- А-а-а-а я помню, что Вы по три дня работаете! Может, займете еще столько же?
- Почему Вы так настаиваете, мистер Харкорт?
- Ну будьте человеком, не отвергайте так сразу! Сколько Вам та семья платить будет? Вы
подумайте хорошо, давайте встретимся!
Подобная нетрезвая манера только, честно, оттолкнула меня от без того лишнего мистера
Харкорта, но сдержанность и деликатность не разрешили мне не оставлять ему шансов. Они же
вместе с расчетливостью убеждали меня, что вторые деньги никогда не помешают, но иногда
раздавался ясный стук, напоминающий о Сиэле. Я подумал, что разумнее будет познакомиться с
Харкортом лично, осмотреть его жилище и убежденно отказать ему, и поэтому направился не
домой, а по продиктованному адресу.
Особняк Харкортов стоял на неудобной окраине, почти на границе Лондона с пригородами, что
уже создавало проблему передвижения от моего дома. Все расположенные в этом отгороженном
от мира районе дома казались неуютными, чрезмерно огромными, хоть и богатыми -
кардинальное отличие от скромных домишек соседей Чеслоков. Как мне сообщили, к
правильному дому примыкал "здоровенный" зимний сад, но таких я нашел как минимум три.
Номеров на чугунных заборах и дверях почти ни у кого не висело. Я еще раз набрал пьяному
мистеру и увидел, как он махал мне из окна - узнать меня в блуждающем меж громад юноше с
телефоном было совсем нетрудно.
Сорокалетний Деклан Харкорт представлял из себя человека некогда благородного, но отчего-то
испорченного и опустившегося, так же как и его дом. Добавишь что-то избыточное, небрежное,
несочетаемое - и весь привлекательный образ бесповоротно рушится. Рюмка виски в руке,
щетина, встопорщенные светлые волосы и безразличность в осунувшемся лице убивали всю
приятность этого неухоженного господина, как темная драпировка на узких окнах, тяжелые
канделябры, обилие гипсовых статуэток, стоящие впритык разномастные кресла и шкафы -
сбалансированность и предполагаемую классическую элегантность помещения. Я боялся
повернуться и шагнуть, чтобы не уронить какое-нибудь массивное кашпо с высоким цветком,
сливающееся с покраской дешевых обоев, или не натолкнуться на сервант с дорогим сервизом
(хотя хозяин вилял по комнате резво и ничего не задевал). Уж чего, а симметрии и
респектабельности семья не добилась - да и о какой гармонии можно было вести речь, когда все
вокруг нагромождено несовместимыми вещами?
- Гостиная у нас совмещена с прихожей, - сообщил господин Харкорт. - Вся эта обстановка - заслуга
моей милой жены.
Я про себя посочувствовал ему и с чрезвычайной осторожностью прошел на кухню. Зачем этим
людям зимний сад, если у них и без того большая часть пространства занята комнатными
растениями?
- Это тоже моя жена обустроила.
Я подошел ближе к окну, отодвинул увесистые шторы и выглянул в нормальный, стройный мир.
Хозяин тихонько выругался у меня за спиной - наступил в какую-то мокрую землю на полу.
- Кто-то из детей уронил, похоже, а потом так незаметно поставил на место, - сказал он злостно.
- А сколько их у вас?
- Две дочери и один сын. Взрослые весьма; но старшая недавно развелась и теперь пребывает в
депрессии, средняя такая взбалмошная, что ни секунды не может на месте устоять, а сын почему-
то дома как чужой, мало с кем говорит и только книжки читает.
Все ясно, спасибо, мистер, но я все-таки откажусь!
- Мое имя означает "полностью хороший"! Поэтому не сомневайтесь и оставайтесь здесь!
Не перебивайте меня! И Вам не удастся меня убедить!
- Как Вам такая сумма? За три дня, заметьте!
Сколь... Но нет, нет, не стоит!
- Ах, я же еще второй этаж Вам не показал! Только там будем потише, старшая Тина депрессует
же...
Что Вы, в этом нет необходимости!
- Ну что ж, пройдемте...
Черт, я действительно сказал это вслух? Себастьян, откуда в тебе столько вежливости?!
Мы поднимались по широкой лестнице наверх, и навстречу раздавались спешные шаги. Только я
ступил на пол и собрался следовать направо, как в меня врезалось некое худенькое, женственное,
складное существо, которое и мчалось из дальнего угла этажа. Оно ойкнуло и отодвинулось, а я
как будто перенесся в яркое внезапное прошлое, ровно на год назад, в собственную прихожую, в
то потрясающее мгновение 20-го февраля 2009 года.
Была ли почти точная дата случайностью или предначертанным решением судьбы, я не знал и не
знаю сейчас; но отныне для меня эти дни в прошедшем и этом годах едва ли не совпадали: уж
слишком идентичными казались эти два первоначальных чувства, вспыхнувшие в моем мозгу, а о
продолжении ленты я не сужу. В любом случае я покрылся испариной и ощутил дрожь всех клеток
тела - как и при встрече с Сиэлем. Джоан и походил чем-то отдаленно на него, но я не опознавал в
новом знакомом ни малейшего демонского налета. Только чистая, прелестная простота в
добродушном и смущенном лице милого мальчика-альбиноса, очаровательность которого была
не смертоносной и обманчивой, а совершенно честной, душевной и кроткой. И во внешнем
облике все тонко и опрятно: и волосы лежат ровной стрижкой, и костюм пошит словно на самой
фигурке; и хоть опущенная форма глаз и скулы кажутся отражением тех же черт Сиэля, этот
парнишка ни разу, никоим образом не Сиэль. Но в чем-то я мог быть благодарен моему графу:
именно отличность от него и могла привлечь меня к Харкорту-младшему при всей моей
непрерывной зацикленности.
Полагаю, что моя напряженность отпугнула мальчика, и он поторопился обогнуть меня и сбежать
вниз.
- Эй, Джоан, а ты это куда летишь? - гаркнул вслед отец.
- У порога Баттерфилд ждет, книгу мне принес, я должен ее забрать! - с растерянностью сказал
Джоан и немедленно скрылся за входной дверью, свалив на бегу какую-то вазу.
- Несносный мальчишка! А ведь шестнадцать лет почти! Уж простите, мистер Михаэлис... Я
подразумеваю, что теперь Вам совсем...
- К каким часам, Вы говорите, мне лучше всего приходить?
Глава 37 (восстановлено)
28-ое февраля, воскресенье. Сколько ленивого и светлого восторга в одном этом емком слове!
Хоть даже если за окном завывает вездесущий скверный ветер, сыплет тяжелый снег, а
привычный смог по-обыкновенному скрывает небо и верхние этажи небоскребов, самые
чопорные и тщательные британцы все же в потаенных уголках души ощущают томящее чувство
свободы - умиротворенной или энергичной, как они задумают провести этот выходной.
Я спешил на удаленную остановку, поправляя шарф, который не казался холодному
пронырливому воздуху преградой перед раскрытым воротом пальто, отплевывался от снега и еще
около десяти минут стоял на серой улице в ожидании нужного транспорта, стучал зубами и
подпрыгивал на месте, желая согреться. Протискивался через душную толпу и выбегал вон из
застоявшегося в пробке автобуса, после чего петлял в автомобильном лабиринте; а затем в яркой
подземке, еще не такой заполненной и суетливой, дрожащими руками искал по карманам мелочь
на чай из автомата и талон на поездку. От метро шел по липким необхоженным дорогам,
съежившись от набившегося в обуви снега, почти не открывая глаз из-за резких порывов ветра. И
все равно я был рад этому воскресенью не меньше, чем отсыпающийся до полудня Сиэль или
занятые долгожданным принятием гостей и обсуждением последних мировых и местных
новостей зрелые дамы с подругами.
- О, Вы уже пришли! - улыбнулся мне с порога Харкорт-младший и скорее пропустил в коридор. -
Там очень холодно?
Получив мой абстрактный ответ в виде помахивания развернутой ладонью и сморщивания носа,
вежливый мальчик провожает меня на зеленую кухню, просит сильно не шуметь - родители еще
не проснулись - и уносится обратно на второй этаж, где его заждались энциклопедии по
астрономии и физике. Такой застенчивый и совсем не навязчивый, но некоторая его пугливость
мешает нам нормально видеться и обозревать друг друга - только случайно сталкиваться на
лестнице. Хоть это была уже четвертая наша встреча, такая же уважительная и приличная, как и
первые три, что-то по-прежнему смущало Джоана в высоком широкоплечем слуге с зачесанной
назад половиной волос и внимательным учтивым взглядом.
Если Чеслоки были абсолютно непритязательны и спокойно принимали меня и в джинсах, и в
потертых толстовках, то второй семье пожелалось, чтобы их работник соответствовал строгому,
картинному и стереотипному имиджу с модных ретрофотографий из элитных журналов. Поэтому
форму мне заказала в дорогом ателье еще в первое воскресенье миссис Харкорт, некогда
красивая шатенка с кошачьими глазами, обезобразившая сама себя руками алчных пластических
хирургов и визажистов, соглашающихся на любые ее безвкусные желания за любые деньги. Она
же провела для меня в тот же день повторную экскурсию по своему дому - то ли от недоверия, то
ли от чрезмерной общительности, - а также не отходила от меня ни на шаг во время еще одного
моего обхода этажей с мокрой шваброй и пластиковым ведром в руках. Она начала с вопросов
касательно моей жизни, закончила своими собственными рассказами о богатой разгульной
жизни; и все время трещала так громко, что из какой-то комнаты высунулась голова заспанной
рыжей девицы (это была двадцатилетняя средняя дочь, ночующая дома раз в неделю между
вечеринками) и попросила мамашу заткнуться и не топать. Обиженная миссис только показала
язык захлопнувшейся двери и возобновила свою жутко интересную, как ей казалось, болтовню о
ценах на норковые накидки и выходках мужей своих закадычных подруг. Потом ей кто-то
позвонил, и она крутилась вокруг меня, хохоча уже с другим собеседником и так же отвлекая
меня от мытья пыльного паркетного пола. Я поднял ведро и сбежал от надоедливой женщины
вниз, где меня поймал ее взъерошенный вымытый супруг. От него я постарался укрыться на кухне,
однако мистер, пораженный моим совсем немужским навыком ("Никогда не видал, чтобы
мужики у плиты стояли!"), проследовал за мной, желая понаблюдать за тем, как я буду готовить.
Не сразу мне удалось отправить его в другую комнату - Харкорта-старшего почему-то не очень
убедили слова о продуктивном одиночестве. Та-ак, шампиньоны резать ломтиками, бекон -
полосками, зеленый лук - колечками, чеснок - мистер, не подходите слишком близко, я Вас еще
задену - чеснок порубить. Пять минут прошло: перевернуть куски свинины - осторожнее, мистер,
забрызгаетесь, масло же горячее! Смешать лук и чеснок - мистер, будьте так добры, не мешайтесь
- с плавленым сыром. Выключить плиту, снять... Мистер Харкорт, может быть, Вы все-таки
выйдете? Мне немного неуютно так работать. Уф-ф, ушел. Выложить мясо в форму, намазать
сыром... Да-а, кажется, я ненавижу стеклянные двери.
А понедельник у Чеслоков был просто несравним! Издали я только видел силуэты хозяев и мог
спокойно и варить им обед, и вытирать только прилетевшую пыль, и опрыскивать цветы, и никто
не докучал мне своим присутствием! Один раз лишь маленькая плотненькая Герда принесла мне
раскрашенную зелеными и фиолетовыми карандашами картинку со львом и спросила, понравится
ли папе, и получив мою утвердительную улыбку, убежала и больше не показывалась, а я
продолжил дальше вырезать фигурки из омлета. Отрадная тишина в позитивном доме, где умный
муж трудится секретарем в небольшой торговой фирме, а болеющая жена довольствуется
общением с ребенком, классической литературой и познавательными программами. Нет тебе ни
лишних допросов, ни лишних безделушек, мешающих проходу и гармонии в комнатах, ни
раздражающей глупости, ни скандалов по пустякам; но нет и одной очаровательной детали,
которая оживляла один громоздкий, запущенный дом и перекрывала собой весь милый, но
скучноватый уют другого.
Ему было без полумесяца шестнадцать, и я мог восхищаться хотя бы тем, как в своем преклонном
возрасте ему удалось еще сохранить детские черты - возможно, благодаря его природной
чуткости и доброте. Из-за нее же Джоан и оставался последним уцелевшим существом своего
дома, не тронутым отталкивающей никчемной пошлостью. Особенно это было заметно во время
первого обеда, где отец чавкал и капал маслом на халат, мать опять верещала между жеванием,
старшая дочь не явилась совсем, средняя дочь неохотно ковырялась в тарелке и ворчала с
матерью, а сидящий чуть обособленно Джоан тихо ел и с удовольствием прикрывал красноватые
глаза, и смотреть за ним было более чем приятно. Услышав от него скромную, но искреннюю
благодарность за вкусную еду, я совсем растрогался, а потом больше не видел его в то
воскресенье после того, как он незаметно для семьи унесся в свою комнату блеклой тенью. Не
потому ли этот стыдливый и совсем простой подросток заставлял сердце трепетать чаще, что за
прошедший тяжелый год я так отвык от невинности? Нет, вот приглядитесь: низенький, но уже
почти сформировавшийся, весь аккуратный, что весьма подбешивает современных вольных
людей; устремишься на него взглядом - и его охватывает смущение и необъяснимое
беспокойство, вызванное, наверное, безнадежным дефицитом внимания со стороны родных.
Непривычно замечать такое после вздорной грубости в голосе и глазах, которой меня всегда
награждал Сиэль, как только я заглядывался на него. Рассматриваем дальше. Застоя на лице нет,
когда Джоан сосредоточенно что-то читает: белые брови подергиваются, как от тика, язычок или
зубы высовываются на секунду, касаются тонких губ и прячутся обратно. Профиль мягкий, без
резкости и пронзительности - как у совсем юных детей, только на этом еще нужно заострить
внимание, а не обходиться первым впечатлением, когда растущий Харкорт кажется уже весьма
взрослым и обычным старшеклассником. Такое же видение имели и его родители,
обращающиеся с ним, как с навязанным приемышем. Среди очередного дурацкого монолога
миссис Харкорт во вторник я вставил свой вопрос о ее мальчике.
- Джоан? Ой, Вы знаете, он очень странный, лучше с ним не связываться. Мы с мужем
подозреваем, что у него психика неустойчивая: он плачет над всякими мелочами и дергается
всякий раз, когда кто-то к нему подходит. Вообще мы его не хотели. Точнее нет, Деклан мечтал о
сыне, да вот только мне пришлось ему родить перед этим еще и среднюю дочь. Только как-то ни
любви, ни заботы к каждому из детей от мужа я не наблюдаю. Зачем, спрашивается...
Еще больше отвращения зародилось во мне к этой женщине, но ради нелюбимого ребенка,
которого я бы без раздумий завалил возможной нежностью, я был готов терпеть ее почти
бесконечно. Я отлучился выбросить мусор и встретил приезжающего из своего офиса на
брутальном "Хаммере" мистера Харкорта. На улице он похлопал меня по плечу, похвалил мою
новую форму - мне самому нравился мой элегантный облик в черном фраке, накрахмаленной
рубашке и овальных очках - и заговорил о каком-то своем находчивом партнере, спасшем какой-
то металлургический завод.
- Вот Рене будет охать и ахать! - весело заключил он, шагая вместе со мной ко входу.
- Дети ваши, думаю, тоже, - предположил я, на что мистер отмахнулся:
- Ой, да я и рассказывать им не буду. Им всем равно не понять, да и неинтересно это для них.
- Да Вы просто не рассказывали, вдруг заинтересуются! - настаивал я.
- Кто именно? Тина сейчас вообще в другом мире, Элин равнодушна ко всему, кроме парней и
тусовок, а сын от своих книжек не отлипает.
- Я же говорю - Вы только попробуйте с ними пообщаться. Особенно с Джоаном - он же мальчик, и
Вы, как отец...
- Ой, Джоан... Не о чем нам с ним общаться. Я надеялся, что он пойдет по моим стопам, будет
учить экономику, добиваться карьерных высот, а он что? Мозолит глаза своими энциклопедиями
по физике, новые законы природы открывать хочет. Нет, ну ведь взрослый парень уже, пора
реально на жизнь смотреть!
Спасибо, мистер. Думаю, с Вашей дочерью Элин разговора тоже не заладится. А я так надеялся на
что-то привлекательное в вас всех.
Огромный дом спал, и Джоан не стал нарушать эту тягучую пустынную атмосферу, почему и
оставил меня одного в коридоре. Ну нет уж, мне надоело! Полный грозного ожидания, я снял
верхнюю одежду, разулся и двинулся наверх. В незакрытой комнате мерцала желтоватая лампа, и
я понял, что дошел до места, и переступил порог.
Я уже бывал однажды в спальне Джоана, когда убирался там в четверг, но самого владельца
комнаты тогда рядом не было (чтобы не мешать мне, скрылся на первом этаже - я уж точно начал
сомневаться в его родстве с Харкортами). Сейчас же он сидел за черным столом с учебником по
органической химии и, как обычно, вздрогнул и неуверенно улыбнулся при виде меня. Комната
его вся была в зеленых и серых тонах, с угловым зеркальным шкафом, высокой металлической
кроватью и множеством медалей и грамот на гладких стенах. Умница Джоан кротко спросил, не
нужно ли ему уйти, на что я требовательно, но мягко сказал остаться. Он снова повернулся к своим
изомерам и кетонам, а я сделал вид, что изучаю его награды. Покосившись к шкафу, я увидел в
его зеркале согнутую спину Джоана, обтянутую серой рубашкой с короткими рукавами. Несмотря
на худенькие руки и женскую прическу, в нем сразу можно различить мальчика. Читая, он иногда
хмыкал и едва заметно подергивался и вертелся. Я развернулся и подошел ближе. Толстая прядь
из моей челки коснулась его щеки. Джоан перевел взор на меня и чуточку отодвинулся. Он тоже
зачем-то прятал под волосами правый глаз, хоть и прекрасно им видел, как и левым. Я заглянул в
его книгу, будто заинтересовался длинными формулами, но на деле же смотрел на его тонкую
длиннопалую кисть, лежащую параллельно учебнику и отмеченную какими-то штрихами от
шариковой ручки. Я взял ее и спросил, что он такое делает с ручкой, но Харкорт только пожал
плечами. Это молчание оборвало меня, и я совершенно не знал, что делать, говорить и думать
дальше. В это время парнишка успел выдернуть свою ладонь и дальше уткнулся в сложные
наименования и структуры, а меня вернул к реальности дребезжащий звук дверного звонка.
Стыдясь этой сомнительной и глупой минуты, я нехотя удалился вниз. Я надеялся проводить
какого бы не было гостя в нужную комнату, даже не глядя в его лицо, забыть о нем и снова
углубиться в несобранные робкие мысли; но именно этот гость напрочь вытеснил собою все, что
успело зародиться в моей голове заранее. Глядя в пол, я мог видеть лишь его ноги; но эти ноги, с
единственно голыми острыми коленями между плотной тканью шорт и высокой шнурованной
обувью, спутать с чьими-то другими было нереально.
- Сиэль?!
- Уж извини, что не позвонил. Надеюсь, ты не слишком занят?
Действительно, кроме Сиэля, больше никто не посмел бы так бесцеремонно заявиться в
незнакомое место. Кто еще бы, помимо него, из поверхностной вежливости дождался бы
разрешения войти, а затем с привычной важностью и чувством вседозволенности расхаживал по
комнате, словно хозяин. Сверху толстый белый свитер из девственной шерсти, а снизу
бессменные шорты - чтобы Фантомхайв надел что-то длиннее колена!.. Но чтобы не так мерзнуть,
нужно добавить развратные черные гольфы, которые можно было ненавидеть лишь только за
чрезмерную дрожь, возбуждаемую ими.
- А теперь, может, ты скажешь, что ты делаешь здесь? - напомнил о себе я после того, как повесил
пальто графа на вешалку. - И откуда ты узнал этот адрес?
- Ежедневник надо было брать с собой, тогда бы не узнал, - отозвался демон, разглядывая
помпезные экспонаты личного Харкортовского музея (по-другому их коридор было назвать
трудно). - И вообще мне стало интересно, что же это за дом и семья такая, куда ты так радостно
бегаешь чуть свет. По понедельникам, средам и пятницам такого воодушевления за тобой обычно
не заметно.
- Я, между прочим, работаю! И не трогай эту статую!
- Плохо, кстати, работаешь. Ты в курсе, сколько на ней пыли? А на этой рамке?
Я вспыхнул и уже хотел сдернуть пальто и прогнать Сиэля, но на звуки наших нерадужных
приветствий прибежал Джоан, а следом его мать, растрепанная и в шелковом голубом халате. Как
я и предполагал, в естественном виде она казалась чуточку приятнее.
- Себастьян, почему не предупредили, что Вы уже здесь?.. - спросонья пробормотала она. - А что
это за ребенок?
- Простите, миссис. Это мой племянник, он пришел ко мне, - сказал я, схватив нахмурившегося
мальчика за руку и уводя его в сторону.
- А еще я пришел к хозяевам дома, - заявил Сиэль, вырвался и пошел к лестнице - из-за ступора от
его слов я не успел его остановить.
- Ко мне? - захлопала слипшимися ресницами дама, с недопониманием встречая надвигающегося
мальчишку. Джоан стоял немного дальше и тоже следил за ним, а потом вдруг слегка отшатнулся.
Это был первый раз, когда мне не хотелось видеть в данный момент юного Харкорта -
проницательному Сиэлю теперь не пришлось долго думать над причиной моей занятости здесь. С
небывалым разочарованием я слушал его внезапную, подлую и нахальную речь, представленную
вместо резюме - да, какая-то подозрительная ревность подсказала демону мысль о том, чтобы
"добровольно помогать" мне с работой в "таком большом и просторном доме"! И как бы странно
это не звучало из уст 13-летнего ребенка, явившегося без приглашения, хозяйка, похоже, ничуть
не возражала против этого незваного волонтера!
- А как же твоя библиотека, Сиэль? - встрял я, изогнув губы в своей самой очаровательной улыбке.
Но от меня самого или от кого-либо еще Фантомхайв выучился еще более добренькой улыбке с
примесью чего-то коварного, истинно присущего ему, и с ней он обернулся в мою сторону:
- Я тебе еще не говорил? Ах да, хотел до завтрашнего дня сюрприз приберечь. Меня попросили
уйти из библиотеки.
- Что?! Как?..
- Потом тебе побольше расскажу.
- Сиэль!..
- Я даже не знаю, это так неожиданно... - замялась миссис Харкорт. - Я не могу так сразу дать
точный ответ...
- Миссис Харкорт, ну разве я не справляюсь один? - сказал я, не прекращая улыбаться.
Сиэль будто случайно провел по перилам пальцами и вылупился на их запыленные подушечки. Я
прикрыл глаза и со злобной мечтательностью представил, как разбираю паскудника на составные
части, а потом вынимаю и давлю спрятанную душу.
- Ну так ты расскажешь, почему тебя из библиотеки-то выгнали?
- Выгнали - это слишком громко сказано. У них скоро будет проверка, а по закону мне еще рано
работать, да еще и в полную смену.
- Сиэль, ну вот что ты делаешь...
Вот все-таки зря госпожа Рене согласилась взять в дом мальчишку. Чтобы не отлучаться от меня,
бездарный граф устроился чистить со мной картошку, и в его миске лежали два крохотных зубчика
- годные остатки от больших клубней размером с мой кулак. Впрочем, такие же можно было
отыскать и в горе порубленных толстых очисток.
- Такими темпами ты и сегодняшний день до конца не проработаешь, - фыркнул я, отбирая у
племянника нож. - Зачем ты вообще все это выдумал?
Я, конечно, вполне осознавал его цель, но даже под страхом скандала просто хотелось узнать -
скажет ли он мне правду или в очередной раз предпочтет скрыть истину под выдуманным
предлогом. Но он так и не сказал ни слова, потому что причина тихонько зашаркала под дверью и
неловко постучалась.
- Можно?
Самовольное появление Джоана после недельной беготни весьма удивило меня, хотя Сиэль моим
распахнутым глазам не очень поверил.
- Так странно, но я больше не знаю, кого попросить... - начал Джоан, пряча руки за спиной и
покачиваясь на пятках. - Вы вроде говорили, что немного знаете по-французски, а у меня как раз
задание на каникулы, и я не могу его даже понять... Может, когда освободитесь, Вы мне
поможете с ним?
Его голос сопровождался в моих ушах шумом, и я вспомнил сказанное только тогда, когда он
поближе придвинулся к нам со своим оранжевым учебником. Я не успел даже хоть как-то
откликнуться, как на просьбу Харкорта вызвался Фантомхайв. Было ли это помехой нашему
взаимодействию или реакцией на более подходящее занятие, не знаю - в любом случае Сиэль
уже позабыл о картошке и, даже не затрудняя себя перемещением в другую комнату, увлеченно
смаковал необходимый текст, читая его и для себя, и для слабого в произношении и понимании
Харкорта. Шум уже раздавался во всех углах и долях головы. И при таком частичном отключении
чувств я впервые сконцентрировался сразу на обоих мальчиках.
При всей яркой разнице в Джоане, как ни странно, имела место слабая идентичность с моим
демоном, как бывают похожи оригинальная картинка и ее инвертированный вариант. Четкие
границы и линии никак не могут стереться, но все явные и не очень полутона и оттенки
кардинально изменяются. Сфотографировав любого из них и обратив цвета снимка, можно было
получить изображение другого лишь с небольшими ошибками в таких малозначительных вещах,
как, например, прическа. Это было очевидно заметно еще на первых стадиях наблюдения без
углубленного исследования. Невозможно было не разглядеть практически одинаковые
вздернутые носы, чуть раскосые глаза, заостренные овалы лиц - все это слишком общие и
банальные понятия, чтобы верно описать и воссоздать схожие и одновременно различающиеся
образы. Провести более тщательное сравнение мне бы не позволил совсем короткий обрывок
времени, и поэтому даже был свой плюс в том, что Джоан предложил не мешать мне в готовке и
увел Сиэля туда, где им было бы удобнее разобраться наедине. Я медленно приходил в себя
после этого ошеломительного смешения двух огней, попытался найти успокоение в однообразной
чистке картофеля, а затем бросил все и прошел к той же самой черной двери спальни Харкорта-
младшего. Она была затворена, но снаружи был слышен говор мальчишек. Звонкий и ровный тон
неумело повторяет требуемое предложение за низким, лучше справляющимся с грассированием.
Замечание на родном английском - вроде не грубое, но кажущееся таким из-за естественных нот в
голосе. Кроткая жалоба на свои малые способности. Что-то довольно долгое, объяснительное,
прерывистое, потрясающе томное. Согласное угуканье, развязка в виде покашливания и снова
воркотливый французский. Затем - неудачная попытка воспроизвести сказанное и сдержанный
веселый смешок. Еще одно строгое приглушенное замечание. "Ты так все хорошо понимаешь!"
Неразличимый ответ на французском, и опять еле слышный смешок. "Ой, я ничего не разобрал,
что ты сказал, эмм... Как твое?.." - "Je m'appelle Ciel. Si vous voulez continuer nos le?ons, rappelle
mon nom, s'il vous pla?t*". Мне хочется растечься, как расплавленная восковая свечка;
продолжайте, продолжайте говорить, не прекращайте ни на секунду.
Чем дальше текли дни, тем конкретнее я мог оценивать и сравнивать этих двоих. Нет, они же оба
мучительно волнуют сознание, но как противоположно и по-разному! Пока мы едем с графом по
нашему рабочему адресу со множеством докучающих пересадок, он заражает меня своим
рассерженным унынием; но на нужной улице уже из верхнего окна нам машет жизнерадостный
Харкорт и бежит открывать дверь! Дома он все равно одевается довольно официально: длинные
брюки, подтяжки, двухцветные ботинки-оксфорды. Сиэль же, сбрасывая пальто, демонстрирует
потертую полосатую рубашку, утащенную некогда у меня, опять шорты и опять гольфы. Один
выражает свое приветствие в открытой улыбке, другой коротко кланяется одной головой без
каких-либо изменений в лице; и они отправляются наверх: закрытые и обутые легко
перепрыгивают через две ступеньки, а те, что облачены в вульгарные гольфы, поднимаются
неспешно, ненарочно красуясь. Живая, энергичная фигурка с покачивающейся белой шапкой
волос притормаживает у входа, чтобы пропустить вперед темную и чинную, и только потом резко
скрывается внутри и захлопывает дверь. Первая мысль: Фантомхайв желает отстранить от меня
свою непостоянную замену. Но ведь вместо того, чтобы терять Джоана из виду, я постоянно
наблюдаю за обоими одновременно; и никто из них не перекрывает собой другого - идеальная
гармония черного и белого, распутства и трогательности, силы и слабости, высокомерного
Дата добавления: 2015-11-05; просмотров: 21 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |