяет путь ученика, стремящегося к пробуждению (бодхисаггвы), к обретению полного понимания, полной про­бужденкости, к достижению состояния Будды. Временной про­межуток между начальной практикой и достигаемой целью, пробуждением, в сутрах измеряется «сотнями и тысячами веч-ностей».

Догэн принимает такой образ «линейного поиска». Однако при этом он говорит также о пути как о круге, о цикле, Каждый момент практики для него вмещает в себя пробуждение, а каж­дый момент пробужденности подразумевает практикование. Другими словами, практика и пробуждение, как процесс и цель, неразделимы. Цикл практикования завершен уже в самом своем начале. и этот цикл практики-пробуждения возобновляется в каждый момент времени.

В тот миг, когда человек начинает путь, он уже достиг конеч­ной цели, и в последующем в каждый миг человек продолжает «достигать». В этом смысле человек не движется к пробуждению, но как бы заставляет пробуждение «развертываться», раскрываться в самом себе. Как говорит сам Догэн, «за один день в опыте пере­живаются бесчисленные сотни вечностей». «Цикл пути» есть пе­ревод японского термина «докан», буквально означающего «кольцо пути». Хотя слово это, введенное самим Догэном, появ­ляется в его сочинениях всего четыре раза, его можно считать олицетворением самой сокровенной сути учения Догэна,

Цикл практики-пробуждения описывает не только путь од­ного конкретного человека, но и процесс и цель всех практику­ющих путь на протяжении и прошлого, и настоящего, и будущего. Догэн говорит: «На великом пути патриархов всегда есть выс­шая практика, она непрерывна и нерушима. Она образует цикл пути к никогда не пресекается. Между вдохновленностью, 'прак­тикой, пробуждением и нирваной нет никакого промежутка; цикл пути есть непрерывное практикование. А раз так, ни один чело­век не в состоянии ни запятнать его, ни «подтолкнуть». Сила непрерывной практики гармонируетскаждым. Это означает, что практика каждого оказывает воздействие на всю землю и все небо в десяти направлениях. И пусть даже этого никто не заме­чает, ни ты сам, ни другие, все равно это так».

Таким образом, практика всех пробужденных актуализиру­ет практику каждого из нас. А практика каждого из нас актуали­зирует практику всех пробужденных. Любой вид практикования, каким бы незрелым и ничтожным он ни был, воспринимается как нечто весьма значительное и по сути незаменимое для всей великой общины пробужденных. Точно так же нашу жизнь в каждый момент времени можно рассматривать в контексте жиз­ни всего космоса.

Догэн обычно называет жизнь «рождением», ибо буддизм описывает человеческую жизнь как беспрестанное повторение рождения и смерти, свершающееся день за днем, в каждый момент времени. Догэн говорит: «Рождение подобно путешествию на лодке. Ты поднимаешь парус и начинаешь грести. Хотя гребешь ты, везет тебя лодка, и без лодки ты бессилен. При этом в лодке плывешь ты, и именно то, что ты плывешь в ней, делает ее лодкой. Тщательно обдумайте это». Понимание Догэном глубокой взаимосвязи всех вещей в каждый момент времени по сути выявляет абсолютную ценность каждого проходящего мгновения.

Сокровищница ока истинной Дхармы

Путь практикования-пробуждения Догэн называет «путем Будды». Это путь всех пробужденных прошлого, настоящего и будущего. Он указывает на ошибочность именования его соб­ственной общины частью школы Цаодун, или дзэн, или даже школой Сознания Будды. Ибо учение своей школы Догэн считал общей дорогой всех пробужденных.

Путь этот может быть широким и безграничным в теории, но узким на практике. Догэн называет его «великой дорогой пат­риархов», причем под «патриархами» подразумеваются все аутентичные продолжатели линии какого-либо учения. В дзэнс-кой традиции к линии наследования принадлежат только духов­ные преемники Будды Шакьямуни и Бодхидхармы, первого китайского патриарха дзэн-буддизма. Друг ие учителя «патриар­хами» не считаются.

Следуя дзэнской традиции, Догэн возводит начало линии дзэн-буддизма к великому собранию на Горе Грифов, когда, согласно легенде, Будда поднял вверх цветок и только Маха-кашьяпа улыбнулся ему в ответ. Будда сказал: «у меня есть сок­ровищница ока истинной Дхармы, чудесное сердце нирваны. Я вручаю его тебе». Догэн убежден, что эта сокровищница пере­давалась непосредственно от наставника ученику на протяжении множества поколений.

Суть этого учения —дзадзэп, или «сидение в медитации», через которое только и можно обрести понимание. Догэн пред­лагает в высшей степени уточненную технику дзадзэп, равно как и руководство по правилам поведения в монашеской общине. Все подробности того, какую пищу принимать, какую одежду и как носить тщательно выписаны, в качестве неотъемлемых со­ставляющих жизни пробудившегося.

Догэн постоянно говорит об истинной Дхарме, подлинном учении, правильном наследовании и правильном пути. Соответ­ствующее китайское слово чжэп (японское се) он порой помно­гу раз использует в одном предложении. Достижение подлинной аутентичности в понимании и повседневных делах монашеской общины было одной из главных целей Догэна-мыслителя и на­ставника.

Чудесное сердце нирваны

Пробуждение, к которому стремится всякий последователь буддийского учения, на санскрите звучит как бодхи. Каждый буд­да, т.е. тот, кто воплощает бодхи, является пробужденным, или просветленным. в дзэнской традиции Буддой считается Шакья­муни, первый проповедник буддийского учения.

Будду можно также вопринимать и как того, кто погружен в нирвану и в полной мере сопереживает опыт друтих. «Нир­вана», еще одно санскритское слово, буквально означает «уга­сание огня», т.е. состояние полной освобожденности от испепеляющего желания и устремлений, от рабской покорнос­ти страстям.

В соответствии с широко распространившейся по всей Азии идеей, родиной которой является Древняя Индия, человек обре­чен на вечное пребывание в круге рождения и смерти в различ­ных сферах, включая сферу божеств, сферу людей, сферу животных и ад. Буддийская нирвана — это прерывание посто­янного блуждания в колесе перерождений и освобождение от страданий. Вот почему слово «нирвана» используется также в качестве эвфемизма дня «смерти».

В буддийских сутрах синонимом «нирваны» нередко служит выражение «другой берег». Человек пересекает океан рождения и смерти и вырывается на другой берег, берег полной свободы.

Согласно же учению буддизма Махаяны, перенесение к берегу пробуждения через океан страдания других людей является столь же важным, или даже более важным, чем собственное спасение. Того, кто приносит обет посвятить свою жизнь делу «перенесе­ния», т.е. спасения, других, называют «бодхисаттвой», «суще­ством, преданным бодхи». В некоторых школах Махаяны, и в дзэисксй в особенности, подчеркивается момент непосредствен­ной данности пробуждения. То есть, по сути океан рождения и смерти сам по себе является нирваной.

Мы уже приводили слова Догэна о том, что «между вдохно­вением, практикой, пробуждением и нирваной нет и мига раз­рыва». Таким образом, нирвана признается одной из четырех составляющих духовной деятельности практикующего. Для До­гэна нирвана неотделима от пробуждения и неотделима от прак­тикования в каждый момент времени. Другими словами, не существует такой аутентичной практики, которая была бы ли­шена пробужденности или нирваны.

Хотя Догэн много и подробно говорит об изначальном вдох­новении, практиковании и пробуждении, последний элемент — нирвана — остается без объяснений. Очевидно, она представ­ляется непостижимой сущностью учения. Догэн словно рассуж­дает о нирваническом опыте, не произнося самого этого слова.

Нирвана есть царство недвойственности, где нет разделе­ния на большое и малое, длинное и короткое, правильное и не­правильное, появление и исчезновение, «я» и «не-я». Ее можно назвать «самой реальностью», или неким абсолютом, находя­щимся за пределами пространства и времени. Ее невозможно постичь объективно. Интуитивное понимание, или трансценден­тная мудрость, которая выходит за пределы дуалистического и аналитического мышления и ведет в царство нирваны, на санс­крите называется «праджня».

Это царство внутренней свободы Догэн называет «царством Будды». Здесь одно является одновременно и многим, часть — целым, момент — вечностью, а смерть — бессмертием. Пере­живание подобного опыта запредельного среди мирской суеты, течения времени, изменения и упадка, есть настоящее чудо. До­гэн убежден, что чудо это может случиться в любой миг, по­скольку каждый момент двойственности неотделим от момента недвойственности.

Двойственность и недвойственность, изменяемость и неиз­меняемость, относительное и абсолютное сосуществуют и взаимодействуют друг с другом. Переживание в опыте их дина­мичного взаимопроникновения Догэн называет «актуализацией фундаментального начала». Это непосредственное и мгновен­ное, но вместе с тем непостижимое и таинственное развертыва­ние нирваны в век изменений и упадка. Догэн полагает, что реализация этого состояния «не один, не два» возможна через обретение и сохранение «глубокого со-знавания», которое пере­живается в дзадзэп и повседневных делах, если они совершают­ся в медитативном состоянии тела и сознания.

Пробуждение как опыт прорыва

Обычно пробуждение рассматривается в качестве некоего опыта духовного прорыва. в сутрах говорится, что Будда Шакьямуни, после многих дней сосредоточенной медитации, увидел утреннюю звезду и в этот миг постиг, что горы, реки, трава и деревья —все наполнено природой Будды. Когда один монах подметал тропинку около своего убежищая, камешек ударился о стебель бамбука, и, услышав этот звук, монах пробудился. Как показывают приведенные выше примеры, исполненный драма­тизма сдвиг сознания случается после того, как последователь проходит через период интенсивного поиска, следствием кото­рого становится неожиданный опыт перерождения. Прорыв мо­жет не только означать постижение реальности «вглубь», но и выражаться в непосредственном физическом опыте, как-то: нео­бычайном видении, освобождении от скованности, чувстве наполненности силой и т.д.

в дзэнской традиции многие подобные истории изучаются в качестве образцовых примеров великого пробуждения. в шко­ле Линьцзи (и ее японской продолжательнице школе Риндзай) истории пробуждения находили систематическое использование в качестве коанов, которые наставники сдавали» ученикам с тем, чтобы помочь им вырваться за пределы обусловленного мыш­ления, замкнутого в стенах двойственности.

Сам Догэн тоже нередко цитирует истории пробуждения ранних наставников и комментирует их. Коаны являлись важной частью обучения в его общине. Однако в записях о своем

обучении о Жу-цзина Догэн ни разу не приводит случая, чтобы наставник дал ему для практики какой-нибудь коан. Точно так же ни в одном из сочинений Догэна нет упоминаний о том, чтобы он пользовался коанами при работе с собственными учениками. По-видимому, в отличие от учителей школы Линьцзи, Догэн не давал своим ученикам коанов в качестве обязательных заданий, которые они должны «проходить» одно задругам. На самом деле в его устах «коаном» становилась сама реальность. Выше мы перевели это слово как «фундаментальное начало».

Здесь и таится великий парадокс пробуждения. с одной стороны, практикующий путь переживает это самое пробуждение миг за мигом, в каждый момент времени. с другой, необходимо долго и напряженно работать, чтобы достичь состояния прорыва. Догэн говорит: «Есть те, кто продолжает понимать, уже выйдя за пределы понимания». Таким образом, пробуждение развер­тывает само себя, но в полной степени это развертывание вос­принимается телом и сознанием только тогда, когда совершается прорыв. Иначе говоря, развернутое пробуждение изначально есть подсознательное пробуждение, естественным и спонтанным образом сливающееся с сознательным в момент прорыва.

Практика коанов в школе Линьцзи (Риндзай) являет собой превосходный метод подготовки сознания к прорыву-пробужде­нию. Однако метод Догэна, в отличие от Линьцзи, заключался скорее в том, чтобы удержать учеников от слишком поспешного и страстного стремления обрести этот опыт. Хотя наставник, несомненно, в полной степени понимал важность и ценность такого прорыва и использовал в своем учении соответствующие истории, связанные с великими наставниками прошлого, сам он, в первую очередь, подчеркивал значимость «просто сидения», в состоянии полной непривязанности к конечной цели. Но разве свобода от привязанности не есть, быть может, наиважнейший элемент подготовки к этому самому «прорыву»?

Обращение причины и следствия

в основе буддийского учения о сострадании лежит пережи­вание опыта недвойственности. Если человек не проводит раз­личений между «я» и «другим», между людьми и другими существами, между чувствующими и нечувствующими сущес­твами, он любит в равной степени все существа. Таким обра­зом, мудрость недвойственности, праджня, неотделима от со­страдания.

Действие, исполненное сострадания, является благим, дей­ствие же, лишенное сострадания, не является. Любое действие, хоть значительное, хоть незначительное, затрагивает «я» и друго­го. Причина порождает следствие. Таким образом, понятия хоро­шего и плохого, правильного и неправильного буддийская этика по сути предлагает рассматривать с позиций недвойственности.

Здесь возникает фундаментальная проблема всего буддийс­кого учения. Если уделять внимание исключительно праджне, то можно утверждать, что не существует ни хорошего, ни плохо­го. Отсюда — прямой путь к безразличию и даже, быть может, разрушительным действиям. с другой стороны, если принимать во внимание только причину и следствие, едва ли можно по­стичь праджню. в дзэнской традиции высоко почитается леген­дарная беседа Бодхидхармы с южнокитайским императором у-ди, и именно потому, что в ней драматическим образом выс­вечивается данная дилемма.

Император сказал: «с тех пор, как мы вступили на трон, мы строили храмы, переписывали сутры и одобрили посвящение большего числа монахов, чем мы в состоянии сосчитать. Какая же заслуга во всем этом?»

«в этом нет никакой заслуги», — сказал Бодхидхарма.

«Почему так?» — спросил император.

Бодхидхарма сказал: «Есть малые заслуги людей и небес­ных существ, которые становятся причиной желаний. Они по­добны теням форм и не имеют под собой никакой реальности».

«Что же тогда является истинной заслугой?» — спросил император.

«Когда чистая мудрость совершенна, сущность пуста и без­мятежна. Эту заслугу невозможно обрести через мирские дела», —ответил Бодхдхарма.

Император спросил: «Что есть самая священная истина?»

«Безбрежная пустота, ничего священного», —сказал Бод­хидхарма.

«Кто есть тот, что стоит передо мной?» — вновь спросил Император.

«я не знаю», — ответил Бодхидхарма.

Император не понял его.

Если верить легенде, главная цель последователя дзэн-буд­дизма —достижение состояния «чистой мудрости», постигаю­щей реальность как «пустую и безмятежную». Именно этот опыт считался источником всех скриптуральных учений. Часто китай­ские дзэн-буддисты говорили о передаче знания «вне доктри­ны». Свободны ли от норм морали живые будды, т.е. те, кто пробудился? Свободны ли они от действия причины и следствия?

Ответ на эти вопросы дает притча о Бай-чжане и другом китайском наставнике, который возродился дикой лисицей, ибо верил, что полностью освободился от причины и следствия. Притча недвусмысленно указывает, что практикующий «чистую мудрость» недвойственности не имеет права забывать о нрав­ственности. И, безусловно, неслучайно, что именно Бай-чжану, великому китайскому наставнику, жившему в VIII—IX столетиях, приписывается создание правил монашеских общин.

Согласно буддизму Махаяны, для достижения нирваны сущ-ностно необходимы так называемые «шесть совершенств». Это: даяние, нравственное поведение, упорство, трудолюбие, сосре­доточение и праджня. Первые пять можно рассматривать в ка­честве определяющих и подпирающих сострадание в праджне. Таким образом, сохранение и передача наставлений и запове­дей есть сердце дзэнского учения.

Вскоре после начала обучения у китайского наставника Жу-цзина Догэн выразил свою обеспокоенность распространившим­ся в то время во многих школах преимущественным вниманием к «сейчасности момента» и пренебрежением будущими послед­ствиями практикования. Жу-цзин разделил тревогу Догэна и ска­зал: «Утверждать, что будущих перерождений нет — значит впадать в отрицание. Патриархи никогда не придерживались отвергающих взглядов тех, кто утратил путь. Если нет будуще­го, то нет и настоящего. Но это нынешнее рождение несомненно существует. Как же тогда может быть, чтобы следующее рожде­ние также не существовало?»

Понимание Догэном этого вопроса отражено в «Отожде­ствлении с причиной и следствием», одной из глав «Сокровищ­ницы ока истинной Дхармы». Он говорит: «Таким образом, значения изучения причины и понимания следствия несомнен­но. Это есть путь будд и патриархов... Те из вас, кто обладает истинной устремленностью к пробуждению и хочет постигать учение Будды ради самого учения Будды, должны прояснить для себя действие причинности, как это делали совершениомудрые прошлого. Тот же, кто отвергает это учение, утрачивает путь». Таким образом, Догэн ясно показывает, что аутентичная дзэнская практика не расходится с учением, содержащимся в сутрах. Для него было несомненным, что «полагайте» на причинность и «отождествление» с причинностью должны стать основой прак­тикования пути.

Двуязычный дзэн-буддизм

Свои «официальные» сочинения, такие как рекомендации по дзадзэн, лекции и проповеди, а также руководства по мона­шеской жизни, стихи и воспоминания о собственном обучении, Догэн писал по-китайски. Писать на китайском было для него делом вполне естественным, ведь большую часть дзэнской под­готовки он получил в Срединном государстве, традиции же ки­тайских наставников следовали и его проповеди, беседы и стихотворения. Удобен китайский язык был еще и тем, что по­зволял обращаться ко всей огромной буддийской общине, по­скольку в те времена весь ученый мир Японии пользовался этим языком, хотя чтение текстов превращалось в довольно сложный процесс, ибо произношение и грамматика китайского и японс­ких языков сильно отличаются.

Ранние неофициальные беседы Догэна его ученик Эдзё записывал на японском языке, но последующие Гикай также фикси­ровал на китайском. Догэну принадлежит некоторое количество стихотворений, созданных в традиционном японском стиле вака, из тридцати одного слога. На японском же языке написано и глав­ное сочинение Догэна —девяносто пять свитков «Сокровищ­ницы ока истинной Дхармы», за исключением цитат из сутр и китайских текстов, на которых Догэн практически исключитель­но и основывался.

в китайской письменности используются тысячи иерогли­фов. Каждый иероглиф обозначает одно слово и охватывает широкий круг значений и коннотаций, сложившихся на протя­жении долгой социальной и литературной традиции. в китай­ском языке слова легко принимают различные значения: одно и то же слово может быть существительным, глаголом или прила­гательным. Нет ни спряжений глагола, ни показателей множествен­ности числа; а субъект и объект действия часто предполагаются, но не называются. Порядок слов существует, но встречаются и исключения. Именно благодаря своему невероятному богатству значений и образов китайский язык и стал средством развития высокоинтуитивного мышления в дзэнской традиции — в испол­нении как первых наставников, так и самого Догэна.

в японском письме китайские иероглифы используются для обозначения главных частей речи — существительных, исход­ных глагольных форм и прилагательных. С помощью же знаков японской фонетической азбуки, выполняющих функцию, отчас­ти напоминающую предлоги в английском, обозначаются оттенки действия, времени и места, и связываются слова. Иероглифы в японском языке, как и китайском, тоже имеют широкую гамму значений и подразумеваемых образов. Поэтическая двусмыслен­ность в японской письменности также обусловлена тенденцией к пропуску существительного и отсутствием, как правило, пока­зателей множественного числа. С другой стороны, части речи в японском предложении всегда четко определены, и все члены предложения, даже подразумеваемые, имеют ясно выраженную функцию подлежащего, дополнения, сказуемого или модифика­тора. Таким образом, японский язык прозы вполне подчиняется правилам грамматики. Проницательность и точность сочинений Догэна в значительной степени обусловлены тем, что автор вы­ражал в высшей степени глубокие интуитивные мысли в логи­ческой структуре японского языка.

Слова за пределами слов

Согласно дзэнскому учению, пробуждение есть то, что вы­ходит за границы интеллектуальных штудий, за границы пони­мания того, что было высказано в прошлом. Оно должно явиться результатом непосредственного опыта, опыта личностного, ин­туитивного, яркого и непосредственного. Проблема заключает­ся в том, что опыт этот должен быть удостоверен подлинным наставником и без искажений передан следующему поколению.

Догэн писал все свои сочинения с главной целью —сооб­щить ученикам свое понимание того, что он считал самым глав­ным и наиболее подлинным в буддийском учении. Он уделяет пристальное внимание теоретическим аспектам учения, но при этом не устает повторять, что пробуждение выходит за пределы мысли. в некоторых своих трудах и руководствах по монашес­кой жизни он дает подробные наставления по практическим ас­пектам дзадзэн и повседневной жизни в общине, часто дополняя их философскими размышлениями и поэтическими примерами и сравнениями. Любую повседневную работу, даже такую, как умывание, ношение одежды, приготовление пищи и выполне­ние текущих административных дел, он считал сакральной.

Несомненно, что, когда Догэн писал свои сочинения и затем читал их общине, в сферу его внимания попадали все новые и новые аспекты учения, понимание их расширялось и углублялось. Он неоднократно перерабатывал написанное, в чем ему помогал старший ученик Эдзё. Либо сам Догэн, либо Эдзё записывали и окончательную версию. Так, текст «Актуализирования фунда­ментального начала» со времени написания переделывался де­вятнадцать раз.

Приводя обильные цитаты и стихи из китайской традиции, Догэн часто сопровождает своими комментариями буквально каждую строку древних диалогов и внимательно исследует скры­вающийся за ними смысл. Без колебаний он критикует даже та­ких великих наставников, как Линь-цзи и Юнь-мэнь, в то же время высказывая к ним глубокое почтение в других пассажах. Но наиболее ценными он считает истории, связанные с первы­ми китайскими наставниками, Бодхидхармой и шестым патри­архом Хуэй-нэном, равно как и последующими «патриархами» его линии.

Рассуждая о парадоксальности опыта пробуждения, выхо­дящего за пределы интеллектуального размышления, Догэн опи­рается на все богатейшее наследние традиционной дзэнской риторики. Сюда входят «невербализованные аспекты», такие как молчание, крик, удары палкой и жесты, описанные в словах. Кроме того, здесь подразумеваются: многократное повторение тех или иных суждений, изменение порядка слов в высказыва­нии, поп sequiturs, тавтология и кажущиеся предельно «земны­ми» беседы. Нередко используются и явно абсурдные образы, а также язык, перевернутый «с ног на голову». Порой в дзэнском наследии встречаются и святотатственные и грубые выражения, призванные сломать стереотипы мышления. Такие дзэнские из­речения носят имя «поворачивающих слов», в том смысле, что они побуждают учеников отказаться от офаничивающих взгля­дов. Догэн назвал бы это «непосредственным языком», который бросает вызов интеллектуальному пониманию и непосредственно затрагивает вопрос о двойственности и недвойственности.

Подчас дзэнская традиция придает тому или иному слову и позитивное, и негативное, и конкретное, и трансцендентное зна­чение, тем самым делая его семантику в высшей степени дву­смысленной или загадочной. Широко известный пример—ответ Чжао-чжоу «у» (японскосму, изначально подразумевавшее «нет» или «не») на вопрос о том, обладает ли собака природой Будды. Следуя этой традиции и развивая ее, Догэн использует некото­рые слова в противоположных значениях. Так, под словом «я» он иногда подразумевает ограниченное эго, а иногда — всеоб­щую реальность, основывающуюся на отсутствии «я». «Столк­нуться с препятствием» может также означать «быть полностью погруженным».

В своих комментариях изречений ранних дзэнских нас­тавников Догэн старается высказать собственные мысли и ис­пользовать древние высказывания для усовершенствования собственного понимания предельной ценности каждого момен­та времени. Замечательный пример такого подхода — интер­претация Догэном слов наставника Яо-шаня «пока существует время, стою на высокой горе». Здесь Догэн начинает рассуж­дать о том, что время есть не что иное, как бытие, и предлагает концепцию «времени-бытия», или существования. Другим при­мером углубления японским наставником смысла древнего выс­казывания можно считать его прочтение пассажа из «Махапаринирвана сутры», что все существа обладают приро­дой Будды, в том смысле, что «все существа без исключения есть природа Будды».

В китайской дзэнской традиции немало историй о том, как какой-нибудь учитель сутр вдруг перестает выступать с пропо­ведями и начинает практиковать, или о том, как наставники па­радоксальным образом комментируют те или иные фрагменты сутр. И практически не зафиксировано случаев, когда бы настав­ники прилагали значительные усилия для того, чтобы постичь смысл, скрытый в той или иной фразе из сутр. Но Догэн подвер­гает самому тщательному анализу и исследованию многие фраг­менты писаний, что делает его поистине уникальным дзэнским наставником. В сочинениях, составивших «Сокровищницу ока истинной Дхармы», мы наблюдаем синтез этих двух традици­онных аспектов: изучения сутр, подробно и систематически из­лагающих буддийское учение, и дзэн-буддизма, отдающего безусловное предпочтение непосредственному переживанию сущности буддизма в индивидуальном опыте.

Наследие Догэна

Большую часть своей зрелой жизни Догэн провел в затеряв­шемся в провинции монастыре в окружении небольшого числа учеников. Аудитория, перед которой он читал свои сочинения, была достаточно ограниченной, поэтому Догэн зачастую писал и говорил на традиционном дзэнском языке, переполненном китайскими разговорными выражениями, которые большинству японских буддистов были неизвестны. Сочинения его так или иначе касались практикования, в основе которого лежит дзад­зэн. Ни одно стихотворное либо прозаическое произведение До­гэна не было опубликовано при его жизни.

Дата добавления: 2015-11-04