OCR: Allan Shade, [e-mail] , http://soc.lib.ru 42 страница

Можно говорить, и то с оговорками и "в общих чертах" — об элите управляющих делами (менеджеров), как о нечетко очерченном верхушечном классе по професси­ональному признаку. В этой группе существует сильная конкуренция в лице элиты специалистов, быстро усили­вающихся благодаря росту значения научно обоснован­ной технологии как в производстве вообще, так и в воен­ной промышленности в частности. Некоторые группы специалистов, в особенности юристы и инженеры, несом­ненно тесно связаны с бизнесом, но они постоянно пере­ходят в другие группы, в особенности академические. Существование средних групп различной квалификации говорит об этой элите как об образовании открытом, по­стоянно обновляющемся.

Нужно учитывать при этом, что не существует резко выраженного разрыва между группами элиты в указанном смысле слова, с одной стороны, и совокупностью групп предпринимателей и специалистов и численно умножаю­щимися в силу разрастания функций правительства груп­пами чиновников и кадровых офицеров — с другой.

Обратная сторона этого разграничения, а также того, которое мы приведем ниже, принимается нами во внима­ние как второе обстоятельство, заслуживающее разбора. Такая структура — следствие независимости супружеской (ядерной) семьи, которая приводит к тому, что молодая супружеская пара, отделившись в хозяйственном отноше­нии, а иногда и территориально, от семьи, имеющей ста-ус элиты, часто начинает свой жизненный путь от такого Уровня, который характерен для «низших слоев среднего асса». То, что в общем у нас гораздо меньше, чем в европеиской традиции, уверенности, что сын обязательно последует по стопам отца в отношении статуса и даже в профессии, и что он женится только тогда, когда сможет обеспечить своей жене «образ жизни, к которому она при­выкла», — все это означает, что на четкие родословные линии у нас гораздо сильнее накладываются обстоятель­ства, зависящие от карьеры, чем в стратификационных системах другого типа.

Может быть, единственный отчетливый показатель границы между «верхними» и остальными слоями средне­го класса — это ожидание, что дети этих первых получат образование в колледже, и уверенность, что это право обеспечено им статусом, а не выдающимися способностя­ми самих детей. Это отчасти маскируется, правда, боль­шим качественным разнообразием институтов высшего образования, но это тем не менее — все же отчетливая раз­граничительная линия23. Важно объяснить смысл этих ожиданий; прежде всего ожидается, что сын будет в со­стоянии выполнять профессиональную роль высокого уровня, а вовсе не то, что он может стать достаточно об­разованным человеком и приобретет гуманитарные инте­ресы, соответствующие культурному статусу его семьи.

Традиционная граница между «средним» и «ниж­ним» статусным классом в западном мире проводится, конечно, в терминах разделения профессий на «белово-ротничковые» и «рабочие». Развитие нашей страны идет в направлении все большего стирания различий именно по этой линии. Главный вклад в дело стирания этих раз­личий вносят высокие доходы элиты рабочих групп, рас­тущие, несмотря на все усиливающийся нажим союзов, так что существует очень заметное сближение этих групп. Наряду с этим происходит также и ассимиляция образа жизни, так что все труднее провести между ними четкую дифференциацию. Наиболее значительный момент здесь, как установил Синтерс24, — это то, что все эти группы пронизывает ожидание, что дети будут продвигаться в воем статусе. Традиционный «рабочий класс», в том смысле, как его понимают в Европе, у нас сравнительно невелик.

24 Как показывают исследования мобильности, на которые мы ссылалис выше, это ожидание сравнительно ярко проявляется в верхушках двух из шести профессиональных статусных групп, которые были нами выделены-"Centers Richard. The Psychology of Social Clasees. Princeton, Princeton Univ. Press, 1949, pp. 147, 216.

Другой важный аспект той же проблемы — это не­способность (вопреки предсказанию марксистов) индус­триального пролетариата возрастать в численности вме­сте с ростом производства в сфере экономики и, напротив, относительное увеличение численности «беловоротнич-ковых» и «обслуживающих» профессий, многие из ко­торых имеют признаки полузависимого мелкого предпри­нимательства (например, владелец бензоколонки).

Во всяком случае, изменение структуры низших сло­ев профессиональной системы имеет огромное значение для будущего развития. Профессии, включающие очень тяжелый физический труд — «киркой и лопатой», — не­сомненно исчезают очень быстро. Новое автоматическое оборудование полностью ликвидировало многие виды так называемого «полуквалифицированного труда». Это очень недвусмысленно указывает на то, что традицион­ное «дно» профессиональной пирамиды в действитель­ности совершенно исчезает. Пожалуй, возникает тенден­ция к превращению нашей классовой структуры в структуру, где будет доминировать средний класс даже еще сильнее, чем это имеет место в настоящее время.

Нижние этажи структуры обнаруживают тенденцию отклоняться от модели этого «среднего класса», и эта тенденция в некоторых отношениях дополняется тенден­цией тех слоев, которые находятся у самой вершины пи­рамиды, создавать модель семьи, отличную от профес­сиональных элит. Можно с уверенностью сказать, что это выражается в сдвиге от преобладания целей, объединяе­мых общим понятием «успех», к преобладанию целей, объединяемых понятием «обеспеченность». Более опре­деленно: это есть не что иное, как потеря интереса к до­стижению независимо от того, заключается это дости­жение в относительно большем доходе, в возможности Делать нечто более значительное или в повышении статуса семьи благодаря либо доходам, либо улучшению репутации. Профессиональная роль, следовательно, стано­вится теперь не достижением, но средством обеспечить себе необходимую предпосылку приемлемого образа жизни или неизбежным злом. Центр тяжести интересов сдвинулся из профессиональной области в сферу семьи развлечений, дружеских связей и проч. Несомненно, что сдвиг такого рода, проходя в какой-то мере сквозь все классовые уровни, увеличивается по направлению к ос­нованию шкалы — той ее области, которую мы называем на обыденном языке «классом простых людей»25. Это наиболее ярко проявляется в том, что Уорнер и его по­следователи называют «нижними слоями нижних групп». Интенсивность и распространенность этих тенденций невозможно точно определить, но, по-видимому, наи­большее значение, которое бросается в глаза с первого взгляда, — отсутствие четко определенных разграничи­тельных линий. Данные исследований мобильности ярко демонстрируют, что высокий уровень притязаний имеет место на всех классовых уровнях; четко выраженных ин­тервалов между ними не существует.

Следует сказать также несколько слов и о месте сель­ского населения в системе стратификации. Первый замет­ный факт здесь — это быстрое уменьшение удельного веса сельского населения в общем количестве работающих на хорошо оплачиваемых работах; сейчас он составляет не более 15% — контраст с другими обществами разитель­ный. Во-вторых, большое значение имеет колебание раз­меров ферм, доходов и проч. в очень больших пределах, так что в действительности мы можем сказать, что перед фермерами открыты все пути для того, чтобы двигаться из положения, эквивалентного «нижнему классу» (за исключением «фермеров-хозяев», у которых по существу нет конкурентов), на самое дно шкалы в положение пре­словутых «бедствующих испольщиков», которых так много в некоторых областях страны. Наконец, можно утверждать, что механизация сельского хозяйства способствует ассимиляции фермеров с категориями мелких предпринимателей, а во многих случаях — не очень мел­ких. Кроме того, явление «реурбанизации» порождает тенденцию к ассимиляции их образа жизни с образом жизни городского населения, причем эта тенденция про­является достаточно сильно.

25 Этот термин используется не только Уорнером, но и Калем в его неопуб­ликованных работах.

Типы подходов, которые мы излагали на протяже­нии нескольких последних страниц данной статьи, пред­полагают, что большие «группы интересов» в нашей по­литике — это указанные выше предприниматели, рабочие и сельское хозяйство — выступают не в качестве блоков, не тесно интегрированными, как это большей частью от­ражается в идеологически стереотипных представлени­ях; каждая из них включает в себя большое количество типов и статусных уровней (особенно если мы примем во внимание рабочую аристократию, которая часто имеет доходы такого же уровня, как и предприниматели). Эти группы и такие свободные коалиции, как республикан­ская и демократическая партии, совсем не похожи на группы, члены которых имеют интересы, идентичные по всем вопросам. Прежде всего они «пересекаются» в сис­теме стратификации друг с другом и с другими группами; они не образуют четко очерченных «страт», в букваль­ном смысле слова расположенных друг над другом.

И наконец, этот очерк был бы неполным без кратко­го рассмотрения проблемы мобильности внутри нашей системы стратификации. Хотя интересы социологов, ра­ботающих над этой проблемой, имеют тенденцию фоку­сироваться на так называемой «вертикальной» мобиль­ности, по-видимому, первый важный момент, который следует подчеркнуть, — это огромное значение «гори­зонтальной» мобильности. В этом последнем виде, в свою очередь, можно выделить два взаимосвязанных типа, ко­торые являются решающими, а именно: мобильность тер­риториальная (перемена места жительства) и передвиже­ние при одном и том же профессиональном статусе, либо внутри одного и того же вида профессии, но из одной рганизации в другую, либо же из профессии одного вида В пР°фессию другого. Объем территориальной мобильности, разумеется, очень велик, и она является наиболее важной предпосылкой вертикальной мобильности, по­скольку она создает возможность выхода из «замкну­тых» ситуаций и испытания своих возможностей на но­вом поприще. Изучение малых, экономически отсталых общин без систематического учета того, что происходит постоянный отлив людей из общины такого рода, приве­ло к тому, что исследование уорнеровских классов созда­ло впечатление низкого уровня вертикальной мобильно­сти в нашем обществе.

Другой исключительно важный момент нашей аме­риканской профессиональной системы — это большой объем «горизонтального» движения внутри профессио­нальной системы. Например, в континентальной Европе для людей, расположенных немного ниже самых высо­ких политических уровней, гораздо менее обычно, чем у нас, раз поступив на службу в аппарат управления, по­том уходить оттуда: государственная служба у них — ка­рьера всей жизни. Кроме того, мы с гораздо большей ин­тенсивностью передвигаемся из одной организации в другую, из одной сферы в другую, с ней тесно связанную. Очевидно, реже у нас встречается также непрерывность статуса, передаваемого из поколения в поколение, гораз­до реже, чем это характерно, например, для Европы. Оба этих типа горизонтальной мобильности имеют очень большое значение для создания возможностей двигать­ся вверх путем «достижения целей», а не путем «проры­ва через барьер», т.е. преодоления тех неизменных усло­вий, в которые человек поставлен своим происхождением или же данной ступенью своей карьеры.

Хотя, вероятно, в настоящее время эта мысль менее общепризнана, чем несколько лет тому назад, и в после­днее время раздаются категорические утверждения о том, что возможности мобильности вверх за период жизни последнего поколения значительно уменьшились. Эти утверждения следует принимать с большой долей скеп­тицизма. По-видимому, в прошлом у нас сущестовало два фактора, которые уже не могут повториться в будущем. Новые поселения на континенте открывали такие возможности приобретения статуса в новых территориаль-ых общинах, которые уже невозможно больше воспро-звести в стране, заселенной полностью. Во-вторых, воз­можности для всех страт современных иммигрантов, которые, как правило, начинают свой путь в новой стра­не с самого дна шкалы, повышать свой статус по сравне­нию с первоначальным, естественно уже не те, какими они были в прошлом, поскольку уже не могут повториться в больших масштабах необходимые для этого условия, су­ществовавшие в прошлом, и в частности, большой объем иммиграции, по-видимому, в настоящее время уже невоз­можен. С другой стороны, конечно, сильно увеличивает­ся производительность экономики США, что является большим и положительным с точки зрения создания воз­можностей фактором. Эти факторы очень трудно соот­нести друг с другом. В целом этот вопрос совершенно не разработан, и данные здесь очень фрагментарны.

Несомненно, в определенный период мобильность посредством образования начинает приобретать все боль­шее значение. Теперь уже менее вероятно, чем раньше, что человек, имеющий образование только в объеме школьного, "выбьется в люди" и что человек повысит свой статус, не основав какую-то новую организацию, а вос­пользовавшись той, которая уже существовала в наличии. Данные, полученные при обследовании крупных городс­ких центров района Бостона в виде прогнозов, данных колледжами относительно вероятной «высоты» статуса их выпускников в будущем, свидетельствуют, что ожи­дается заметная мобильность как относительно профес­сионального статуса отца, так и относительно образова­ния обоих родителей. Если это верно для района Бостона, который относится, по-видимому, к наиболее консерва­тивным в экономическом отношении крупным городским районам страны, то можно предположить, что более или менее вероятно таковою является вся городская Амери­ка в целом, несмотря на то, что в малых городах дело об­стоит несколько по-другому.

Вопрос о том, какую роль чисто экономические про­емы доступа к льготам играют в отношении мобильности, исследовался нами26; полученные данные не дают чет­кой картины, но представление создают довольно яркое Получается, что в районе крупных городов, где возмож­но посещать колледж, живя дома в семье, экономичес­кие трудности, связанные с обучением в колледже, не являются главным препятствием даже для выходцев из семей со сравнительно низким доходом. Какое значение имеет этот фактор, мы не установили точно, предполо­жительно, это значение гораздо больше в тех общинах которые не имеют местного колледжа, но мы считаем, что имеющиеся в нашем распоряжении данные подтвержда­ют, что этот факт менее важен, чем обычно считают. Если это ощущение верно, то тогда неожиданно сильный вес приобретает фактор мотивации мобильности как у са­мих юношей, так и у их родителей, а именно — фактор установки на мобильность как чего-то отличного от объективной возможности мобильности. Этот вывод идет вразрез с более «либеральными» мнениями, но он, в ко­нечном счете, достаточно обоснован для того, чтобы до­казать необходимость дальнейших социологических ис­следований в этой области27.

Это затрагивает некоторые проблемы, требующие социологического анализа процесса мобильности в тех или иных условиях. Можно только предположить, что центр тяжести здесь — детерминированность мобильно­сти «свободным выбором» индивида. Поэтому его моти­вированность к движению вверх и то направление, в ко­тором он желал бы двигаться, следует рассматривать в первую очередь как вытекающие из свойств его лично­сти, а не концентрировать внимание преимущественно на рассмотрении требований ситуации, в которой он вынуж­ден бывает действовать.

26 Исследование мобильности проводилось в соавторстве с С.А. Стоуфером и Флоренс Клакхон (см. сноску на первой странице данной работы)-
27 Разумеется, отсутствие мотивации к мобильности может зависеть и о устойчивости низкого статуса семьи, а следовательно — от возможн стей, сохраняющихся и передающихся от поколения к поколению.

Если проблему сфокусировать на свойствах лично­сти, то весь вопрос будет заключаться в том, как эти своиформируются. Безусловно, что один из факторов — то врожденные способности, но изучение их не входит компетенцию социолога. Несмотря на свое огромное азнообразие и изменчивость, врожденные способности яе перекрывают, однако, тех свойств, которые человек олучает в процессе социализации. Этот процесс, по на­шему убеждению, в первую очередь осуществляется в семье, как в подсистеме общества, во вторую очередь — в школе и в группе ровесников. По существу, следователь­но, мы должны иметь дело с характеристиками семьи как социальной системы, с ролями, исполняемыми родителя­ми и родственниками, и их влиянием на личность ребен­ка, которые имеют решающее значение для социализа­ции вообще и, в частности, детерминируют различие между «честолюбивыми» и «нечестолюбивыми»мальчи­ками, а внутри категории «честолюбивых» — обуславли­вают различие между качественными типами честолюбия. (То же самое можно сказать и о школе, и о группе ровес­ников.)

Если рассматривать американское общество как со­циальную систему, то этот вопрос заведет нас в область «микроизменчивости» социальной структуры, так как мы здесь быстро убедимся, что те различия, которые нас ин­тересуют, только частично зависят от различных клас­совых статусов семей. Но мы удалились бы более всего от социологической области проблем, если бы попыта­лись объяснить только самые общие различия между мо­бильностью (или отсутствием ее) в американской систе­ме стратификации и в кастовой системе Индии.

В изложенном выше очерке не было смысла техни­чески «операционально» изучать американскую систему социальной стратификации. В контексте данной статьи, Цели, поставленные нами, были в основном иллюстратив­ными; это означает, что нашей задачей было дать читателю представление об эмпирической релевантности абстрактных теоретических категорий, которые развивались в первой части статьи. Для достижения этой цели хорошую службу могли нам сослужить три обстоятельства: во-первых, следовало дать читателю конкретное эмпирическое содержание наиболее абстрактных категорий о которых шла речь в статье; во-вторых, следовало пока­зать, что, вступая даже в такую сложную и запутанную область, как анализ стратификации очень сложного об­щества, в терминах предложенной концепции можно отыскать твердую «почву» для осуществления такого анализа; в-третьих — показать, что используя такую схе­му, можно получить конкретное представление о дина­мике системы, что либо совершенно невозможно сделать если к тем же самым эмпирическим проблемам подходить рассматривая их общепринятым образом, либо можно получить представление только неустойчивое и неопре­деленное.

И последнее замечание мы хотели бы сделать отно­сительно данной статьи вообще. Как правило, имплицит­но, если даже не эксплицитно, предполагается, что воз­можно и полезно создавать «теории» об определенных типах социальных явлений, которые в значительной сте­пени независимы друг от друга и от общей социологичес­кой теории. Так, например, можно говорить о «теории преступности несовершеннолетних», о «теории семьи», «теории политического поведения», и разумеется, о «те­ории социальной стратификации». Весьма сомнительно, однако, что любая из этих теорий имеет свою область специализации. Без такой оговорки теоретический под­ход, данный в этой статье, был бы величайшей ошибкой. Теория стратификации — это не независимая конструк­ция понятий и абстракций, которая только отдаленно связана с другими составными частями общей социоло­гической теории; общая социологическая теория, кото­рая объединяет вместе все эти части, учитывая при этом и некоторые фундаментальные аспекты социальных сис­тем, существует. Тот факт, что такой анализ, который мы здесь осуществили, вообще мог иметь место, — это неиз­бежный результат движения вперед в области общей те­ории, которая дает возможность ставить и рассматривать проблемы стратификации таким образом, чтобы способ­ствовать созданию как можно большего количества средств для ее общего анализа. И прежде всего тот факт, что мы имеем уже гораздо лучшую общую теорию, чем несколько десятков лет тому назад, дает нам возмож­ность лучше понимать стратификацию на теоретическом уровне, хотя, безусловно, в свою очередь и исследования проблемы стратификации вносят свой большой вклад в дело развития общей теории.

Еще раз о стандартных переменных: ответ Роберту Дубину*

Я благодарен профессору Дубину за то внимание, которое он уделил забытым стандартным переменным и за те немалые уси­лия, которые он приложил, пытаясь вскрыть их потенциальную полезность. Его статья побуждает серьезно пересмотреть про­блемы, которые в ней затронуты, в частности отношение между тем, что он называет моделью № 1 (сформулированные в (1) стандартные переменные) и моделью № 2 (парадигма для четы­рех функциональных проблем систем действия, описанных в (2) и более поздних публикациях). Дубин считает, что полезность модели № 2 ослаблена слишком упрощенным рассмотрением и что эта модель не может быть согласована с моделью № 1. Пред­ложение редактора прокомментировать его статью дало воз­можность мне привести запоздалое разъяснение, каким спосо­бом модель № 2 продолжает модель № 1 и выходит за ее пределы, а не замещает ее1.

* Parsons Т. Pattern Variables Revisited: a Response to Robert Dubin // ASR, Aug. 1960, vol. 25, № 4, pp. 467-483.

1 Цифрами (1) и (2) Парсонс обозначает источники, указанные в списке литературы, помещенном в конце данного сборника, полномерами l951и1953а. — Примеч. ред.

Дубин по существу правильно охарактеризовал стандартные переменные, как модель, в которой еди­ничный акт используется в качестве конструктивного блока. Единица действия включает в себя отношение актора к ситуации, состоящей из объектов, а это от­ношение понимается как выбор (приписываемый теоретиком актору) одного из альтернативных способов определения ситуации. Однако единичный акт не яв­ляется независимым, а представляется некоторой еди­ницей в контексте более широкой системы; эта систе­ма включающая в себя множество актов, называется системой действия. Единица действия логически яв­ляется минимальной единицей анализа, но как таковая эмпирически она может рассматриваться лишь как еди­ница системы действия. Даже для анализа одного кон­кретного единичного акта должен быть постулирован целый ряд подобных актов как часть некоторой систе­мы действия, например, ряд актов, образующих ту или иную роль. Ниже, на рис. 1, представлена парадигма для любой такой системы действия, а не только для еди­ничного действия.

Система координат

Стандартные переменные впервые появились как концептуальная схема для классификации типов ролей в социальных системах в связи с различением профес­сиональных и предпринимательских ролей. В этом смысле понятие «актор» относится к индивидуально­му человеческому существу как личности, выполняю­щей определенную роль, и анализ — как утверждает Дубин — «рассматривает социальную систему с пози­ций актора». В (1) данная схема анализа была в значи­тельной мере пересмотрена в направлении расширения сферы ее применимости — от ролевого анализа для социальной системы до анализа всех типов систем дей­ствия.

Таким образом, действие рассматривается как про­цесс, протекающий между двумя структурными частями системы — актором и ситуацией. При проведении анали-а на любом уровне всей системы действия, понятие «актор» расширяется так, что оно охватывает не только от­дельные личности в ролях, но и другие единицы действия: коллективы, поведенческие организмы и культурные системы. Поскольку термин «актор» используется здесь применительно к любой из названных единиц действия постольку я попытаюсь избежать, за исключением ана­логий и иллюстраций, психологических референтов, на­пример, «мотивации», обычно приписываемой акторам как индивидам. Итак, «актором» может быть предпри­нимательская фирма во взаимодействии с домашним хо­зяйством или им может быть, на культурном уровне предмет, воплощающий эмпирические убеждения, взаи­модействующий с предметом, воплощающим оценочные убеждения.

Как стандартные переменные, так и четыре пробле­мы — это концептуальные схемы, или набор категорий, для классификации компонентов действия. Они обеспе­чивают систему координат, внутри которой может быть проведена такая классификация. На рисунках, приведен­ных ниже, указаны те методы, наборы правил и проце­дур, которые устанавливают способы аналитического ис­пользования этих категорий; они предполагают теоремы, т.е. предположения, использующие логические, а не эм­пирические доказательства, которые устанавливают ряд причинных отношений между этими категориями и, тем самым, схему теории действия. Итак, теория — это ряд логических отношений между категориями, используе­мыми для того, чтобы расклассифицировать эмпиричес­кие явления, и, в эмпирическом смысле, это попытка учесть в какой-то возможной степени единообразие и стабильность таких явлений.

Стандартные переменные являются концептуаль­ной схемой для классификации компонентов системы действия, системы отношения актор—ситуация, кото­рая охватывает множество единичных актов. Каждая пе­ременная определяет одно из свойств отдельного клас­са компонентов. На первом этапе различаются два ряда компонентов — ориентации и модальности. Ориента­ция имеет дело с отношением актора к объектам в ситу­ации, концептуализирующейся двумя «установочными» переменными диффузности—специфичности и аффективности—нейтральности. В языке психологии ориентация рассматривается через потребности актора, связывающие его с миром объектов на основе заинте­ресованности в нем. На других уровнях анализа это пси­хологическое понимание, конечно, должно быть обобщено. Модальность имеет дело со значением объек­тов для актора, концептуализирующемся двумя «объек­тно-категориальными» переменными качество—резуль­тативность и универсализм—партикуляризм. Они относятся к тем аспектам объекта, которые имеют зна­чение для актора в данной ситуации. Набор стандарт­ных переменных ориентации рассматривает отношение актора к ситуации со стороны актора или акторов; мо­дальный набор рассматривает его со стороны ситуации, состоящей из объектов. Как и предполагает Дубин, стан­дартная переменная ориентации на себя — ориентации на коллектив не принадлежит к этому уровню анализа, она дана в соответствующем контексте.

При классификации компонентов отношения акто­ра к ситуации стандартные переменные характеризуют любую частную систему действия по компонентам и ти­пам действия, которые определяются их комбинациями; так, отдельная роль может быть охарактеризована свой­ствами универсализма, результативности и проч. Одна­ко система действия характеризуется не только ориен-тациями актора и модальностями значений объектов для него; она обладает также структурой с аналитически независимыми аспектами, которые невозможно охватить элементарными комбинациями стандартных переменных. В этой структурированной системе и актор и объект подчиняются одним и тем же институционализированным нормам, выполнение которых является условием стабиль­ности системы. Отношение между ориентациями актора и модальностями объекта в такой ситуации не может быть случайным. В (2) устанавливается определенное соотно­шение между этими двумя рядами через набор функцио­нальных категорий различного плана: универсализм— специфичность, партикуляризм—диффузность, резуль-тивность—эффективность, качество—нейтральность, тот подбор зафиксирован в модели Р. Дубина. В свою очередь, такая упорядоченность накладывается на клас­сификацию функциональных проблем системы, что было ранее сформулировано Бейлсом2. Это совмещение — главный предмет работы (2) — открыло столь богатые возможности, что в течение нескольких лет мое внима­ние было приковано в гораздо большей степени к их объяснению и использованию, чем к той схеме, которая их породила. Однако сейчас мне ясно, что модель № 2 отнюдь не замещает более ранний вариант, а именно: она не представляет эту схему в целом, а скорее развивает один весьма важный компонент более общей схемы. В последующем рассмотрении мы поместим эту часть в кон­текст более общей схемы как формулировку "интегративных стандартов", тех аспектов системы действия, об­щих для актора и объекта, которые делают эту систему стабильной.

При анализе компонентов любой отдельной системы действия необходимо также рассматривать более широкую систему, в которую данная система включена. Система дей­ствия связана с «внешней системой», которую называют её средой, в отличие от ситуации единицы действия. В после­дующем анализе это отношение системы действия к среде рассматривается в основном через адаптивную подсистему. Комбинации компонентов стандартных переменных в этой подсистеме были намечены в (2) при помощи «вспомогатель­ных» комбинаций нейтральности—результативности, партикуляризма—специфичности и т.д.3 Я считаю, что в этой работе мы устанавили аналитическую независимость этих комбинаций от комбинаций интегративных стандар­тов модели № 2 и пошли дальше в установлении их значи­мости для систем действия.

2 Bales R.F. Interaction Process Analysis. Cambridge, Addison-Wesley, 1950, ch. 2.
3 Parsons, Bales, Shils, op. cit, ch. 2.

Наконец, стандартные переменные как таковые (хотя они и определяют свойства ориентации актора и модаль­ностей объектов в системе действия) сами по себе не ха­рактеризуют типы акторов и объектов. Такая типология не может быть получена из какой-то отдельной системы ействия, только из анализа ряда таких систем. Такая ти-ология акторов и объектов рассматривается у Дубина в девой и правой колонках его табл. 1. На рис. 2, пред­ставленном ниже, включен этот важный аспект пробле­мы, рассмотренный Дубиным.

Сами стандартные переменные, как они рассматри­ваются ниже, — это то, что Дубин в табл. 1 называет «оценкой объектов актором». Колонка «Модальности объектов» кажется нам избыточной, так как в дополне­ние к тому излишеству терминов, которое было отмече­но у Дубина, термины «классификационный» и «отношенческий» являются синонимами соответственно «универсализму» и «партикуляризму», как я уже отме­чал в «Социальной системе». На моем рис. 2 то, что Ду­бин назвал «мотивационная ориентация» на объекты, включается в поддержание модели или субсистему ори­ентации, а его «ценностная ориентация» в адаптивную субсистему, наконец, его «ориентация на действие» ха­рактеризуется типами продукта системы как целого.

Дата добавления: 2015-09-29