Министерство образования Российской Федерации 4 страница

Достаточно сомнителен и упрек в «покушении» на общеприз­нанные и очевидные истины. Для научной мысли, как известно, не считается «крамолой» подвергать сомнению положения, признанные

1.2. Аспекты анализа методологической ситуации..

на конкретном этапе науки очевидными истинами. Сдержанное от­ношение к очевидным истинам далеко не ново, в том числе и для нашей научной традиции. Достаточно вспомнить, что, например, оце­нивая процессуальные представления о мире, при которых предметы и соответствующие им понятия находятся в беспрерывном изме­нении, как основную мысль гегелевской философии, Ф.Энгельс пи­сал: «Если же мы при исследовании постоянно исходим из этой точки зрения, то для нас раз и навсегда утрачивает всякий смысл требо­вание окончательных решений и вечных истин; мы никогда не за­бываем, что все приобретаемые нами знания по необходимости ог­раничены и обусловлены теми обстоятельствами, при которых мы их приобретаем»³⁵.

В современной методологической литературе ставится под сом­нение также и справедливость требования безусловного следова­ния правилам господствующего метода исследования, например с точки зрения процесса развития науки. Такой взгляд на проблему аргументируется, в частности, тем, что в отдельных случаях фун­даментальные научные открытия совершались благодаря не соб­людению, а нарушению некоторых канонов господствующего ме-_ тода. Обсуждая данный факт, П.Фейерабенд пишет: «Идея метода, содержащего жесткие, неизменные и абсолютно обязательные прин­ципы научной деятельности, сталкивается со значительными труд­ностями при сопоставлении с результатами исторического иссле­дования. При этом выясняется, что не существует правила, - сколь бы правдоподобным и эпистемологически обоснованным оно ни ка­залось, - которое в то или иное время не было бы нарушено. Стано­вится очевидным, что такие нарушения не случайны и не являются результатом недостаточного знания или невнимательности, которых можно было избежать. Напротив, мы видим, что они необходимы для прогресса науки»³⁶. Таким образом, по видению автора, воз­можность отрицания правил метода науки является фундаменталь­ным условием ее развития.

При трактовке данной идеи известного методолога науки стоит привлечь внимание к тому, что речь идет об историческом развитии науки и тезис направлен не против методологии, а, о чем свиде­тельствует и само название работы, против «методологического принуждения», т.е. исключительно нормативно-догматического отно-

шения к правилам господствующего метода. При этом не мешает помнить и примеры автора, большинство из которых известны в истории науки как ее великие открытия³⁷. Отсюда нетрудно понять, что отступления от правил метода далеко не всегда приводят к великим научным открытиям, а чаще всего к некорректным ре­зультатам. В этом смысле конструктивные опровержения правил существующего метода науки случаются не каждый день и вряд ли могут быть массовой практикой научных исследований. Про­порциональное соотношение, условно говоря, конструктивных и неконструктивных нарушений метода науки, видимо, различны в раз­ные периоды развития науки. Если попытаться оценить данное соотношение в рамках теории научных революций Т. Куна, то логично считать, что «удельный вес» конструктивных нарушений метода науки значительно выше именно в период научной революции. При этом можно утверждать, что любые отступления от метода науки остаются в рамках ее методологии. Дело в том, что такие «нару­шения» касаются отрицания не методологии как условия научности исследования, а только конкретных правил метода и не могут поко­лебать саму идею методологического обеспечения научной де­ятельности-. Другими словами, отступление от правил метода кон­кретной науки, как исторически сложившихся и общепринятых на данном этапе гносеологических установок или требований к иссле­дованию, возможно. Однако отрицание одного метода возможно только через создание другого метода, а это, опять-таки, предмет и проблема методологии и подтверждение ее необходимости в науч­ном исследовании. Таким образом, методологический плюрализм несложно увидеть как в современности науки, так и в ее истории.

Если считать принципиальной особенностью современного оте­чественного правоведения складывающийся плюрализм его фило-софско-методологических оснований, то наиболее существенные трудности в исследованиях права следует соотносить не столько с философско-теоретической «черной дырой», образовавшейся в связи «с дезавуацией марксистской школы объяснения политико-правовых явлений»³³, сколько со следствиями многолетнего господства в на­шей науке единственно верного учения о праве и единственной под­линно научной теории познания, т.е. философско-методологического монизма.

Первое такое следствие можно усмотреть в том, что развер­нувшиеся в стране реформы наше научное правосознание восприняло больше как политические и государственные задачи, нежели науч­ную проблему. Подтверждения этому обнаруживаются без особого труда.

Например, кажется очевидным, что декларирование (в том чис­ле и конституционное) формирования в России правового общества, построения демократического правового государства, претензия страны на участие в формировании мирового правопорядка, безус­ловно, требует определенного содержания и качества законода­тельства, принципиальных изменений в правосудии, кардинального повышения социального статуса юридической профессии, качества юридического образования и т.д. Однако все эти требования вос­принимаются у нас не только политическим, но и профессиональным Сознанием прежде всего как задачи структурно-функциональных реорганизаций. Именно их (создание новых законов и государст­венных органов, прежде всего) решали первые политические ро­мантики перестроечного и постперестроечного периода (а ведь они были рекрутированы преимущественно из профессионалов, в том числе из ученых-юристов), именно данные вопросы постоянно об­суждались в публицистической и профессиональной литературе. Не угасает этот энтузиазм и сегодня, а образование, в частности, фе­деральных округов - только наиболее монументальное его свиде­тельство.

Организационную проблематику в юриспруденции, разумеется, нельзя недооценивать. Важность ее для правоведов традиционна³⁹. Все исследовательские усилия в отношении форм и структур необхо­димы и заслуживают соответствующего внимания, ибо именно форма не дает возможности переходному обществу «атомизи-роваться» полностью, хотя известное разрушение все-таки проис­ходит. В то же время неработающие государственные органы и общественные организации, предпринимательские структуры и про­мышленные предприятия, коррупция и разрушение сфер жизни даже без специальных научных исследований свидетельствуют, что в

реформирующемся обществе проще видоизменять органы и органи­зации, законы и процедуры, нежели социальные и государственные институты. Другими словами, сосредоточивая сегодня усилия „на формах и структурах, мы способны видоизменить существовавшие социальные и профессиональные практики, но вряд ли способны создать новые. Применительно к России это уже не только тео­ретический постулат, но и вполне поддающиеся практической оценке результаты⁴⁰. Думается, такое положение вещей сложилось благо­даря не только известным социально-политическим обстоя­тельствам, но и ситуации в социальных науках, в первую очередь в науках о государстве и праве, которую и можно рассматривать как одно из следствий господства в них марксистской методологии.

Нетрудно заметить, что «львиная» доля усилий правоведов се­годня направлена на решение практически ориентированных задач, проведение прикладных исследований и конкретных разработок. В частности, достаточно беглого взгляда на содержание наших веду­щих юридических журналов, чтобы понять, что стратегические перс-_ пективы правоведения наше профессиональное юридическое сооб^ щество видит скорее в разработке конкретной отраслевой пробле­матики и разного рода нормативных актов, нежели в обсуждении философских идей, разработке фундаментальных теоретических проблем или методологических подходов. Это вполне понятно, пос­кольку именно такая научная продукция сегодня социально наиболее востребована. Однако представляется, что такое положение дел имеет и иную причину: сформированную десятилетиями господства марксизма традицию, с одной стороны, полагать все философско-методологические проблемы юриспруденции давно решенными и, с другой, - считать их непосредственно не относящимися к пред­мету юридических исследований. Отсюда и отмечавшаяся недоо­ценка правоведами современных проблем собственного метода, оп­ределенная утрата сегодняшним научным юридическим сообщест­вом интереса к философской проблематике и методологической работе.

Хочется надеяться, что данная тенденция не станет в нашей науке господствующей и у нас не будет повода примерять на себя оценку замечательного русского юриста А.И.Покровского, данную им современникам: «Воспитанные на позитивистической боязни пе­ред всяким подобием «метафизических естественно-правовых фан­тазий», погруженные в повседневную и кропотливую догматическую работу, мы окончательно отвыкли от широкой теоретической трак­товки наших проблем и потеряли всякую связь с глубокими идей­ными течениями нашего времени»⁴¹.

Выше отмечалось, что в советский период наше теоретическое сознание было не просто догматическим, но догматически мето~-дологизированным в рамках одного их самых мощных социальных" учений марксизма. Развившаяся традиция юридических иссле­дований в рамках монистической, закрытой философско-методоло-гической системы во многом предопределила второе следствие -распространяющееся сегодня стремление к замене марксистской методологии другой, но не менее универсальной и всеобщей.

Нетрудно заметить ряд опасностей данного следствия. Во-пер­вых, это идеологическое исключение марксизма из «свободной конкуренции» за «методологические «посты» нашего современного правоведения⁴². Во вторых, риск утраты научными дискуссиями методологических смыслов и перехода в план демонстрации истори­ческих ожиданий, поскольку осуществляется неявное полагание, что рано или поздно альтернативные марксизму методологии исследо­вания права все равно сложатся и актуализируются независимо от усилий юристов. При этом содержание демонстрируемых ожиданий может свестись к привычной для нас аргументации в пользу не столько рефлексии юридической наукой своих философских осно­ваний и разработки эффективного методологического инструмен­тария, сколько простого обоснования перспективности предпочтения одной из уже существующих теорий или идей права. Выражаясь резче, риск в том, что вместо разворачивания масштабных плано­мерных методологических исследований, разработки долгов­ременных исследовательских программ мы можем сосредоточить внимание на вопросе: какое из популярных сегодня философско-

теоретических обоснований права способно стать «заменителем» марксизма?

При этом в декларируемом отказе от методологического мо­низма пока больше желаемого, нежели действительного. С другой стороны, просто отказ (в большинстве случаев по идеологическим основаниям) от марксизма не есть продвижение вперед. Важно, что приходит на смену. Одно дело, если на смену приходит стрем­ление к поискам другой, такой же универсальной и всеобъемлющей философской системы, другое - готовность развивать юриспруден­цию в условиях сосуществования альтернативных философских уче­ний, философско-методологического плюрализма. Последнее как раз и требует интенсивных философско-методологических иссле­дований, обеспечивающих разработку альтернативных (подчеркнем, альтернативных, а не тотально замещающих) методологий, конку­рирующих в исследовательских практиках правоведов. Однако соз­дание альтернативных методологий - процесс не просто длитель­ный, а, безусловно, исторический, поскольку требует утверждения в нашем сознании иных онтологии права, иных гносеологических установок правоведения, создания новых научных парадигм, раз­работки соответствующих методов и исследовательских норм юри­дической науки⁴³.

Итак, все вышеизложенное позволяет утверждать, что если юридическая наука советского периода, обращенная главным обра­зом к советскому государству и праву, находилась в условиях дос­таточно определенных социальных идеалов и стратегий, имела впол­не устоявшиеся философские основания и методологические уста­новки, то сегодняшнее отечественное правоведение находится в принципиально ином положении. Переходные процессы в обществе, смена социальных идеалов и ценностей, актуализация различных философских взглядов на право и методологических подходов к его исследованию требуют нового обращения правоведов к наиболее фундаментальным и устоявшимся положениям своей науки, в том числе считавшимся «незыблемыми истинами», осмысления их на современном философско-методологическом, науковедческом уров­не. Очевидно, что подобные исследования - это, прежде всего, об­ращения к понятию юридической науки, проблемам ее предмета и метода. Несмотря на их многократное осмысление правоведами, данные вопросы, как отмечалось, всякий раз оправданно актуали-зируются^при смене социокультурных ситуаций, изменении пред­ставлений о правовой науке. Это, в свою очередь, неизбежно соп­ряжено с мировоззренческим самоопределением юристов, фунда­ментальными основами научного правосознания.

Данные соображения и определяют логику дальнейшего иссле­дования избранной проблематики. В частности, необходимость бо­лее подробного, нежели принято в юридической литературе, обра­щения к современным взглядам на становление науки и основным характеристикам научного познания, проблемам становления юри­дической науки.

Глава вторая

Правоведение в контексте научного познания и методологических традиций

2Д. Наука и методология..

2.1. Наука и методология: понятие и основные характеристики научного познания

П

ринято считать, что методологические исследования, не­изменно актуальные уже в силу самой сущности науки, приобретают особую остроту и значимость в периоды коренных преобразований общества. Данный тезис интерпретировался и в юридической науке'. Однако важно обратить внимание на то обсто­ятельство, что в эти периоды любая методологическая проблема­тика может конструктивно исследоваться только при условии раз­вернутого обращения науки к своим философским основаниям, дос­тижениям методологии современного научного познания, осмыс­ления собственного места в системе наук и роли в сложившейся социокультурной ситуации². Таким образом, сегодня исследования методологических проблем юридической науки нуждаются в самом широком философском, науковедческом контексте, обращении к ме­тодологическим представлениям иных наук и общим проблемам современной методологии научного познания. В первую очередь, сказанное относится к общим представлениям о науке и методоло­гии.

В современной литературе отмечается достаточно осторожное отношение к возможности дать исчерпывающее определение нау­ки³. В зависимости от исследовательских контекстов наука может пониматься как социальный институт, форма духовного производст­ва, способ познания, система знаний, деятельность по производству и организации знаний и т.д.⁴ Еще меньше определенности в отно­шении методологии⁵. Общим для подавляющего большинства оп­ределений науки и методологии является, пожалуй, только указание на то, что суть науки сводится к производству и организации знаний о природе и обществе, а методологии - к выработке принципов по­строения, форм и методов научно-познавательной деятельности. По­добное понимание науки и методологии верно, однако для целей методологического исследования нуждается в значительном уточ­нении, поскольку может получать существенно различающиеся со­держательные интерпретации, принципиально влияющие, в частнос­

ти, на понимание особенностей научного познания и отношения к нему методологии.

Это проявляется, например, во взглядах на возникновение науки. Можно указать следующие точки зрения по данному вопросу:

• наука существовала всегда, поскольку «органически присуща» практической и познавательной деятельности человека;

• наука возникла в Древней Греции в V веке до нашей эры, ког­да впервые произошло соединение знания с его обоснованием;

• становление науки начинается в Западной Европе в XII - XIV веках и связано с актуализацией математики и опытного знания;

• наука начинается с XVI - XVII века работами Кеплера, Гюй­генса и особенно Галилея и Ньютона, создавшими «первую теоре­тическую модель физики на языке математики»;

• наука возникает в первой трети XIX века с объединением исследовательской деятельности и высшего образования⁶.

Различные философско-методологические традиции содержат существенно различающиеся видения и в отношении содержания научной деятельности, критериев научного знания. Прежде всего, представления о науке, научном познании и его методах менялись, как известно, в ходе исторического развития. Это соотносят, как правило, с изменениями в основаниях выделения объектов научного исследования, гносеологических установках, способах обоснования научного знания, ценностного отношения к его статусу и т.д. - сло­вом, всего того, что охватывается научным сознанием как сфера науки, укладывается в некоторую «логику» научного познания и что в современной науковедческой литературе объединяют понятием научной рациональности⁷.

В связи с задачами настоящей работы оправданно ограничиться обращением к данной проблематике только в той мере, в какой это необходимо для исследования особенностей генезиса юридической науки, ее гносеологических идеалов и методологических установок. Поэтому все дальнейшие рассуждения касаются анализа лишь на­иболее распространенных представлений о возникновении совре­менной науки, ее гносеологических основаниях и методологии на­учного исследования.

Из перечисленных, наиболее распространенной и обоснованной считается точка зрения, в соответствии с которой современная наука начинается с развитием в XVI - XVII веках натуралистической философии и становлением естественно-научной традиции. С этих позиций, в истории европейской научной мысли, с отдельными ва­риациями, принято различать классическую и неклассическую на­уку (классический и неклассический (постклассический) тип (этап) научной рациональности), становление и смена которых связыва­ются прежде всего с фундаментальными изменениями философско-методологических оснований научных исследований и рассматри­ваются как научные революции, главным образом в естествозна­нии⁸. Временем их исторического становления принято считать XVII век - классический этап, и конец XIX ~ начало XX века -неклассический (постклассический). В последнее время, наряду с классическим и неклассическим типом, в литературе выделяют еще один тип научной рациональности (и, соответственно, этап в развитии науки), сформировавшийся в последней трети XX столетия - «пост-неклассический»⁹.

Переход науки от одного этапа к другому, в таком понимании, есть смена типов научной рациональности и состоит, главным об­разом, в изменении характера научной рефлексии («самосознания науки») как целевого контроля «за ходом, формами, условиями и основаниями процесса познания»¹⁰. Другими словами, исторические изменения представлений о науке, научном познании - это, прежде всего, изменения в представлениях о философско-методологических основаниях научного познания. Следовательно, оправданно считать,

что своеобразие науки, научного познания на каждом этапе истори­ческого развития связано, главным образом, с ее особенностями философско-методологического плана и именно в нем выражено на­иболее отчетливо".

С такой точки зрения генеральная линия развития европейской науки, по крайней мере последние 300 лет, может быть сопряжена именно с изменениями характера философской рефлексии и мето­дологических представлений в научном сознании. Суть этих изме­нений допустимо представить как смену гносеологических идеалов и методологических установок научного исследования. Так, для классической науки, отождествляемой обычно с ньютоновским ес­тествознанием, это выражается в ее объектной ориентации, стрем­лении максимально исключить из процесса научного познания все, что относится к субъекту, средствам и процедурам его познава­тельной деятельности. Соответственно, гносеологический идеал науки данного этапа - объективное, абсолютно истинное знание о природе, наиболее полно воплотившийся в ньютоновской механике.

Неклассический тип научной рациональности уже подразуме­вает соотнесение научного знания с познавательными действиями субъекта, учет влияния форм и средств познавательной деятель­ности на содержание получаемого знания. Это означает, прежде всего, что в структуру научного описания и объяснения включаются не только знания об объекте исследования, но и формы, средства и процедуры познавательной деятельности субъекта. В силу этого неклассическая наука отказывается от ранее существовавшего пря­молинейного соотнесения исследуемого объекта и научного знания о нем признает возможность истинности различающихся теоре­тических описаний одного и того же объекта, что в методоло­гической рефлексии получает оформление через различение объекта и предмета науки. Обращение неклассической науки к вопросам познания как субъект-объектным отношениям, осознание необ­ходимости исследования самого процесса познания как условия по­лучения научного знания позволяет говорить, что на данном этапе окончательно сложилось представление о методологии как о собст­венной сфере науки¹².

Наконец, постнеклассический тип научной рациональности пред­полагает включение в структуру научного познания задач, целей и ценностей не только «внутринаучных», но и социальных. Особенно, как принято считать, это касается прикладных исследований, нередко напрямую зависящих от политических стратегий, «социальных за­казов», форм организации науки, финансирования, подготовки кадров и т.д. Однако в сегодняшней ситуации вполне оправданно распрост­ранить эти представления и на область фундаментальных наук¹³.

Относительно выделенных типов научной рациональности по­лезно помнить, что безусловное их различение осуществляется прежде всего в плане теоретического исследования. Исторически же между данными типами научной рациональности «как этапами развития науки существуют своеобразные «перекрытия», причем появление каждого нового типа рациональности не отбрасывало предшествующего, а лишь «ограничивало сферу его действия, опре­деляя его применимость только к определенным типам проблем и задач»¹⁴.

Таким образом, ведя активные методологические разработки, современная наука, наряду с объектами окружающего мира, вклю­чает в сферу своих исследовательских интересов широкий круг собственных средств, процедур, форм и условий познания. Научные исследования охватывают сегодня: и основания выделения объекта науки, и организацию ее предмета, и правила соотнесения объекта и предмета науки, и схемы объяснения и процедуры исследования, и субъектов научного познания в системе их средств и ценностно-целевых структур, связываемых с ценностями и целями общества, и вопросы реализации научного знания¹⁵. Преобладают заметно иные, нежели двести или триста лет назад, представления о крите­риях научного познания, основаниях и правилах научной деятель­ности, научном знании и т. д.¹⁶ Однако и современные взгляды на науку и способы оценки научного знания еще далеки от единообразия.

Наиболее распространенным и разработанным является пони­мание науки как вида познавательной деятельности¹⁷, процесса вы­работки нового знания¹⁸. В данном процессе, достаточно условно, принято выделять два аспекта, именуемые эмпирическим и теоре­тическим «уровнем», описательной и теоретической наукой¹⁹. Как правило, первый отождествляется с установлением фактов, второй - с построением научных гипотез и теорий²⁰. В качестве основных черт, отличающих научное исследование от «вненаучных» форм поз­нания, как отмечалось, обычно называют его объективность, пред­метность, воспроизводимость, доказательность, проверяемость и т.п.²¹

Большинство современных исследователей придерживается мнения, что исторически такое понимание научного познания за­рождается в европейской интеллектуальной традиции достаточно поздно и соотносится, главным образом, со становлением в новое время так называемой естественно-научной парадигмы, связывае- j мой прежде всего с философскими разработками Бэкона и Декарта ^ и трудами Галилея и Ньютона²². С философско-методологических.

позиций именно данный этап в истории науки характеризуется как ее классический период (классическая научная рациональность), наиболее принципиальной особенностью которого считается объек­тная гносеологическая установка, стремление максимально исклю­чить из процесса научного познания все, что относится к субъекту, средствам и процедурам его познавательной деятельности, и абсо­лютная математизация научного мышления²³. По мнению ряда ис­следователей, это явилось одной из основных причин того, что с данного периода в европейской культуре начинает доминировать принципиально иной, в сравнении с античностью, тип рациональнос­ти, иной способ познания.

Разумеется, математика стала играть важную роль в процессе познания значительно раньше, еще со времен пифагорейской шко­лы²⁴. Однако даже у Аристотеля, сделавшего науку самодоста­точной сферой, не «встроенной» в другие сферы и виды деятель­ности, познание было главным образом метафизическим постиже­нием мира, осуществляемым, прежде всего, путем построения со­ответствующих онтологии²⁵. По Аристотелю, научное мышление -это рассуждения, подчиняющиеся, с одной стороны, определенным правилам, а с другой - соответствующие определенной онтологии²⁶. Отсюда, возможности математики не рассматривались как уни­версальные, а сфера ее применения имела определенные ограниче­ния. В частности, в «Метафизике» Аристотель указывает, что «ма­тематической точности нужно требовать не для всех предметов, а лишь для нематериальных. Вот почему этот способ не подходит для рассуждающего о природе, ибо вся природа, можно сказать, материальна. А потому надлежит, прежде всего, рассмотреть, что такое природа»²⁷.

Дата добавления: 2015-08-29