покорно складывают перед ними лапки, и мы можем кричать друг другу на ухо как угодно и
сколько угодно. Что ты там бормочешь, Сиэль? А-а-ах... Как тебе захочется, маленький лорд.
Мальчик отцепляется от исцарапанной спины и дает обхватить колени, чтобы перевернуть его
лицом в противоположную сторону, как он и попросил. Я могу видеть всего себя, руководить
процессом целиком, но слишком растет неизменная ярость, когда к тебе добровольно
поворачиваются спиной и опускаются на колени. Все мое, всем заправляю я; и мне никогда не
суждено будет узнать, насколько был низок мой самоконтроль. Вода бурлит, косточки стучат о
стенку ванны, мои ладони хлещут белые ягодицы почти до нарывов; Сиэль стонет поразительно
звучно, но я слишком поглощен, чтобы распознать в этих несравненных звуках возможную
безжалостную боль. Он поворачивает голову, и два одинаковых безумных захваченных отражения
сталкиваются друг с другом. Это было последним всплеском.
Перед глазами - серая мерцающая муть, рот жадно ловит горячий воздух, а Сиэль падает вслед за
мной на дно ванны меж моих ног. По его подбородку медленно стекает тоненькая алая струйка, а
щеки и ресницы такие влажные совсем от воды. Я снимаю со стены шланг и поливаю Сиэля до
нового вскрика. В его лице не боль, не наслаждение, не все вместе взятое, а какое-то глупое
недоумение; но он все равно тянется меня поцеловать. Он такой порочный и отверженный, он
настолько противоречив, что буквально доводит меня до бешеного потрясения.
Я вылизываю всю кровь в его рту, неутомимо ползу почти к глотке, и мне не оказывают
сопротивления. Открываю глаза и опять встречаюсь с этой отчаянной потерянностью и
забытостью, залитой липкими солеными слезами. Но мне некогда уточнять, в чем дело, я бы
вырубился прямо здесь и сейчас, даже не выключая воды. Но Фантомхайв вытягивает меня
наружу, сдергивает два полотенца и тащит в комнату, пусть даже я почти не чувствую всего
происходящего. Я падаю на диван, мальчик все еще куда-то тянет меня, а я уже полностью отдан
тьме и сновидениям.
Наутро Сиэля рядом на диване не было. Мобильник показывал без пяти девять, а также два
пропущенных вызова от миссис Харкорт. Я набрал ее номер и сразу уточнил, в какой магазин мне
сейчас подъехать (как ни странно, на скандал я не напоролся), после чего неспешно засобирался в
путь.
Сказать, что мы обошли множество магазинов - значит не сказать ничего. За тридцать два года и
шесть месяцев своей жизни я, пожалуй, не проходил их столько, как в ту субботу. Блестки вывесок,
отражения в витринах, загруженность людьми даже в утро выходного дня, декоративные закуски
на первых полочках - всего и невозможно было запомнить. Тележек мы вывезли тоже достаточно
- госпожа Рене для этого заказала маленький грузовичок. Приготовления были тоже хлопотными
и утомительными, мы больше спорили, чем готовили; но все же утонченностью зала и моей еды
были удовлетворены все гости Харкортов. Сколько их там пришло - тридцать, пятьдесят, сто
десять, - совсем неважно, как и моя неподвижная роль на этом фуршете. Я бы непременно
заскучал, если бы через толпу не протиснулся некто маленький и в черном костюмчике.
- Себастьян, я думаю, что Вам здесь так же уныло, как и мне, - сказал вдруг Джоан. Я оглянулся и
увидел, как он робко спрятал за спиной руки и отвел прельщенные глаза в сторону.
- Что нам здесь стоять без дела? Вас никто не зовет, я здесь вовсе не нужен, - добавил он, ковыряя
пол острым носком ботинка. - Может, лучше уйдем отсюда, а?
Мои брови подскочили ввысь, а щеки вспыхнули. Я медленно подал Харкорту за спину свою
влажную ладонь, и он смущенно принял ее. Да, это в самом деле то, о чем я думаю.
Рука выскользнула и легла мальчишке на бедро. Он так сжался, будто не сам случайно напросился
первым, но не отшатнулся, а повел меня туда, куда я указал взбудораженным взглядом, - на
второй этаж. И правда, заброшенный семьей мальчик и не вызывающий подозрений слуга,
удаляющиеся вдвоем, не привлекли ни малейшего внимания среди толпы, хоть и по пути наверх
губы второго не отлипали от пульсирующего виска первого.
Сразу же попалась та самая спальня, которую я делил позапрошлой ночью с Сиэлем, так и не
прибранная мною; и именно туда я втолкнул Харкорта. Он неторопливо шагал назад, его лицо
рдело от распаленного смятения, но я не замечал в нем ни следа испуга или паники. Он с
гаснущей неуверенностью подпускал меня к себе и не отбивался, когда я зубами рванул его
воротник и прижался к бледным ключицам. Соленый искусственный душок будто испарился и
уступил собственному невесомому запаху невинности, и я алчно впился в детскую шею подобно
вампиру, но желая вылакать не кровь, а всю его чуткую непорочность. Джоан опустился под моим
гнетом на кровать, услаждая мой слух обрывистыми полувздохами. И под мутным взором
красноватых глаз мои пальцы не спеша раздвигали слои одежды, а губы покрывали едва
ощутимыми поцелуями трепещущую кожу.
Я дивился с самого себя, со своих мягких движений, отсутствия своего обычного свирепого
напора. Вся привычная ярость и грубость оказалась раздавлена под тихим желанием этого
кроткого подростка. Как это происходило всегда - я цеплялся за возникшее доверие и, искусив
наивного избранника чем-то неведомым, рвал вместе с тугой плотью все иллюзорные нити,
которыми тот успевал связать меня с собой. А тут на тебе, Себастьян, - ребенок с самого начала
любезно позволяет тебе целовать себя там, куда ему стыдно было опустить собственную руку.
Какие надежды можно в нем разломать, если он сам и ожидает неизведанных высот упоения, при
этом верно предугадывая те методы, которые я мог бы для этого использовать?
- Ах-х... - Он откинул белесую голову на подушку и смял простынь в кулаках. - Так... ах, нежнее,
пожалуйста, - а-а!.. А не то я... не удержусь и - м-мн! Ах-х!..
И что же, я покорно замедлился, раз он так боялся выдать нас своими криками, хоть и его все
равно сотрясало, как от разряда, от любого касания моего языка. Я почувствовал у себя на затылке
ладонь Джоана и только глубже втянул его член в себя, причем почти рефлекторно. Пальцы резко
впились мне в волосы, и я увлеченно ускорился, растворяясь в лихорадочных стонах мальчишки.
Действительно ли он был невинен, спросил себя я, или настолько сильна и слепа была его
уверенность? Но томительная отрешенность на лице Харкорта все-таки развеяла мои сомнения.
Перед глазами его еще мелькали вспышки отгремевшего фейерверка, и от разливающейся
тяжести сводило мышцы и ныли нервы, а я все равно приближался к нему, чтобы снова
соприкоснуться с его пересохшими губами. В ответ парнишка весь обхватил меня, стиснул и при
этом еле слышно захныкал сквозь скользящий поцелуй - вот откуда в этом непорочном теле
столько жадности? Он хотел полностью владеть мной, заставить меня принадлежать ему, не
отпускать ни на шаг, пользуясь своей слабостью, одиночеством, привязанностью... Я мог бы
искусать его плечи до крови, отхлестать жестким ремнем, сбросить с кровати на пол, заломить
руки и долбить тщедушное тело до того, пока оно не выдохнет мне в руку в последний раз, -
Харкорт разрешил бы мне все, лишь бы это делал я, лишь бы с ним оставался я. Конечно, я всего
лишь поставил его на колени и зашевелил внутри него пальцами, но Джоан продолжал млеть и
стонать от всего, что бы я ни вытворял. Я откровенно нравился ему, и он удачно внушал себе, что я
не способен не только на неудачи, но и на ложь и подлость. Даже стоя на четвереньках и сгорая от
той боли, которая зверски распиливала и дробила его на мелкие части с каждым моим толчком,
он верил, что мучение окупится той же негой, уже унесшей его этой ночью в цветное небытие; и
даже валяясь в дурной засасывающей грязи, смотрел ввысь и видел яркое солнце и пушистые
облака.
Вы спросите, проникся ли я известным чувством большинства изменников, искателей новых
впечатлений и поклонников разнообразных утех. Разочарую вас, но я, пожалуй, скажу "нет",
нежели "да". Мне не удалось ощутить себя открывателем, впервые обследовавшим бесподобный
скрытый тайник. Меня оттолкнула показная попытка Джоана выставить себя то ли опытнее, то ли
привлекательнее, чем есть; попытка скорее нужная ему, чем мне. Тише ахать, вытирать слезы,
подчиняться всем моим прихотям - кому сдалась эта подавленная искренность? Поэтому мое
сознание и сочло эту ночь не первой, повторной, а я ведь так не люблю повторяться.
Но я не бросил Харкорта после не самого удавшегося (полагаю, что только для меня) раза. Я дал
ему шанс показать себя настоящим, со всеми постыдными и дикими чувствами, которые могли
одолевать его; и в это же время я уже предвкушал, какое безграничное черное негодование
охватит Сиэля, как только он разузнает о наших с его учеником развлечениях. Поэтому я должен
был быть доволен своей второй игрушкой и не жалеть позже о том, что зря терпел ее долгое
время.
Понедельник восьмого марта ознаменовался началом очередного учебного триместра, и в этот
день я разгребал с Чеслоками хлам у них на чердаке, не прекращая, чихал от пыли и ругал себя за
то, что решил похвастаться перед вторыми работодателями броской формой. Во вторник девятого
я в одиночестве засобирался к Харкортам, с грустью догадываясь, что до вечера не получится
столкнуться с их младшим, и вдруг за спиной заскрипела лестница.
- Сиэль? Ты же сказал, что не пойдешь сегодня со мной.
Демон спрыгнул с третьей ступеньки, подошел ко мне, потягиваясь после пробуждения, и вручил
мне что-то увесистое, упакованное в переливающуюся бумагу.
- Передашь от меня Джоану, - поспешно сказал он. - Ему с сегодняшнего дня официально можно
покупать сигареты и выпивку, бросать школу и убегать из дома. Но пусть, конечно же, лучше книги
читает.
- Как, у него день рождения? А откуда ты узнал?
- Нам в последний раз такая чудесная тема в учебнике попалась - праздники. Вот он и
обмолвился.
Я покачал головой, недовольный таким упущением, и повертел в руках подарок.
- А что за книга такая и где ты ее взял?
- "Бедные" Генриха Манна***. Но ты не знаешь, наверное. Мне давно ее покупали, я уже
перечитал ее раз пять.
Что ж, я пообещал узнать побольше об этом человеке, написавшем такую тяжелую книгу, завязал
пояс своего пальто и отправился на службу.
Внутри меня крылась отдаленная надежда, что и без напоминания Сиэля я бы узнал об этой дате
от родственников Джоана. Но именно надежда, как известно, умирает последней; а моей разбили
о голову бутылку виски, потом пустили кубарем по лестнице и закопали в зимнем саду. Вряд ли
эти люди забыли о своем сыне, нет; просто они не считали необходимостью тратить время, деньги
и мои силы на самостоятельного шестнадцатилетнего тинейджера, к которому они были более
чем равнодушны. Когда я в минуты перерыва принялся искать на кухне сливки и сахар, меня
попросили не заморачиваться и заботиться о такой "ненужной ерунде", как выразилась миссис
Рене. Я все-таки отыскал нужное, а что не нашел (например, шоколад просто так в доме не
хранился, в отличие от бренди), то не поленился купить в минимаркете примерно в километре от
особняка Харкортов. Мне старались (но как-то неважно) не мешать, а когда мягкий рулет с
вишнево-сливочной начинкой был почти готов, нескромно спросили, можно ли будет всем тоже
попробовать. Но самым кошмарным ущемлением для меня стало появление средней сестры с как
будто остроумным вопросом: как думаете, понравится ли брату этот девчачий набор резинок для
волос, который я купила ему в подарок?
- Скажите мне, пожалуйста, хоть кто-нибудь из вас, - накаленным голосом произнес я, отставив
лейку подальше, - почему, из-за чего вы изводите такого же члена своей семьи? Поясните же, за
что он заслужил такое отношение?
Элин Харкорт надулась и спрятала руки за спину. Она не поняла моей непредвиденной
возмущенной серьезности и поэтому фыркнула:
- Да ну Вас, Вы какой-то нервный.
Дистрофичная девица удалилась, а я с раздражением вынул из кармана серую пачку и чиркнул
зажигалкой, даже не открыв дверцы, чтобы не задерживать дым в саду. Может, пробилось другое
ничтожное предположение, нет необходимости в домашних приготовлениях, так как Джоан
развеется с одноклассниками? Жалоб на разобщенность в нынешней школе от него мне слышать
не доводилось, да и изредка можно было заметить его на крыльце не с Сиэлем, а с кем-то,
похоже, именно из школьной группы. Этому зародышу надежды было суждено погибнуть под
снегом, который я убирал с широкого пути во двор уже под закатывающимся за тучи солнцем. На
тоскливой красно-серой улице меж массивных пафосных усадьб вырос худенький, одинокий,
печальный силуэт Харкорта-младшего, нехотя направляющегося в неприветливый дом. Я выкинул
сигарету в снег и встретил мальчишку с улыбкой. Это была наша первая встреча после того
фуршета; он совсем не ожидал меня снова увидеть.
- Себастьян? Вот уж сюрприз...
Он слабенько засмеялся, как это бывает при такой непредусмотренности. Я поздравил его с
шестнадцатилетием. Под впечатлением Джоан распахнул поникшие до этого глаза, а от слов о
книге, преподнесенной через Сиэля, наверняка залился бы краской, если бы меня не опередил
морозец.
- Передайте ему большое спасибо за это!
- Обязательно. А от меня кое-что будет немного позже.
________________
*"Дневник вора" - знаменитый автобиографический роман французского писателя, поэта и
драматурга Жана Жене (1910 - 1986), рассказывающий о "предательстве, воровстве и
гомосексуализме".
**BrooklynFM - британская радиостанция, транслирующая как классический, так и современный
рок.
***Генрих Манн (1871 - 1950) - немецкий писатель-прозаик и общественный деятель. "Бедные" -
вторая книга из трилогии "Империя", повествующей о жизни кайзеровской Германии начала XX
века.
Глава 39.
"1. Мужчина стал в последнее время слишком невнимательным и раздражительным. Любые
замечание он воспринимает в штыки и раздувает из всякой мелочи скандал, во время которого
даже не пытается быть корректным. Он даже может резко предложить разойтись, а потом гордо
уйти, громко хлопнув дверью. Зачастую ссоры являются причиной, чтобы уйти из дома на
свидание. Он, казалось бы, вполне может выключить телефон и вернуться домой на рассвете, а на
вопрос "Где ты был?" ответить либо молчанием, либо резким "Какое тебе дело?"
2. Он, напротив, стал проявлять повышенное внимание к тебе и твоим желаниям. Раньше его
было невозможно уговорить навестить твоих родителей или сходить с тобой в ресторан, а теперь
он чуть ли не носит тебя на руках и заваливает подарками без повода. Можешь даже
порадоваться - психологи объясняют такое поведение чувством вины. Но в то же время это может
быть попыткой отвлечь тебя и как будто откупиться. И у него найдется отличный довод, если все
тайное станет явным: "Да, я изменял тебе, но разве тебе не хватало моего внимания?"
3. Он вдруг начал тщательно следить за собой. С одной стороны хорошо, когда мужчина опрятен,
ухожен, выбрит и подтянут, и ты давно хотела приобрести ему новый парфюм и костюм, но с
другой: почему это произошло так быстро и неожиданно? Ведь важные встречи, на которых
нужно выглядеть на все сто, не могут проходить каждый день!
4. Мужчину раздражает твоя забота. Он выходит из себя, когда ты приходишь к нему на работу,
звонишь узнать, как дела, а получив подарок, обвиняет в лести. Проявление твоей любви только
лишний раз напоминают ему о его предательстве и вине, и поэтому он так злится.
5. Теперь по сравнению с ним Отелло - просто младенец. Мужчина открыто просматривает твои
сообщения, листает ежедневник и требует подробного отчета обо всех твоих встречах,
прошедших без его участия. А стоит тебе упомянуть какое-либо мужское имя, как он сразу
заводится: "Кто же такой этот Джим? Давай же, расскажи мне про него, я весь во внимании!"
Подозревая тебя в измене, он пытается переложить на тебя всю вину и ответственность.
6. Вы больше не говорите по душам, не выезжаете вместе на отдых, он даже не хочет оставаться с
тобой наедине - постоянно убегает к друзьям, углубляется в просмотр телевизора или рано
ложится спать. Не то что интим - даже обычные прикосновения, объятия и поцелуи стали для вас
редкостью. Неверный человек всегда отстраняется и скрывается, как в переносном, так и в
прямом смысле - звонить он уходит в другую комнату, сворачивает окно компьютера, когда ты
заходишь, а дверь в ванную запирает на щеколду".
Это были далеко не все пункты той забавной статьи, на которой госпожа Харкорт оставила
открытым новый выпуск ее любимого глянцевого журнала. Здесь также шла речь о новом стиле
электронных сообщений, новых духовных пристрастиях, перенятых, вероятнее всего, от второй
пассии, ребячьей тактики укрытия симпатии за агрессией, верных наблюдениях со стороны; и
главное - никак нельзя было не заключить весь внушительный список громкой душещипательной
фразой о забытой любви.
Придется признаться, но авторы модных изданий действительно кое в чем разбираются.
Например, они очень точно подметили про непостоянство настроения: Сиэль необычайно злился,
когда я то кидался обнимать его с порога, то с криком отпихивал от себя, то просто проходил
мимо, словно он был торшером или креслом, спокойно обходящимся без моего внимания. После
доброжелательного начала какого-либо отвлеченного разговора я мог неожиданно нахмуриться и
бросить что-нибудь ворчливое и грубое, а на брань Фантомхайва либо огрызался и только
подливал масла в огонь, либо равнодушно посмеивался - когда как бывало. Впрочем, он не всегда
ругался. Сегодня он только пожал плечами, когда я без причины выгнал его из комнаты, а завтра
вытолкает меня самостоятельно. Нельзя было предсказать, что на этот раз выведет мальчишку из
себя: угроза или улыбка - то есть, когда как бывало.
Скрытность постоянно присутствовала между нами, но и наша обычная планка не была
предельной. Демон частенько прогуливал работу; а если по моему возвращению интересовался,
что сегодня произошло, то я обходился парой общих фраз и больше рядом с ним не
задерживался. Нет, это вовсе не всегда значило, что я еще не мог откровенно рассказать, как
зажимал в одиноком доме Харкорта. Как объясняли гламурные исследовательницы, сам факт
измены накладывал жирный отпечаток на любые сферы жизни мужчины, и потому я перестал
заводить душевные разговоры дольше чем на минуту.
Понятно, что в течение того марта я был отдален от Сиэля больше, чем когда-либо, но не так и не
терял вечной связи с ним. Почему, спрашивается, я вообще увлекся другим? Правильно - с
первого взгляда Джоан поразительно походил на Сиэля. Зачем рушил надежды чувствительного
подростка, проявляя к нему больше и больше интереса? Хотел увидеть, как сломается кажущийся
прочным механизм. Оставаясь с Джоаном наедине, смаковал его повадки, жесты, ответы, чтобы
сопоставить их с чем-то изученным практически до совершенства. Вот он лежит, сразу тянет ко
мне руки, раздвигает передо мной ноги, - ну кто, кто же так делает! Да, это его откровенные
чувства, отброшенная скромность - ну разве не этого я желал получить от него? Совсем, совсем не
то, абсолютно другая игрушка сама бросается ко мне в объятия и демонстрирует мне жалость и
покорность, глотая слезы не потому, что ее больно треплют и грубо заполняют, а оттого, кто
именно ее распаляет. Изумительно кричит, ничуточки не отталкивается; это все твое, Себастьян,
можешь бесконечно срывать зубами застежки, целовать крошечные косточки, заходить настолько
далеко, как тебе захочется. И не говори, что тебе неприятно, ты же сам в это не поверишь!
Но все равно, рушась на матрас после бурного завершения, я нисколько не скучал по этому
податливому светлому мальчишке. Спасибо, Джоан, я был польщен твоей искренностью, но это не
то. Все не то, и ты не тот.
Думаю, вы понимаете, что я ни за что такого бы ему не сказал, разве что пока не наткнулся за одну
омерзительную и до ужаса реалистичную пародию на мои фантазии. Но до того момента я
одинаково обманывал и себя, и Джоана, и Сиэля, разыгрывал злые шутки и самоуверенно
притворялся всем довольным перед одним и критичным перед другим.
За год сосуществования не перенять у партнера некоторые манеры и привычки было невозможно,
так что мы с моим демоном многим друг с другом обменялись. Я научился у него вызывающим
провокациям, только с первого взгляда ненарочным, а Фантомхайв стал уделять больше
внимания мелким деталям. Порядочный слуга никогда не придет на рабочее место, не застегнув
до конца все пуговицы и не заправив мешающиеся волосы, а показываться без перчаток совсем
бессовестно. А я, впервые за день появляясь перед Джоаном, спешно вожусь с фраком голыми
четкими пальцами, а потом поворачиваюсь спиной и ими же завязываю на затылке хвост. Без
всякого хвастовства поведаю вам, что мои изящные кисти никогда не оставались без внимания.
Мать предсказывала, что я вырасту красивым мужчиной, глядя в первую очередь на мои жесткие
суставы и тонкие фаланги. Дети и девушки с опасливым вожделением наблюдали за движениями
моих сильных рук. Сиэль с нежностью прижимал их к щекам или переплетал со своими
остренькими пальчиками. Даже стоя лицом к углу, я точно знал, что и Харкорт впечатлен такой
простой, но определенно увлекательной в моем исполнении процедурой собирания волос под
одну ленту. Сиэль тоже это знал, и потому он и перестал шуршать учебником и наверняка
насупился.
- Дома надо было прихорашиваться, - фыркнул он и гулко захлопнул книгу. - Пойдем, Джоан, я
нашел то, чего ты не понимал.
Они уходят, но Харкорт все равно напоследок останавливает взгляд на красивых ладонях,
поправляющих галстук. Еще интереснее наблюдать за их работой, когда я режу продукты, пробую
на вкус приправу, латаю прореху на одежде, тыкаю в заглохшую стиральную или посудомоечную
машину, даже когда лениво постукиваю по сигарете, стряхивая пепел на песок в зимнем саду.
Проще сказать, что ему просто нравится все, что я делаю, хоть прожигаю время и легкие. Ему
нравится торчать поблизости, смотреть за мной, изредка вставлять милые словечки, ощущать на
себе мой малосмысленный взгляд, дышать токсичным дымом, что я выдыхаю; ему нравится быть
рядом со мной.
- Себастья-я-ан!
Надрывный крик Сиэля прозвучал так внезапно, что я затянулся чересчур глубоко и закашлялся.
Харкорт сжался и в замешательстве втянул губы.
- Себастьян, тебя хозяин обыскался! Прекращай курить, это уже не только меня раздражает!
После истеричного выговора он громко утопал назад. Уверяю, что его тогда вовсе злила не моя
вредная привычка или безалаберность в работе, а близость Джоана, усевшегося почти вплотную
ко мне и положив голову на плечо. Ой, а ведь и правда, ха-ха. Не буду говорить ему, что до
недавнего времени только Сиэлю разрешалось сидеть таким образом. Стоп, чего я
распереживался? Племянник и сам не в курсе, кто так только не жался ко мне! Конечно, не в
течение целого года, но все-таки!..
Однако это касалось поздних вечеров и воскресений, а что насчет будней, когда Харкорт честно
зарабатывал хорошие оценки и готовился к главному экзамену во всей средней школе? Как уже
было упомянуто, Сиэль не всегда сопровождал меня во вторники и четверги; но если ему все-таки
ударяло в голову, что следует показаться на работе, то он начинал вскипать где-то с пяти часов
вечера и вплоть до возвращения домой. Вечно занятые родители возложили на меня обязанность
посещать массовые школьные мероприятия и общие родительские собрания, которых за март
накопилось достаточно.
Первый раз я побывал в строгой блестящей школе из-за местного чемпионата по атлетике (но не
верил до тех пор, пока собственными глазами не увидел Джоана на беговой дорожке). В памяти
высвечиваются белые кожаные диваны, узкие зеркала, прозрачные, геометрических форм
люстры, разросшиеся плющи под потолком, слепящая чистота и передвигающиеся ровным шагом
ученики в черной форме. Ни суеты, ни беготни, изначально бросающийся в глаза и в голову
порядок и собранность - не то что в мерзейшем концлагере, носящем имя святой Джулии.
Спортзал находился в отдельном корпусе - почти таком же огромном, как основное здание. Даю
голову на отсечение, что вышеупомянутое мучилище и не мечтало о такой площади и новейшем
инвентаре, как здесь. Я уселся на одной из верхний скамей и пока смотрел, как на дорожках
перед стартом заранее разминались жилистые высоченные старшеклассники - отталкивающего
вида остолопы, уверенные, что мускулистые ноги решат в их жизни все. А вот и Джоан - стоял
поблизости и завязывал хвост подаренной тренером резинкой. Ему не шли ни ядовито-синие
шорты, ни безрукавная майка в тон, предназначенные для его сильных одноклассников. Мне уже
было интересно поглядеть, как он красиво будет обгонять этих дылд. Заметил меня; помахал
рукой, не забывая при этом обаятельно улыбаться. Вместо родных мамы с папой за него пришел
болеть лживый слуга в черно-красных очках, а он лучился радостью и уже пообещал себе
пробежать лучше ранее возможного. Как это трогательно - ему больше не надо, чтобы родители
отвлеклись от жутко важных дел и хоть минутку уделили единственному сынку, ему надо, чтобы
эту минутку с ним провел внимательный Себастьян. Сколько раз я уже сталкивался с таким, уже и
не вспомню... Черт побери, его волосы. Никогда больше не собирай их, ни-ког-да, слышишь меня?
Ты, конечно, сделаешь все, что бы я ни попросил; но это уже не просто каприз, это настоятельное
требование, я бы сказал - приказ, понимаешь? Притворюсь, будто мне это просто не нравится, не
скажешь же прямо и без дальнейших объяснений, причем тут... Заткнись, воображение, сейчас
соревнование начнется!
Эй, почему ты не разгоняешься? Позади тебя только двое, что ты делаешь, Джоан? Ну вот, на этом
отрезке ты уже предпоследний, какого черта? Ой, кто-то впереди навернулся... Давай-давай,
Джоан! Ну вот, теперь хотя бы шестой. Тебя обгоняют, эй, ты видишь? Хотя этот впереди уже
совсем выдохся... Пятый или четвертый? Молодец, Джоан, давай, поднажми! Летит так ровно,
непринужденно, не гонится за первым местом - но, правда, почему? И здесь пятый, да что же
такое! Или... или я не совсем понял правил данной эстафеты? Почему она так быстро закончилась,
как там..?
- Первое место по сумме всех промежутков времени!.. - заорал краснощекий арбитр рядом с ухом
морщинистой блондинки с косой, подсчитавшей результаты, ныне им оглашаемые. Я прослушал
первую фамилию и первое время, безнадежно стараясь вникнуть в происходящее, не захлопал в
ладоши вместе со всем гудящим залом победителю - ну вот, этот кошмарный гул и вопли меня
отвлекли. Ну что такого, я и не сомневался, что выиграет какой-нибудь здоровяк без двух зубов на
верхней челюсти, как и у арбитра.
- Джоан Харкорт - второе место по общей сумме!..
А? Как?..
Я опять не слился с овациями; но моя пораженная улыбка была важнее для мальчишки, чем
аплодисменты сотни остальных зрителей. Его волновало только одной лицо в общей массе
болельщиков, и вот оно - сразу нашлось где-то в редкой куче верхних рядов. И оно гордится
тобой; радуется за твой блестящий результат; делает самый восторженный вид, когда ты уже по
дороге от автобусной остановки рассказываешь, зачем в трех местах дорожки стояли рослые
девицы с секундомерами и что ты нарочно не гнался вперед всех, чтобы не сдуться к концу и
потерять драгоценные секунды. А еще ты за увлеченной болтовней не замечаешь, как в коридоре
дома оно издевательски ухмыляется, когда другое лицо, отдаленно напоминающее твое
собственное, застывает в негодовании, видя вас вдвоем.
- Чего не здороваешься, Сиэль? - бросил я, не спуская с него игриво прищуренных глаз.
- Будто я вас с утра не видел, - буркнул племянник и поднялся с колен. Судя по степени истертости
гольфов, Сиэль тщательно искал одну из дюжины его дурацких сережек, десятки клонов которой
Дата добавления: 2015-11-05; просмотров: 21 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |