- Да ты даже не был знаком с его отцом, что ты можешь о нем говорить?!
- Зато ты, дорогая моя, очень хорошо его знала. И я наслышан о том, как ты плакала всю ночь в
подушку, когда он сделал предложение нашей сестре - с чего бы это, а?
- Заткнись! Причем здесь вообще Винсент? Причем тут Сиэль?
Чем громче и жалобней Анна кричала, тем мрачнее становилось небо - какое, однако,
замечательное совпадение. Тускло-серые тучи загородили луну, и поблизости вспыхнул и
замерцал зеленоватый фонарь.
- И тем, что ты делаешь, ты и решил искалечить бедного ребенка? - продолжила сестра.
- Ты говоришь такими забавными намеками, стесняешься, что ли? Сказала бы: "вот почему ты его
трахаешь" - и обоим было бы все понятно...
Я разглядел в темноте ее свирепый взгляд и на мгновение перестал глумиться.
- Поначалу да, это я и планировал. Но теперь, можешь верить, можешь нет, я уже и не знаю, кто из
нас сексуальный маньяк. Просто поражаюсь его неугомонности.
- Нет-нет-нет-нет!!!
Анна заткнула уши и верещала, и верещала; я докурил и нелюбезно оборвал ее:
- Что нет-нет? Я тебе все как есть говорю.
- Замолкни! Не смей больше ничего говорить! Подлец, мразь! Я ненавижу тебя, и мне ничего не
будет стоить сейчас же тебя пристрелить!
И размазав кулаком потекшую тушь, она извлекла из глубокого кармана своего пальто нарезной
пистолет с серой рукояткой и направила прямо на меня, но жать на курок отчего-то не спешила.
Что-то еще мешало ей выстрелить, и я опять заговорил беспечным сардоническим тоном:
- Ах, как же ты так с братом? "Ненавижу, пристрелю..." Слышал бы тебя Сиэль!
- Слышал бы сейчас тебя Сиэль!!! - взревела Ангелина. Она все еще непростительно мешкала, как
и все прошедшие две недели, и не стреляла. Какие бы гневные чувства тогда не изводили ее, она
не могла, никак не могла самостоятельно и бесстрастно меня убить! Я словно не чувствовал
опасности и позволял себе возмутительно смиренно следить за сестрой.
- Как тебя только земля носит? - доводила она свою утомительную речь (все время я считал, что
только киношные авантюристы способны так безобразно тратить время и оттягивать кончину
своих жертв - может, они все тоже были из одной семьи?). - Поэтому я просто убью тебя и этим
самым спасу Сиэля!
- Так почему же ты все тянешь? - неосторожно спросил я.
- Действительно, Мадам, почему Вы постоянно все откладываете?
Я уставился на тень человека, падающую на асфальт позади Анны и незамеченную мною ранее.
Тень росла по мере приближения незнакомца.
- Вот почему, почему-у Вы, Мадам, никогда не делаете ничего вовремя и не держите своего
слова? О женщины! - Тень остановилась, и человек с высоким истомленным голосом так и не
вышел к нам. - Я ожидал, что Вы будете отличаться от большинства.
- Так Вы и есть Грелль? - задал я нескромный вопрос. - Тот, кто все это устроил?
- Какой у Вас нахальный брат, Мадам, так бросается словами, и так спокойно, а ведь под дулом
стоит! - с негодованием ответил мой второй убийца и вдруг взвизгнул: - И я, Грелль Сатклифф,
просто восхищен этой холодностью! Я, пожалуй, подойду ближе!
Но когда он вышел на свет, в первую очередь я обратил внимание не на самого Сатклиффа, а на
кольт в его руке с красными ногтями, приставленный к темечку Сиэля, которому убийца зажимал
рот другой своей ладонью. Ангелина вздрогнула и чуть не выронила оружие, а я сделал
стремительный шаг вперед.
- Эй-эй, только без резких движений! - Грелль осклабился, и я увидел его заточенные
керамические зубы. - Вы же не хотите, чтобы этот сосунок остался без башки?
- Отпусти его, - сказал я, нахмурившись. Делиться ни с каким сумасшедшим с красными патлами и
пятиугольных очках поверх цветных линз я не собирался. - Вы же оба за мной пришли. Он-то вам
зачем?
Сиэль стоял замерший и сверлил меня страшными и преданными глазами. Мне отчего-то стало на
удивление смешно, но я сдержал неуместную улыбку. Сатклифф сдвинул брови, сморщил острый
нос и попытался откинуть тяжелый хвост из перетянутых алых волос за плечо одним плавным
движением головы.
- Да пожалуйста! - вызывающе бросил он, опустил пистолет и толкнул Фантомхайва на каменную
землю, после чего убрал волосы рукой. - Он мне не нужен! Я, в отличие от некоторых, мелюзгой
не интересуюсь!
Сиэль проехался ладонями и коленями по шероховатому влажному асфальту, и я тотчас кинулся к
нему, но Анна закричала на меня:
- Не смей подходить к нему!
- Мадам, что с Вами? - ужаснулся мальчишка. Я затормозил и перевел дух - хвала богам, он ничего
не слышал.
Цокая на тоненьких шпильках, Грелль обошел Ангелину и встал с другой стороны от нее. Я
разглядел это воплощение вульгарности получше и вдруг подумал, что уже где-то встречался с
ним. Совсем узнать высокую тощую фигуру этого наглого трансвестита мешала не только темень,
но и тот новый деловой, если не деловитый, стиль, с которым он одевался: даже если мы и были
знакомы, я запомнил его вовсе не с этим хвостом и не в женском брючном костюме, малиновой
рубашке из шелка и в дорогих красно-черных ботильонах.
- Ну что, Мадам, чего Вы все еще стоите? - зауськал он, вертясь вокруг моей сестры.
- А ну стойте! - выпалил я. - Вы же сами, мистер Сатклифф, только что говорили, что нужно
выполнять обещания! Ангелина?
- Ты еще что-то от меня требуешь?! - оскорбилась Ангелина, а Грелль вышел вперед и загородил
ее. Закатив глаза и заломив руки, он с притворной очарованностью промямлил:
- Такой требовательный и строгий мужчина; ах, мамочки! Держите меня, пока я не растаял под
грозным взглядом этих глаз! Беспощадный демон! Ах, Себби, - я буду называть Вас так! - Себби,
помилуйте, сжальтесь над покоренной душой! - И презренное существо с оружием подмигнуло
мне, заставив меня отступить назад с чувством брезгливости и отвращения.
- А мы с Вами нигде не были знакомы, мистер Сатклифф? - процедил я. - Где-то меня уже так
называли.
- А-а-ах! Себби, я и не ожидал, что Вы вспомните те замечательные дни в Рексеме, у самого
подножия Кембрийских гор! Сливочно-розовые закаты, голубые верхушки на горизонте, запах
спелых яблок и дребезжание бензопилы, которое хоть как-то разбавляет эту надоедливую
мирную однообразность! Жаль, Себби, как же жаль, что Вы пробыли в моем доме всего три дня и
куда-то сбежали, хотя хотели остаться на неделю!
Теперь вспомнил, неудачно так вспомнил. Симпатичный город Рексем за уэльской границей, куда
я заезжал в 2005 году, оставил для меня такие уродливые воспоминания, как несговорчивые
толстые продавщицы, кидающиеся камнями мальчики и моя навязчивая, безвкусная, истеричная,
сомнительного вида молодая домохозяйка. Хоть она (как я думал, что она) и брала самую низкую
цену во всем городе, но ее визги, странные маниакальные фантазии (даже я пугался) и бензопила
в ее крепких руках никак не удержали меня здесь на предполагаемую неделю, и я, оскорбленный
и задерганный, второпях собрал свой чемоданчик и убрался навсегда из этого дома и этого
города. И теперь та самая театрально женственная и некрасивая для тогдашних двадцати трех лет
мисс так же премерзко рисовалась передо мной, только отрастила волосы до пояса и сменила
фартук с клубничками на элегантный костюм, а бензопилу - на пистолет.
- Конечно же, как я мог позабыть... Вы тогда, мисс Нелли Альвеол, накладных ресниц, помню, не
носили, - Теперь был мой черед подмигивать.
- А вот это дурацкое имя я бы попросил Вас снова запамятовать, милый Себби! - погрозил мне
пальцем Грелль. - Меня по всему Уэльсу искали по этому имени, когда я за месяц проживания
успел прирезать большую часть тамошних шлюх! Еле скрылся, да и с любимой моей пилой
пришлось навеки расстаться, ох!.. Да и чересчур это громко. Сейчас все порядочные убийцы
пользуются огнестрельным оружием!
- И вот убивали бы этих провинциальных шлюх, зачем же обычных лондонцев трогать? Да еще и
подключать таких безобидных, наивных людей, как моя сестра!
- Ах, зачем, зачем же, Себби? Ну расскажу я Вам, для чего мне эти оружия вроде Мадам, коих у
меня десятки; кого и с какой целью я приказываю устранять; зачем устроил охоту за Вами; но что
Вам будет со всего этого? Хоть рассказывай, хоть нет - в могиле Вам это все равно не пригодится!
И проговаривая это, самоуверенный преступник приблизился ко мне и ухватился за жиденький
хвостик у меня на затылке. Я не шелохнулся, поскольку к моему подбородку сразу же прижали
внушительное дуло. На каблуках Сатклифф стоял почти вровень со мной, даже капельку выше.
- Я все эти четыре года хранил в голове Ваш облик, Себби! - муркнул он, снимая тонкую резинку с
моих волос. - И не надо морщиться, не надо! Вам это не идет! А вот дырка в брюхе, думаю, будет в
самый раз! Нет-нет, подождите! Я хочу интересного, просто душещипательного зрелища, а
именно: посмотреть, как Вас грохнет самый близкий и родной человек!
- Ай!
Мы оба оглянулись, и я воспылал немедленной злостью, чуть ли не ненавистью к дорогой моей
сестренке, которая и издала этот вскрик. Потом - спешный стук убегающих мальчишеских ног на
твердых подошвах, цоканье удаляющихся от меня шпилек, один! два! три! - три звучных выстрела.
Запоздалые стоны Анны, бешеный перебойный ритм моего сердца.
Четыре! Пять!
- Нет! Не двигайся с места, Себастьян!
Теперь она плачет, не пускает меня из этой подворотни; как же, мать твою, вовремя!
- Это... это все ты, ты, ты!.. - хныкала Анна, и все еще направляла на меня свой кольт.
- Я?! - Я даже закашлялся от ярости. - Это я выдал Сиэля своим криком, да? Теперь все на меня
свалишь?
- Замолкни! Это лучше!.. Лучше, чем если бы он достался тебе!
- А он любил тебя!..
- Стреляйте уже!
И теперь-то марионетка в красном пальто подчинилась. По команде ее вернувшегося кукловода
пальцы наконец-то нажали на курок.
- Я же говорил, говорил, что Вы будете еще замечательнее с такой раной, Себби!
А что я? Надо мной стоял безмозглый пошляк, как раз приказавший моей скрытной сестре
выстрелить мне в пупок, что-то мямлил и теребил мои волосы руками, которыми только что
уничтожил мою ручную игрушку. Меня тревожила не сколько кровь, сверлящая ноющая пуля,
надвигающаяся агония, разочарование, столько ощущение провала - а как может гневаться
ошеломленный собственник, потерявший что-то оберегаемое исключительно для себя, не
видящий дальше своей мономании, даже и помирающий в лужах своей ядовитой крови, никому
знать не стоит - зато будете целее! Я сцепил еще не обмякшие пальцы на шее у Грелля,
посмевшего прильнуть липкими накрашенными губами к моей щеке. Я нес какой-то бессвязный
поток слов, - пожалуй, подобно обнищавшему игроку, проигравшему последние фунты. Более
жалкую сцену я разыгрывал только в прошедший понедельник, но тогда не было никого, кто сразу
пристрелил бы или хотя бы пнул меня, как это сделал Сатклифф. Я успел услышать, как они с
Анной уходили, как куда-то неслись; и как только рядом остановилась орущая сирена, так я,
свернувшийся в три погибели, повернутый лицом в кирпичный угол, истекающий кровью и
разрываемый горячим снарядом, отдал себя предсмертному бессознательному забытью.
Веки медленно приподнимаются. Перед глазами все мерцает, но я могу разглядеть белый
потолок, белые стены и грязно-серую дверь. Позади меня в оконное стекло просился мелкий
дождичек. Слева стоит капельница, справа пищит кардиомонитор. Опять больница - как я их уже
ненавидел. Хотя... Неужели я снова выжил? Как я здесь оказался? Сколько я здесь лежу? Где... Где
Сиэль?
Я скинул одеяло и уже вскочил, но рана отозвалась дробящей болью и уложила меня обратно. Я
приподнял чистую больничную рубашку - весь пресс обтягивали окровавленные бинты. Внутри
будто чего-то не доставало, и меня все тянуло и резало. В голове зазвенели колокола и загремели
трубы и барабаны, встречая мою мигрень. С болью я повернул голову на подушке, и мутные глаза
заметили на тумбочке что-то напоминающее плитку шоколада - хотя откуда? А нет, это
действительно оказался шоколад, когда я протянул за ним руку. Но удивление сменилось
щемящей радостью, когда я прочел записку на обеих сторонах приклеенной к обертке ярко-
желтой бумажки-липучки. Извилистый почерк с завитушками сообщал мне:
Отдашь медсестре Тибор 1.28 фунтов за две таких шоколадки - кошелек твой в куртке, куртка на
стуле. Нас привезли сюда вчера вечером. Сколько еще здесь пробудем - неизвестно. Ешь и
поправляйся. Я к тебе как-нибудь приползу, если меня не перехватят по дороге из педиатрии -
между нами два этажа все-таки, а на хромой ноге я далеко ни от кого не убегу. Хотя можешь мне
звонить - но не с двух до четырех, когда у нас тихий час.
Сиэль.
Глава 29.
Коробка кардиомонитора запищала чаще. Я уже позабыл все, в чем беспомощно признавался
себе там, на асфальте; и вы позабудьте. Нежданно ко мне очень быстро ввалилась какая-то
грудастая медсестричка, а за ней - доктор с каменным лицом в прямоугольных очках; и я,
потрясенный содержанием той записки, тряс кареглазую девицу за воротник, отмахивался от
врача, не слушал его вопросов и упреков и только требовал Сиэля, плюя с высоты Биг Бена на
условленное время его и моего отдыха.
- Я уже наотдыхался! Приведи ты мне уже Сиэля, черт тебя подери!
Не меньше, чем через двадцать минут, его привели. За это время я уже почти целиком заглотил
подаренную шоколадку и намял здоровенных дыр кулаками в своем матрасе. И вот дверь
приоткрылась, и, придерживаемый за локоть моим доктором (Уильям Т. Спирс, говорил его
бейджик), перенося свое сонное тело на костылях, Фантомхайв явился в мою палату.
- Вы только недолго, - произнес доктор Спирс и закрыл за собой дверь.
Да-да, мы совсем недолго. Я для этого специально притянул племянника за одежду, и ничего
страшного, что он упал на меня вместе с костылями, и что один из них здорово ушиб мне ногу, а
второй очень громко ударился о железную кровать и с гулом повалился на пол, и что падение
Сиэля пришлось его раненым плечом на мое ноющее брюхо - нас обоих это совсем не волновало.
Почти счастливые, расчувствованные, не отошедшие от прежнего томления, мы могли только
обнимать и целовать друг друга.
- Ах, Сиэль, я уже и не думал, что ты выжил!..
- Вы чего, уже все похоронить меня успели? - Он натянул рубашку на перебинтованное плечо - я,
пока зацеловывал каждый дюйм его лица, уже по привычке принялся раздевать мальчишку - и
удобнее уселся в моих ногах.
- Пять выстрелов, Сиэль! Я уже ни на что не надеялся! - Говорил я резко и эмоционально и не
выпускал Фантомхайва из своих рук.
- Да этот придурок либо не видит даже в очках, либо просто плохо стреляет. Хотя возможно, что
он даже в тот момент не хотел прикончить меня сразу. Я заметил у него страсть к дешевым
эффектам еще во время вашего милого разговора о прошлом.
Граф закашлялся, я в страхе зачем-то схватил его за бедро. Он вскрикнул и с упреком проговорил:
- Эй, ты аккуратнее! Мне же сюда три пули всадили.
- А говоришь, что этот придурок не умеет стрелять... - выдохнул я, на что демон в ответ
усмехнулся:
- Если бы он умел, то эти пули угодили бы в сердце или в голову! Еще один признак его любви к
лишним спецэффектам - он решил устроить мне длинную тягостную смерть от потери крови; и
поэтому после того, как я упал, он сначала наступил каблуком на экран моего телефона, а потом
еще выстрелил в плечо и то же бедро.
- И ты не успел вызвать полицию?
- Почему же, успел. Телефон же у меня обычный, кнопочный, без всяких прибамбасов, и от порчи
экрана мало что может произойти с самим мобильником. И когда он ушел, я еще слышал в
динамике голоса дежурных из службы спасения.
Я опустил свою звенящую голову и хотел приподняться и уткнуться лбом в плечо Сиэля, но
ранение опять напомнило о себе. Спасибо, спасибо тебе, конечно, огромное, ведь благодаря тебе
я снова все еще дышу и смотрю на тебя. Вытягивая меня из могилы, ты сам же добровольно в нее
проваливаешься. Спасибо, еще раз тебе спасибо.
- Я смотрю, этот псих и тебя решил ухлопать не сразу, - недобро хмыкнул граф, увидев, какая
чудовищная страдальческая мина исказила мое лицо.
- Это не он в меня стрелял.
Надменная улыбочка на его губах померкла, и мальчик чуть отвернулся. Лучше бы я промолчал,
да. Такое горькое предательство теперь не только не забудется, но и совсем врежется в разум и
оставит шрам на некрепком детском сознании.
Я дотронулся пальцами до его посеревшей щеки.
- Лучше расскажи, как тебя лечат, - сказал я с улыбкой.
- А что тебе рассказывать? - пожал Сиэль плечами. - Ну привезли нас сюда, перелили кровь, а уже
сегодня утром увезли меня отсюда в педиатрию.
- Мы лежали в одной палате?
- А смысл развозить нас по разным реанимационным палатам?
- Реанимационным?
На этот раз Сиэль решил не отвечать. Я засуетился с мыслями, как бы отвлечь его от этой гнетущей
темы.
- Много ли человек в твоей палате? - ляпнул я, скривив рот. Фантомхайв даже не глянул на мою
дураковатую гримасу.
- Шесть, не считая меня, - произнес он, не поворачиваясь ко мне. - Какие же они глупые и шумные.
Лучше бы меня не увозили.
- То есть мое общество нравится тебе больше? - ухмыльнулся я и потянулся к пуговицам на
одежде Сиэля.
- Ты же не ноешь о гастрите и насморке. Кстати, еще одна причина, по которой я бы остался здесь
- твой диагноз не заразен.
Он опять не разрешил мне снять с него верх, но все же сам нагнулся для поцелуя. Пока мы
обменивались краткими прикосновениями губ, скоро претворившихся в полноценное и
продолжительное их слияние, звон внутри моей головы прекратился и теперь раздавался только
снаружи, за оконным стеклом.
- Ты только что сточил шоколадку? - спросил демон и облизнулся, укладываясь сбоку от меня.
- Ты тоже, как я почуял.
- Не хочу возвращаться. Там всякие кретины опять будут меня доставать.
- А что они там творят? - Я положил свою ладонь мальчишке на лоб. - Нападают на тебя, что ли?
- Нет (мне показалось, или он здесь быстро отвел глаза?), просто они раздражают одним своим
присутствием. И, как я уже сказал, они постоянно шумят. И их лечащие врачи снуют туда-сюда и
тоже мешают. Кстати, а твой врач тебе уже рассказывал о твоем состоянии?
- А чего ты вдруг о нем заговорил? - вдруг удивился я. - Он на самом деле даже не успел мне и
слова сказать - я сразу попросил, чтобы мне привели тебя.
- Совсем-совсем ничего не успел сказать? - Сиэль устремил на меня какой-то обеспокоенный
взгляд.
- А почему ты интересуешься? Так волнуешься обо мне?
Его щеки слегка зарумянились, и он покинул мои объятия, усаживаясь на краю койки.
- Еще зайдут и неизвестно чего подумают, - спохватился демон. Меня забавляли и очаровывали
его редкие приступы стыдливости.
И правда, в палату заглянул мой врач и напомнил о времени. Его строгое безэмоциональное лицо,
как и другие такие лица, почему-то возбудило во мне что-то похожее на неприязнь. Ведь человек -
живое мыслящее существо, которое живет не одними лишь физическими потребностями, должно
испытывать какие-либо чувства; откуда же берутся подобные глухие черствые роботы? Люди с
неизменным выражением гробового равнодушия всегда внушали у меня недоверие и нелюбовь;
я понимал унылое безразличие, какое остается ощущать к навсегда потерянным людям, смирялся
с безразличием гордым, к которому привык за месяцы проживания с Сиэлем, встречался с
лукавым и вкрадчивым безразличием, как у нашего знакомого из криминальной среды Китая, но
даже здесь находилось место для малейших настроений. Что занимало душу таких заледенелых
людей со стеклянными глазами, как Уильям Т. Спирс, я даже и не мог предположить даже при
всей моей безбедной фантазии.
- Фантомхайв, тебе стоит вернуться, - сказал доктор, проходя в палату. Только его рот шевелился,
воспроизводя звуки, вырастающие в слова, и веки иногда моргали, но в целом больше ничего на
нем не менялось.
- Доктор Спирс, а можно мне остаться тут до конца тихого часа? А то мы еще всех моих соседей
перебудим.
- Нет, к тому же я должен поговорить с твоим дядей.
В руках врач держал бежевую больничную карточку с моим именем. Сиэль исподлобья глянул на
Спирса. Тот коротко кивнул ему и хлопнул ладонью по нагрудному карману. Граф довольно
улыбнулся и потянулся за костылями. Я в замешательстве переводил взгляд то на Сиэля, то на
Уильяма. Что за странный ритуал?
- В чем дело? - решился спросить я.
- Нам нужно всего лишь обсудить Ваше положение, да и всю ситуацию, в которую вы оба попали, -
холодно обратился Уильям. - Сестра, отведите Фантомхайва.
Та самая пухлявая сестричка с темными глазами и волосами просеменила внутрь, но не сразу
взяла под руки мальчика, а остановилась прямо надо мной. "Клара Тибор", - прочел я на ее
бейджике и вспомнил о записке.
- Моя куртка лежит на стуле, там мой кошелек, возьмите сами нужную сумму, - разрешил я.
Когда мы остались с хмурым доктором наедине, он поведал мне все недосказанное Сиэлем. Нас
привезли в больницу вчера в 22 часа 16 минут. Нам обоим требовалось срочное переливание,
благо законсервированной крови второй и четвертой группы отрицательного резуса в больнице
было в достатке. Племяннику угрожала ампутация правой ноги, мне - удаление двух третей
кишечника, что, собственно, и произошло (не ампутация, конечно). Но люди и с этим живут,
заверил Спирс. Сиэль очнулся меньше, чем спустя три часа, я же - только через шестнадцать с
половиной. Врач полагал, что теперь меня можно перевезти и в общую палату. Убийцы наши
сейчас сидят в следственном изоляторе, который безостановочно пополняется другими их
сообщниками.
- Какими еще сообщниками? - вылупился я. - Я не помню, чтобы на нас кто-то еще покушался.
- Грелль Сатклифф руководил организованной преступной сектой, которая занималась
устранением важных лиц, мошенничеством, грабежами, махинациями с недвижимостью,
устраивала террористические акты по велению самого Сатклиффа, - вещал Спирс угрюмым
апатичным голосом. - В эту группировку, помимо Вашей сестры, входили еще десятки человек,
которые с вашими семейными делами и не были ознакомлены - они занимались другими
поручениями руководителя.
Я нервно сглотнул, и в голове снова поселились человечки с колокольчиками и трубами. Какая
секта? Какие поручения? Причем здесь моя сестра? Но доктор не мог ответить на все вопросы,
которыми я в ошеломлении засыпал его. Устало поправив очки, Спирс сказал мне дождаться
полиции и вновь погрузился в изучение моего физического состояния.
Следователи явились на следующий день, когда я уже отлеживался под капельницей в другой
одиночной палате, да еще и те же самые, что и решали ситуацию с таксистом-смертником. Более
двух часов мы не находили взаимопонимания - я умолял пояснить мне всю суть, смысл затеи
красноволосого сумасшедшего, причину, по которой Анна оказалась втянута в эту кошмарную
запутанную историю; они же без толку расспрашивали меня о возможных подозрениях и
изменениях в отношениях нашей семьи.
- Вы обращали внимание, как стала по-другому вести себя госпожа Дюлес? - нагнетали служители
порядка. - Может, у Вас закрались какие-то сомнения? Возможно ли, что Вы находили в доме что-
то опасное?
- Да объясните вы мне, в чем там вообще дело! - в нетерпении кричал я. - Кто такой этот
Сатклифф? Как он вышел на мою сестру? Чего он хотел от всех нас? Вы будете мне отвечать или
нет?!
Полицейские на время перестали трещать. Один из них - усатый и отчего-то печальный -
переглянулся со своим полуазиатским моложавым напарником. Их медлительность и
придурковатое сожаление выводило меня из себя.
- Может, Ханкс, нам стоит зайти попозже? - спросил следователь с усами.
- Да, мы, пожалуй, пойдем, - улыбнулся Ханкс в мою сторону. - Мы же понимаем, что Вы еще
неважно себя чувствуете, уж извините...
- Если вы оба ничего не знаете и не можете мне сказать, то и не приходите вовсе! - вскипел я. -
Нечего мне тут мозги пудрить!
Эти двое хотели уже встать, но после моего взрыва вдруг задержались, и усач (Аберлейн, если я
правильно помню) по-обычному неуверенно произнес:
- Мы можем пересказать Вам все, что мы собрали о Сатклиффе, хотите послушать?
Я сложил руки на груди и внимательно слушал биографию этого умалишенного. Он родился 11
апреля 1982 года в Шербуре, на самом краю Нормандии, на берегу Английского канала. Его отец
держал небольшую, но очень выгодную животноводческую ферму. Мальчик не говорил до шести
лет, у него случались необоснованные вспышки агрессии, он устраивал периодические казни всем
встречающимся бродячим животным. Основной круг общения Грелля составляли психиатры и
санитары из нескольких клиник. Ненависть к родителям у него обострилась после семи лет, когда,
потеряв все надежды на излечение ребенка, мсье и мадам Сатклифф родили второго наследника.
Грелль избивал брата, сбегал из дома, а в четырнадцать лет связался с беспризорниками и
наркоманами. Через два года родители, узнав о наркозависимости старшего сына, отправили его
в диспансер, и именно там он встретил свой мужской идеал ("мы же сказали, что Сатклифф был
открытым гомосексуалистом с садистскими и фетишистскими наклонностями, или нет?").
Двадцатитрехлетний врач-практикант покорил юношу не только копной черных гладких волос, но
и нерушимым хладнокровием и даже несвойственной для такого молодого возраста
чопорностью. При этом он заглядывался на опытных, импульсивных женщин, иногда развязных;
особенно предпочитал особ с красными волосами и ярким макияжем. Покинув серые стены
диспансера за день до своего восемнадцатилетия, Грелль вернулся домой как раз в тот момент,
когда его папаша пилил бензопилой подгнившую вишню, силой отобрал инструмент и зарезал им
и отца, и находившихся в доме мать и младшего брата. Родительница как раз собиралась красить
волосы в алый цвет, и краска ушла на русую голову ее сына. После этого он вынес из дома
капитал, которым располагал его отец, и на эту достаточную сумму уехал в Великобританию. Там
он перемещался с место на место, покупал фальшивые документы с женскими именами, снимал
комнаты, иногда убивал хозяев и завладевал домом; и везде, где бы он не останавливался,
полицейские находили изуродованные распотрошенные трупы девушек самой древней
профессии. У него не было особой цели - он просто получал удовольствие, пока резал продажных
женщин и поливал их алой кровью. Скоро следы "второго Джека Потрошителя" были найдены в
Шотландии, и Греллю пришлось оставить бензопилу и скрываться под никому неизвестным
настоящим именем. Он научился стрелять и отработал навыки гипнотического обаяния, с которым
и смог собрать большую группировку преступников под собственным командованием. И правда,
зачем рисковать самому, если есть слабые люди, которым можно создать новый смысл их жизни,
стать для них почти что богом? А уже через месяц Сатклифф стал использовать своих адептов не
только ради собственного развлечения.
- Я сразу приведу пример с госпожой Дюлес: Сатклифф внушил ей, что секте нужен Ваш дом, -
говорил Аберлейн.
- Да-да, что она должна сделать этот дар, что-то вроде этого... - промямлил следом Ханкс. - А
перед этим, конечно же, избавиться от законного хозяина, дом ведь Вам принадлежит.
- А к-как он вообще... узнал об Анне? - Меня трясло и переворачивало от таких непредвиденных
фактов.
- Все преступники - очень хорошие психологи, - Ханкс прикрыл распахнувшееся от порыва ветра
окно. - Сатклифф как чувствовал, где можно найти новую марионетку: в клинике, в женском
отделении, где на каждом шагу встречаются отчаявшиеся, перепуганные женщины. Это было еще
в августе. Он подслушал разговор госпожи Дюлес с какой-то девицей, возможно легкого
поведения, - девица хотела сделать аборт, а Ваша сестра весьма болезненно на это
отреагировала.
Ангелина уже некогда говорила, что не понимает женщин, добровольно отказывающихся от
Дата добавления: 2015-11-05; просмотров: 21 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |