Министерство образования Российской Федерации 15 страница

Для пояснения изложенного понимания роли методологического подхода необходимо добавить следующее. Поскольку наука явля­ется одной из форм духовно-интеллектуальной культуры, то оправ­данно сказать, что предмет и метод науки формируются (склады­ваются) в процессе ее исторического движения. Предмет и метод конкретного научного исследования же формируются, конструиру­ются в зависимости от его целей и задач и, как правило, в рамках ограничений, задаваемых предметом науки в границах определенной парадигмы. Данное дополнение важно для рассмотрения методо­логического подхода в нескольких планах: понимания его соотно­шения с методом науки, методологией конкретного исследования и его роли как формы освоения юриспруденцией методов других наук.

Относительно метода науки методологический подход может рассматриваться как его выражение в виде фундаментальных ка­тегорий, базисных представлений и исследовательских рамок. От­носительно метода конкретного исследования методологический подход выступает как его конструктивный элемент, поскольку в ис­следовании, в зависимости от его целей и задач, могут использо­ваться одновременно самые различные подходы. Это повсеместно наблюдается в исследовательской практике юристов и специально обсуждается в методологической литературе. Так, И.В.Блауберг и Э.Г.Юдин прямо отмечают, что «в каждом конкретном исследовании обычно реализуется некоторая совокупность подходов при условии, конечно, что среди них нет взаимоисключающих»^[256].

Основываясь на изложенном и пользуясь системным предс­тавлением метода юридической науки, можно сделать ряд уточнений по поводу использования юриспруденцией различных подходов и ме­тодов иных наук. В юридической литературе, особенно общетеоре­тического содержания, достаточно распространены указания на ис­пользование в процессе исследования системного, деятельностного, генетического, аксиологического и других подходов, методов соци­ологии, психологии, антропологии и иных наук. Однако в чем состоит применение данных подходов и методов, кроме обращения к тем или иным понятиям и категориям, как правило, не уточняется. Такое отношение можно, пожалуй, признать достаточным только для под­ходов и методов философского уровня, где первые состоят, как пра­вило, в самоопределении исследователя относительно существую­щих картин мира и обращения к соответствующему категориаль­ному строю, а вторые сводятся к онтологическим, гносеологичес­ким, метафизическим, диалектическим и т.п. рамкам исследования. Для данного уровня не существует проблемы предметной адеква­тности привлекаемых исследовательских средств их эвристической состоятельности, поскольку философская методология по понятию универсальна для любых научных областей. Можно допустить, что некоторая специфика включения философских методов исследова­ния в конкретные науки связана с делением наук на естественные и гуманитарные. По существующим сегодня представлениям, фило­софские методы исследования не имеют прямого эвристического значения в естественных науках, где выступают только рамками интерпретации получаемых данных, средствами их истолкования в плане предельных оснований науки. В отличие от этого, в гумани­тарных, социальных областях философские исследовательские средства задают стратегии развития наук, актуальные поля иссле­дований, основания категориальных систем, ценностные установки, базовые идеи, раскрывающие сущность тех или иных явлений и т.д. Так, для юридической науки это гуманизация правового регули­рования, права человека, справедливость и т.д.

Привлечение методологических разработок метанаучных об­ластей уже связано с необходимостью установления ограничений их применимости и оценки возможностей в содержательном плане науки. Здесь прежде всего важно учитывать следующее: если цель построения любой теории состоит в получении содержательного знания об объекте, то цель методологии, методологического подхода в частности, в организации построения теории, т.е. в организации процесса получения содержательного знания, но не в получении са­мого содержательного знания. Другими словами, методологический подход представляет скорее не «изображение» объекта, а «изобра­жение» научного мышления, изображающего объект. Доводя дан­ную мысль до возможной определенности, допустимо сказать, что методологический подход направлен не на видение объекта, как объект исследования устроен «на самом деле», а на организацию исследовательских средств, обеспечивающих требуемое видение, т.е. способ «помыслить» объект. Способ помыслить объект иссле­дования и есть то, что в литературе, характеризуя методологический подход, называют принципиальной методологической ориентацией научного исследования, точкой зрения на объект, понятием или прин­ципом, задающим общую стратегию исследования⁷⁰.

Для юридической науки обращение к методологическим под­ходам, связанным с теми или иными метанаучными областями, это вопрос вовлечения в методологический арсенал юриспруденции тех или иных систем и схем научного мышления, обеспечивающих уг­лубленное, всестороннее познание государства и права. К таким системам и схемам можно отнести классическую и разного рода неклассические логики, математику, теорию систем, теорию дея­тельности и т.д.

По вопросу использования в юриспруденции, как и в любой нау­ке, систем мышления, таких, как различные логики, в литературе существует как будто бы полная ясность. По крайней мере, автору не встречались работы, проблематизирующие границы применения в исследовании права классической логики, диалектики; деонтологии и т.д. Правда, в специальной литературе обращается внимание на возникающие в этой связи проблемы формализации предмета ис­следования, перевода понятий естественного языка в систему со­ответствующих символов и обратной интерпретации результатов. Однако подобные трудности возникают только при развернутом об­ращении к аппарату соответствующей логики в ее собственном язы­ке и практически не значимы при работе с общими принципами и правилами. В то же время, эти обстоятельства ограничивают, на­пример, широкое привлечение к собственно правовым исследова­ниям средств математики.

Иная ситуация складывается при обращении юристов к различ­ным «метатеориям», являющимися, по сути, некоторыми схемами мышления. На сегодня в исследовательской практике юристов наи­более часты обращения к системным представлениям, преимущест­венно в форме структурно-функционального анализа, принципам и положениям общей теории деятельности⁷¹. Данные обращения и манифестируются как системный и деятельностный подходы в пра­воведении. Важность и актуальность подобных подходов в юриспруденции не вызывают сомнений, хотя бы по основаниям привлечения наиболее современных научных представлений, однако с методологической точки зрения здесь существует ряд неясностей. Прежде всего это касается статуса и содержательных возможнос­тей таких подходов. По данному вопросу в специальной методоло­гической литературе, в частности относительно^истемного подхода, обозначены достаточно принципиальные разногласия. Так, по мне­нию И.В.Блауберга и Э.Г.Юдина, системный подход существует как методологические принципы, понятия и средства исследования объектов определенного рода, не организованные в форме соот­ветствующей теории. Более того, авторы, отмечая современную тенденцию превращения подходов в методологические теории, соответствующую тенденции онтологизации методологии, подчер­кивают разные методологические смыслы подхода и теории. При перерастании подхода в теорию (или восприятие подхода как теории) «форма ориентации - то, что определяет методологическое содер­жание подхода, - превращается (при возникновении методологи­ческой теории -Н.Т.) в форму регламентации, а эвристическая сила заменяется силой организации»⁷². Такое различение связано с убеж­денностью И.В.Блауберга и Э.Г.Юдина в том, что подходы в науке должны быть отнесены к уровню философских и общенаучных ме­тодологических средств, а методологические теории - это уже «сдвиг» на уровень конкретно-научных методологий, методик и тех­ник исследования⁷³. Возражая против приведенной позиции, В.Н.Садовский не разводит методологически подход и методоло-гическую теорию, а включает последнюю в содержание подхода.

Более того: с точки зрения автора, сам подход не может существо­вать как таковой, если отсутствует соответствующая теория. Поэ­тому, уточняя свои представления о содержании системного подхода, он выделяет в нем «три главные области - общие философские-проблемы системного исследования, логику и методологию сис­темного исследования, и общую теорию систем»⁷⁴.

Изложенные позиции относятся к общеметодологическим, а зна­чит, для юриспруденции - к «внешним». Для методологии юриди-ческой науки, в связи со сказанным, прежде всего встает вопрос об отношении к метанаучному, методологическому знанию. Незави­симо от отношения к методологическому подходу как не оформ­ленному в виде теории или включающему соответствующую теорию как компонент, метанаучное знание для юриспруденции - это знание методологическое, а не содержательное, это знание о способах мышления по поводу определенных объектов или стратегий орга­низаций исследования данного объекта, а не знание по поводу са­мого объекта.

Так, возвращаясь с этих позиций к вопросу о представлении правового регулирования как процесса или как системы (механизма правового регулирования), мы должны понимать, что это только из­бранные методологические схемы исследования правового регу­лирования, дополняющие, а не исключающие друг друга и что, строго говоря, каждое из этих представлений, получившее соответствую­щую юридическую онтологию, прежде всего относится к средствам нашей научной деятельности, к методам научного исследования. Поэтому, когда мы формулируем наше отношение к правовому ре­гулированию как механизму или процессу, мы только задаем кате­гориальное обозначение нашего объекта исследования, т.е.^опре-деляем его предмет как абстрактную модель правовой действи­тельности. К правовой же действительности, как содержательные, будут относиться наши знания и представления, полученные в ре­зультате ее разного рода интерпретаций на модели механизма пра­вового регулирования или относительно этапов процесса правового регулирования. Например, это представления о роли договоров или судебных решений в правовом регулировании.

Различие изложенных позиций приобретает для юриспруденции принципиальное значение в другой плоскости - плоскости следствий восприятия общенаучных методов познания в форме методологи­ческого подхода или методологической теории. Разница здесь в том, что в излагаемом понимании методологический подход в юриди­ческом исследовании только задает один из планов методологи­ческого обеспечения, а методологическая теория жестко нормирует само исследование. В этом смысле, с точки зрения получения со­держательных юридических знаний, отношение к общенаучной ме­тодологии как подходу можно считать более эвристичным, посколь­ку при следовании теории всегда известен конечный результат. От­сюда, реализуя некоторую метанаучную теорию, например общую теорию деятельности," "юрист неизбежно получит эту же теорию, только в материале своего предмета исследования. Кроме того, восприятие общенаучных методологических средств в форме под­хода позволяет юриспруденции относится к ним конструктивно, с учетом целей и задач конкретного исследования и применимости соответствующих метанаучных конструкций к предмету юриспру­денции. В связи с этим принципиально исходить из положения, что влияния разного рода методологий и метатеорий на метод юриди­ческой науки осуществляется не прямо, а опосредованно, через ис­следовательскую практику данной науки и в процессе их критики (а не автоматического использования) правоведами.

Таким образом, методологический подход на уровне метана­учных областей для юриспруденции означает не что иное, как вве­дение определенного плана исследований, путем восприятия соот­ветствующих средств мышления или в форме целостной системы или в виде отдельных конструкций, исследовательских рамок и прин­ципов для решения собственных научных задач и проблем. А пос­кольку содержанием методологического подхода (или методологи­ческой теории) являются не объекты научного теоретического опи­сания, а мышление в процессе научного исследования, то проблема соответствия предмета и метода науки имеет в этом случае огра­ниченное значение, поскольку как методологическое транслируется в юриспруденцию, по сути, «не-предметное» знание.

Значительно сложнее использовать в юриспруденции методы конкретных наук, таких, как нередко упоминаемые в литературе со­циология, психология и т.п. Думается, в данном случае все-таки точнее говорить не о методологических подходах, а изложенном понимании, или собственно методе науки. Предложенное выше по­нимание метода науки как сложной многоэлементной системы ос-

Садовский В.Н. Указ соч. С. 29.

лабляет тезис органического соответствия предмета и метода на­уки, однако не позволяет снять его полностью, поскольку содержа­ние данной системы как принадлежащей конкретной науке, ее «кон­фигурация» неизбежно имеют существенную дисциплинарную спе­цифику. В этом смысле, строго говоря, юриспруденция не может использовать ни метод социологии, ни метод психологии, но может обращаться к отдельным исследовательским средствам, «частным методам» данных наук в форме соответствующих исследовательс­ких подходов. Применительно к данному случаю, на наш взгляд, удачно говорить о подходе как форме «восприятия принципов и ме­тодов исследования»⁷⁵.

Что же касается последнего уровня метода науки - уровня ме­тодик и технологий исследования, - то в собственном виде он не принципиален для настоящей работы. Однако можно высказать предположение, что каждая наука имеет собственные, не трансли­руемые в другие области, методики и техники исследования. Так, достаточно правдоподобным видится утверждение, что методики, применяемые психологами, не годятся, например, для юридических исследований, а методики и техники юристов, работающих с зако­нодательством или материалами юридической практики - для со­циологии. В то же время, как упоминалось, существуют и диамет­рально противоположные точки зрения.

Обобщая все сказанное, можно с определенной обоснован­ностью утверждать, что именно методологический подход является формой привлечения в юриспруденцию исследовательских средств как философского и метанаучного плана, так и других наук. При этом сам методологический подход не является элементом метода юриспруденции, а используется в процессе конкретных юридических исследований. В метод же науки права включаются создаваемые юристами в рамках того или иного подхода исследовательские средства, проверенные на адекватность предмету правовой науки в процессе ее развития и доказавшие свою эвристическую состоя­тельность в исследовательской практике. При этом основой метода любого юридического исследования является, безусловно, метод самого правоведения, именно как исторически сложившаяся сис­тема философских, общенаучных и собственно юридических средств познания права.

Метод юридической науки един и в равной степени относится как к общей теории права, так и отраслевым наукам и прикладным юридическим дисциплинам. Другое дело, что в исследованиях, осу­ществляемых в рамках общей теории права или отраслевых дис­циплин, в силу разных исследовательских задач и целей, могут до­минировать или философские, или общенаучные, или «частнопра-воведческие» методы. В то же время, ядро метода любой правовой науки составляют собственные методы юриспруденции, юридичес­кие средства познания права.

Любой методологический подход, используемый в юридичес­ком исследовании, в плане собственного содержания является сложной исследовательской моделью, претендующей на опреде­ленную целостность получаемых в результате его реализации зна­ний о праве. Это обстоятельство привело, в частности, к возникно­вению различных теорий права и школ правоведения. Положенные в основание таких теорий базовые философские идеи и идеалы не только привели к созданию ими различных онтологии права, но и актуализировали определенные системы исследовательских мето­дов, методик и техник. Однако с методологической точки зрения «любая синтетическая картина сложного объекта, как бы ни была она безупречна с логической точки зрения, всегда остается неполной и односторонней, если ее рассматривать как попытку описать объект в целом во всем многообразии и разнокачественности его связей, со всеми присущими ему уровнями иерархии»^[257]. Другими словами, все существующие на сегодня теории и школы права являются толь­ко односторонним теоретическим представлением права как дейст­вительности. Данное обстоятельство неоднократно подчеркивалось в отечественной юридической литературе применительно к запад­ным школам права именно через указание на их односторонность, гиперболизацию тех или иных аспектов права. При этом советская теория права объявлялась как единственная диалектически соеди­няющая в себе все аспекты и способная всесторонне представить право в рамках научного знания.

Надо отметить, что известные основания у таких претензий существовали, ибо такой степени достаточно равномерной разра­ботанности юридической догмы, психологических, социологических, информационных и прочих аспектов права в западной юриспруденции

Садовский В.Н. Указ соч. С. 31.

Гл. 4. Метод и методологический подход в правоведении

увидеть не удается. Однако, если не ограничивать действие заяв­ленного принципа односторонности теоретического представления права по философским основаниям, то надо признать это свойство и за отечественной юриспруденцией. Таким образом, допустимо утверждать, что все существующие на сегодня подходы к праву, при любой степени их сложности, могут рассматриваться как ана­литические планы юридической науки, дающие одностороннее представление о праве.

Сказанное не означает, что существует методологический зап­рет на построение единой синтетической модели права, которая вы­ражала бы все его существенные черты и свойства. Другое дело, что констатируя отсутствие на сегодняшний день такой модели, можно усомниться, с одной стороны, в возможности ее построения как теоретической, а с другой, - в ее необходимости. Поскольку целостное представление о праве, как уже говорилось, юридическая мысль может создать только в единстве его философского, научного и юридико-догматического осмысления.

Глава пятая Юридические конструкции: проблемы понятия и роль в правоведении

Ю

ридические конструкции всегда привлекали внимание юристов независимо от их исследовательских предпоч­тений, принадлежности к той или иной научной школе. Однако оте­чественная доктрина отождествила юридические конструкции ис­ключительно с направленим правоведения, которое в нашей лите­ратуре традиционно считалось второстепенным - юридической тех­никой¹.

Сама постановка вопроса о юридической технике, представле­ние ее как особой области юриспруденции возникает в европейской правовой традиции благодаря влиянию школы естественного права. Как показывалось выше, средства и приемы юридического мыш­ления, которые представители естественно-правовой школы в своем противостоянии догматической юриспруденции вывели за пределы юридической науки, как прикладное знание, технику для юридичес­кого позитивизма представляли основы метода исследования и пост­роения права. Обратившись к естественно-научной гносеологичес­кой установке и объявив об ограниченности догматического право­ведения областью толкования и систематизации позитивного права, школа естественного права инициировала отношение к догме права как, в конечном счете, технической юриспруденции.

В категориальном составе правовых исследований юридическая техника утверждается и получает развернутое осмысление, навер­ное, только в XIX веке². С тех пор отношение к юридической техни­ке, понимание ее сущности и значения было далеко не однознач­ным. Диапазон точек зрения по данному вопросу всегда был ис-

ключительно широким: от отождествления юридической техники и позитивного права, т.е. рассмотрения позитивного права как техникиГ особого рода, до ограничения ее рамками одной из сфер юридической деятельности, как правило, законодательной^[258]. Однако, независимо от видения роли юридической техники в праве и правоведении, эта область юриспруденции пользовалась вниманием исследователей издавна^[259]. Определенную «второстепенность» данной проблематике придали в нашей юридической литературе 60-х - 80-х годов^[260]. При­чем область исследований, фактически, сужается до рассмотрения приемов и правил изложения содержания, разработки, оформления, публикации и систематизации нормативных актов, т.е. техники зако­нодательной деятельности^[261].

В последние годы, в связи с изменением в нашем обществе статуса юридической деятельности, возвращением правоведов к дореволюционной российской и мировой юридической мысли наб­людается заметное возрастание интереса правоведов к вопросам юридической техники^[262]. В этой связи начинает актуализироваться и проблема юридических конструкций. Идущая переоценка роли и зна­чения юридической техники в праве и правоведении создает благо­приятные условия и для переосмысления юридических конструкций в рамках данного подхода. Однако для целей нашей работы оправ­данно поместить юридические конструкции в иные исследователь­ские рамки и рассмотреть их в контексте метода правоведения и предмета юридической науки, собственного содержания права^[263].

В новейших исследованиях принципиально отходит от техни­ческого понимания юридических конструкций С.С.Алексеев, кото­рый рассматривает их как «органический элемент собственного содержания права, рождаемыйна первых порах спонтанно, в самой жизни, в практике в результате процесса типизации. Причем клю­чевой, определяющий элемент именно собственного его содер­жапия (или структуры), когда оно выходит из состояния началь­ных, примитивных форм и получает развитие как самостоятельный и весьма своеобразный феномен человеческой цивилизации, имею­щий свое, особое содержание»^[264]. Значение юридических конструкций, на взгляд автора, столь велико, что «собстаеннре развитие, права, его.самобытная история - это под известным (важнейшим для пра­воведения) углом зрения во многом и есть история становления и со верш енствования юридических конструкций. Соответственно, достои нстаЬ~той"или иной юридической си сте мы — это в немало й м ере совершенст во характерных_для_нееюри дических конструк- ций»^[265]. Понимание юридических конструкций как собственного со­держания права, помимо обозначения новых эвристических гори­зонтов юридического исследования, представляется чрезвычайно плодотворным для преодоления отношения к праву как форме, не имеющей собственной истории, собственного содержания, сложив­шегося в рамках парадигмы социально-экономического детерми­низма.

Стремясь освободиться от детерминистской методологической установки, С.С.Алексеев в качестве исходного пункта своих рас­суждений вводит представление о правовой ситуации, как «ситуации, требующей для своего решения права»". Исторически такие си­туации, по мысли автора, возникают в силу естественного различия интересов людей в процессе общежития. Получая свое разрешени е, данные ситуации начинают существовапъ^неветывном единстве ^° сД йеД^ЩДК Ш Ш^М^'^[266]^^⁶ неразрывное единство ситуации и сгюсооаее решения порождает, в соответствии с логикой исследо­вателя, обынай. Обычай, как и иные архаичные регуляторы, встроенные в религиозные, мифологические и пр. системы отно­сится еще к до-правовому состоянию общества. Роль его усмат­ривается в том, что обычай фиксирует способ решения типичных ситуаций и, в этом смысле, становится нормой^[267]. Правом же обычай может^хать только.тогда, когда служит основанием решеяихЯШ>-торои публичной власти в отношении некоторой ситуации' ^[268] . При этом целевая деятельность субъектов решения ситуаций по отбору со­ответствующих средств рационализирует данную деятельность и
появляется возможность отделить средства решения от конкрет-
ных ситуаций, т.е. прявпяется прецедент^[269]. Наконец, избранная ло-
гика приводит автора к выводу, что когда происходит прррупг^ от
прецеде нта к установленшо_рацирнш^ норм ре-

шения с^шдийх^ закон^[270].

Данное изложение точки зрения С.С.Алексеева, в целом, упро­щает позицию исследователя, однако вполне удовлетворяет цели показать, как в рамках позитивного подхода к праву создается то, что выше называлось «предметной точкой зрения на объект». Дру­гими словами, строится, в соответствии с нормами позитивной науки, теория права, предмет которой уже заметно отличается от тради­ционно существовавшего в нашем правоведении. Это означает, на­пример, что в рамках данного предмета некоторые, привычные для нашей теории права, объяснения правовой действительности должны быть пересмотрены. В частности, традиционно «двухфокусное» ин­ституциональное представле ние^?™ «тноптиш» ^ащшшре&ует здесь перевода^&тр^фок усг?ый>£вид «отнош ение^шыструклия -норма». Причем^ридическая К01ютру1ощя)получает «прописку» и в отношении, как его складывающаяся (избранная) тигюваязюдель, так и в нормах как ее позитивном закреплении^[271]. В этом смысле, юридические конструкции становятся особым^спосрбоМ-Связи, обес­печивающим соответствие предписаний позитивного права приро­де регулируемых отношений. Это, в свою очередь, требует опреде­ленной корректировки представлений о познании законов общест­венных отношений и их выражении в законах юридических, поскольку и здесь между научным законом и законом юридическим возникает

«инженерный посредник» - юридическая конструкция. В область практики данные теоретические представления могут трансфор­мироваться, например, как требование разработки не только кон­цепции, но и кщщмесюйкон<Щ)Хкшн закона. Где концепция задает целевое назначение и социальные смыслы конкретного закона, а юридическая конструкция обеспечивает его структурную целост­ность и функциональное единство, а также инструментальную «впи­санность» в систему нормативных актов.

В контексте настоящего исследования важно обратить внима­ние и на возможность интерпретации юридических конструкций, в контексте проблем метода юридического исследования, специфики юридического мышления. При этом, в рамках вышеизложенного представления о методе правоведения, юридические конструкции должны быть отнесены к специально-юридическим средствам ис­следования права;

Надо сказать, что отношение к юридическим конструкциям в контексте метода юридического исследования имеет достаточно давнюю традицию. В некоторых классификациях даже называется «целая правоведческая школа, школа конструктивной юриспруденции (вторая половина XIX века)»^[272]. В российском правоведении конца XIX века, последовательно рассматривая правоведение как пози­тивную науку, против усмотрения в юридических конструкциях осо­бенностей юридического мышления резко возражает Н.М.Корку-нов. В современной литературе, пожалуй, наиболее основательные разработки проблемы принадлежат А.Ф.Черданцеву. Обратившись к данной теме еще в 70-х годах^[273], автор концептуализирует юриди­ческие конструкции не только в собственно теоретическом, но и в методологическом плане. Выигрышность такого способа исследо­ваний несомненна уже потому, что помимо аргументов позитивно-теоретического характера, А.Ф.Черданцев усиливает свою позицию обращением к соответствующим методологическим основаниям.

Обозначая категориальные рамки своего понимания юридичес­ких конструкций, А.Ф.Черданцев пишет: «Разн овидно стью моделей в прав оведении являются юридические конструкции - гносеоло­гическая категория, инструмент, средство познания правовых яв­лений. Юридическая констг^кш4я_^зто^лодель у регулир ованных правгэм^бщественных отнощении-щ щ_отдельны х элементов, слу­жащая методом 'позван ия п рава и о бщественных отношени й, уре­гулированных им^[274]", "i'lpn этом основным в юридической конструкции для автора является ее модельный статус, то, что юридическая конструкция репрезентирует урегулированные правом обществен­ные отношения по принципу отражения. Отсюда, по А.Ф.Черданцеву, «юридическая конструкция_к ак идеальная модель урегулированных правом общественных отношений или их элементов яипяртг.я формой отражения действительности. Она отражает общественные отно­шения или их элементы»^[275]. Такое понимание юридической конст­рукции легко согласуется с ее предметной интерпретацией, т.е. от­несением юридической конструкции к предмету юридической науки, поскольку одно из свойств моделей, отмечаемых в работе, является их способность замещать объект исследования так, что их изучение дает возможность получить новую информацию о самом объекте^[276].

В то же время, с методологических позиций, изложенный подход к пониманию юридических конструкций, на наш взгляд, может по­лучить некоторое развитие. В частности, в отношении различения нормативного и гносеологического плана юридических конструкций. Данное различение представлено А.Ф.Черданцевым как норматив­ные и теоретические юридические конструкции. «Юридические конструкции, - отмечает автор, - которые находят опред еленн ое закрепление и выражение внормахтщава, можно бьи^азвать-нор-мативными юридическими.конструкциями, в отличие от теорети-ческихюридических конструкций, используемых правовой.наукрй в качестве метода познания права»^[277]. Однако «закрепленность» в югзищическИх норШхещёнёявляется достаточным критерием точ­ного отграничения нормативных конструкций от теоретических. На это, по сути дела, указывается и самим исследователем. «Безус­ловно, между нормативной юридической конструкцией и юридичес­кой теоретической конструкцией, - пишет А.Ф.Черданцев, - нет гра­ни, которая бы полностью отделяла одну от другой. Это естественно, ибо юридическая наука объектом изучения имеет нормы права, а,следовательно, и те нормативные юридические конструкции, кото-*¹ рые так или иначе закреплены, выражены в нормах права. Норма­ т ивная юри дическая конструкция может нахо дить свое выр ажение в^крн^трукциях юридической наук и ,тг наоборот, к онструкции'юри­д ической ия ^КШПХ:ш^^^^^^яз^У^^^и^^гки^ ^УЛнПру^ции В большинстве случаев те и другие совпадают. Точнее, можно гово­рить о единой юридической конструкции, используемой в различных целях, осуществляющей различные функции: гносеологическую и

Дата добавления: 2015-08-29