- Думал, с ним поплывешь, - Пит выдохнул, все же ухмыльнувшись с натяжкой, вылезая из бассейна, приподнявшись на дрожащих от усталости руках. Он только встал и отобрал халат, который Морис собирался на него накинуть, как тут же сел обратно, на пол, запахнув халат и продолжая чуть слышно хрипеть. Холодно уже не было, но горела не кожа из-за ремня, а легкие.
Морис сел рядом, не особо волнуясь о том, что себе халат, как раз, не взял. Бинты у него на руках и правда намокли, но кровь не проступала, зашитые порезы не расходились, и он этим был вполне доволен. Вряд ли врач оценила бы хоть какие-то нагрузки, а без них он бы умер со скуки. Да и как еще можно было довести Пита, если не помучить в бассейне.
Морис ждал какой-то реплики от Пита. Чего-то наподобие «Тебе что, нравится меня доводить?» Пит молчал, все еще приходя в себя, и стало ясно, что он скорее язык бы себе откусил, чем признался в физической слабости. Дело принципа, очень важный именно для него вопрос. Осознанно не набирающий вес, просто отказывающийся становиться таким же, как все, убедивший и врачей, и родителей, что это не из-за болезней вовсе, а по его собственному желанию и решению. Скорее утонет, чем признается, что не может. Повиснет молча, но не попросит помощи.
Морис не мог понять, к чему именно отнести эту черту – к той части Пита, что вызывала умиление, как к малолетке, или к взрослой части, если уж это упрямство здорово отдавало гордостью.
Пит твердил себе мысленно, что обязан сказать сейчас что-то умное, вроде «классно поплавали, блин». Морис же метался между издевательствами и искренностью. Искренность победила, ведь он прекрасно знал, каково это – когда кто-то перегибает палку, взваливая на человека чуть больше, чем он может вытерпеть, чем может позволить на себя взвалить кому-то.
Не хотелось быть кем-то, кто надломил бы такого, как Пит. Наверное, слишком ненормального и «себе на уме», странного и всего такого «на своей волне».
Была ли эта милая дурь тем, чего не было в самом Морисе? Была ли она тем, чего ему не хватало, чтобы соперничать со старостой? Была ли она тем, что притягивало Николаса в Чендлере?
Нет, наверное, в нем была какая-то другая дурь, потому что никакого «такого» притяжения Морис к нему не испытывал. В отличие от Пита, Олли не казался чуть-чуть двинутым, и не было никакого ощущения, что он видит мир не совсем так, как остальные. Старается изо всех сил, чтобы казаться «в теме», чтобы не отставать от остальных, и ему ведь это даже удается. Он гораздо ближе к ним всем, чем тот же Нил, гораздо более нормальный и приземленный. Но Паддингтон останется в прошлом, и Пит рано или поздно поймет, что он совсем не такой, как все.
Была ли его милая дурь похожей на ту, что притягивала Мориса в Николасе? Нет, определенно, это чувство было другим. Чувства к бывшему другу, оставшемуся теперь лишь приятелем, вызывали ярость, агрессию, ревность, ненависть, ущемляли и убивали гордость.
Чувства, которые сам по себе, не спрашивая разрешения, вызывал Пит, отдавали мандариновой кожурой и чем-то приторно сладким, но пряным. Это не было его запахом, но он сам был воплощением всего этого, и Морис понимал, напоминал себе, что может ошибаться, может просто сам себя обманывать… но не мог перестать. Он продумывал все варианты «реального» Уиллсона, но не мог представить его никаким другим, только таким – придурочным слегка, но неповторимо уникальным.
Чувство беспомощности и леденящего душу восторга – вот, что он к нему испытывал, если хорошо подумать. Надеялся заставить Питера поверить, что он может им командовать, ведь если Пит перестанет верить в свое подчинение, он тут же сбежит. Морис уверен был в этом и этого почему-то начинал бояться.
С ним было так классно, что уже не хотелось, чтобы все вернулось обратно. И Николас тоже. Морис его больше не хотел ни в каком качестве, даже в качестве друга.
Пит сидел, закутавшись в халат и обняв себя за плечи руками, прижав колени к груди и поставив на коленку подбородок. Морис покосился на его пальцы, на красный лак на ногтях, и губы сами растянулись в ехидную ухмылку.
- Знаешь, я всегда думал, что с тобой невозможно общаться. Что ты бестолочь и вообще, сильно «того», - заметил он тихо, но не шепотом. – Ну, в смысле, несешь какую-то хрень, слабо въезжаешь в нормальные темы. Девчонки же у тебя нет и не было, и фигово представляется это, вообще. В общем, с тобой как-то не о чем поговорить ведь даже.
- Это мне гей говорит?.. – Пит уточнил, не глядя на него, шмыгнул носом и уставился на воду в бассейне. Сейчас его никакая сила не заставила бы снова туда лезть, в этот холод.
- Не думаю, что я прямо гей. У меня-то, как раз, девчонки были.
- И что случилось?
- Честно?
- Нет, можешь соврать, - Пит фыркнул.
- Просто вряд ли это кому-то интересно.
- Тогда зачем бы я спрашивал?
- Из вежливости?
- Нафига? Я мог просто сказать что-то другое.
- Ладно, - Морис пожал плечами, отставил руки назад, будто в темном зале было солнце, и он мог подставить ему торс для загара. – Про таблетки ты знаешь, про Остина – тоже. Ну, вроде как, больше ничего не случилось. Ах, да. Бывает так, что люди оказываются не в том месте не в то время, не так понимают увиденное и услышанное, не то говорят потом, и получается все… не то. В смысле, я не уверен, что я прямо педик такой. Но я не отрицаю, что мне нравилось все, что я сделал. Может, что-то и пошло не так, но я не собираюсь жалеть о том, что мне доставляло в тот момент, когда я это делал.
- Это ты и про сегодня тоже? – Пит не удержался и уточнил.
- А что, похоже, что я очень жалею? – Морис на него с сомнением уставился, и взгляд сложно было не почувствовать, так что Пит оглянулся, чтобы на него тоже посмотреть.
- Не очень. В смысле, не похоже.
- Потому что я и не жалею. Потому и не похоже. Извини, кстати. Я-то, может, и не жалею, но не стоило, наверное, этого делать.
Пит помолчал, а потом тоже поморщился.
- Да можно было, по-моему, заметить, что я не сильно был расстроен, - он даже сам усмехнулся из-за последнего слова.
- Да любой убежденный гомофоб будет не сильно расстроен, если у него кто-то вдруг отсосет.
- Я имел в виду твое желание, - Питер ехидно уточнил. – Всерьез думаешь, что я бы послушал эти твои угрозы рассказать кому-то? Подумаешь. «Ха-ха, у него встал!» А я бы ответил при всех, что ты выиграл у меня в карты и начал такое загадывать, что это тебя бы в психушку упекли, а не надо мной ржали. Так что мы квиты. Ты, типа, воспользовался возможностью, а я, типа, воспользовался возможностью позволить тебе воспользоваться возможностью. И я тоже не считаю, что я педик из-за этого теперь. И мне все равно, были у меня девчонки до этого или нет. И я тоже нифига не жалею. Меня все устраивает.
Морис молчал, выслушивая это бормотание, а потом понял постепенно, что это значило. Пит мог отказаться, сбежать, через пару минут затекшие руки снова стали бы двигаться нормально, и он мог бы запросто подрочить где-нибудь кустах, одеться и вернуться в академию. Даже оправдываться бы не пришлось, скажи вдруг Морис всем про его позор в лесу, ведь доказательств не было бы. Пит сам позволил поверить ему на какое-то время, что он владеет ситуацией, что получилось шантажом Пита обездвижить. Поверить в то, что он воспользовался чьей-то беспомощностью перед угрозой быть опозоренным.
К тому же, они целовались.
- Не хочу показаться придурком… правда, не хочу портить момент, если ты не имел это в виду, но… это звучало, как… признание, что ли, - Морис не удержался и посмеялся нервно.
- Имел. Признание, - Пит согласился и пожал плечами. – Ну и что? Ты сказал, что не жалел о том, что делал там, мало ли, с кем. И о том, что со мной. И я тоже сказал, что не жалею. Ты, вроде как, извинился, а значит, наверное, чувствовал себя виноватым, а я тебе сказал, что нет смысла, потому что это нифига не твоя вина. Все нормально.
- Это прозвучит странно, но кому я об этом говорю… ты сам странный, - Морис хмыкнул. – Тебе не стремно говорить мне об этом? В смысле, откуда ты знаешь, искренне я все это нес или нет? Вдруг я просто прикалываюсь?
- Напугал, - Пит тоже хмыкнул. – Мне, во-первых, было бы плевать тогда, и я бы тебе больше ничего такого не стал говорить, потому что так прикалываются только мудаки… а во-вторых, я же могу уехать в любой момент. Позвоню предкам, попрошу забрать меня. Подумаешь. Ты мне жизнь все равно не испортишь какой-то болтовней. Что ты там обо мне можешь такого наговорить при всех, что меня прямо убьет, а? Ничего ведь. Да и доказательств у тебя нифига нет, ты же диктофон в трусах, наверное, не спрятал? Если спрятал, то он сдох от воды все равно.
«Это не Бедетти, явно», - подумал Морис, щурясь и продолжая на него пялиться. С Николасом он привык учитывать чужую паранойю, недоверчивость и склонность во всем видеть отрицательный подтекст, готовность к предательству и неумение доверять из-за этого.
Все потому, что Бедетти в своей вере в свободу был упрямым, как конь, свободным «масштабно», чтобы иметь право делать то, что ему хочется, так, как хочется, там, где хочется, и тогда, когда хочется.
Пит тоже был свободным, но шустрым, как крыса, скользким, как рыба. Выскальзывал, стоило сжать слишком сильно. Не продумывал варианты побега заранее, но всегда мог увернуться, если вдруг его доверие не оправдали. Его доверие нельзя было обмануть, потому что наивным идиотом он тоже не был, но разочароваться он не боялся, в отличие от Николаса, а потому все же умел доверять, позволял себе это запросто.
Он любит академию, но если кто-то попробует испортить ему жизнь в ней, он уедет навсегда и не пожалеет об этом, просто больше никогда не поверит тому же человеку. Но это вовсе не значит, что не поверит никому другому.
- Знаешь, даже если у вас теперь так принято, в этом году, типа, все такие модные, продвинутые стали, трахаетесь направо и налево, даже друг с другом… и ты вдруг решил надо мной так пошутить, то мне все равно не обидно, - заверил его Пит, и Морис моргнул, понял вдруг, что взгляда с одноклассника не сводил все это время, пока они молчали. – Потому что мне все равно приятно было.
- Сосаться со мной тоже приятно было? – Морис не удержался от резкого, циничного уточнения.
- Мне – да, - Пит усмехнулся как-то торжествующе. – Ты-то умеешь это делать. Так что мне понравилось. А я не умею, я знаю, так что это тебе, скорее, не круто было.
- Ты так странно делаешь комплименты, или у тебя просто комплексы?
- Я просто реалист.
- Ты не реалист, - Морис покачал головой. – Нет. Кто угодно, но не реалист. Не смеши.
- Почему это? – Пит прищурился, повернувшись и на него посмотрев раздраженно.
- Ну, разве что, у тебя какая-то своя реальность, где ты – типичный реалист.
- Да почему, блин?
- У тебя такой бардак в башке… что это просто…
- У тебя не лучше, ты же со мной общаешься.
- Может, мне просто больше не с кем, - Морис отмахнулся, выдав заранее приготовленный ответ на подобный вопрос. – Ник со старостой, Остин заколебал, Нил…
- Нил? – Пит ехидно переспросил.
- Тогда у меня тоже бардак, - Морис признал, что общался с ним не от безысходности, а по собственному выбору, ведь мог выбрать и Нила, проводить время с ним. – Но я и не претендовал на реалиста.
- А как тип, вроде тебя, который даже себя реалистом не считает, может судить, реалист ли кто-то другой, например, я?
- Для моей реальности ты точно не реалист.
- А я и не говорил, что я в твоей реальности реалист, я в своей реалист.
- Вот, я же говорил, у тебя своя какая-то там реальность, - поймал его Морис на признании и осклабился довольно.
- Так ведь и у тебя своя. У каждого своя. Просто у некоторых похожи, и им глючит, что она у всех одна.
Морис вздохнул, чувствуя себя поверженным. Пит почувствовал, что теперь он должен заполнить тишину какими-то словами. Возможно, это был знак, что он должен сказать в ответ тоже что-то искреннее. Признаться в чем-то еще.
- Я, кстати, тоже думал, что ты не такой. В смысле, вы с Ником похожи были раньше. Оба такие, типа, с обложки пляжного каталога. Кто же знал, что у тебя такая шиза, - он хихикнул противно, и Морис поморщился, но наигранно. Дебильные хихиканья ему почему-то даже нравились. Он промолчал, и Пит снова почувствовал себя обязанным сказать что-то.
Может, ему просто нравилось слушать ответы Мориса. Может, просто нравился его голос, когда он что-то говорил.
- Уже придумал последние три желания, кстати?
- Может быть.
- Не расскажешь, конечно, - сам себя отшил Пит и закатил глаза.
- Могу сказать. Если спросишь.
- Правда скажешь? И не изменишь их потом?
Морис молчал, и Пит прикусил губу в предвкушении.
- Тогда ладно, давай, говори, извращенец.
- Окей, извращенец, - Морис огрызнулся и наклонился к нему поближе, чтобы сообщить оставшиеся три желания прямо в ухо. – Ты целый месяц будешь гладить за меня форму. Ты сделаешь татуировку с моим именем. Ты…
- Пошел ты! – Пит повысил голос, опешив от возмущения и выпалив это раньше, чем Морис успел договорить. – Татуировку, ага. Больше ничего? Наголо не побриться?
- Молись, чтобы я это не загадал.
- Я просто не буду этого делать.
- Лживый крысеныш, - Морис мгновенно сам окрысился.
- Ну и что. Я не буду уродовать себя каким-то там именем. Блин, я тебя, может, до самой смерти не увижу после выпускного, мне что, смотреть потом на эту хрень и вспоминать кретина, которому проиграл в задрипанные карты, когда мне было семнадцать? Ага, бегу уже. Придумай что-нибудь другое. Так что у тебя осталось еще два. Давай, придумывай быстрее.
- Ты будешь встречаться со мной, - закончил Морис последнее желание, которое перед этим не успел договорить. Изначально оно не было восьмым, восьмым была татуировка, которой он хотел основательно испортить Питу жизнь, да еще и до самой смерти, но по степени важности его заменило новое желание, и они поменялись местами, как только Морис его осознал.
Питер опять потерял дар речи от возмущения, от шока даже, а потому молчал, приоткрыв рот. Точно так же категорично отказаться, как от татуировки, он не мог, не хотелось испортить вполне неплохие отношения. Может, их даже можно было назвать дружескими уже. Морис не простит, если категорично отказаться. С другой стороны, с какой стати это может быть желанием, которое Пит обязан исполнить, как проигравший? Это просто идиотизм.
- А вот это уже тупая шутка, - выдавил он сквозь зубы, поднимаясь с пола и завязывая халат. – А может, я просто спать уже хочу и не могу оценить ее гениальность. Месяц буду гладить форму, чистить обувь и делать за тебя домашку по любому предмету, на выбор. Или это, или ничего, - высказал он и пошел обходить бассейн.
Морис тоже встал, хотя ощущения были такими, будто его размазали по полу. Когда Пит уже дошел до двойной двери и повернул ключ, он не удержался и все же сообщил ему вдогонку, повысив голос.
- Вообще-то, это была не шутка, умник!
Пит чуть носом в дверь не врезался, застыл на мгновение, а потом решил, что это «признание» значения не имело.
- Я умник? А ты, типа, реально умный? Тогда ты выбрал какой-то странно тупой способ предложить это «не в шутку». Ну… их невхерственное количество, этих способов. А ты все равно выбрал какой-то придурочный, - ответил он, все же оглянувшись напоследок, хоть уже и открыл одну из тяжелых дверей, с диким усилием дернув ее на себя дрожащей от усталости рукой.
- Форму я сам поглажу, обувь ты чистишь хреново, а с домашкой я и без помощников отлично справляюсь, - ответил Морис, чувствуя, как колотится сердце. – Забей.
- Забил, - Пит пренебрежительно дернул плечом и скрылся за дверью.
Морис хотел обидеться, возненавидеть, разочароваться… но не получалось. Он сам вдруг понял, как по-идиотски это звучало и выглядело. Если уж предлагать, так как-то получше, адекватнее. А если так, в качестве повинности за проигрыш в дурацкие карты, то… не говорить, что это «не в шутку».
«Как замуж с пластиковым кольцом телку позвать», - он сам же сравнил, еще раз ужаснулся и закрыл лицо рукой, застонал глухо. Стало стыдно еще и за свою реакцию на отказ.
Любой нормальный человек отказался бы, и Пит еще вполне вменяемо отреагировал для «не гея». Морису хотелось умереть от стыда. С этим явно что-то нужно было делать. Ни за что не отступать, иначе он свихнется, потеряв еще одного человека, к которому что-то действительно почувствовал.
Глава 53
Утром в душевой сцена из новых кошмаров Остина грозила вот-вот повториться. Он только успокоился, убедив себя, что такого, как прошлым утром, больше не произойдет, как его мокрой спины задумчиво коснулся чей-то палец.
- Отвали. Видеть тебя не могу, - процедил он, не поворачиваясь, но оглянувшись через плечо и покосившись на Нила, который повис на дверце его кабинки и смотрел жалобным взглядом обделенного вниманием кота. Руку он и впрямь вытянул, пальцем рисуя невидимые закорючки у Остина на спине.
- Ну-у-у… Остин… мне правда жаль, что так получилось.
- Пошел к черту! Думаешь, я не въехал, чего ты добиваешься?! – Остин все же развернулся к нему и сделал короткий шаг к дверце, но Нил, хоть и дернулся сначала, все же не отступил.
- Расскажешь мне?
Остину захотелось взвыть и придушить его, лишь бы не видеть больше никогда эту ехидную, наивную и насквозь слащавую, но какую-то странную, будто фальшивую морду.
- Ты мстишь мне за Мерфи… - прищурился он и шепотом с Нилом поделился догадками о его планах.
- Вовсе нет.
- А вот и да.
- Вот и нет, - Нил наклонил голову к плечу и посмотрел на него жутко кокетливо, вживаясь в роль и начиная обожать эту дурацкую манеру вести себя. По крайней мере, не нужно было постоянно волноваться о том, кто и как на него посмотрит.
Ведь как бы ни посмотрели, пока он ведет себя так, он-то знает, что это все – игра.
- Еще раз ко мне подойдешь, я сломаю тебе нос, - Остин пообещал, нервно дергая глазом и приподняв верхнюю губу, скалясь и еле выдавливая слова сквозь зубы. Нил был под впечатлением, но издеваться от этой откровенной ненависти хотелось только сильнее.
- Но мне очень понравилось, ну-у-у…
- Еще бы! И если ты кому-нибудь об этом скажешь…
- Но мы можем попробовать еще раз, - Нил к нему потянулся через край дверцы, доверительно сообщая на очень незначительном расстоянии от его лица.
- Лучше мясорубку трахать, - Остин огрызнулся и открыл дверцу незаметно, толкнул ее, так что Нила отшибло на полметра, и снова закрыл, отвернулся.
Нил даже не знал, расстроен он был тем, что месть на расстоянии осуществить не удастся, а Остин его знать не хочет после неудачного «секса», или рад тому, что секс все же был неудачным.
То есть, он вообще не состоялся. И не то чтобы хотелось делать Остину комплимент за размер его гордости, но у Дэнли была возможность понять, что «прожженным педиком» Макмиррен не был точно.
Двадцать минут жарких пыток и страданий под одеялом не закончились ничем, кроме испорченного настроения у обоих, и Нил сбежал с выступившими на глазах слезами, отнекиваясь в упор и не обращая внимания на то, что Остин был просто в ярости. Мало того, что у него стоял, как каменный, так он же еще и успел ублажить новенького, качая головой у него между ног, полируя губами член и слушая тихие стоны победителя.
Остина не покидало чувство, что его использовали, что над ним просто поиздевались, что Нил и не собирался «давать».
Нил же панически думал, что завалил всю свою месть. Нет, конечно, финал сражения его тоже радовал, ведь теперь Остин старался к нему вообще не приближаться, не смотреть на него даже… но было жутко обидно непонятно за что. Как воткнуть нож в спину тому, кому плевать?
Вся душевая незаметно следила за очередной «шуткой» Макмиррена, и он не мог себе позволить разочаровать публику.
«Поверить не могу, что сейчас скажу это, но…»
Он снова зашел в кабинку, раньше чем Остин успел развернуться и помешать его руке отодвинуть защелку, и прижался грудью к его спине, зашептал в ухо.
- Я правда хотел, просто не знал, что у тебя такой… такой…
«Господи, прости меня».
- Ну, ты меня понял…
«И так сойдет, он же не тупой».
- Не хочу я тебя трахать, отцепись, мать твою! – тараща глаза, выразительно и громко ответил ему Остин и застонал в голос, сходя с ума от злости. Как его тошнило от этой нежной слащавости, которая у вполне нормального парня, вроде Нила, смотрелась как-то дико и неприятно.
Подобное отлично выглядело бы в исполнении Пита, наверное, но Нилу не шло абсолютно.
- Да ты сам не знаешь, чего хочешь! – заверил его Нил так же громко, и Остин только повернулся к нему, чтобы ответить, как получил легкую пощечину, и Нил захихикал. – Остынь. Никто не виноват в том, что у тебя не стоит.
- Что?.. Что, мать твою, ты сказал?! – Остин заорал, уже не стесняясь присутствующих однокурсников, которые подавились смехом, а кто-то даже согнулся, заикаясь. Это была не просто новость о голубизне Остина Дэнли, это было худшим позором, который только можно было представить.
- Ничего. Никто же даже не слышал. Подумаешь, с кем не бывает, - выскочив из кабинки и метнувшись в раздевалку, ответил Нил. Он быстро сгреб свои вещи и вылетел в коридор в одном полотенце, не одеваясь.
- Это неправда! – Остин оглянулся на задушенно хихикавших «зрителей», чувствуя, как краснеет то ли от стыда, то ли от злости. – Да я убью его сейчас!
Он тоже выскочил из кабинки, захватив полотенце, и бросился обидчика догонять.
Нил нарвался. И он, прекрасно зная об этом, не был уверен, что его это не радовало.
По коридору, спотыкаясь о ковровую дорожку и отталкивая с дороги мешавших пройти однокурсников, они пронеслись на расстоянии двух метров, не больше, и Остин настигал, вот-вот норовя схватить Нила хотя бы за полотенце.
- Куда бежим, - Николас неудачно или, наоборот, очень удачно для Нила встал у Остина на пути и выставил руку, упирая ее ладонью в стену. Остин на него чуть не налетел, но вовремя остановился, рассматривая чересчур довольную рожу.
Хлопнула дверь прямо за спиной Бедетти, Нил спрятался в комнате, выставив собиравшегося в душ Пита, и он тоже остановился рядом, с интересом Остина разглядывая.
- Тебе всралось прямо сейчас поговорить?! – Дэнли не выдержал, задыхаясь то ли от злости, то ли от пробежки с сосредоточенно придерживаемым полотенцем, которое все старалось размотаться и упасть.
- Ты же у нас популярный, тебя просто не поймать, - Николас сострил, тоже его рассматривая, а потом положил руку ему на плечо и доверительно посмотрел в глаза, так что Остину стало даже немного не по себе. – У меня к тебе важное дело.
- Какое?.. – пытаясь прийти в себя и вернуть лицу серьезное, умное выражение, переспросил Остин, стараясь не замечать Пита, который уходить что-то не торопился.
- Я хотел в теннис поиграть, а не с кем. В смысле, есть, но я не хочу поддаваться и все такое. Как ты на это смотришь?
Остин наконец понял, почему вдруг с утра у Бедетти был такой свежий, бодрый вид, волосы не распущены, а забраны в хвост, да и вообще, удивительно, как он сразу не заметил, что это не просто белая одежда на нем, а теннисная форма.
Из-за его молчания Николас почувствовал себя неуверенно, в присутствии Пита ему отказ получать не хотелось, тем более, от Остина, но достойных противников больше, в самом деле, не было.
- Или ты устал ночью?.. Вряд ли, конечно, но мало ли. Или боишься? – добавил он, покачиваясь с носков на пятки и глядя в потолок задумчиво.
- Да, конечно. Испугался, аж дрожу весь, вон, коленки стучат, - Остин хмыкнул и стряхнул его руку со своего плеча. – Вали уже, сейчас приду.
- Вот и чудненько, - Бедетти осклабился и небрежно похлопал его по щеке. Остина этот жест начинал уже бесить, что в исполнении Николаса, что в исполнении Нила, которого хотелось подвесить на его же собственных кишках на флаге, который украшал крышу академии.
Остин при этом прекрасно понимал, почему Бедетти не стал играть со старостой. Во-первых, Олли терпеть не мог теннис, хоть и умел играть. Во-вторых, Бедетти действительно не любил поддаваться, а выиграть у старосты – все равно, что нажить себе врага. Вряд ли Николасу хотелось портить их воздушные, как сладкая вата, отношения какой-то дурацкой игрой. Обычно он играл с Морисом, переходя на Остина только ради спортивного интереса и чтобы выпендриться, но теперь он здорово сомневался, что Грэйсли сразу согласится, если ему предложить. К тому же, Николас не хотел показаться кретином, который предлагает играть человеку с забинтованными руками.
Пит наслушался достаточно, чтобы под уничтожающим взглядом Остина, невинно улыбнувшись, удалиться в сторону душевой. А он-то думал, что день пройдет ужасно, как и все выходные, из-за его всплеска недоверия и обидчивости прошлой ночью. Стопроцентно, Морис в ярости, это было заметно еще ночью, завтрак Пит проспал, но не знал, что будет делать в столовой за обедом. Морис отсядет? Не придет? Будет молчать?
У него были все основания обидеться, если он и впрямь говорил всерьез. С другой стороны, Пит поначалу уверен был, что сам он тоже прав. Если Грэйсли считал, что такой способ предложить нечто подобное – это остроумно, Пит с ним был не согласен, но при этом он сам себя чувствовал идиотом. У Мориса-то, в отличие от него, опыт был, и его гораздо больше, чем у многих в академии. Если он предложил именно так, это должно было значить, что обычно люди сразу соглашаются при таких обстоятельствах?
Пит чувствовал себя малолеткой, несмотря на то, что они были ровесниками. Ему было стыдно за то, что он так отреагировал, но еще более стыдно за то, что он действительно думал, что был прав. Стыдно за то, что он не был таким «взрослым», как остальные, наверное, чтобы отреагировать на такой выпад иначе.
Наверное, любой из выпускного класса, согласился бы сразу. Подумаешь, голубизна. Морис сам ни разу не «конченый педик», ведь девчонок у него было полно. И ко всему «такому» он относится так легко, спокойно, без лишней серьезности.
Если нравится, почему нет?
Если встречаться, то не значит, что навсегда, может, даже меньше недели.
«Господи, что за идиот…» - Пит сам себя ругал, страдая. Наверное, стоило согласиться. Грэйсли ведь не имел в виду ничего серьезного, ничего такого «взрослого», ничего долгоиграющего, с какой стати нужно было реагировать так, будто он предложил однополый брак? С какой стати предложение на пару дней должно было выглядеть иначе, чем одно из проигранных Питом в карты желаний?
Морис все идеально рассчитал, ведь предложение было легкомысленным. Он сказал, что общаться с Питом приятнее, чем он думал, Пит сказал то же.
В лесу тоже было вполне неплохо, и Пит сам признался, что ему понравилось, вот Морис и решил предложить повстречаться. Попробовать. Просто так, чтобы это выглядело немного менее извращенно, чем выглядело в том же лесу. Если бы Пит не дал понять, что ему все это понравилось хоть немного, Грэйсли даже не подумал бы такое предлагать.
А Пит взбрыкнул так, будто его «внутренний мир» не оценили, будто Морис вообще должен был этот мир оценить, хотя Пит, вообще-то, сам сделал шаг навстречу, прекрасно должен был понимать, на что намекает и напрашивается.
Он сам был виноват, и отмазываться явно было глупо, потому Морис и разозлился, не ожидав от него такой тупости.
«Что за чушь?!» - ненавидел себя Пит. «Ему, может, на одно колено надо было встать еще?.. Я конченый. Не он, а я. Все трахаются, все сосутся, господи, а мне в башку как ударит, и все, понеслось».
Он решил, что неплохо развлечется и один, несмотря на то, что вдвоем с кем-то, как он всегда и думал, развлекаться было гораздо интереснее. Он может посмотреть на то, как Остин с Николасом пытаются выпендриться друг перед другом, да еще и на публику, в конце концов.
Ему не должно быть скучно.
Но в момент, когда он застыл перед дверью душевой, пропуская выходивших из нее парней, из комнаты перед лестницей вышел как раз Морис, тоже в теннисной форме, как Бедетти. Он явно думал о чем-то своем, пока искал что-то в карманах, но потом наткнулся взглядом на чьи-то не просто голые ноги, а костлявые голые ноги перед дверью в душевую.
Пит панически думал, что ему делать – молчать и смотреть, сказать что-то или молча растолкать всех и захлопнуть дверь? Взгляд наконец поднялся до его лица, и Морис молча на него уставился без тени эмоций на лице. Это он умел отлично, и порой безразличие было не обыкновенным выражением равнодушия, а тяжелым намеком на то, что равнодушен он, как раз, не был.
Пит не знал даже, как ему самому выглядеть, какую физиономию скроить, что попытаться показать в ответ – свое волнение пополам с неловкостью или притвориться таким же категоричным и гордым, как ночью? Проблема была в том, что ночью он не притворялся, а теперь не был того же мнения, что несколько часов назад, и не уверен был, что сможет притвориться настолько удачно, чтобы Мориса обмануть. Он ведь тоже не был идиотом. Да и не выйдет ли ему притворство боком, не проще ли признаться?
Но под тяжелым взглядом признаваться хотелось в последнюю очередь, так же, как и показывать смущение.
Он понятия не имел, что Морис в этот момент паниковал ничуть не меньше, и у него просто лицо такое было – бесстрастное, даже хмурое, с непередаваемо мрачным выражением и холодным взглядом. Костлявый Уиллсон выглядел жутко гордым, стоя перед открытой дверью, держась за ее ручку, хотя все уже прошли мимо и разошлись по комнатам. Стоял он в футболке и трусах, босиком на ковровой дорожке, подогнув одну ногу, презрительно скривив губы и глядя на Мориса в ответ.
Дата добавления: 2015-09-28; просмотров: 28 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |