(как поздно я проснулся, однако), на что она вдруг замотала головой и попросила гостя (да вы
определитесь, на каких правах я здесь живу) не напрягаться с готовкой, но я убедил Ханну, что
мне как профессионалу это не составит ни малейшего труда и даже только доставит удовольствие.
Мой рисовый суп с баклажаном и порошком карри миссис уплетала за обе щеки, изредка
стеснительно утирая рот салфеткой и отвлекая меня от еды кроткими благодарностями. После
заката вернулся Клод, увидел остатки супа и, будучи человеком ревнивым и упертым, задумал
провести дуэль, в которой решил обставить меня в приготовлении ужина. Ханна уже забрала все
свои восхищения моим обедом обратно, глядя на то, как ее супруг, будто позируя и играя,
вызывающе жонглировал ножом и кусочками овощей для гарнира, поднимал туман из муки, в
которой обваливал рыбу, и нарочно толкал своего принужденного оппонента, который тоже не
оставался в долгу и то и дело брызгал в него взбитой желтковой массой и перехватывал прямо из-
под носа необходимые приправы. Как бы Ханне этого не хотелось, но съесть две порции разной
рыбы ей пришлось, как единственному независимому судье. Пальму первенства она не стала
отдавать никому, но сделала замечания по поводу степени прожаренности блюд (незначительная
пережарка у Фаустуса и еще менее ощутимая недожарка у Михаэлиса). Клод обиженно выступил,
что теперь такие гонки кулинаров на дому будут проходить каждый вечер; и это в самом деле
произошло и во вторник, и в среду. Во второй день недели, когда я жарил утиную грудку, а Клод
тушил свинину с луком, к нам вовремя зашла пожилая соседка за лимонной кислотой. Помимо
кислоты, кудрявая голубоглазая старушка получила двойной бесплатный ужин, за что зареклась
обязательно позвать нас к себе на пироги. Фаустус опять остался расстроен - сытая соседка
победителя не определила. На третий раз он выделывался просто из чувства гордости и духа
соревнования. Уставшая от проделок мужа Ханна специально назвала его лучшим в тот вечер,
чтобы он прекратил эти показные, ничто не определяющие битвы, из-за чего почти весь четверг я
провел на улице - сбежал от нападок и насмешек "призера".
Днем во вторник Ханна уходила к дорогой подруге через площадку, и я скучал в одиночестве.
Нашел в ящичках тумбы в ванной комнате новенькие нераспечатанные станки и все-таки
побрился, а потом спрятал станок в кармане куртки. Включил старенькое желтое радио и быстро
выключил, когда запели звезды Интернета Arctic Monkeys - не потому, что их хиты мне были не по
душе (даже напротив, я бы сказал), а снова из-за демонического фактора - в последнее время в
наушниках Фантомхайва играла именно их музыка. Взял заброшенную хозяйкой книгу "Как
правильно любить своего ребенка", полистал. Трехнедельный эмбрион в утробе уже слышит
внешние звуки и внутренние мысли матери, и если она сомневается в своем предназначении и
задумывается об аборте, то он еще до рождения будет осознавать, насколько он нежеланен. Те
же мнения у него создаются из-за звучащей снаружи "неправильной" тяжелой музыки.
Американские психологи утверждают, что ребенку, особенно в младенческом возрасте,
необходимо 365 прикосновений, чтобы он почувствовал всю силу родительской любви.
Проведенные в различных странах мира исследования над насильниками и серийными убийцами
показывают одни и те же результаты: причиной их необузданной кровожадности стал недостаток
внимания со стороны мамы и папы в детском возрасте, в том числе и тех необходимых 365-и
тактильных контактов. Теперь, если меня вычислят и начнут опрашивать и обследовать, думал я, у
меня всегда найдется оправдание - я не получал нужного количества внимания и ласки
родителей. Неродной мне отец моих сестер, конечно же, не мог заменить истинную кровную
семью. Единственное, что я выслушивал от матери - это наказания и люто ненавистное "Иди
делай уроки". Она кормила меня, одевала и провожала на учебу, но либо не могла дать мне своей
любви, либо не знала, как это правильней сделать. У нее не было такой умной чудесной книжки.
В среду Ханна никуда не уходила и весь день решила развлекать меня. Вот, Себастьян,
фотографии с нашей с Клодом свадьбы. Спасибо, мне тоже нравится это узкое открытое платье.
Тут Клод прищемил концы своего фрака между дверьми, вот смеху-то было, когда он побежал к
фотографу смотреть, что получилось. Эту шубку мне прямо на свадьбе подарили,
работодательница моя, у которой я горничной трудилась. Да, зима была, видите снег? Вот
лимузин, в которым мы уже отмечать ехали. Какой год и число? Девяносто шестой,
четырнадцатое декабря - тринадцать лет женаты. Что с Вами, Себастьян, Вам нехорошо? Принести
воды? Может, давление измерить, сегодня же магнитные бури... А давайте в шахматы сыграем!
Вы умеете? Нет?.. Жаль, очень жаль... Что, совсем плохо? Может, врача вызвать? Хорошо, Вы
ложитесь, а я пойду чаю заварю. Вы "Эрл Грей" любите?
Одиннадцатое февраля, четверг, восемь часов вечера. Я сидел на обледенелой лавочке, курил и
наблюдал за веселой игрой дружных детей на площадке. Днем не показывалось солнце и
высыпало много плотного снега, и дети сначала на моих глазах слепили большую бабу (которой
они очень долго искали камешек на правый глаз), а потом затеяли войнушку со снежными
снарядами. Сквозь хохот и скрип снега иногда прослушивались упреки матерей вроде "сейчас же
подними и надень шапку" или "не швыряйся так резко, можешь оставить своему другу синяк", но
дошкольники не утруждали себя их занудными советами и бесились и гонялись друг за другом так
же бойко и счастливо. Из светлого окна на четвертом этаже за игрой следил тощенький загорелый
мальчик в сером свитере и с градусником во рту. Вдруг он замахал кому-то и убежал, и я опять
перевел взгляд на шумную толпу детишек.
- Себастьян? - раздался молодой девичий голос с моей слепой стороны. Обернувшись, я едва не
выронил из пальцев сигарету. Нет, я сразу же подумал, что Сиэль никак не мог знать, где я
нахожусь, чтобы явиться за мной, да и голос у него отличается; поэтому у меня остался только
один вариант человека, конкретно девочки, которая могла быть знакома со мной и так
напоминать моего графа.
- Николь, ты ли это? Вот так встреча!
- Да уж, неожиданно! - воскликнула маленькая нимфа Николь Паку, поправляя съехавшую синюю
шапку с помпоном. - А Вы что, тоже здесь живете?
- Нет, я в гостях, а ты именно в этом же доме живешь? - спросил я, выкинув сигарету.
- Да, но мы уже через пару недель переезжаем.
- Куда?
- Мой брат - архитектор, и ему предложили работу в Америке, в одном из восточных штатов.
Сначала он полетит туда один, выберет лучшее место, а потом и нам троим билеты вышлет. В
марте он уже должен приступить к какому-то большому проекту, - объяснила Николь.
- Троим? - переспросил я.
- Они с Лорой усыновили пятилетнего мальчика, так как забеременеть ей не удалось.
- А как же ты?
- А что я? - развела руками Николь. - Была бы я против, они бы даже и не подумали завести
ребенка. Джерри на самом деле очень милый, да и уже большой, с ним не так хлопотно...
- Нет, я в другом смысле...
Броская улыбка девочки немного потускнела и смягчилась.
- Лора меня, конечно, так же любит, и поэтому она поняла, что я хочу нормальной жизни. Ей,
наверное, тяжело, но мы все равно поддерживаем хорошие отношения, хоть уже и не такие, как
буквально полгода назад...
Она замигала чаще, и я перевел разговор на первоначальную тему:
- Не грустно покидать родную страну?
- А? Нет, нет, не особо! - Николь оправилась и опять обнажила крошечные зубы. - Мы уже столько
раз мотались с места на место в одной только Британии, что какой-то привязанности уже и не
возникает. И я всегда хотела слетать в Америку! А Вы бывали там?
- Нет, я вообще никогда не выезжал за границу. Но тоже много разъезжал по Британии.
- А Вы здесь с Сиэлем?
- Нет, он дома с теткой, - ответил я, стараясь не выдавать неудовольствия.
- А у Вас с ним все, кхм, точно так же? - подмигнула резвая девчонка. Я обошелся только
добреньким оскалом и кивком.
- Ну ладно, я побегу, а то дома, наверное, заждались! Еще увидимся!
Нет уж, спасибо! Я лучше вернусь домой!
Но я не ушел прочь из этого района, а опять пошел в квартиру Клода и Ханны. Они сидели вдвоем
за столом и что-то ели из одной тарелки. Фаустус мне прокричал что-то как будто обидное, а я,
вскипающий от жара нестерпимой, постоянно задеваемой страсти, заперся в ванной, включил
воду, кинул верхнюю одежду прямо на паркет и несдержанно дернул ширинку, едва не вырвав
ее. В мозгу - беспросветная чернота и невыносимый и волнующий Сиэль на ее фоне. Не
справился. Показал несовершенство. Как бы я не ругал этот надоедливый мир, этого вездесущего
демона, не дающего мне покоя даже в свое отсутствие, в итоге я все равно стоял над чужой
ванной и мастурбировал, и происходящее вокруг казалось мне абсурдом. Но я всего лишь
упрямый идиот, доказывающий каждому о наличии прежней крепкой силы и воли, уже будучи
давно поверженным. Уже тогда я знал, что рано или поздно кто-то из нас двоих обязательно
угодит в желтый дом, но как бестолковый эгоцентричный мономан, не желал допустить, чтобы
этим кто-то был именно я.
А ведь я и правда уже в пятницу задумал возвратиться, но не насовсем, а чтобы лишь мельком
заглянуть в окошко своего дома. Как там Сиэль, не умер ли голодной смертью? Не затопил или не
спалил дом? Или он сразу обосновался в жилище его знакомых извращенцев? Ничего не сказав
Ханне, скрывшейся за дверью клозета (чем-то отравилась, похоже, целый день ее рвало), вышел
из дома и направился в сторону метро, откуда необычайно быстро добрался до своего квартала
(значит ли это, что мне так отчаянно хотелось там оказаться?).
Прогуливающиеся жители на меня даже не оглядываются, собаки не лают, кошки на голову с
деревьев не прыгают (а жаль). Что ж, можно без нервов дойти до шестнадцатого дома. А вот и он
- крышу совсем чуть-чуть накрыло белой шапкой. Внутри так кстати горит свет. Осторожно
посмотрел и умилился.
Сиэль здесь, здесь, усердно машет тряпкой над дымящейся черным паром кастрюлей, не подумав
сначала ее выключить. Я просто не замечал этого раньше, или он так истощал за эти пять дней?
Такой беспомощный, так нелегко без моего присутствия, не правда ли? Но он тоже упорный. Пусть
все перегорело и выкипело, пусть раковина полна немытой посуды, хоть сил и умений не хватает
на самостоятельное выживание, пускай на душе ужасно больно и стыдно, и хочется сползти по
забрызганной стене и с грызущей досадой схватиться за голову, если не удариться этой головой о
ту же стену, но Фантомхайв не просит поддержки, молча падает на пол и истязается недолго,
почти сразу уверенно встает и тянется хотя бы за печеньем, чтобы незначительно утолить мольбы
желудка. Одиночество оказалось не таким сладким и спокойным, как представлял в минуты
замотанной мизантропии. Одному все же тоскливо, удручающе и слишком тошно, особенно когда
ты всего-навсего неспособный ребенок. Сиэль, эй, может мне все-таки зайти и помочь? Или еще
рано? Да, пожалуй, рано. У тебя пока получается справляться самому. А мне уже... ладно, ухожу. Я
тоже пока не заскучал за тобой. По крайней мере, я так предполагал.
Фаустус уже надеялся, что я больше не вернусь. Его зеленолицая жена тоже немного была
разочарована моим возвращением, я приметил. А вот буду отыгрываться на вас двоих и дальше
раздражать обитанием на вашей территории. Вы же вежливые, не прогоните меня просто так! Я в
углах не гажу, мебель не порчу, золото не прикарманиваю, фактически уюта не нарушаю. В каком-
то смысле третий вовсе не лишний, но если он только не является созданием первого и второго,
что ко мне совершенно не относилось.
Все годы совместного сожительства мистер Фаустус и миссис Анафелоуз мечтали о детях. Мистер,
возможно, начал лелеять эту мечту позже, чем миссис, но когда почти пятнадцать лет вы с
любимой женщиной не можете разрешиться потомством, это вызывает серьезную печаль. Кто-то
из вас неполноценен и должен измениться, что уже утруждает и в то же время сближает
обделенных супругов. Но какое же непередаваемое счастье переполняет общую душу любящих
людей, когда их чувство наконец обращается в долгожданного ребенка!
Клод искренне любил свою супругу. Может, он бывал иногда чрезмерно заботлив до грубости, но
это было своеобразным (причем весьма типичным и неудивительным) проявлением его чувства.
Ханна могла гордиться им. Конечно, он переживал за ее ослабленное состояние, боялся ее
тошноты, непривычной апатии, готов был крушить мебель, когда она в субботу куда-то сбежала
без его ведома. Любой шорох в подъезде заставлял его кидаться к двери, и вот однажды он
метнулся к выходу совсем вовремя. Я медленно двинулся за Клодом, и мы вдвоем увидели
плачущую Ханну. Она не могла объяснить ничего словами, но ей было достаточно вручить мужу
расписку из клиники, где она и недавно находилась.
- Это что? - затрясся Клод. - Я правильно понимаю...
- Да! - только и выпалила Ханна.
Уже внутри нее рос тот третий человек, который никогда не мог стать лишним. Но мне было
отвратно смотреть на их визгливую радость. Я понимал их, понимал свою несомненную
ненужность, и поэтому верно сделал, что снова пошел к метро. Там, тому человеку я был
действительно нужен, и он был необходим мне. Даже если бы он прогнал меня или и вовсе не
отворил дверь, я все равно бы знал, что мы тоже стали единым целым организмом с единой
душой; правда, организмом уродливым, с безобразной больной душой и гнилым разумом. Мы
наросты, паразиты внутри друг друга, и каждый видит себя хозяином. Но я говорю это сейчас, а не
когда с сомнением заходил за калитку своего участка.
Сиэль достаточно быстро явился на мой стук. Он был подавленный и сонный, хотя я вряд ли
выглядел лучше. На его губах сразу появилась злая усмешка.
- А, это ты, - почти невозмутимо заговорил помятый граф. - Ну заходи, нечего запускать холод в
дом.
Я даже возмутился такому приветствию: я же не на пять минут за хлебом отходил! Куда идешь,
Сиэль, что, больше ничего не скажешь?!
- Сиэль?
- Чего? Ты заходить будешь или нет?
И я зашел в дом, где словно никто не ждал и не томился без меня.
Глава 36.
- Сиэль, а ты совсем не скучал без меня?
Только что отпитый чай немедленно оказался у графа на коленях. Сиэль закашлялся и то ли с
издевательски-наигранным недоумением, то ли с предательской растерянностью произнес:
- Себастьян, ты сам услышал, что ты спросил? Ты либо мозг, либо слух включи, прежде чем
говорить что-то.
И он с тихим рычанием уставился на испачканные штаны, а я пожал плечами и повторил:
- А может все-таки скучал? Тяжко одному было и все такое...
- Никогда не сомневался в безграничности твоей фантазии, Себ, - с обыкновенной нахальностью
ответил Сиэль. - Так настойчиво спрашиваешь - сам чего-то хочешь скрыть?
Я ничего не мог поделать, кроме как отвести глаза и сочувственно вздохнуть. Параноидальные
наклонности уже потихоньку начинали проявляться.
- Эй, Себастьян? - с бешеной усмешкой возник Сиэль. - Не стесняйся, скажи честно - тосковал же
без меня?
- Я? Без тебя? - повысил я голос. - Да кто ты такой, чтобы по тебе тосковать? Доставучий
шизофреник? Неубедительно, знаешь ли. Я, скорее, отдыхал от тебя.
Разочарованный демон фыркнул и надулся. Мои слова прозвучали слишком агрессивно и
беспокойно, чтобы в них поверить, но мальчишка купился. Или же хорошо притворился, скрывая
жалость ко мне и чувство собственного морального удовлетворения за счет моей униженности. Я
никогда толком не понимал Фантомхайва. Все больше и больше узнавая его с каждым прожитым
мгновением, я только окончательно убеждался в его недосягаемости и непредсказуемости.
- Ты хоть где жил все это время? - негромко отозвался он, искоса поглядывая на меня.
- Все равно ты уже не помнишь этого человека, - вяло сказал я. Страшно хотелось вырвать из
альбома памяти безынтересные страницы с 7-го по 13-ое февраля.
Допытываться Сиэль не стал и мирно принял мой ответ. Больше ничего он не сказал, а только
откинулся на спинку дивана и свесил на ней руки - я ощущал холод его сжатой ладони через
рубашку. Я так и остался сидеть на месте, никуда не двигаясь, ни о чем не размышляя и только
терпя на себе усталый, но неотрывно-заинтересованный взгляд Сиэля. Мне не нужно было сразу
поворачивать к нему голову, чтобы осознать, что меня зачем-то рассматривают, и это частично
раздражало меня. Когда я оглянулся на Фантомхайва и столкнулся с ним глазами, он сперва точно
по инерции не отвел туманного взгляда, а после резко передернулся и спросил, растягивая слова:
- А почему ты от меня прятал письмо от доктора?
Его неожиданный вопрос отчего-то поставил меня в тупик, и я замямлил:
- От какого еще доктора?
- От психиатра, какого же еще, - объяснил Сиэль с такой же безэмоциональной интонацией. -
Нашел у тебя на кровати. Просят же зайти; а дата, между прочим, еще концом января указана.
- Ты так хочешь побывать на допросе или тебя просто возмутило то, что я не предупредил о том,
что касается непосредственно тебя? - хмыкнул я. Верным вариантом оказался второй.
- Не знаю сам, чего я замешкался, хоть я и вполне согласен с диагнозом, - неосторожно сказал я, и
Сиэль прищурился и сложил на груди голые руки.
- То есть, ты веришь тому, что навыдумывали эти псевдоаналитики, принимая во внимание только
устроенную мной стрельбу? - Он скривил рот и изогнул одну бровь.
- А по-твоему, такие действия присущи нормальным людям? - взмахнул я руками.
- Себ, ты же не знаешь, какой они мне прием в своем кабинете устроили. Просто стали орать, что я
веду себя преступно, угрожать колонией и психушкой, а когда я им правду рассказывал, то только
перебивали и еще пуще верещали, один даже вызвался сбегать в дурдом за смирительной
рубашкой.
- Правду? То есть причину, по которой ты поставил на уши всю школу?
Демон кивнул.
- Дай угадаю: месть?
Снова кивок, холодный и краткий.
- Я знал, что в некоторые моменты ты хорошо соображаешь.
- О господи, Сиэль, я повторюсь, но почему так?..
- Ты же помнишь, как со мной обращались. Разве это был недостойный ответ на многолетние
издевательства? - Сиэль говорил так самонадеянно, что это еще больше усилило шок от его слов. -
К тому же, ты по себе знаешь, что бесконечно терпеть я не стану.
- Это было слишком, - угнетенно ответил я, подразумевая сразу два случая.
- Но я же добился своего.
- Конечно, теперь такого психа, как ты, никто и не подумает тронуть, если жизнь дорога.
Мальчишка словно не услышал, что я назвал его психом, иначе бы он строго покосился на меня
из-под бровей.
- Все равно это было далеко не главной местью; ни то, ни другое, - сказал Фантомхайв, заставив
меня самого поперхнуться (правда, воздухом, так как я ничего тогда не ел и не пил).
- Подожди, Сиэль... Только не говори, что ты еще думаешь ответить неизвестно кому за смерть
твоих родителей?!
- Почему такая интонация? - обиделся он. - Это же моя семья...
- Хорошо подумал? - перебил его я и после короткого молчания, полного сомнения и ожидания,
добавил:
- Прошло уже три года. Ты вообще за это время пробовал хоть что-то узнать? Да даже если бы и
пытался, ты ничего бы не смог сделать в силу своего возраста и отсутствия каких-либо связей. Ты
понятия не имеешь, кто и зачем поджег ваш дом, и было ли это вообще умышленно!
- Ты, похоже, совсем ничего не знаешь о моем отце, чтобы предполагать всего лишь несчастный
случай, - возразил Сиэль.
- Тем более! Если кто-то действительно нарочно устроил пожар, то это явно была не хромая
бабушка из соседнего дома или шаловливый подросток. Мафиози, контрабандисты, заказники и
наемники - этих же людей твой отец выдавал за обычных деловых партнеров и поставщиков? Да
от тебя мгновенно только пепел останется, если тебе удастся вдруг выйти на их след. Ты в самом
деле до сих пор не угомонишься?
- Себастьян, это не твое дело. Хоть десять или двадцать лет пройдет - я все равно надеюсь
вычислить убийц моей семьи.
- Ладно через двадцать лет, - а сейчас зачем забивать себе голову всякими глупостями? - не
унимался я. - И вообще, какая к черту месть может существовать в голове ребенка?
- Я не ребенок! - высокомерно отрезал граф, сдвинув тонкие брови.
- Да что ты говоришь? - язвительно хохотнул я и всплеснул руками. - Судя по тому хаосу, который
сейчас нас окружает, как-то ты чересчур беспомощен для взрослого, но зато для ребенка как раз
очень самонадеян!
- А ты повел себя совершенно необдуманно, покинув свой дом на целую неделю без
предупреждения! Разве взрослые люди не должны отвечать за все свои поступки? - закричал
Фантомхайв, резко нагнувшись прямо надо мной и демонстрируя всю свою желчь и гневность.
- Ты не представляешь, насколько велико мое желание в самом деле упечь тебя в психушку, и это
будет очень обдуманно и здраво, - разгоряченным шепотом ответил я, скалясь почти с
отвращением. - Шизофрению и агрессию нужно давить с самых первых ее проявлений.
- Только не забудь задержаться вместе со мной. Тебе самому не помешало бы пройти курс
лечения у хорошего аналитика ввиду твоих преступных влечений.
Он не поднялся с дивана, не затопал прочь по лестнице, не хлопнул дверью так, чтобы волны от
разозленного удара доносились до резвящихся животных на улице. Остался на месте, так же
придвигаясь ближе к моему лицу; и мы оба ощущали только распаленное неутомимым
соперничеством трепетное одержимое желание. Я не мог не протянуть к его горячей алой щеке
руку, не пропустить палец за ухо и коснуться его мягких отросших волос. Сиэль не одернул голову,
а только отреагировал упоительной улыбкой.
- А ведь без меня не с кем повздорить было, не так ли? - лукаво заметил я.
- Это отнимает слишком много нервов. Так что чем спокойнее, тем лучше, - ответил Фантомхайв и
после этого решил оставить меня наедине со своими не самыми симпатичными мыслями,
закопченной плитой и разбросанными на пыльном полу вещами.
- До встречи, Себастьян, - улыбнулась мне миссис Чеслок, полная рыжеволосая дама с крупной
родинкой под нижней губой. - Напомните мне, точно ли я заплатила Вам позавчера?
- Заплатили, причем совершенно точно, как и было указано.
- Тогда хорошо. Приятных Вам выходных.
Я покинул старый дощатый дом, где только что отмывал забрызганные акварелью окна, стены и
занавески, и побежал по расчищенному тротуару на метро, забывая о всем произошедшем за
день и предвкушая отдаленное воскресное утро.
Конец февраля ознаменовался тем, что я смог отыскать постоянное место службы (несмотря на
обстоятельства, я и поныне числюсь наемным работником в семье Чеслоков). Сиэль, как впрочем,
и всегда, не разделял мою заинтересованность в том, чтобы зарабатывать в качестве прислуги,
чем я занимался где-то до двадцати пяти лет и о чем непредвиденно мне вспомнилось. Мы
обсудили с ним и мой возможный круглосуточный график, и ту злополучную рекомендацию,
являющуюся необходимым препятствием на моем пути в дворецкие, и вынужденную
отчужденность; и хоть племянник и сделал отрицательный вывод насчет моего предложения, я
все равно отправил в газету объявление, уступив Сиэлю лишь в одном: указал о невозможности
работать в течение всей календарной недели. Как ни странно, реакции я дождался уже на
следующий день, но все же с первыми желающими - малоизвестной моложавой оперной певицей
и ее экстравагантным мужем-продюсером - заключить договора не удалось. Продюсер оказался
человеком привередливым и мог бы быть удачливым в карьере сыщика - рекомендацию,
которую я подумал скрыть, он откуда-то выудил и слушать что-то об исправлении и
испытательном сроке не захотел. Что ж, элита есть элита, подумал я, не стал отчаиваться, не
сказал демону об этом провальном собеседовании и продолжил ждать отзывов. Еще через двое
или трое суток, как в кинофильмах, трель мобильника оборвала наши с Сиэлем несинхронные
стоны, и незнакомый номер на экране заставил меня все-таки сделать выбор в пользу ответа на
звонок. На мое хриплое и заведенное "Алло?" ответил контральтовый немолодой голос,
представился именем госпожи Чеслок и спросил, ищу ли я еще работу. Сиэль шипел в дюйме от
микрофона, перекидывал руки через плечи и царапал облезлыми ногтями грудь, оттягивал меня
за волосы обратно на подушку, и из-за этих отвлекающих моментов я еще больше сбивался, и
будущая работодательница учтиво извинилась и согласилась, чтобы я сам перезвонил ей, как
только буду не занят. Я отключился и шикнул на Фантомхайва, который от нетерпения уже сам
пристроился у меня внизу. А днем 20-го февраля после минутного телефонного разговора я уже
стоял на пороге обыкновенного, тускло-розового, ветхого, но весьма ухоженного дома Чеслоков с
его аккуратной застекленной террасой и четырьмя спящими деревьями в крошечном саду,
засыпанном еще тонким слоем снега. На подоконнике второго этажа сидели две совсем
малолетние девочки и разливали воду из игрушечного чайника в игрушечные чашки. Мистер и
миссис Чеслок стояли на пороге и встречали меня. Они оба были смуглые, плотные, с прямыми
недлинными носами, большеглазые и закутанные в одинаковые белые плащи. По их виду я сразу
догадался, что та девчушка, что была светлой и горбоносой, являлась лишь гостьей у своей
щекастой черноволосой подруги.
Потенциальные хозяева по очереди пожали мне руку и запустили внутрь. Обаятельное северное
убранство дома мне приглянулось - кипельно-белые стены и полы, минимум негромоздкой
деревянной мебели, плетеные кресла-качалки, зеленые растения в жестяных ведерках,
тряпичные куколки на бирюзовом пластмассовом столике, древние фамильные часы с маятником
и огромная графическая картина в теплых тонах. Единственным упущением дизайнеров был
недостаток естественного света - хотя лично люди не могли быть виновны в проказах природы
над нашей страной. Отсутствие лишних мелочей, собирающих пыль, не могло не обрадовать меня
как слугу. На оптимистичной кухне с одной пятнистой стеной и множеством керамических
горшков на полках я обнаружил закрепленную магнитом из Италии цветную фотографию, где
помимо родителей и девочки торчала белолицая голова крашеного подростка с ирокезом и
синяками под глазами. Госпожа Чеслок сказала, что это их первенец, с нежностью погладила его
хмурое лицо на снимке и рассказала, что он учится в частной школе, но на нынешние каникулы
решил не возвращаться домой, а укатил с небольшой группой отличившихся в учебе студентов в
Швейцарские Альпы на средства школы и некоего успешного предприятия по пошиву униформы.
Герда, младшенькая, по заверению моих водителей, ребенок спокойный, творческий, как и они
сами и ее брат, неудобств мне доставлять не сможет, и никаких сомнений в том, чтобы остаться
здесь, у меня больше не возникало. Мы со взаимным довольством подписали подготовленную
бумагу, и со следующей недели я уже мог начинать работать по выбранным мною
понедельникам, средам и пятницам. Я скорее понесся домой, чтобы осчастливить Сиэля, и карман
моего пальто вдруг загудел. Неопределенный номер мог звонить только по объявлению, и мне
следовало ответить.
- Да, слушаю.
- Добрый день, я говорю с мистером Михаэлисом?
Я подтвердил, и неуверенный мужской голос так же оживленно заговорил:
- Меня зовут - ик - мистер Харкорт. Вы ведь нанимаетесь дворецким?
Дворецкий, конечно, громко было сказано (какой же порядочный управитель будет работать
только трижды в неделю?), но на это я не указал и начал вежливый отказ:
- Я боюсь, что Вы немного опоздали со звонком. Я только что нашел себе место.
- Как так?! - взревел собеседник и тотчас трескуче откашлялся. - Извините, мистер Михаэлис... ик...
но почему? Неужели уже ничего нельзя сделать?..
- Прошу прощения, но уже нет.
Дата добавления: 2015-11-05; просмотров: 23 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |