Перебивать Зайладара никто не решался. Когда он на мгновение приумолк, только сам император и решился возразить ему.
- Но ведь так делали наши предки ещё четыреста лет назад! Всю энрельскую эру покойных несли ногами вперёд, ведь так у Энреля на Небесах душа сначала отдаёт на суд плохое, своё грешное содержание, а потом благочестивое, чтобы склонить чашу весов высшего правосудия в светлую сторону. И так Создатель отвергает грехопадение человеческой души, а принимает её чистой, светлой. Все мы знаем только такое учение, преподобный отец. А как же можно нести покойного вперёд головой? – настороженно спросил император.
- Вот об этом и речь, сын мой. Душа должна следовать к своему Создателю непорочной стороной, дабы распахнуть ему веру и любовь свою, – отстаивал своё Зайладар.
- Ваше преподобие, я, как и государь, не могу согласиться со словами вашими, – не умолчал Иноргам и встал со своего кресла.
- Вы обвиняете меня в ереси?! – злобно огрызнулся преподобный отец.
- Ни в коем случае, ваше преподобие, я не могу сделать этого. Но и согласиться с вами не могу, увы. Есть же устои, традиции вероисповедания нашего. По ним мы жили и молились вот уже четыреста лет. Нельзя так просто и так резко изменить всё, – смиренно растолковал игумен.
Константин неотрывно следил за Советом, ведь был поднят вопрос принципиальной важности. Его глаза скользили по колонному залу и следили за реакцией советников. Вначале все были встревожены таким заявлением, большинство почти во весь голос осуждали слова Зайладара. Но затем зал начал разрываться на части: кто-то был за, а кто-то против. Очень немногие, как, например, Октавия, сохраняли непроницаемый нейтралитет и только любопытно вертели головами, подслушивая чужое мнение. Константину было приятно, что Иноргам не складывает оружия перед всемогущим преподобным отцом, а отстаивает своё мнение и, наверное, всё же мнение большинства верующих, которых он и призван представлять в Совете.
- В ветхом послании Берниасса к Волдиру я прочёл, – поучал Зайладар. - «Да не очерню я взора Создателя, когда ангелы поднесут к нему мою душу. Не может душа вся светлой быть, и на суде Энреля предстану я пред ним сначала в добрых свершениях, а не в срам. Так в последний раз проявлю бесконечную любовь к светлому Энрелю. Так несите меня лицом к Небесам и теменем вперёд, а чревом и пятами назад. Это будет в светлом сильном духе. Люблю я Создателя. Всё ничто пред ним». Послание это отыскал я год назад в старинном книгохранилище в Аварпе. Наши предки так проявляли волю. И после смерти они любили Энреля, и в воссоединении с его Небесным домом крепчали их узы, - его указательный палец всё время грозно резал воздух, добавляя вес его словам. – А символ врачевания в виде двух змей и обычай вкладывать оружие в руки воинам павшим? Это наследие от доэнрельской эры, и оно не имеет общего с верой нашей!
- Так хотел один мученик. Мы же четыре века исповедуемся так, как сказано в Светлой Песни. Она вдохновила предков наших на борьбу за истинную единственную веру и независимость. И за это время Фирия достигла успехов внушительных, – яро не соглашался Иноргам.
- Создателя не обманешь, он всё про детей своих знает. Он видит душу каждого, чистую и грешную стороны её. А важнее, как усилиями воли ты покажешь ему любовь свою, какими поступками покажут любовь свою остальные, – прорычал Зайладар, наведя на игумена сверлящий взгляд и зловеще подняв указательный палец.
Почувствовав недобрый накал между представителями духовенства, Константин очень осторожно попытался наладить прежний порядок в Совете:
- Это вопрос очень сложный, уважаемый Совет. И я не намерен решать его здесь и сейчас. Преподобный отец, не перенести ли нам его на Съезд земель?
- Да будет так, государь. Рассмотрим мы вопрос этот на Съезде земель, – неохотно согласился Зайладар.
Как только два священника уселись по своим местам, в зал вернулся порядок. Неохотно и с заминками Совет перешёл к решению повседневных проблем. Нынешнее заседание тянулось дольше обычного, так как даже мелочи необходимо было обсудить особенно пристально и взвешенно. Затем подвели итоги работы за минувший сезон - а каждый сезон работы Совета начинался с первым днём лета. Под конец Константин сильно утомился. Государственные дела никак не лезли ему в голову, зато горькие и неприятные думы о семье из головы выгнать никак не удавалось. По окончании заседания, о котором по обычаю торжественно объявил лорд Таэрт, все советники проводили императора дружным поклоном, а затем начали расходиться сами. Только небольшая группа чиновников и их помощников задержалась на минутку возле главы Совета, который недовольным тоном о чём-то толковал с ними.
- Ваше преосвященство! – тихо позвал Константин Иноргама.
- Да, ваше высочество, – отозвался игумен.
- Я слушал ваши рассуждения. Вы говорили хорошо, отстаивая вековые устои веры. Я могу только предполагать, как вы будете утрясать это в церковных кругах, однако я хочу, чтобы вы выступили и на Съезде земель, – втайне от лишних ушей сказал император.
- Это большая честь для меня. Да поможет нам обоим Создатель.
- Да осветит он нас. Приходите. И знаете, такие решения не принимаются поспешно.
И старик только понимающе кивнул седой головой.
Выйдя из зала, Константин со свитой растворился в длинном коридоре с рельефными стенами и сводчатыми потолками. Император задумал воплотить одну идею, родившуюся у него в конце заседания.
- Эвансэр! - окликнул он старого дворецкого, шустро поспевавшего за остальными. – Найдите лучшего игрушечного мастера, закажите ему гвардейца и грифона в масштабе 1 к 16. И чтобы как можно больше частей у них были подвижными или съёмными. Передайте, что эти игрушки для принца Сандро. Пусть их изготовят как можно скорее.
- Слушаюсь, ваше величество, – глухим голосом ответил слуга.
День переваливал за вторую половину. Под звон колоколов народ покидал полуденную службу в Соборе светлого Энреля. Наступило время обеда. Жизнь и работа в замке текла по строгому распорядку. Досуг императора был невелик. Свита проводила Константина до обеденного зала, где на накрытом столе его ожидало изобилие яств. По обыкновению сюда должны были прийти обедать и его домочадцы, но их государь не обнаружил. Вокруг стола, как рой пчёл, кружились слуги. Они уносили нетронутые блюда и накрывали крышками иные, будто кто-то уже закончил трапезу. Увидев императора, они остановились и начали низко кланяться.
- Как это понимать? Где моя семья? – нетерпеливо спросил император у одного из слуг.
- Ваше высочество…, – раболепно отвечал молодой человек, – позвольте, я позову главного…
- Я здесь главный, – отрезал монарх, отчего слуга съёжился, сделался маленьким и уже хотел пасть к ногам. – Зови, конечно, – сказал Константин.
В ту же секунду, словно из-под земли, появился старший лакей с маскообразной вежливой улыбкой.
- Ваше превосходительство, мне велели передать вам, что ваш сын простудился, и врачеватель не разрешает ему покидать покоев. Императрица Аделаида находится с принцем Сандро и изволила обедать с ним. А принцессу Изабель мы ожидаем с минуты на минуту. Изволите обедать?
- Не сейчас. Пообедаю позже, – задумчиво ответил Константин и торопливо вышел вон.
Сандро был наглухо укутан в тёплое одеяло, под которое нянечка не уставала подсовывать бутылки с горячей водой, обмотанные полотенцем. Он сидел в постели, прислонившись к нагромождённым за спиной подушкам, и заходился кашлем. Под глазами расплылась нездоровая синева, остальная кожа отдавала мрамором. У изголовья стояла Аделаида.
- Ну, ведь говорила же я тебе, Сандро, простудишься! Вечера-то ещё холодные, - порицала она.
Сандро извинялся стыдливо, хриплым голосом. Покрасневшие глазёнки мальчика виновато опустились. В спальню на цыпочках вошли слуги из столовой с горами всякой еды на специальных колёсных столиках. Среди разнообразных блюд, вызывающих слюнки своим дивным ароматом, поджаристыми корочками и интереснейшими украшениями, словно звали к себе пухленькие пирожные с розовой глазурью.
- Ладно, сынок, давай-ка покушай, – сказала императрица, заботливо поддевая своему золотцу слюнявчик, и поднесла ему пиалу с бульоном.
Но принц только поворотил носом – недомогание лишило его аппетита.
- Ты что это, Сандро? Врачеватель сказал, чтобы поправиться, тебе нужно кушать. Чтобы были силы. Ну хотя бы несколько ложечек. Открывай-ка ротик…, - уговаривала она.
Маленький принц проглотил немного зеленовато-жёлтого жирного бульона и брезгливо сморщился. Бульон показался ему до тошноты противным. Во рту чувствовалась гуща с комочками.
- Вот так, кушай. Молодец! И хлебушек не забывай! – радостно приговаривала Аделаида, поднося ему ломоть мягкого тёплого хлеба и одну ложку бульона за другой.
Однако бульон был настолько мерзким, что Сандро никак не хотел его глотать. Когда щёки набились до отказа, он отвернул своё страдальческое личико подальше от пиалы.
- Ну, опять ты за своё! А у меня тут ещё есть вот что! – она достала блестящее пирожное и подразнила им сынишку. – Скушаешь супчик, получишь его!
Мальчик заставил себя проглотить отвратительную жижу, застоявшуюся у него во рту, и нехотя, жалобно поглядывая то на маму, то на пирожное, приоткрыл рот для следующей ложки.
Тяжёлая дверь распахнулась, как занавеска, и в покои принца вошёл император.
- Папа! – весело визгнул детский голосок.
- Сандро! – улыбаясь, воскликнул отец.
Увидев сына своими глазами, он успокоился, ведь не так уж всё было и страшно, как он вначале себе представил.
– Как ты?
- Болеет, как видишь, – без малейшей радости от появления супруга, сказала Аделаида, даже не обернувшись.
- Как тебя угораздило простудиться-то? Ты ж в своей комнате? – полюбопытствовал государь, присаживаясь рядом.
- На Собор любовался ночью. Окно открыл и замёрз, – опережала Сандро мать.
Константин знал о недобром расположении своей супруги, поэтому просто вопрошающе посмотрел на принца.
- Да, пап, вот так, – каялся Сандро.
Хлюпающий и шмыгающий носом сын показался отцу таким забавным, что он не удержался от смеха и шутливо потрепал его длинные волосы.
- Мальчуган! Ну, пустяки это! Все мы в детстве болели, - Константину было приятно узнать, что его сын, оказывается, ещё и непослушный озорник. Таким, по его мнению, и должен быть маленький принц. – Так что ничего, поправишься и будешь как новенький, - с командирской невозмутимостью приговаривал он, похлопывая сына по спине.
- А он не хочет поправляться. Врачеватель назначил ему на обед кушать бульон, а он его не ест, - стояла на своём Аделаида, надеясь на поддержку супруга.
- Мам, а что ты всё повторяешь «врачеватель, врачеватель»? Ты сама этот бульон попробуй! – вдруг завопил мальчик.
Аделаида с недоумением посмотрела на сына и, чтобы показать личный пример, решила отведать бульончик. Запах у него был весьма сносный, над поверхностью разгуливал пушистый пар. Она зачерпнула полную ложку, подула и, едва влив жидкость в рот, незамедлительно выплюнула обратно в пиалу.
- Вот и генерал Дорлих корчится от таких же супчиков, – отметил Константин.
На лице Аделаиды было написано, что это кушанье совершенно несъедобно.
- Как можно такое давать больному ребёнку?! Я сейчас же велю врачевателю назначить что-нибудь другое, а иначе он у меня в темнице до конца дней своих будет есть эту дрянь, – разгорячилась императрица. Потом она взяла себя в руки. – Прости, Сандро, за мои слова.
- Да, Аделаида, ты уж разберись с этими травниками, – осторожно поднесся бульон к своему носу, поддержал её Константин. – Знаешь, сынок, не так уж это и опасно - простудиться. Я по себе знаю: хорошенько переболеешь сейчас – и сам не заметишь, как потом будешь легко переносить эту заразу на ногах! Уплетай то, чего тебе хочется. Это приказ императора!
Ни секунды не думая, Сандро схватил пирожное и жадно запихал его в рот. Вот что нужно было ребёнку для полного счастья! От удовольствия он и забыл про своё недомогание. Лакомство было с кремом внутри, который не только размазывался по губам, но и приятно обволакивал воспалённое горло. Константин восхищался радостью Сандро и на секундочку даже вновь почувствовал себя счастливым отцом. Лица обоих расплылись в безоблачной улыбке.
- Скоро приедут лекари из Оспурсии. Я ведь рассказывал тебе о своей поездке в эту провинцию, помнишь, Сандро? – начал император. Маленький принц, занятый поглощением очередного кондитерского шедевра, поднял глаза и кивнул головой. – Вот, может, они что и посоветуют, какое-нибудь другое лекарство. А пока я тебе посоветую укрепить свой дух. Думай о том, что поправишься, и вот увидишь, сам не заметишь, как встанешь на ноги. Запомни, сынок: ты – будущий император. Ты должен быть силён изнутри, крепок, как скала. А императора сильного духом не возьмёт никакая болезнь!
- Не слушай его, Сандро. Папа и сам иногда забывает, с чем играет. Вот только спохватывается, когда уже поздно, – вполголоса вставила Аделаида.
- Я говорю, что знаю! Посмотри на меня, Сандро. Меня ни одна зараза не пробьёт! – с уверенностью говорил Константин и для большей убедительности ударил себя в могучую грудь.
- Ой, да что ты такое говоришь? – вскричала Аделаида. - Мальчику только восемь, а ты его уже начинаешь учить своим глупостям! Я помню, с чего всё начиналось. Думаешь, я позволю такому повториться?
Ей хотелось высказаться, но место и момент были очень неподходящими. Константин подавленно перевёл глаза с принца на блестящую шёлковую простыню. Сандро испугался за родителей, их ссор он никогда раньше не наблюдал.
– Сандро, мальчик мой маленький, покушай чего-нибудь посерьёзней! Смотри-ка, вот курочка…, – быстро переменив тон на мягкий, сказала Аделаида, подсев к сыну поближе.
- Сын, запомни, что я тебе сказал. Ты станешь мужчиной, и тебе нужно быть готовым к трудностям. Ты должен быть силён телом, умом и волей. Запомни, что Империя у нас большая и врагов у неё немало…, - поучительно продолжил Константин.
- Знакомые слова. Ничего не напоминают? – опять язвительно спросила женщина.
Стоявшие невдалеке слуги остолбенели от происходящего. Император помрачнел и перешёл в наступление.
- Та-ак! Хватит! – сердито зыкнул он, устремив на супругу такой грозный взгляд, от которого даже у Сандро пробежали мурашки. – Пойдём, Аделаида, поговорим.
- Сейчас, только покормлю Сандро, – испуганно замялась императрица, прикрываясь сыном.
Она нечаянно подняла встревоженные глаза и натолкнулась на озлобленный взгляд мужа, вздохнула и покорно последовала за ним. Добросовестная нянечка сразу же склонилась над постелью своего подопечного и, чтобы для него разрядить обстановку, как ни в чём не бывало заворковала:
- Ну что, мой хомячок, будем кушать?
Маленький принц посмотрел на её наивное лицо, за которым, ему показалось, скрывалось неизгладимое слабоумие, и демонстративно отодвинул от себя столик с едой.
- Мам! Пап! – взволнованно просипел он.
- Мы сейчас вернёмся, – остановившись на миг, сказал отец.
Уединившись в длинном коридоре, где их свидетелями могли стать лишь стены, Константин начал нелёгкий, но важный разговор.
- Аделаида, я же с тобой об этом разговаривал. Мы всё-всё обсудили.
- Да, но ты, кажется, ничего не понял, – раздражённо крикнула женщина.
- Мне жалко нашего сына не меньше, чем тебе, только я не могу на каждом шагу выражать это слезами, понимаешь? Не считай меня бесчувственным монстром.
- А ты именно такой и есть! Ты ни о семье, ни обо мне совершенно не думаешь. Ты даже не понимаешь моих чувств! Ты думаешь только о войнах, о победах! – всё громче и громче обвиняла она мужа.
Они оба и не заметили, как в коридоре появились два стражника.
- Аделаида! – оборвал её Константин. – Я делаю то, что должен делать. Мои сыновья – мои наследники. Ни один преподаватель не научит их тому, чему научу я. Я стараюсь сделать их настоящими мужчинами…
- Его…, - слетело с материнских губ, и её длинные ресницы потяжелели от слёз.
- Ах, Аделаида, прошу тебя! - голос императора сделался подавленным. Глаза грустно заблестели.
- Мне не хватает его, Константин, – жалобно проговорила императрица.
- Да. И мне тоже, – с камнем в душе признался Константин. – И ничего теперь больше не радует.
- Не отнимай у меня ещё и Сандро, пожалуйста.
- Это трудно, очень трудно. Я постараюсь не подвергать его жизнь риску. Да, он остался один, но я должен его многому обучить, иначе всё дело наших предков может пропасть.
- Константин, пообещай мне, что впредь будешь дальновиднее!
- Я….
- Поклянись именем Энреля, что сбережёшь Сандро, что не будешь бросать его на необдуманный риск, что ты обучишь его другими способами, только не подвергая его опасности. Клянись! Пожалуйста.
- Я… я клянусь тебе, Аделаида. Клянусь именем Энреля, здесь и сейчас, что постараюсь обучить Сандро, не подвергая его жизнь опасности, – произнёс император. Из глаз его один за другим побежали горючие блестящие ручейки.
- Спасибо, – шепнула Аделаида. - Ты же сам говорил, что дети – это главное в жизни.
- Я должен был об этом думать. Ох, дорогая, мне так больно, – глотая слёзы, он заключил её в крепкие объятия и положил свою седеющую голову на её грудь.
- Я понимаю тебя. Но впредь, прежде чем отправить сына в поход, пожалуйста, помни, что дома его жду я.
- Простите, ваше величество. Для вас срочное сообщение, – не осмеливаясь подойти достаточно близко, с почтительного расстояния вполголоса проговорил стражник.
Константин встрепенулся, быстро вытер заплаканное лицо.
- Давайте сообщение! Благодарю вас, можете идти.
Он взял в руки запечатанный конверт и подозрительно запечатанную шкатулку.
- Прошу извинить, ваше величество, велено передать, что необходимо сначала прочесть письмо. Мы должны оставаться рядом с вами во время прочтения, – робко проговорил другой служивый.
- Что за вздор?! – недоумённо воскликнул император. Он извлёк из конверта сложенный пополам лист бумаги, на котором плохо разборчивым почерком было написано «Секретно. Только для его величества». Отойдя от лишних глаз, Константин развернул бумагу.
«Приветствуем ваше императорское величество! Взяли деревню Фемделен, что на севере Пэлии. Доказательства наличия в этом регионе могущественных магов очевидны. Более того, мы обнаружили влияние эльфов Керплана. Доказательства в шкатулке. Открывайте осторожно и только в присутствии стражников.
Исполняющий обязанности начальника генерального штаба генерал Роф Тер Ингут».
Прочитанное озадачило Константина. Он легонько потянул за крышку шкатулки, разламывая печать. Изнутри послышалось шипение какого-то животного, возможно, крупного насекомого. Император на всякий случай вытянул руки, прищурил глаза и откинул крышку.
- Создатель светлый! Керплан! – не веря своим глазам прошептал он.
В углу шкатулки свернулась клубочком крохотная - размером с котёнка - красивая, но запуганная до смерти девушка с длинными светлыми волосами и обрывками пёстрых бархатистых чешуйчатых крылышек на спине.
– Дорогая Аделаида, я должен уйти, – заторопился император.
- Стой! Сначала.… Помнишь, о чём мы только что говорили?! – настойчиво спросила императрица.
Константин одобрительно кивнул.
Император влетел в спальню сына:
- Сандро! Извини, но у меня возникли очень важные государственные дела, я вынужден тебя покинуть, – виновато протараторил отец.
- А можно я пойду с тобой? Мне уже легче! – прозвенел маленький принц, с улыбкой покидая кровать.
- Нет! Только когда вырастишь, – ответил Константин, беря сынишку на руки. – А вот подрастёшь, я научу тебя летать на грифонах! – торжественно объявил он, прокатив Сандро по воздуху на своих руках. Это понравилось не только восторженному мальчику, но и пробудило улыбку на лице его мамы. – А пока лежи и поправляйся! Помни, о чём я тебе говорил! Император должен быть здоровым, сильным и выносливым! - Сильные руки сделали последний вираж и возвратили хохочущего мальчугана назад в постель. – Вот и мама с тобой побудет. А я вернусь, как только смогу. И не с пустыми руками!
Оставив позади комнату Сандро, Константин мгновенно переменился в лице. В голову на полных парусах влетали разные беспокойные планы. С одной стороны он осознал неизбежность войны с эльфами, а это значит опять расходы, напряжение и, главное, новые потери. А с другой стороны – это новая война, окрыляющая славой и выгодами. Судьба мира была в его руках, и сейчас от него требовалось однозначное решение.
- Вы оба за мной! - скомандовал он стражникам, что принесли сообщение.
Войдя в свой кабинет, он схватил со стола первую попавшуюся чистую бумагу, перо с чернильницей и живо принялся писать письмо.
«Приветствую вас, мои генералы! Сообщение с феей получил. Это в корне меняет дело. Врагов у нас больше, чем мы думали. Не предпринимайте никаких наступательных действий. Удерживайте захваченные земли. Оставьте за командующего армией генерала Огнира. Генерал Ингут срочно нужен мне на Съезде земель. Стрелой в Святослово!
Император».
- Вызывали, ваше сиятельство? – просипел старый дворецкий, заходя в кабинет и низко кланяясь.
- Эвансэр, как обстоят дела с новой картой взамен этой? – правитель указал рукой на карту Фирийской империи над его столом.
- Мастера завершат работу со дня на день, ваше превосходительство.
- Ясно…, - загадочно протянул Константин, ставя на свёрнутом листке «Секретно» и запечатывая его в конверте. – Вы свободны, Эвансэр.
Вот что в строжайшем секрете от советников держал Константин: север Пэлии по-прежнему оставался непокорным имперской Армаде. И знал об этом лишь очень ограниченный круг близких императору лиц. Война продолжалась, не пересыхали реки крови. Имперской крови. Однако последние оплоты пэлийского королевства оставались незыблемыми под прикрытием мощнейшей магии. А значит, даже обновлённая карта у император в скором времени может стать ошибочной.
- А вы, срочно передайте это сообщение обратно в Пэлию! – обратился император к стражникам.
***************************
- Хотя бы какой-то толк от этих новых «гуманных» законов…, - бормотал Константин своим подручным, растворяясь в бесконечном каменном коридоре, спускающемся во мрак замковых катакомб.
Здесь на одном из подземных уровней располагалась пропитанная многовековыми страданиями темница. Эхо тысячеустых стонов блуждало по её запутанным коридорам, наполненным ужасной вонью. Редкие факелы открывали взору кошмарную картину нечеловеческих условий, которые, однако, сохраняли в себе все черты расчётливой рукотворности.
- Шевелись, грязная свинья, – с особым презрением резали затхлый воздух слова надзирателя.
Ему усердно сопутствовал леденящий свист бича, отвечал которому омертвевающий выдох изнурённого человека. Трудно представить, что такой тяжёлый гулкий звук мог издавать человек. Но это был не просто человек, а человек до смерти изнеможённый издевательствами, жаждой, голодом, а теперь ещё и тяжёлой унизительной работой: убирать нечистоты за такими же узниками, или самих узников, кончивших здесь жизнь.
- Утащи это, а то будешь жрать его раздувшиеся внутренности! Живее, гнида! Я надеюсь, ты скоро станешь таким же, - орал надзиратель.
Нестерпимая симфония нисколько не трогала узника за толстой решёткой из мрачного очернённого временем железа. Уродливые тени плясали на сырых камнях, исцарапанных неисчислимым количеством несчастных, томившихся в этой, ничем не отличавшейся от многих других камере. Её нынешний пленник был ещё очень свеж. Это поганое место ещё не нанесло на его упитанное тело всех своих печатей. На грязной коже сочилось лишь несколько свежих ссадин и ран, на груди и конечностях зрели обширные синяки. Голова со свисающими с неё длинными седыми волосами и бородой бессильно завалилась на холодную стену. Потухшие глаза, смыкаемые разбухшими от побоев багровыми веками, через узкие щели равнодушно глядели на выцарапанные на камне слова «За что?» Кое с чем страдалец уже свыкся. Он не обращал внимания на нескончаемую брань надзирателей, его уже не отвлекали жирные крысы - пожалуй, единственные живые существа, которым здесь жилось вольготно. Он даже смог привыкнуть к непрекращающимся побоям и унижениям, но вот к одному никак не мог, а именно к потере чувства времени. Вдали от неба, солнца и звёзд, которые он уже и не мечтал увидеть, он не знал, что сейчас: день или ночь. В постоянном гнетущем полумраке время делилось лишь на какие-то фрагменты, обрывки воспоминаний между редкими кормёжками и побоями, побоями и побоями. Отвратительную, похожую на рвотную массу, с горой накладываемую в миски, престарелый узник до сих пор оставлял крысам, но даже они зачастую разбегались от одного её запаха. Несомненно, животы эти зверьки отъели на человеческом мясе, которого здесь было достаточно. Они словно чуяли приближение смерти и спешили поскорее собраться в камере того, кого покидала жизнь. Может быть, поэтому около старика их становилось всё больше.
Чеканящий топот подкованных сапог раздавался всё ближе. Некоторые здешние обитатели, которым не посчастливилось долго пробыть в заключении, знали эти сапоги. Когда их каблуки непоколебимой поступью обрушивались на булыжный пол, они могли разогнать любую дремоту, кошмарные сны - воспринимаемые здесь как сладкие - и даже на время остановить побои. Эти сапоги тут были богом. Услышав их приближение, все без исключения надзиратели, палачи и охранники-садисты приходили в оцепенение. Эти тёмные коридоры, будь они живыми, рассказали бы, сколько народу лобызало эти сапоги, целовало и умоляло. Но бог этот, увы, не всегда был благороден. Закоптелые потолки были свидетелями, сколько языков они передавили, сколько зубов и рёбер пересчитали, сколько пальцев осталось под ними….
Пожилому узнику сами эти сапоги ещё не были знакомы, однако их размеренный топот набатом раздавался в его голове. По своему опыту он давно научился различать тех или иных людей по их обуви и походке, особенно когда они шли по каменному полу. Он и сам когда-то издавал подобный звук, прислушиваясь к нему и наслаждаясь им, во время переходов по длинным залам и коридорам своего замка. Нынешний нарушитель его мучительного покоя шёл уверенно, как мог бы идти какой-нибудь начальник, человек, который не опасался других людей, а если таковые и нашлись, кого он опасался, то все они уже давно составляли компанию крысам за этими тяжёлыми решётками.
Император Константин был добр к тем, кто не строил козней против трона, и был справедлив с теми, кто ему угрожал. Поэтому начальником тюрьмы он назначил Айнеда. Этот мужчина пребывал ещё в первой половине своей жизни, но уже заработал себе шумную репутацию, разносящуюся топотом подкованных сапог. Это ужасающее существо будто вылезло из Ошия, чтобы помогать «вершить правосудие». Как и любой демон, он торчал подальше от свежего воздуха и солнца. Но страшнее было то, что это всё-таки был человек. Айнед был невысокого роста, с длинными руками, большими ушами и с вечной издевательской кривой ухмылкой, не сходившей с его лица даже во время сна. На коже его головы, как, наверное, и на других участках тела, от рождения не было ни одного волоска. В детстве он тяжело переболел, лицо его перекосила страшная гноеродная зараза, но он каким-то чудом выжил. Многие подшучивали, что его не взял к себе в Оший сам Властелин, чтобы в Ацвеге у него был приспешник. После таких наблюдений Айнед отправил их шутить к демонам, за что и сам попал в тюрьму. С тех же пор истинный цвет кожи его лица скрывала раскидистая татуировка. Может быть, его благословил сам Властелин, но он дотянул до амнистии после смерти Бэрвика-Многожёнца и, вопреки предположениям, остался на службе нового императора. Он нашёл утеху в пытках и казнях глубоко под землёй, где те, кто осмеливался смеяться над его внешностью, сразу познавали его бескрайнюю жестокость.
Император и лязгнувшие металлом сапоги остановились возле камеры с надписью «король пэлии».
- День, ваше величество, – испуганно хрюкнул толстый надзиратель, неестественно вытянувшийся в струну и прекративший издевательство над несчастным мужичонкой, который из последних сил своих тощих конечностей пытался оттащить труп.
- День, – немного с брезгливостью поприветствовал Константин.
Он не любил это место, но посещал пытки своих немалочисленных врагов. Восторгаясь вихрем кровопролитий на поле боя, он порой приходил в ужас от зверств своего главного тюремщика.
– Давайте его, – указывая на короля Пэлии, с притворной деловитостью скомандовал Константин.
Пока угрюмые охранники исполняли волю государя, он сам не смотрел на бывшего короля Пэлии.
Айнед в это время интересовался последними событиями в жизни его родного цеха, не упустив возможности раскурить самокрутку.
- Что они ели сегодня на обед? – раздался его гнусавый голос.
- То же, что и на завтрак: позавчерашний ужин. Прошлая смена, мать их …, не скормила, а повар сказал, чтобы ничего не пропадало, вот мы и расхлёбываем, – оправдываясь, забрызгал слюной толстяк.
- А это что? Из восьмой? – спросил Айнед, ткнув пальцем воздух над скрюченным беднягой, вцепившимся в труп.
- Всё верно, – будто растаяв от мучений заключённого сказал надзиратель. – Этот сукин сын словно ждал моей вахты, чтобы подохнуть. Вот мразь, а! А мне с ночной ещё и трупов не хватало. Во второй и третьей секции сами дежурные позаботились, а на моём участке бардак какой-то. Не могли дохляка убрать! Вот заставляю эту тварь из восьмой убрать его брата. Хе-хе! А что? Пусть попрощаются! Хе-хе-хе!
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 22 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |