Тем не менее, о расширении предмета правоведения за счет его обращения к «неюридической», с точки зрения современной науки, проблематике оправданно говорить в тех случаях, когда такое обращение преследует цель углубления наших представлений о приводе, сущности, функциях права, его роли в культуре и обществе и т.д. Оценивать данный процесс как размывание предмета юридической науки можно, пожалуй, только с позиций юридического позитивизма. С позиций методологии научного познания это интерпретируется как формирование знаний о различных сторонах объекта исследования. И в качестве основной здесь выступает трудность соотнесения таких знаний, их синтез в рамках единой теории.
Сказанное можно проиллюстрировать примером, для советского правоведения являющимся классическим. В 60-х годах С.С.Алексеевым разрабатывается теория механизма правового регулирования. Введенный Н.Г.Александровым термин[74], получив развернутое теоретическое осмысление, теоретически структурированное содержание, становится юридической категорией, представляющей частную правовую теорию. Наряду с описанием юридической модели правового регулирования, С.С.Алексеев вводит понятие «психологический механизм» воздействия права на общественные отношения[75]. Правда, автор берет этот термин в кавычки, подчеркивая^ что теоретический статус данного понятия для правоведения не тождествен статусу понятия «механизм правового регулирования». Тем не менее психологические аспекты правового регулирования по факту вводятся в предмет юридического исследования. Причем надо заметить, что психологические факторы в данном случае берутся и как «фрагменты реальности», т.е. объектно, и как теоретическая идеализация, поскольку психологический механизм предлагается понимать как аспект правового регулирования. Таким образом, правовое регулирование выступает единым предметом -объектом исследования, а механизм правового регулирования воспринимается как описание юридической реальности.
Разумеется, психологические факторы в праве всегда привлекали внимание исследователей и сопутствовали обсуждению юридической проблематики. Вслед за Петражицким, юристы даже правовые нормы обсуждали как «душевные переживания», а осмысление психологической действительности, ее значения для права можно обнаружить практически у всех поколений исследователей[76]. Однако в данном случае психологические факторы уже обсуждаются не в связи с правом, не в плане его оснований или факторов влияния, а помещаются «внутрь» позитивной юридической теории, и тем самым на них распространяются правила юридической модели и отношение как к грани юридической действительности. Отличие усматривается только в том, что при помощи механизма правового регулирования осуществляется результативное правовое воздействие, т.е. обеспечивающее предвидимый и должный результат, а психологическое воздействие влияет на достижение требуемого результата и является как бы еще одним «каналом» действия права.
Далее, к «психологическому механизму» автором делаются новые «добавления». В работе 1966 года «Механизм правового регулирования...» С.С.Алексеев только обозначает социальные аспекты правового регулирования, в большей степени как его внешнюю среду, а в 1972 году уже говорит о «социальном механизме действия права»[77]. Причем воспринятый подход к правовому регулированию через его механизм реализуется в данном плане и другими авторами, в частности В.П.Казимирчуком, на исследования которого указывает сам С.С.Алексеев[78]. При характеристике социального механизма действия права автор, однако, замечает: «Правда, понятие «механизм» здесь приобретает своеобразный оттенок: оно выражает не целостную систему тесно связанных, взаимодействующих элементов правового регулирования, а скорее отдельные аспекты характеристики права. Но коль скоро и в данном случае речь идет о процессе правового воздействия, то и здесь перед нами ме-ханизменный подход (выделено мной. — Н.Т.) и, стало быть, вполне допустимо говорить о социальном механизме правового регулирования»[79]. Таким образом, в рамки данной теории включена еще одна действительность, еще одна грань такого явления, как правовое регулирование[80].
Последовательно развивая теорию правового регулирования, С.С.Алексеев в 1981 году добавляет в ее рамки представление об информационном воздействии права. Здесь отношение к праву уже строится как к разновидности социальной информации, и анализируется его ценностно-ориентационное воздействие, базирующееся на рассмотрении права не только как самостоятельной ценности, но и как носителя иных социальных и культурных ценностей[81]. При этом свидетельством того, что это не частное мнение автора, а процесс органического развития теории правового регулирования, является активное участие в нем определенного круга исследователей. В частности, сам С.С.Алексеев воспринимает таковыми, например, разработки В.Н.Кудрявцева и Ю.В.Кудрявцева[82].
Таким образом, прослеживая путь развития частной юридической теории, можно наглядно убедиться, как на протяжении двух десятилетий происходило расширение ее границ и обогащение научного содержания через обращение, условно говоря, к неюридическим предметностям, обоснованное как углубленное исследование права, всех его аспектов[83].
Если теперь отказаться от натурализации механизма правового регулирования и рассматривать его как теоретическую модель правового регулирования, то психологический, социологический и «информационный» механизмы также должны интерпретироваться как модели правового регулирования. В этом смысле допустимо говорить о модельной «представленности» в предмете правовой науки формально-юридической, психологической, социологической и информационной «сторон» правового регулирования. Что, бесспорно, способствует всестороннему познанию права. Однако остается вопрос о соотношении данных сторон правового регулирования.
Считается, что «односторонние» знания об объекте приводят к его качественно новому теоретическому осмыслению только при условии их синтеза в единой теоретической схеме, в рамках концепции. В нашем правоведении таким примером является объединение разноплановых представлений о праве категорией «правовая система»[84]. В рассматриваемом же примере социологические, пси-ХоТгоТические, формально-юридические представления о правовом регулировании интерпретируются как «рядоположенные», объединяемые только отношением к объекту исследования. Такое положение дел не только допустимо, но и весьма распространено в науке. Однако эвристический «прорыв» предполагает создание теоретической конструкции, обеспечивающий синтез разноплановых знаний об объекте, т.е. исследований и разработок в пространстве предмета науки. Для анализируемой ситуации такой теоретической конструкции разработать, судя по всему, не удалось. Не случайно С.С.Алексеев достаточно быстро отказывается от идеи множественности механизмов правового регулирования (аспектов правового регулирования) и разворачивает интерпретации данной проблематики в рамках традиционной юридической предметности через введение представлений об общих дозволениях, общих запретах и типах правового регулирования[85].
Различение объекта и предмета юридической науки позволяет осуществить еще одну интерпретацию механизма правового регулирования как частной научной теории.
Вне различения объекта и предмета научной теории механизм правового регулирования получает преимущественно позитивно-юридические интерпретации, как описание структуры процесса правового регулирования общественных отношений. Отсюда, восприятие механизма правового регулирования как некоторой юридической реальности долгое время доминировало в нашей теории государства и права. Надо признать, что онтологическое понимание механизма правового регулирования было присуще и самому С.С.Алексееву, о чем свидетельствуют упоминавшиеся способы обоснования психологического, информационного и др. механизмов правового регулирования. Такое отношение сохраняется у некоторых теоретиков права и сегодня, поскольку для аналитической юриспруденции оно является вполне законным.
В то же время взгляд на недавнюю историю отечественной науки права с позиций различения объекта и предмета правоведения отчетливо показывает, что механизм правового регулирования сыграл (и играет) в ней и методологическую роль. Более того, с этих позиций именно методологическое значение конструкции механизма правового регулирования может считаться первостепенным. Однако его роль не только как теоретического описания, но и как методологической конструкции стала оцениваться нашей наукой не так давно. Хотя сегодня уже можно довольно уверенно утверждать, что наше правоведение восприняло механизм правового регулирования не только как понятие теории права, как объяснительный принцип правового воздействия на общественные отношения, но и как методологическую конструкцию, во многом определившую характер юридических исследований, в том числе в отраслевых науках. Что касается общей теории права, то здесь механизм правового регулирования напрямую выступил в качестве методологической схемы. И если теоретики не уделяли должного внимания обсуждению такой роли механизма правового регулирования, то это можно объяснить как раз отсутствием в нашем правоведении последовательного различения объекта и предмета юридической науки. Об этом же свидетельствуют и распространенные в 60 - 70-х годах возражения против введения понятия «механизм правового регулирования» на том основании, что в советской теории права уже существовала категория, охватывающая фактически тот же круг юридических явлений - правовая надстройка общества. Однако правовая надстройка общества, являясь категорией исторического материализма, в принципе не могла «задавать» конструкцию предмета научной теории. Тогда как механизм правового регулирования, являющийся не идеальным объектом философского характера, а идеализирующей теоретической абстракцией, редуцирующей правовое регулирование до структурно-функциональных представлений, стал «несущей конструкцией» научного предмета теории права. Причем независимо от осознания данного факта правоведами, начавшееся теоретическое осмысление правовой действительности через категорию и структуру механизма правового регулирования стало заметно корректировать предмет теории права, его организацию.
Глава 3. Проблемы предмета правоведения
Все изложенное позволяет утверждать, что различение объекта и предмета юридической науки не просто уточняет гносеологические характеристики познания права, позволяет обеспечивать его в соответствии с современными требованиями научного исследования, но и «создает пространство» существования методологии правоведения как самостоятельного направления развития юридической мысли.
Уже упоминалось, что правоведение, как и любая наука, функционирует в рамках некоторой философской «картины мира» как претендующей на истинность системы представлений о его устройстве. В процессе исторического развития возникают определенные философские традиции, находящиеся в достаточно сложных отношениях и оказывающие влияние на все сферы жизни общества. Однако в каждый конкретный период истории одна из таких философских традиций приобретает большее, иногда господствующее, влияние на общественное сознание, что делает приоритетной соответствующие представления о мире. В системе таких исходных представлений существует и наука. Обращаясь к познанию законов мира, наука с помощью своих познавательных средств «выделяет» в данной картине мира некоторый фрагмент (объект науки) в процессе исследования которого и формируется теоретическая модель данного фрагмента реальности - предмет науки. При этом в числе исследовательских средств важная роль придается фундаментальным понятиям науки58. А предмет науки как определенный «срез» объекта исследования получает фиксацию в основных понятиях данной науки59. С этих позиций, одной из сущностных характеристик науки права может рассматриваться развитие юридических понятий, становление и эволюция которых непосредственно связана с формированием объекта правоведения.
3.2. Юридические понятия и предмет правоведения
С |
тремление юриспруденции к глубинному, всестороннему постижению правовой действительности выражается и в отношении к праву как полиструктурному объекту, что предопределяет, в том числе, многоаспектность юридических исследованиях. Однако при последовательном различении объекта и предмета правоведения это должно выразиться и в представлениях о сложноор-ганизованном предмете юридической науки. При таком взгляде проблемные фиксации многоаспектности юридических исследований допустимо переместить в план «понятийного строя», категориальной организации правовой науки. «Вопросы о категориях теории права, отмечал А.М.Васильев, - естественно, не могут замыкаться в кругу чисто логических проблем. В то же время изучение категориального строя теории права требует определенного вычленения данных вопросов из всего комплекса теоретических проблем правоведения, рассмотрения их относительно самостоятельно, независимо от так называемого онтологического исследования права»[86]. Другими словами, с методологических позиций, исследование предмета правоведения необходимо предполагает обращение к его категориальному составу. Для целей нашего исследования рамки данной проблемы оправданно сузить до рассмотрения вопросов формирования юридических понятий.
Как отмечалось выше, те или иные аспекты правовой действительности могут в рамках своих предметов исследовать разные науки. При этом кажется понятным, что только юриспруденция создает целостную теоретическую картину права, то есть для юриспруденции право - предмет изучения, а для иных наук - только один из объектов исследования[87]. Другими словами, только юриспруден-
См.: Юдин Э.Г. Методология науки. Системность. Деятельность. C.7S. См.: Козлов В.А. Указ соч. С. 34 - 35.
ция создает понятие права и всю систему категорий, разворачивающих это понятие до уровня научного предмета[88].
Понятийный состав юриспруденции можно структурировать по разным основаниям. Например, традиционно это осуществляется по принадлежности понятий к отраслевым наукам и общей теории права, понятия делят на фундаментальные и прикладные, абстрактные и конкретные, закрепленные в законодательстве и не закрепленные и т.д.[89] Предметную организацию общей теорий права как конструкцию «понятийных рядов» рассмотрел А.М.Васильев. Исследуя проблему, автор говорит о четырех основных вариантах изменения понятийного аппарата теории права: «1) формирование новых правовых категорий; 2) уточнение, углубление и развитие имеющихся категорий теории права; 3) отпочкование от теории права категорий, не соответствующих ее логическому уровню; 4) исключение устаревших, исчерпавших себя категорий»[90].
В отличие от данных исследований, нас, как отмечалось выше, интересует, главным образом, вопрос становления понятий юридической науки. В отличие от рассмотрения особенностей предмета правоведения, оснований его системности, форм и способов отображения правовой реальности и т.п., выделенный вопрос акцентирует внимание на аспекте средств формирования предмета юридической науки. При этом обращение к возникновению понятий, являющихся средством «расчленения» объекта исследования, фиксации научных проблем, позволяет, через проблему многоаспектного характера юридических исследований, обратить внимание на сложную организацию предмета правоведения в ракурсе его формирования и развития.
Видимо, самым простым способом возникновения юридических понятий можно считать прохождение в профессиональной рефлексии юридического явления от простого знакового замещения до собственно понятия как знаниевой конструкции. Здесь мы исходим из представления о возникновении эпистемологических единиц в процессе познавательной деятельности посредством операций знакового замещения объекта и «перевода» его в идеальный предметный план. Данный процесс на первом этапе сливается с юридической деятельностью, юридической практикой и отделяется от нее в результате профессиональной рефлексии, исследования права. Поэтому первоначальное знаковое существование юридического явления можно представить, например, в форме простой номинации, т.е. присвоение «имени» тому или иному действию, положению, состоянию и т.д. как юридически значимому, «юридическому». На данном этапе такое осознание явления, не опосредованное никакими рефлексиями, является простым обозначением некоторых событий или действий[91]. Собственно научного значения такое наименование не имеет, так как «склеено» с самим действием, не выделено из него. Иллюстрациями могут явиться памятники архаического права, где те или иные названия соотносятся с юридической действительностью только в силу оформления ими конкретных моментов деятельности, считающейся юридической. Например, наименования в рамках системы талиона, интерпретируемые нами как наказание и ответственность, были таковыми только по факту принадлежности обозначаемых явлений к сфере или действиям, указанным в законах. Однако они не были понятиями в смысле знаниевых единиц. С этой точки зрения это были именно «имена», а «понятийный план» принадлежал, как правило, к сфере религиозных представлений и в этом смысле, как юридический, отсутствовал.
В дальнейшем, в результате профессиональной рефлексии (т.е. обращения к основаниям,"целям и средствам профессиональной деятельности) или научного исследования обозначенного явления -построения определенных объяснительных моделей, теоретических конструкций - формируется собственно юридическое понятие, далее существующее именно в этом качестве, т.еГвформе помысленного,представленного в профессиональном мышлении юридического явления[92]. Такое возникновение юридических понятий в большей мере относится к прошлому юриспруденции и характерно, главным образом, для юридического позитивизма, догматической юриспруденции. Возникающие в процессе профессионального осмысления юридической практики и ее научной рефлексии такие понятия можно условно назвать «органическими».
Пример данного способа возникновения юридических понятий можно обнаружить, пожалуй, только в историческом исследовании. В частности, можно сослаться на процесс возникновения понятия «виндикационный иск» в римском праве, в реконструкции Р.Иеринга. В этой версии: сначала определенное юридическое действие, по причине скорее ритуального, чем юридического участия символического предмета (копье, затем жезл) vindicta, было просто обозначено этим словом (именно словом как лингвистической единицей)[93]. Затем, в процессе развития самого римского права, усилиями римских юристов, позднее - исследователями нового времени, пандек-тистами, современными правоведами «виндикационный иск» превращается в термин и обозначает уже не конкретное действие, а сложную юридическую конструкцию, понятие теории гражданского права.
Другим примером становления органического юридического понятия может послужить анализ Р.Иерингом формирования понятия ^обязательства в римском праве. Отмечая, что на первом этапе обязательство сливается в римском юридическом сознании с реальным имением, обладанием чем-либо, полученным от другого лица, автор пишет: «При таком чисто-реальном отправном пункте римская ob-ligatio постепенно приобретает склад все более и более идеальный; обещание мало по малу подавляет вышеупомянутый существенный момент (res), пока наконец не получает полной силы и значения само по себе. Под существенным субстанциональным моментом обязательства (obligati о) я разумею реальное его исполнение, под идеальным же - слово»[94]. Можно упомянуть и о понятии юридического лица, которое, как отмечает О.С.Иоффе, формируется только в (Средние века в связи с теорией фикции[95].
Наряду с формированием юридических понятий в процессе рефлексии юридической практики, можно указать еще один способ их становления - способ научного анализа и синтеза, теоретического конструирования. Наиболее удобно рассмотреть его на примере формирования понятия «механизм правового регулирования», поскольку история его возникновения, в реконструкции автора, уже изложена выше, а его значение как теоретической конструкции раскрыто А.М.Васильевым. «Установление данной категории, - отмечает автор, - имело важное значение для развития правовой теории, ибо она выразила общее в процессе правового регулирования, т.е. связи между всеми элементами механизма, вне которых эти элементы не могут существовать, и место каждого звена в данной системе»[96].
Отличительной особенностью понятий правовых теорий является их возникновение не в процессе знакового оформления рефлексии над юридической практикой и репрезентации правовой реальности в предмете юридической науки, а при осуществлении теоретической организации самого научного предмета в рамках той или иной научной парадигмы. Иначе говоря, в данном случае мы имеем дело с концептуальным понятием, «свернутой теорией» (термин В.С.Нерсесянца). Поэтому понятие здесь представляет собой не описание действительности[97], а ее концептуализацию посредством существующих теоретических представлений и их синтез в рамках некоторой теоретической идеи. Достаточно точно писал об этом А.М.Васильев: «Образование категории «механизм правового регулирования» связано с синтезом как некоторых ранее существовавших теоретических представлений, так и выводов, сделанных к тому времени отраслевыми юридическими науками. Данные отраслевых наук, полученные при анализе отдельных жизненных ситуаций, в которых поведение участников общественных отношений отвечает требованиям государственных велений либо отклоняется от них, были обобщены, теоретически осмыслены и представлены как единый процесс правовой регуляции»[98].
Глава 3. Проблемы предмета правоведения
3.2. Юридические понятия и предмет правоведения
Для понятий такого рода найти выделенный, резидентный им объект, как правило, не удается. Это обстоятельство позволяет А.Ф.Черданцеву справедливо утверждать, что «такого реально существующего объекта, как механизм правового регулирования, в природе не существует»[99]. Понимая при этом отсутствие в природе механизма правового регулирования как реального объекта, находящегося в резидентных отношениях с понятием «механизм правового регулирования» автор, безусловно, корректен[100]. Однако далее А.Ф.Черданцев, на наш взгляд, несколько ослабляет свою позицию, присоединяясь к Ю.Г.Ткаченко и обозначая как реальность сам процесс правового регулирования, понимаемый как процесс связи права с реальным поведением субъектов, опосредованный рядом феноменов, таких, как правоотношение, правосознание и др.[101]
А.Ф.Черданцев безусловно точен в утверждении, что механизм правового регулирования может (и должен) рассматриваться как идеальная модель. В нашем правоведении, данное обстоятельство далеко не всегда принималось во внимание или, по крайней мере, не было предметом обстоятельного обсуждения. Однако, строго говоря, любая научная модель по своей природе идеальна, если не считать научными моделями инженерные моделирующие конструкции[102]. В этом смысле и состав правоотношения, и структура юридической нормы, и процесс правового регулирования равно могут быть представлены как идеальные модели. Научная ценность таких представлений, как известно, и состоит в их «идеальности». Более того, теоретическая наука по своей природе может иметь дело, строго говоря, только с идеальными объектами. Поэтому понятие теории права имеет «право на существование» и без представленности реальным объектом[103]. В связи с этим следует четко определить: никакая теоретическая модель не может толковаться как непосредственное изображение реальности, «тот факт, что модель работает хорошо, сам по себе не означает, что реальность структурирована так же, как эта модель»[104]. Сказанное означает, в том числе, что и процесс правового регулирования тоже, как и механизм правового регулирования, в плане предмета общей теории права может и должен рассматриваться как теоретическая модель.
Оправданность такого утверждения можно, в частности, аргументировать тем, что в реальной жизни выделить некоторые этапы и стадии правового регулирования, т.е. те единицы, в которых изображается процесс, не менее сложно, чем элементы механизма правового регулирования. В жизни непосредственно (эмпирически) можно наблюдать только реальные действия реальных субъектов, а их истолкование, например как реализации права, - это вопрос господствующей юридической доктрины, используемых понятий. Так, в частности, органичная для нашей теории права интерпретация процесса правосудия как правоприменительного процесса, для системы общего права весьма экзотична. Таким образом, представленность правового регулирования как процесса или механизма - это, по сути дела, выбор исследовательской модели, тем более что никаких методологических запретов на объединение данных подходов в одной теории не существует.
Что же касается теоретического отношения к механизму правового регулирования, то осуществленное А.Ф.Черданцевым различение юридических понятий и моделей дает право утверждать, что механизм правового регулирования как понятие - это определенный перечень признаков: система, юридических средств и способов, осуществления результативного воздействия на общественные отношения и т.д. А механизм правового регулирования как модель-это уже система элементов, организованная по определенным правилам: нормы права, юридические факты, правоотношение и т.д. Другими словами, это модельное представление правового регулирования как структуры, а не как процесса. Хотя следует принимать во внимание и тот факт, что интерпретированный как юридическая онтология, механизм правового регулирования иногда начинает не только использоваться для теоретического исследования правового регулирования, но и сам рассматриваться как его объект. Это обстоятельство, судя по всему, находится в поле зрения и А.Ф.Чердан-цева. Поэтому, на наш взгляд, именно так можно понимать утверждение автора, что «юридическая наука, осуществляя свои функции, создает особый научный теоретический мир, в котором отражается мир реальных общественных отношений, а также система и механизм правового регулирования» (выделено мной - Н.Т.)20.
Думается, что понятия типа «механизм правового регулирования», также являются органическими юридическими понятиями, образующими понятийное ядро предметного поля юридической науки. А отнесение подобных понятий к юридическим основано уже на том, что юриспруденция как социальная практика не сводится к заключению договоров или судебным рассмотрениям, смысл ее в обеспечении правовой организации общества.
Отсутствие у синтетически сконструированных понятий правоведения соответствующих референтов в правовой реальности не является поводом для сомнения в их научной ценности. Юридическая наука, как и наука вообще, прежде всего имеет дело с понятиями как движением идеальных объектов. Разного же рода упреки насчет превращения юридической науки в игру с понятиями, вряд ли можно воспринимать как вердикт. Если юриспруденция - наука, имеющая свою теоретическую область, то она обязана, в том числе, «играть в понятия». Именно в этой игре часто и совершаются великие открытия. Вызывает сожаление, что наша юридическая мысль както утратила те смыслы, которые отчетливо присутствовали в юриспруденции уже в начале века. Отвечая в свое время на подобное замечание, Р.Штаммлер писал: «Однако этот упрек в конечном основании мог покоиться только на неясности, так как он исходит из предположения, что содержание права и его понятия суть две совершенно различные вещи, существующие совершенно самостоятельно. В действительности же одно не существует без другого. Определить одно - значит определить и другое; ошибка в правильном познании первого предрекает ошибку во втором. Таким образом, вовсе не является принципиальным заблуждением вести работу только над одними понятиями (выделено мной — Н.Т.) вместо того, чтобы подвергать ей реальное содержание права, но наоборот, всякое изучение права само собою и неизбежно предполагает оба элемента»21.
Возникающие показанными способами понятия юриспруденции условно названы «органическими», поскольку, составляя ядро предметной области науки, они принадлежат ей и генетически и исторически, возникают в рамках юридической деятельности и на собственно правовых основаниях. Данные юридические понятия по своей природе, по отношению к предмету юриспруденции принципиально не отличаются от понятий естественных наук. Однако, в отличие от последних, да и от многих гуманитарных дисциплин, юриспруденция включает в свой состав и иные понятия, отличающиеся от органических как по генезису, так и по содержанию.
В понятийном строе правоведения можно выделить понятия, генетически возникающие в других областях знания, но в связи с практическими целями или исследовательскими задачами.«втянутые» в сферу права, правоведения, получившие собственно юридическое содержание и приобретшие статус правовых в силу их укоренения в понятийном строе юридической науки. Возникая и существуя в собственных областях, они содержательно адаптируются к характеристикам юридической науки и особенностям юридической практики, приобретают отличный от своего прототипа объем, включаются в систему юридических понятий, т.е. участвуют в формировании предмета науки. Примером может послужить понятие «аффект» в уголовном праве и уголовно-правовой науке, «ночное время» в трудовом праве и науке трудового права и др. На теоретическом
Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 22 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |