тического, лексического и грамматического тождества языка
крито-микенской и классической Греции. Тот факт, что в про-
цессе миниатюризации письменность была потеряна греческим
миром, а затем восстановлена на совершенно иной графиче-
ской и типологической основе (слоговое письмо - алфавит),
причем оба типа коррелируют через фонетическую, лексиче-
скую, грамматическую специфику языка, представляется нам
решающим для отказа от внешних - через вторжения - объ-
яснений, оставляющим лишь две возможности: либо имма-
нентное, из свойств предантичной социальности объяснение,
что было бы действительно чудом, либо же объяснение локаль-
ное, из специфических свойств окружения в Эгейском море.
Нам кажется, что в бассейне Эгейского моря похоронил
традицию и утопил ее прогресс кораблестроения, одинаково
полезный и для осуществления функций центральной власти в
условиях островного земледелия, и для развития пиратского
ремесла. Когда корабль достиг соответствующих размеров -
пентеконтеры, корабли с 50 гребцами появились еще при Ми-
носе, они же основной тип в гомеровском списке кораблей, -
то забитое островами Эгейское море заполнилось вдобавок
<плавающими островами>; корабль стал сравнимой с населени-
ем острова силой. Иными словами, островное земледелие и вся
морская традиционная цивилизация попали в условия, когда
традиционное соотношение 8 земледельцев на 2 представителя
ремесел и управления не могло уже выдерживаться. Земледель-
цу пришлось осваивать несколько профессий, переводить их в
личные навыки, овладевать разделенными прежде очагами про-
фессионального знания. Судя по поэмам Гомера, типичный
продукт такого стяжения, сопровождающегося, естественно,
редукцией навыков, их <упадком>, выглядит многоролевой
универсальной личностью. Одиссей, например, царь, пират,
воин, земледелец, плотник, навигатор и даже выдающийся со-
фист: <На земле ты меж смертными разумом первый, также и
сладкою речью> (Одиссея, XIII, 297-298). Фигура классического
свободного грека - гражданина (царя), земледельца (или ре-
месленника), воина, моряка и писаря (ряд гражданских проце-
_____________Научно-техническая революция и философия_____________5j_
дур требовал всеобщей грамотности) - сохраняет эту универ-
сальность интегрированного человека, мультипрофессионала,
способного заниматься с меньшим, конечно, искусством, чем
профессионал традиционный, самыми различными делами,
жить по формуле: <и жнец, и швец, и на дуде игрец>.
Вторая особенность этой навязанной окружением интегра-
ции профессий, их конвергенции - собирательного движения,
по ходу которого впервые появляется человек вообще, а не
плотник или временно исполняющий бессмертную должность-
имя, состоит в появлении и широком развитии двусубъектных
схем деятельности, в которых один выполняет функции памяти
- программирует через слово деятельность, <разумно движет,
оставаясь неподвижным>, а другой (или другие) реализует за-
данную в слове программу в дело, <разумно движется, остава-
ясь неразумным>. Палубное происхождение двусубъектности
очевидно, именно здесь, на палубе, пятьдесят воль, умений
идентифицировать и оценивать ситуации, совершать выбор,
решать отчуждены в одну голову, а принятые этой головой ре-
шения и схемы деятельности отчуждены через слово в дейст-
вия пятидесяти, но уже в гомеровской Греции эта палубная
двусубъектность с резким акцентом на примате слова и подчи-
ненном положении дела пронизывает и трудовые и бытовые
ситуации, дом Одиссея, например, построен на этом палубном
принципе. Этот принцип двусубъектности, тождества слова и
дела, мысли и поведения-бытия проступает и в том, что мы на-
зываем классическим рабством в отличие, скажем, от рабства
принадлежности в традиционном обществе, и это отличие со-
стоит в подчеркивании именно подчиненного положения уни-
версализированного дела, способного в потенции реализовать
все, быть <чистой возможностью> всего и актуализироваться
<по слову> в определенность действительности.
Третья особенность процесса - субъективация социально-
сти. Если традиция прилаживала социально необходимые навы-
ки к силам и регулирующим возможностям человека, то уни-
версализм включает в этот процесс Очеловечивания навыков по
мерке сил и возможностей индивидов саму социальность, весь
целиком состав кода социальной наследственности, то есть де-
лает человека в полном смысле социальным, а социальность
человечной, ограниченной возможностями человека, конечной
и обозримой. Ясно, что этот процесс не обходится без потерь
знания, без <упадка и деградации> вплоть до исчезновения ря-
52____________________________М.К.Петров
да очагов профессионального знания (ремесло писаря - лишь
один из примеров), но ясно также, что редукция социальности
как целостности по мерке способностей человека создает в ус-
ловиях двусубъектной деятельности новый субстрат целостно-
сти, а именно логический, лингвистический, по отношению к
которому очаги профессионального знания выступают либо как
части целого, либо как частные случаи общего, либо как абст-
рактные моменты, фрагменты кода. Внешне этот процесс субь-
ективации социальности как раз и дает эффект масштабной
миниатюризации, когда на протяжении второго и начала пер-
вого тысячелетий до нашей эры автономная социальная едини-
ца проходит в Эгейском бассейне путь от многотысячной цело-
стности традиционного социума к карликовой, но при всем
том автономной социальности гомеровских <домов>, где вот
даже в самых крупных и славных, вроде дома Одиссея, едва ли
больше сотни <домочадцев>. И лишь с этого предела, где каж-
дый Одиссей в своем доме <один повелитель>, берет начало
новая ветвь интеграции к городам, империям, которая сохра-
нит и донесет до нашего времени это чувство границы - чер-
ты конечности, обозримости, конкретности, замкнутые на ло-
гическое основание (закон, форма, функция, модель и т.п.).
Стяжение профессий в личные навыки, двусубъектность с
четким различением программирующего слова и реализующего
дела, субъективация социума до размеров доступной единолич-
ному человеческому контролю области поведения - все это,
по сути дела, предопределило дальнейшее: появление закона и
гражданского поведения, подчиненного слову-закону, пере-
стройку мировоззрения на логико-лингвистической основе, где
место кровнородственной связи займут выделенные из структу-
ры языка универсальные категории. Тождество-противоречие
господствующего слова и рабствующего дела развернется в кос-
мологическую идею сотворенности мира по слову, палубный
принцип единовластия вознесет Одиссея на небо, и добавление
новых личных навыков - законодателя, драматурга, архитекто-
ра, геометра - соберет в фокусе превосходных степеней всех
искусств фигуру единого, вездесущего, всеведущего, всеблаго-
го, всемогущего универсального регулятора - бога христианст-
ва, такого же <одного повелителя> в христианском миропоряд-
ке, каким гомеровские Одиссеи были в своих домах. Все это -
история философии, и всем этим мы заниматься не будем. От-
метим лишь одну важную для нас деталь: универсальный ан-
______________Научно-техническая революция и философия______________53_
тично-христианский миропорядок, уже в силу тождества мысли
и бытия, слова и дела, оказался значительно беднее традицион-
ного, потерял, в сущности, общение, стал миром поведения, и
только поведения.
Мы уже настолько привыкли к этой потере, привыкли до-
вольствоваться поведением и обходиться без общения (Кант,
например, даже не различал взаимодействие и общение - 30,
с. 175), что универсальный структурный элемент нашей карти-
ны мира - тождество мысли и бытия - с трудом поддается
экспликации, опредмечиванию, способен вызывать недоумения
и даже возражения в том духе, что вот не все европейские фи-
лософы занимались проблемой тождества (см. 31, с. 117, 119-
120), как если бы существование явления зависело от того, за-
нимаются ли им или не занимаются философы; никто, напри-
мер, не занимается проблемой членораздельности языков, но
от этого языки не перестают быть членораздельными. И мы
здесь говорим не о занятиях философов, а о строении предмета
философии - кода социальной наследственности в его евро-
пейском варианте.
Настаивая на принципе тождества мысли и бытия как на ос-
новном структурном элементе нашего мировоззрения, мы име-
ем в виду характерный, по основанию регулирования, органи-
зационный контакт общения и поведения, слова и дела, в ко-
тором поведение оказывается формализованным, а формализм
поведенческим - однозначным, непротиворечивым, целесооб-
разно-программным, поскольку <знать> по нашей норме зна-
чит <уметь>. И хотя в паре общение-поведение, слово-дело ан-
тичность и христианство подчеркивают примат слова, умозри-
тельного формализма, и подчиненное положение поведения,
дела, сам смысл организационного контакта, как показали уже
Юм, Кант и Гегель (2, с. 103-105), состоит в том, что ущерб
терпит именно слово, общение, поскольку поведение в конеч-
ном счете производно от свойств окружения, а слово способно
что-то программировать лишь в пределах возможного для дела,
для поведения; можно приказать попрыгать на языке, но реа-
лизация такой программы наткнется на фундаментальные за-
труднения. Срезающий возможности общения эффект тождест-
ва мысли и бытия, возникающая из этого организационного
контакта общения и поведения тупиковая ситуация лучше все-
го, нам кажется, показана у Юма: <Если мы, исходя из порядка
природы (из поведенческого ее понимания. - М.П.), заключа-
54____________________________М.К.Петров
ем о существовании особой разумной причины, которая впер-
вые ввела во вселенную порядок и продолжает поддерживать
ее, мы прибегаем к принципу и недостоверному и бесполезно-
му. Он недостоверен, ибо предмет его находится совершенно
вне сферы человеческого опыта; он бесполезен, ибо, если наше
знание об этой причине заимствуется исключительно из поряд-
ка природы, мы не можем, согласуясь с правилами здравого
рассудка, извлечь из причины какое-нибудь новое заключение
или, прибавив что-либо к общему, известному нам из опыта
порядку природы, установить новые правила образа действия
или поведения> (32, с. 145).
Эта <ввинченность> общения в поведение, ограничение ки-
бернетической функцией регулирования как несущим элемен-
том целостности системы знания не только привязывает обще-
ние к поведению и вносит в общение строгий порядок, орга-
низацию, делает его <правильным мышлением>, но и гермети-
зирует кодирование, отсекает традиционные - через имя бога
- пути социализации нового и обновления кода социальной
наследственности, не предлагая ничего взамен. Этим, видимо,
объясняется тот факт, что традиция, в частности Китай, про-
должала накапливать знание, тогда как христианская Европа
практически до XVIII в. продолжала жить накопленным в пре-
дантичные времена поведенческим багажом; все европейские
новшества были не продуктом социализации выдуманного и
изобретенного в самой Европе, а результатом заимствований из
других очагов культуры (5, 12, 33). Новая универсальная форма
категориального кодирования допускала лишь универсальную
же и категориальную форму социализации нового, а характер-
ная для тождества мысли и бытия замкнутость общения на по-
ведение неизбежно должна была придать социализации нового
форму выхода за границы освоенного поведения, форму транс-
цендентального синтеза, движения в рамках возможного опы-
та, то есть если и в традиционном и в предтрадиционном об-
ществе в основе обновления лежал тот способ, который физио-
логи называют условно-рефлекторным, ограниченный совер-
шенствованием навыков при сохранении основной технологи-
ческой схемы, то для универсального кодирования этот путь
оказался закрытым, и возможным стал лишь <гештальт> - об-
новление за счет изобретения или привлечения извне новых
технологических схем, внешнее обновление. Основанная на экс-
перименте и публикации наука как раз и стала этим новым
___________Научно-техническая революция и философия______________55_
универсальным способом внешнего обновления, который про-
рвал границы организующего контакта общения и поведения.
4. НАУЧНОЕ КОДИРОВАНИЕ
Решающее значение для появления научного способа коди-
рования имели теолого-философское осознание поведенческой
природы антично-христианской картины мира (Бэкон, Декарт,
Гоббс), выделение с помощью принципа инерции (Буридан -
логический, Галилей - поведенческий варианты) в самостоя-
тельную, лишенную разумной составляющей область слепых
автоматизмов (взаимодействие, объект), теологическое, в ос-
новном обоснование эксперимента как <вопроса> к сотворен-
ной природе-поведению, создание института научной публика-
ции как основного механизма отчуждения продуктов познава-
тельной деятельности индивидов в социальное достояние. Все
это - интереснейшие вопросы истории философии, науки,
теории познания, но в рамках нашего изложения наиболее ин-
тересен вопрос о науке как о восстановленном способе обще-
ния, который потерял прямую сковывающую общение связь
тождества с социальным поведением - с миром социальной
репродукции, и возникающие по ходу анализа этого вопроса
философские проблемы общения и поведения. Упоминавшаяся
уже документированность процессов научно-технической рево-
люции позволяет, нам кажется, опредметить эту сторону обще-
ния и соответствующие проблемы.
Симптомом появления науки можно считать возрождение
эпонимики творчества в характерной именно для научно-тех-
нической революции форме ученого <авторства> - такого спо-
соба наращивания имен творцов нашего космоса, при котором
связь целостности использует не кровнородственную схему,
как это было в мифе, а схему опоры, <стояния на плечах пред-
шественников>, стыковки <вкладов> по логическим основани-
ям выводимости, отрицания, дополнения, уточнения и т.д. Ко-
гда Гегель в поисках философского метода увидел движение
качества, содержания именно в этой ползущей логической
структуре целостности, обнаружил в <научном поступательном
движении> схему содержательного отрицания отрицания, по-
строил на анализе этого движения качества свою Логику, он
был, безусловно, прав - подчиненная запрету на плагиат логи-
ка связи наличного и нового, переход нового в наличное и
системное если не единственный, то, во всяком случае, один
из предметов диалектики.
Вместе с тем предложенная Гегелем картина такого движе-
ния качества оказывается сегодня и документированной, и
кардинальным образом преобразованной в центральном пункте
гегелевской концепции - в самодвижении, в том самом <не-
удержимом, чистом, ничего не принимающим в себя извне
движении>, в котором система понятий должна <получить свое
завершение>. В <научном поступательном движении>, как оно
выявляется на уровне публикации - научного способа отчуж-
дения индивидуальных вкладов в общественное достояние, -
не обнаруживается имманентного этому движению абсолюта,
занятого самопознанием, нет единого связующего и направ-
ляющего процесс стержня. Более того, как раз по внутреннему
или внешнему расположению опор движения самодвижение
абсолюта противостоит движению познания внешнего абсолю-
та как схоласттическое поступательное движение - научному,
то есть схема Гегеля оказывается вполне применимой для схо-
ластики, где абсолют и доказательные опоры располагаются в
самой теории (Священное Писание или сумма авторитетных вы-
сказываний), но она вряд ли приемлема для научной теории, аб-
солюты и доказательные опоры которой располагаются вне ее.
По данным науковедов и документалистов, научное посту-
пательное движение или, что то же, социализация нового в на-
учной форме совершаются следующим способом: <Каждая ста-
тья возникает на фундаменте других статей, и сама, в свою оче-
редь, становится одним из отправных моментов для следую-
щей. Указание на источники - наиболее яркое проявление
этого ученого способа кирпичной кладки> (II, с. 338-339). Но
это <яркое проявление> свойственно не только науке. Тем же
способом объединены, например, более 150 тыс. монографий,
написанных отцами-иезуитами за время существования ордена.
И научные и схоластические кирпичи-вклады связаны в цело-
стность единым цементом ссылок, любая статья или моногра-
фия есть носитель связи целостности. <Начиная> с любого та-
кого элемента, мы можем либо пройти по ссылкам в его исто-
рию, обнаружить, что прямо или косвенно он связан со всеми
предшествовавшими ему (<левыми>) элементами, либо же, если
нам известны ссылки на этот элемент в последующих (<пра-
вых>), пройти в будущее элемента, <оценить его роль> в дан-
ной целостности.
Различие между научной и схоластической кладкой обнару-
живаеттся не в самом механизме связи вкладов: цитирование,
ссылки - бесспорная черта кровного родства схоластики и
науки, - а в составе ссылочного аппарата. И в том и в другом
случае ссылочные аппараты из двух групп: связующей (C) и до-
казательной (А). В связующей группе мы не замечаем особых
различий, ее ссылки всегда развернуты в прошлое, но вот в до-
казательной различие радикальное. В схоластических кирпичах
ссылки группы А всегда ориентированы в прошлое, восходят к ог-
раниченной группе канонизированных имен и текстов, к <свя-
щенному писанию> данного массива элементов, причем в раз-
ных работах они могут перекрывать друг друга, совпадать друг
с другом, то есть одни и те же цитаты могут использоваться в
качестве доказательной базы различными авторами и в различ-
ных целях. В научных кирпичах ссылки группы А всегда ориен-
тированы в будущее, они никогда не повторяют друг друга (в
принципе, конечно; плагиат всегда возможен), и если присмот-
реться к ссылкам связующей группы, то и они обычно опира-
ются на ссылки группы А предшественников. Это различие
схоластического и научного кирпичей можно изобразить так: (схема)
Иными словами, схоластическая целостность выглядит це-
ликом определенной прошлым, то есть адиабатическим, <чис-
тым, ничего не принимающим в себя извне> самодвижением с
имманентными доказательными опорами на имена, высказыва-
ния и положения, считающиеся в данной кладке ее фундамен-
том-абсолютом. Эпонимика в схоластической целостности об-
разует иерархию авторитетов, то есть имя в принципе исполь-
зуется в той же содержательно-программирующей преемствен-
ной форме, в какой оно использовалось в индивидуально-
именном и профессионально-именном типах, срыва содержа-
ния имени не происходит, хотя связь между именами мыслится
уже не как кровнородственный паратаксис с неясным подчи-
нением по степеням родства, а как иерархический синтаксис с
58___________________________М.К.Петров
прямым подчинением низшего авторитета высшему. Исходные
авторитеты, их суждения и решения задают универсальную
<грамматику> кладки: синтез нового, кумуляция <разномыслия>,
если они и идут, то лишь в тех пределах, в каких, с одной сто-
роны, новое допускает представление в форме решенных во-
просов, недискуссионных положений, основополагающих ука-
заний, пророческих свидетельств, а с другой - в форме крити-
ки авторитетов одного с автором уровня, что постоянно созда-
ет в схоластической целостности тенденцию к размежеванию и
почкованию на базе разногласий промежуточных авторитетов.
Внешне это движение напоминает рост имен в мифологии, но
лишено или почти лишено социализирующей нагрузки, хотя и
может быть использовано для нужд духовного сепаратизма, может
нести идеологическую нагрузку в том смысле, какой вкладывали в
термин <идеология> Наполеон и Энгельс (см. 34, с. 90-91, 318).
В отличие от схоластической целостности, научная далеко
не целиком определена прошлым, представленным уже в сис-
теме. Любой элемент научной целостности связан с прошлым
ссылками группы С, что обеспечивает преемственность движе-
ния системы научного знания, но ссылки группы А ориентиро-
ваны на внешний абсолют, в них выдерживается запрет на пла-
гиат, и сам такой элемент - статья или монография - приоб-
ретает по отношению к наличной системе знания смысл сред-
ства захвата и ввода-социализации нового, внешнего, в истории
системы не представленного. Движение приобретает <выверну-
тый> характер, в котором форма и содержание меняются роля-
ми. Если в схоластике несущим субстратом целостности было
содержание и форма лишь <разнообразилась> на неизменном
по существу содержании, порождая иллюзии самодвижения-са-
мооформления-самосознания абсолюта, введенного в систему в
виде монады Лейбница или абсолютного духа Гегеля, то в нау-
ке в качестве субстрата целостности, ее несущего каркаса, ее
внутреннего скелета, на котором закреплено содержание, ис-
пользуется именно форма, которую всякий раз приходится
подстраивать, надстраивать, перестраивать под новое, извле-
каемое из внешнего абсолюта содержание. Если в схоластике
форма используется для <расталкивания> авторитетов по зако-
ну запрета на плагиат и кандидаты в авторитеты, имена, ведут
себя подобно пузырям пены в пивной кружке, каждый из кото-
рых стремится к обособлению и росту, но в конце концов ло-
пается за отсутствием содержания, то в науке форма отнюдь не
______________Научно-техническая революция и философия______________59_
эфемерна, она используется для отталкивания от наличного,
она остается в движении на правах постоянной опоры, ажур-
ной конструкции, к любому узлу которой всегда можно <прива-
рить> опору для нового, в конструкции узла не предусмотренного.
Ссылки и есть этот метод стыковки нового с наличным, оформле-
ния нового в наличное,... и связанное с вкладом содержание
(ссылки группы А) и имя вкладчика оказываются не просто навеч-
но вплетенными в сеть целостности, но и потенциально вечными
соучастниками процесса присвоения нового знания.
Оформленное в статье или монографии содержание и свя-
занное с ним имя входят в последовательность содержаний и
имен, четко занимая в такой последовательности место момен-
та движения, относительно которого не менее четко различи-
мы <раньше>, где этого содержания и имени не было, и позже,
где они всегда или <вечно> будут как неповторимые моменты
целостности. Иными словами, и схоластическая и научная це-
лостность есть целостность во времени, история, но концепты
этого движения по времени прямо противоположны. В схола-
стической целостности каждый новый момент лишь выявление
наличного, того, что уже содержалось <в себе> на правах нераз-
витого, но способного выявиться <для себя> состояния. И в
этом смысле диалектик Гегель, циклист Экклесиаст и глоссе-
матик Ельмслев не так уж далеко ушли друг от друга. Ельмслев
пишет: <A priori во всех случаях справедливым кажется тезис о
том, что для каждого процесса (в том числе и исторического)
можно найти соответствующую систему, на основе которой
процесс может быть проанализирован и описан посредством
ограниченного числа предпосылок... История, в частности, по-
строенная таким образом, поднялась бы над уровнем чисто
примитивного описания, став систематичной, точной и дедук-
тивной наукой, в теории которой все события (возможные
комбинации элементов) предвидятся, а условия их осуществле-
ния устанавливаются заранее> (35, с. 270). Гегель не может себе
такого позволить в силу исторической ограниченности абсо-
лютного духа, Экклесиаст - в силу человеческой способности
забывать, но в принципе для всех типов изначально определен-
ного по формуле <в себе> - <для себя> движения новое высту-
пает лишь относительно новым, есть скорее характеристика
длительности, а не качества.
В научной целостности каждый момент движения нов и
уникален абсолютно: его не было прежде, и он не будет повто-
60 ______________________М.К.Петров
рен позже. Если <научное поступательное движение> рассмат-
ривать как идущую слева направо последовательность состыко-
ванных ссылками событий (текст), то, хотя все левые события
связаны ссылками в целостность и все здесь зависит от всего,
последнее правое событие всегда будет оказываться особой
точкой (настоящее), за которой располагается область будущих
событий, непредсказуемых по меньшей мере в четырех отно-
шениях: а) по качеству события (нельзя предсказать открытие
или изобретение, ссылки группы А); б) по субъекту события
(нельзя предсказать, кто откроет или изобретет); в) по лагу-за-
держке (нельзя предсказать, когда изобретут или откроют); г)
по составу ссылок преемственности (нельзя предсказать, с ка-
кими из наличных событий войдет в связь новое). При всем
том эта гамма непредсказуемостей носит явно канонический
характер, о будущем событии много априорно известно. Извес-
тен темп появления новых событий: число событий в научной
целостности (статей, монографий, имен) возрастает вдвое каж-
дые 10 лет. Известна <квота цитирования> - среднее число
ссылок на прошлое. Известен тип распределения ссылок по
наличному массиву событий - закон Ципфа. Известна и зави-
симость этого распределения от возраста событий, и распреде-
ление событий по субъектам, и многое другое.
Известно, наконец, самое главное: путь к социализации ново-
го знания по методу научного кодирования опосредован и поведени-
ем, и перекрыт поведенческим фильтром - экспериментом, по-
этому любое вводимое в систему научного знания событие мо-
жет быть повторено (не становясь от этого событием <для нау-
ки>) любое число раз, оно репродуктивно по своей природе,
представлено в научном коде как эталон репродукции. Это от-
ражено и в априорной форме научного знания - здесь выпол-
няется условие поведения вообще: если - то. Иными словами,
в научную целостность попадает только и исключительно пове-
денческое знание - то самое, в котором нет различия между че-
ловеком, животным, автоматом, где человек вещь среди вещей.
Этот отмеченный еще Кантом факт объясняет пути воздей-
ствия науки на социальную определенность, все эзотерические
аспекты научно-технической революции: научное знание - на-
дежная глина для творчества новых <способов действия>, ново-
го поведения, новых технологических и организационных схем.
Факт имеет и эвристическую философскую ценность: теорети-
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 44 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |