Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Памяти Сурендры Дахъябхай Патела 59 страница



- Послушайте, – произнесла Джоуни Келверт. – Я понимаю, все это весьма интересно в психологиче-ском смысле, но думаю, сейчас не время…

- Помолчите, Джоуни, – перебила ее Клэр.

Джулия так и не отрывалась глазами от лица Расти.

- Почему для вас это так важно? – спросил Расти. В тот миг он чувствовал себя так, словно кругом нет никого, кроме них двоих. Словно за ними никто не наблюдает.

- Просто расскажите мне.

- В один прекрасный день, когда мы делали… это… до меня вдруг дошло, что муравь тоже имеют свои собственные жизни. Я понимаю, это звучит как какой-то сентиментальный расс…

Вмешался Барби:

- Миллионы людей в мире в это верят. Они постоянно живут с осознанием этого.

- Ну, словом, я тогда подумал: «Мы делаем им больно. Сжигаем их на земле и, возможно, запекаем их живьем в их подземных жилищах». Нечего и говорить о тех, которые попадались прямо под линзу Джорджа. Некоторые из них просто застывали, а большинство буквально вспыхивали пламенем.

- Это ужасно, – произнесла Лисса, вновь крутя в пальцах свой анкх.

- Да, мэм. И вот в один день я сказал Джорджу, что надо перестать это делать. Он не перестал. Он сказал: «Это ядрена война». Я точно запомнил, именно так, не ядерная, а ядрена. Я хотел забрать у него увеличительное стекло. Ну, а что было дальше, думаю, вам достаточно знать о том, что между нами нача-лась драка и его линза разбилась.

Он замолчал.

- Но это неправда, хотя именно так я рассказывал в то время, и даже отец, который меня хорошенько тогда отхлестал, не услышал от меня ничего другого. Джордж своим родителям рассказал, как оно было на самом деле. Я разбил эту чертову линзу умышленно, – он показал рукой во тьму. – Так же, как я разбил бы ту штуку, если бы мог. Потому что сейчас муравьи – мы, а эта штука – это увеличительное стекло.

Эрни вновь подумал о том коте с горящим хвостом. Клэр Макклечи припомнила, как она со своей то-гда наилучшей подругой в третьем классе жестоко дразнили девушку, которую они обе терпеть не могли. Она была новенький в их школе, и у нее был такой смешной южный акцент, словно она говорила сквозь картофельное пюре. Чем больше та девочка плакала, тем сильнее они смеялись. Ромео Бэрпи вспомнил, как он напился в ту ночь, когда Хиллари Клинтон[422]плакала в Нью-Хэмпшире, а он поднимал тосты к эк-рану телевизора, приговаривая: «Так тебе и надо, проклятая куколка, прочь с дороги и пусть мужчины за-нимаются мужским делом».



Барби вспомнил тот самый спортивный зал: пустынную жару, запах дерьма и хохот.

- Я хочу собственными глазами увидеть эту вещь, – сказал он. – Кто со мной?

- Я пойду, – вздохнул Расти.

В то время, как Барби с Расти приближались к коробочке с ее странным символом и ослепительно пульсирующим огоньком, выборный Джеймс Ренни находился в той камере, где еще недавно в этот же ве-чер был заключен Барби.

Картер Тибодо помог ему положить на топчан тело Джуниора.

- Оставь меня с ним сейчас, – приказал ему Большой Джим.

- Босс, я понимаю, как вам должно быть тяжело, но есть сотни дел, где нужно ваше участие именно сейчас.

- Я об этом помню. И займусь ими. Но сначала мне нужно побыть в одиночестве с моим сыном. Пять минут. Потом ты можешь привести сюда пару ребят, чтобы забрать его в похоронный салон.

- Хорошо. Я вам сочувствую, такая потеря. Джуниор был хорошим человеком.

- Нет, не был, – возразил Большой Джим, проговаривая слова спокойно, с интонацией беспристраст-ного оценщика фактов. – Но он был моим сыном и я его любил. А вообще, знаешь, не так уже все и важно.

Картер подумал и кивнул:

- Понимаю.

Большой Джим улыбнулся.

- Я понимаю, что ты понимаешь. Мне начинает казаться, это ты тот сын, которого я хотел бы иметь.

Картер с расцветшим от удовольствия лицом отправился к ступенькам и вверх, в комнату дежурных.

Когда он исчез, Большой Джим сел на топчан и положил голову Джуниора себе на колени. Лицо у мальчика осталось совсем неповрежденным, а Картер закрыл ему глаза. Если не обращать внимания на пропитанную кровью рубашку, можно было подумать, что он спит.

«Он был моим сыном, и я его любил».

Это правда. Он был готов принести Джуниора в жертву, это так, но уже существовал прецедент: стоит лишь вспомнить, что случилось на Голгофском холме. И так же, как Христос, его сын умер не нелепо. Весь тот вред, который наделала своей болтовней Эндрия Гриннел, будет исправлен, когда жители города уз-нают, что Барби убил несколько честных офицеров полиции, включая единственного сына их лидера. Бар-би где-то на свободе, Барби, который, вероятно, готовит какие-то новые дьявольские козни – это политиче-ский плюс.

Большой Джим просидел так довольно долго, он расчесывал пальцами Джуниору волосы и зачаро-ванно вглядывался в его умиротворенное лицо. Потом начал очень потихоньку, едва слышно ему напе-вать, как когда-то Джуниору пела его мать, когда он малышом лежал в колыбели, смотря на мир широко раскрытыми, удивленными глазенками. «Серебряная лодочка-луна польется, в ней малыш плывет в небе, плывет в небе высоком, и тучки мимо плывут… плыви, мальчик мой, плыви… плыви в широкое море…»

Замолчал. Забыл, какие там дальше слова. Убрал со своих коленей голову Джуниора и встал. Поры-висто зателепалось, затряслось сердце, он затаил дыхание… и сердце выровнялось. Потом, чуть позже, надо поискать себе среди фармацевтических запасов Энди еще того верапа-как-его, подумал Большой Джим, но сейчас многовато срочной работы.

Оставив Джуниора, он, держась за перила, медленно тронулся вверх по ступенькам. Картер ждал в комнате дежурных. Трупы оттуда уже были убраны, и двойной слой газет впитывал в себя кровь Мики Вордло.

- Идем в городской совет, пока сюда не набежала целая толпа копов, – позвал он Картера. – Офици-ально День свиданий начинается… – он взглянул на свои часы. – Через двенадцать часов. Нам надо успеть сделать много дел до этого.

- Понимаю.

- И не забудь о моем сыне. Я хочу, чтобы Бови сделали ему все, как полагается. Достойный вид тела и хороший гроб. Скажи Стюарту, если я увижу Джуниора в каком-то из тех дешевых гробов, которые он у себя всегда держит на подхвате, я его убью.

Картер все записывал в своем блокноте.

- Я все проконтролирую.

- И еще скажи Стюарту, что скоро я с ним сам поболтаю. – Сквозь двери участка вовнутрь протисну-лись несколько офицеров. Вид у них был подавленный немного испуганный, все юные, буквально зеле-ные. Большой Джим поднял себя из кресла, в которое ненадолго присел, чтобы перевести дух. – Время ид-ти.

- Хорошо, я готов, – кивнул Картер. Но почему-то заколебался.

Большой Джим оглянулся.

- Ты о чем-то думаешь, сынок?

«Сынок». Картеру нравилось, как звучит это «сынок». Его родной отец пять лет тому назад разбился, врезавшись на своем пикапе в один из мостов-близнецов в Лидсе[423], да и не большая потеря. Он изде-вался над своей женой и обоими сыновьями (старший брат Картера сейчас служил в военно-морских си-лах), но Картер за это не очень переживал; его мать отупляла себя кофейным бренди, и Картер тоже все-гда мог сделать несколько глотков из ее бутылки. Больше всего в своем отце он ненавидел то, что тот был плакса, а более того – еще и тупица. Люди считали, что и Картер такой же самый тупица, черт побери, да-же Джунс так считал, но никаким тупицей он не был. Мистер Ренни это понял, и, конечно же, мистер Ренни отнюдь не был плаксой.

Картер осознал, что уже не колеблется относительно своего следующего шага.

- У меня есть кое-что, что вам, наверное, нужно.

- И что это?

До этого Большой Джим впереди Картера было спустился в подвал, тем самым предоставив возмож-ность Картеру заглянуть в свой шкафчик. Теперь он его открыл и вытянул оттуда коричневый пакет с напи-санным на нем печатными буквами, словом ВЕЙДЕР. Он протянул конверт Большому Джиму. Кровавый отпечаток подошвы на нем, казалось, горел.

Большой Джим открыл клапан.

- Джим, – произнес Питер Рендольф. Он вошел незамеченным и теперь стоял возле перекинутой дис-петчерской стойки с обездоленным видом. – Мне кажется, сейчас все уже улеглось, но я не могу найти не-скольких новых офицеров. Боюсь, они посмывались.

- Этого надо было ожидать, – сказал Большой Джим. – Но это временно. Вернутся, когда все успокоит-ся и они поймут, что Дейл Барбара не собирается нападать на город во главе банды кровожадных канни-балов, чтобы сожрать их живьем.

- Однако же этот чертов День свиданий…

- Пит, большинство людей завтра будут вести себя как можно лучше, и я уверен, у нас хватит офице-ров, чтобы управиться с теми, кто будет вести себя иначе.

- А как нам быть с той пресс-конфе…

- Ты что, не видишь, что я сейчас занят? Пит, ты видишь это или нет? Боже правый! Приходи через полчаса в горсовет в комнату заседаний, и мы обсудим там все, что ты захочешь. Но сейчас оставь меня, к демонам, в покое.

- Конечно. Извиняюсь, – произнес Пит оскорбленным голосом и пошел на попятную с не менее ос-корбленным, застывшим лицом,

- Стой, – приказал ему Ренни.

Рендольф остановился.

- Ты совсем не высказал мне сочувствия в связи с моим сыном.

- Я… я… мне очень жаль.

Большой Джим измерил Рендольфа взглядом.

- Конечно, жаль.

Рендольф ушел, и уже тогда Ренни извлек из конверта бумаги, наскоро их просмотрел и затолкал на-зад в конверт. Посмотрел на Картера с неподдельным любопытством.

- Почему ты сразу же не отдал мне это? Ты хотел придержать эти бумаги?

Теперь, уже отдав конверт, Картер не усматривал другого для себя выбора, кроме как говорить прав-ду.

- Эй. По крайней мере, какое-то время. На всякий случай.

- Какой случай?

Картер пожал плечами.

Большой Джим не настаивал на ответе. Как человек, который сам собирал компромат на любого и всякого, кто мог бы перейти ему дорогу, он это и так понимал. Был другой вопрос, который интересовал его намного больше.

- Почему ты передумал?

И вновь Картер сделал выбор в пользу правды.

- Потому что я хочу быть вашим человеком, босс.

Большой Джим поднял вверх свои кустистые брови.

- Хочешь. Человеком, более близким, чем он? – он кивнул головой в сторону дверей, за которыми только что исчез Рендольф.

- Чем он? Да он же просто посмешище.

- Да, – положил руку на плечо Картеру Большой Джим. – Так оно и есть. Идем. А как только придем в городской совет, сожжение в печи комнаты заседаний этих бумаг будет первый вопросом, который мы ре-шим в сегодняшней повестке дня.

Они были действительно каменные. И ужасно нечеловеческие.

Барби увидел их сразу же после того, как шоковый импульс пронзил ему руки и развеялся. Его пер-вым, мощным порывом было убрать руки с коробочки, но он пересилил себя и держался за нее, смотря на существ, которые захватили их в плен. Держали в заключении и издевались над ними ради забавы, если Расти был прав.

Их лица – если это действительно лица – состояли из углов, но эти углы были все выпуклыми и, как казалось, время от времени они менялись так, словно реальность вне их не имела сложившейся формы. Он не мог определить, сколько их там или где они там. Сначала он думал, что их четверо, потом восемь, а потом только двое. Они вызвали в нем глубокое чувство отвращения, наверное, потому, что были настоль-ко инородными, что на самом деле он абсолютно не мог их воспринимать. Та часть его мозга, которая от-вечала за интерпретацию сигналов органов чувств, не могла декодировать информацию, которую присы-лали ей глаза.

«Мои глаза несостоятельны их увидеть, даже в телескоп. Эти существа находятся в какой-то дале-кой-далекой галактике».

Для понимания этого не существовало оснований – ум говорил ему, что властители коробочки могли бы иметь базу где-то под ледяным покровом на Южном полюсе или находиться на орбите Луны в какой-то их собственной версии космического корабля «Энтерпрайз»[424] – но все-таки он понимал. Они у себя до-ма… какой бы ни был этот дом. Они наблюдают. И они наслаждаются.

Конечно, не иначе, потому что эти сукины дети смеются.

А затем он вновь оказался в том спортзале в Фаллудже. Было жарко, потому что там не было конди-ционеров, только вентиляторы вверху перемешивали и перемешивали густой суп воздуха, насыщенный смрадом немытых людских тел. После допроса они отпустили всех подозреваемых, кроме двух Абдулл, которые оказались недостаточно прыткими, чтобы убежать и где-то затаиться после того, как взрывы двух самодельных бомб забрали жизни шести американцев, а снайпер застрелил еще одного – Карстерза, пар-ня из Кентукки, которого все любили. И они стали пинками гонять тех Абдулл по спортивному залу, еще и посдирали с них одежду, и Барби хотел было сказать, что лучше ему уйти оттуда, но не сказал. По крайней мере, ему хотелось бы сказать, что он не брал в этом участия, но ведь брал же. Они тогда хорошенько распалились. Он вспомнил, как пнул какого-то из Абдулл прямо в его костлявую, заляпанную дерьмом сраку, вспомнил то красное пятно, которое на ней оставил его солдатский ботинок. Оба Абдуллы тогда уже были совсем голые. Он вспомнил, как Эмерсон ударил ногой второго прямо под его обвислые мудя так сильно, что яйца у того подлетели вверх, а Эмерсон кричал: «Это тебе за Карстерза, траханый песчаный нигер». И его матери также вскоре будут вручать флаг, в то время как она будет сидеть на складном стульчике перед могилой, вновь та же самая старая-престарая история. И тогда, как раз когда Барби вдруг осознал, что в техническом смысле именно он сейчас является командиром этих людей, сержант Гакерме-ер дернул одного из них за размотанный хиджаб – единственное, что оставалось на том из одежды, при-ставил его к стенке и упер в лоб Абдулле ствол пистолета, запала пауза, и никто не произнес «стоп» в этой тишине, и никто не сказал «не надо» в той немоте, и сержант Гакермеер нажал на курок, и кровь брызнула на стену, так же, как она брызжет на стену уже в течение трех тысяч лет и дольше, так было всегда, про-щай, Абдулла, не забывай писать, когда будешь иметь свободную минутку между пусканием вишневого сока с тамошних девственниц.

Барби оторвал руки от коробочки и хотел встать, но ноги его предали. Его подхватил Расти и держал, пока он не опомнился.

- Господи, – прошептал Барби.

- Ты их видел, да?

- Да.

- Они дети? Как ты думаешь?

- Возможно, – но это был неправильный ответ, не то, во что он сам верил в глубине души. – Вероятно.

Они побрели туда, где их друзья толпились перед фермерским домом.

- Вы в порядке? – спросил Ромми.

- Да, – ответил Барби. Он должен поболтать с детьми. И с Джеки. А также с Расти. Но не сейчас. Сна-чала ему надо собой овладеть.

- Вы уверены?

- Да.

- Ромми, а у тебя есть еще рулоны свинцового полотна в магазине? – спросил Расти.

- Эй. Я оставил кое-что на грузовом дебаркадере.

- Это хорошо, – кивнул Расти и попросил у Джулии ее мобильный телефон. Он надеялся, что Линда сейчас дома, а не в комнате для допросов в полицейском участке, но ожидание было единственным, на что он мог сейчас полагаться.

В сложившихся обстоятельствах, разговор у Расти вышел коротким, менее чем тридцать секунд, но для Линды Эверетт он оказался достаточно длинным, чтобы развернуть этот ужасный четверг на сто во-семьдесят градусов – в сторону солнечного света. Она присела за кухонный стол, заслонила лицо руками и заплакала. По возможности тише, потому что наверху у нее теперь спало не двое, а четверо детей. Она забрала домой брата и сестру Эпплтонов, и теперь у нее, кроме Джей-Джей, появились еще и Ал-Эй.

Алиса и Эйден были ужасно подавленными – Боже правый, а как иначе, – однако рядом с Дженни и Джуди их немного отпустило. Помог также бенадрил[425], каждый ребенок получил свою дозу. По требова-нию ее девочек Линда постелила спальники в их комнате, и теперь они все вчетвером без задних ног спа-ли вповалку на полу между кроватями; Джуди и Эйден обнявшись.

Едва лишь она начала успокаиваться, как кто-то постучал в двери кухни. Первое, что пришло ей на ум, – полиция, хотя, принимая во внимание кровавую бойню и сплошной беспорядок в центре города, она не ожидала полицейских так скоро. Да и в этом деликатном постукивании не слышалось ничего властного.

Она пошла к дверям, задержавшись только для того, чтобы снять с крюка над раковиной полотенце для посуды и вытереть себе лицо. Сначала она не узнала своего гостя, в частности потому, что он имел другую прическу. Волосы у него больше не были связаны в хвост на затылке, они рассыпались по плечам Терстона Маршалла, обрамляя его лицо, делая его похожим на старую прачку, которая после длинного трудового дня получила плохую весть – ужасную новость.

Линда приоткрыла двери. Еще какое-то мгновение Терси оставался стоять на пороге.

- Кара мертва? – голос у него звучал низко, хрипло. «Да, словно он сорвал свой голос еще на Вудсто-ке, скандируя «Речевку» вместе с «Рыбой», и голос так никогда больше к нему и не вернулся»[426] – поду-мала Линда. – Она на самом деле умерла?

- Боюсь, что так, – тоже низким голосом ответила Линда, помня о детях. – Мистер Маршалл, мне так жаль.

Еще какой-то миг он так и стоял там, застывший. А потом схватился за свои свисающие по бокам ли-ца седые кудри и начал раскачиваться взад-вперед. Линда не верила в подлинность любви между «Вес-ной» и «Декабрем», в этом смысле Линда была старомодной. Каре Стерджес и Маршаллу она могла дать, скорее всего, два следующих года, а может, всего лишь полгода – сколько понадобится на то, чтобы утих жар в их половых органах, – но этим вечером у нее не возникало никаких сомнений в том, что любовь этого мужчины была настоящей. И его потеря.

«Неизвестно, что там между ними было, но эти дети углубили их чувства, – подумала она, – и Купол тоже». Жизнь под Куполом все интенсифицировала. Уже сейчас Линде казалось, что они живут под ним не несколько дней, а годы. Внешний мир выветривался из памяти, словно увиденный сон после пробуждения.

- Заходите, – пригласила она. – Но ведите себя тихонько, мистер Маршалл. Дети спят. Мои и ваши.

Она налила ему настоянного на солнце чая, ничуть не прохладного, но это было лучшее из всего, что она могла предложить при данных обстоятельствах. Он отпил половину, поставил стакан на стол и начал тереть себе кулаками глаза, словно ребенок, которому давно уже время лежать в кровати, спать. Линда правильно угадала, так он старался взять себя в руки, и сидела тихонько, ждала.

Он сделал глубокий вдох, выдохнул, а потом полез рукой себе в нагрудный карман старой синей ра-бочей блузы. Достал сыромятный ремешок и завязал волосы на затылке. Она решила, что это хороший знак.

- Расскажите мне, что там случилось, – произнес Терстон. – И как это случилось.

- Я не все видела. Кто-то сильно ударил меня в затылок, когда я старалась оттянуть вашу… Кару… с прохода.

- Но ее же застрелил кто-то из копов, это правда? Какой-то проклятый коп в этом проклятом, напрочь полицейском, расположенном к расстрелам городке.

- Да. – Она потянулась через стол и взяла его за руку. – Кто-то крикнул «револьвер». И там действи-тельно был револьвер. Это был револьвер Эндрии Гриннел. Она могла принести его на собрание с наме-рением застрелить Ренни.

- Вы думаете, это оправдывает то, что случилось с Карой?

- Господи, да нет же. А то, что случилось с Эндрией, было откровенным убийством.

- Кара погибла, стараясь защитить детей, не так ли?

- Так.

- Детей, которые не являются ее родными детьми.

На это Линда не сказала ничего.

- И все-таки, они были ее детьми. Ее и моими. Назовите это прихотями войны или прихотями Купола, но они были нашими, эти дети, которых иначе мы с ней никогда бы не смогли иметь. И пока не будет раз-рушен Купол – если он вообще когда-нибудь исчезнет, – они останутся моими детьми.

Линда лихорадочно думала. Можно ли довериться этому мужчине? Она думала, что да. Расти же ему наверняка доверял; говорил, что этот парниша просто чертовски ловкий медик, особенно если помнить, как давно он не принимал участие в этих их игрищах. И еще Терстон ненавидел тех, кто властвовал здесь, под Куполом. Он имел на это причины.

- Миссис Эверетт…

- Пожалуйста, зовите меня Линдой.

- Линда, можно, я переночую у вас, здесь на диване? Мне хотелось бы быть здесь, если они проснут-ся среди ночи. А если нет – я надеюсь, они спокойно будут спать, – я хотел бы, чтобы они меня увидели, когда спустятся сюда утром.

- Вот и хорошо. Мы все вместе позавтракаем. Хлопьями. Молоко пока что не скисло, хотя ему уже не-долго осталось.

- Хорошо звучит. А когда поем, мы мигом освободим вас от нашего присутствия. Извините меня за то, что я скажу, особенно если вы патриотка вашего города, но Честер Милл у меня уже в печени сидит. Я не могу совсем из него убежать, но хочу убраться от него по возможности дальше. Единственный пациент в госпитале с серьезными проблемами – это сын Ренни, но он сам покинул больницу сегодня днем. Он все равно вернется, тот беспорядок, который происходит в его голове, заставит его вернуться, однако сей-час…

- Он мертв.

Терстон не выказал никакого удивления.

- Инсульт, я думаю.

- Нет, застрелен. В тюрьме.

- Я должен был бы сказать, что мне жаль, но на самом деле нет.

- Мне тоже, – сказала Линда. Она не знала наверняка, что там делал Джуниор, но хорошо себе пред-ставляла, каким образом это обернет в свою пользу его отец.

- Я переберусь с детьми на озеро, туда, где мы были с Карой, когда это началось. Там спокойно, и я уверен, что смогу найти достаточно пищевых запасов, чтобы какое-то время продержаться. Возможно, да-же довольно долго. Может, у меня даже получится найти домик с генератором. Но среди того, что проис-ходит в этой общине, – он предоставил своим словам сатирический оттенок, – я существовать не желаю и отдаляюсь. И забираю Эйдена с Алисой.

- Предположим, я смогу вам предложить лучшее место.

- Правда? – И когда Линда ничего дальше не произнесла, он протянул руку над столом и дотронулся до нее. – Вы должны хоть кому-то доверять. Например, мне.

Таким образом, Линда рассказала ему обо всем, включая то, что прежде чем подниматься на Черную Гряду, им надо заехать к Бэрпи за свинцовым полотном. Говорили они почти до полуночи.

Северная часть дома Маккоя была непригодна для жизни – после очень снежной прошлой зимы, крыша там оказалась внутри проваленной, – но с западной стороны сохранилась столовая, сугубо фер-мерская по стилю, длинная, почти как железнодорожный вагон, вот там-то и собрались беглецы из Честер Милла. Барби сначала расспросил Джо, Норри и Бэнни, что они видели или, что им мерещилось, когда они потеряли сознание на краю того, что теперь между ними называлось лучезарным поясом.

Джо вспомнил горящие тыквы. Норри сказала, что все стало черным и солнце пропало. Бэнни снача-ла заявил, что ничего не помнит. А потом ладонью хлопнул себе по губам, вспомнил.

- Вопли, – произнес он. – Я слышал вопли. Такое что-то там было, очень плохое.

Сначала все молчали, осмысливая услышанное. Первым отозвался Эрни.

- Горящие тыквы не очень суживают диапазон поисков, если это то, что вы стараетесь делать, пол-ковник Барбара. Груду тыкв с солнечной стороны сарая можно увидеть чуть ли не под каждой стеной в городе. Урожайный сезон на них был, – он помолчал, а потом добавил: – И когда такой вновь будет?

- Расти, а твои девочки?

- Да почти тоже самое, – и дальше Расти рассказал им все, что смог вспомнить.

- «Остановите Хэллоуин, остановите Большую Тыкву», – удивленно повторил Ромми.

- Чуваки, здесь конкретно есть какая-то схема, я ощущаю, – воскликнул Бэнни.

- Нет базара, чувачок, – поддержала его Рози, и все рассмеялись.

- Твоя очередь, Расти, – сказал Барби. – Может, стоит о том, как ты упал в обморок, когда сюда под-нимался?

- Уточняю, я тогда не совсем упал в обморок, – сказал Расти. – А все эти вещи легко объясняются об-щим стрессом. Массовый психоз включительно с групповыми галлюцинациями – обычное дело у тех, кто находится в подавленном состоянии.

- Премного благодарен, доктор Фрейд, – уклонился Барби. – А теперь расскажи нам, что именно ты видел.

Расти уже дошел до фигуры в полосатом колпаке патриотических цветов, и тут воскликнула Лисса Джеймисон:

- Да это же то чучело, которое стоит на лужайке перед библиотекой. На нем еще одетая моя старая майка с фразой из песни Воррена Зевона…

- «Милая родина Алабама, заиграй-ка ту песню мертвой группы», – продолжил ее фразу Расти. – И садовые лопатки вместо рук. Ну, словом, оно загорелось. А потом «полыхнуло» – и исчезло. Вместе с моим обмороком.

Он обвел присутствующих взглядом. Удивился, какими расширенными глазами они на него смотрят.

- Расслабьтесь, друзья, наверное, я видел это чучело раньше, прежде чем это со мной случилось, а мое подсознание потом вытолкало его вверх, – он нацелил палец на Барби. – А если ты вновь назовешь меня доктором Фрейдом, получишь рябчика.

- А вы на самом деле видели его раньше? – спросила Пайпер. – Возможно, когда забирали своих до-чек со школы или еще когда-то? Потому что библиотечная лужайка прямо напротив игровой площадки.

- Да я не помню вообще, нет, не могу припомнить.

Расти не уточнил, что последний раз он забирал девочек со школы еще в начале месяца, а тогда на-вряд ли чтобы где-то в городе уже делались какие-то хэлллоуиновские постановки.

- А теперь вы, Джеки, – обратился Барби.

Она вытерла свои губы.

- Вы считаете, что это действительно важно?

- Да, именно так я и считаю.

- Люди горят, – произнесла она. – И дым, а сквозь него в тех местах, где разрывы в дымовой завесе, полыхает огонь. Кажется, словно пылает весь мир.


- Эй, – подхватил Бэнни. – Люди кричали, потому что они горели. Теперь и я свое припомнил. – Он вдруг спрятал лицо на плече у Элвы Дрэйк. Она его обняла.

- До Хэллоуина пока что целых пять дней, – сказала Клэр.

- Я так не думаю, – возразил Барби.

Дровяная печь в уголке комнаты заседаний в городском совете стояла давно никому не нужная, по-крытая пылью, но все еще оставалась в рабочем состоянии. Большой Джим проверил, открыт ли дымоход (скрипнула ржавая задвижка), дальше извлек накопленные Дюком Перкинсом материалы из конверта с кровавым отпечатком подошвы. Полистал, кривясь от прочитанного, а потом вкинул бумаги в печь. Кон-верт оставил.

Картер был на телефоне, говорил со Стюартом Бови, пересказывал ему, что желает Большой Джим для своего сына, говорил, чтобы тот сейчас же принимался за работу. «Хороший мальчик, – думал Боль-шой Джим. – Далеко может пойти. Пока будет помнить, с какой стороны ему мажется хлеб маслом, то есть». Тем, кто об этом забывает, приходится платить высокую цену. Эндрия Гриннел об этом узнала только лишь этим вечером.

На полке рядом с печью лежалая коробка спичек. Большой Джим чиркнул и дотронулся пламенем спички краешка «доказательств» Дюка Перкинса. Заслонку он оставил открытой, чтобы видеть, как они го-рят. Это дарило ему незаурядное удовлетворение.

Подошел Картер.

- Стюарт Бови на связи. Сказать, что вы позвоните по телефону ему позже?

- Дай мне его, – протянул руку за телефонной трубкой Большой Джим.

Картер показал на конверт.

- Вы хотите, чтобы я это также вбросил в печь?

- Нет. Я хочу, чтобы ты взял несколько чистых листов из принтера и положил их в этот конверт.

Картеру хватило мгновения, чтобы постигнуть идею.

- У нее были просто торчковые галлюцинации, наркоманский бред, так?

- Бедная женщина, – согласился Большой Джим. – Спустись в противоатомное убежище, сынок, это там. – Он кивнул большим пальцем мимо печи, в сторону вполне обычных дверей, если не обращать вни-мания на табличку с черными треугольниками на желтом фоне. – Там две комнаты. В конце второй стоит маленький генератор.

- О’кей…

- Перед генератором располагается люк. Его тяжело заметить, но если присмотришься, то увидишь. Подыми его и посмотри. Там, внизу, должно быть спрятано толи восемь, или десять небольших баллонов с пропаном. По крайней мере, в последний раз, когда я туда заглядывал, они там лежали. Проверь и до-ложишь мне, сколько их там.

Ему стало интересно, спросит ли Картер, зачем это, но Картер промолчал. Просто отвернулся и от-правился выполнять приказ. Поэтому Большой Джим добавил ему вслед:

- Одно замечание, сынок. Не забывай всегда ставить точки над «и» и в конце предложения, в этом кроется секрет успеха. И в Божьей помощи, конечно.

Когда Картер ушел, Большой Джим нажал на телефоне кнопку восстановления разговора, и если Стюарт уже отключился, его сраке будут светить крутые неприятности.

Стюарт ждал.

- Джим, я соболезную, такая потеря, – произнес он сначала, и это уже был ему плюс. – Мы сделаем все, как полагается, я думаю, лучше всего подойдет гроб модели «Вечный покой», это дуб, хранится тыся-чу лет.

«Продолжай и быстрее переходи к главному», – молча, подумал Большой Джим.

- Это будет наилучшая наша работа. Он будет как живой, вот-вот встанет и улыбнется.

- Благодарю тебя, друг, – произнес Большой Джим, мысленно себе отмечая: «А он, к черту, поумнел».

- Теперь о том рейде, который назначен на завтра, – начал Стюарт.

- Я тебе и сам как раз собирался позвонить относительно этого. Тебя интересует, остается ли он в повестке дня? Да, остается.

- Однако же со всем этим, что случилось…


Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 25 | Нарушение авторских прав







mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.035 сек.)







<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>