|
2 О месте структурно-функционального анализа в физиологии см.: Cannon W.B. The Wisdom of the Body. N.Y., 1932.
II. Ограниченность теорий в современной социологии
Исходный тезис данной статьи состоит прежде всего в том, что структурно-функциональный тип теории является наиболее подходящим для того, чтобы занять доминирующее положение в социологии. В различной степени им уже пользовались в этой области, хотя главным образом неосознанно и фрагментарно. Еще совсем недавно основные направления в теоретической социологии носили такой характер, который препятствовал тому, чтобы функционализм занял явно выраженное центральное положение, которое бы позволило ему развить все свои возможности в целях плодотворной интеграции науки. С одной стороны, существовала школа эмпиризма, абсолютно не понимающая функции теории в науке. Часто ошибочно предполагают, что подобная позиция является следствием подражания физическим наукам. С другой стороны, то, что выдавалось под именем «теорий», состояло в основном из концептуальных структур, уровень которых резко отличался от того, что обозначается здесь как обобщенная теоретическая система.
В истории социологических теорий существовало одно большое направление мысли, которое было тесно связано и фактически сливалось с философией истории. Центральный интерес здесь состоял в разработке высокообобщенной модели процесса изменения человеческого общества как целого, будь то линейный эволюционизм, циклический или диалектический процессы и т.д. Выдающимися представителями этого направления можно, вероятно, назвать антропологов-эволюционистов типа Тэй-лора, Моргана. В какой-то мере сюда можно отнести и Маркса с его последователями, Веблена и многих других.
Элемент всеобщности, который позволяет назвать этих авторов теоретиками, по преимуществу обусловлен тем, что они пытались сформулировать и построить исчерпывающие эмпирические обобщения. Теория аналитической механики или теория общей физиологии, с другой стороны, как таковые не содержат в себе никаких эмпирических обобщений вообще. Эти теории являются только набором инструментов, работая которыми, на адекватном материале можно получить как частные эмпирические решения, так и эмпирические обобщения. Сделать эмпирическое обобщение центром научной теории — значит поставить телегу впереди лошади. По мере совершенствования обобщающей теоретической системы и вместе с тем по мере развития эмпирических исследований и знаний о фактах становится возможным получать все более обширные эмпирические обобщения. В самом Деле, можно сказать, что любая система обоснованных эмпирических обобщений предполагает существование обобщающей теоретической системы.
Но сосредотачивать внимание на этом уровне эмпирического обобщения в ущерб другому довольно рискованно. Такие системы обладают навязчивой тенденцией к незаконному соединению фактов и собственных аналитических основоположений, и те значения, которые первоначально имелись в виду их авторами, не всегда выдерживают испытание компетентной критикой.
То, что эта тенденция долгое время играла ведущую роль, обусловило появление двух нежелательных результатов. Во-первых, эти теории, концентрируя внимание в ложном направлении, задерживали развитие предмета. Попытка достигнуть одним махом цели, которая достигается только при постепенном построении необходимых фактических обоснований и аналитических инструментов, приводила к очевидным трудностям. По мере того как это обстоятельство становилось все более угрожающим и очевидным, возникал и второй результат. Поскольку «теория» в значительной степени отождествлялась с попытками исчерпывающих эмпирических обобщений, то их неудачи дискредитировали не только эти обобщения, что было бы справедливо, но и все другое, выступавшее под именем теории. Эта реакция в большой степени способствовала развитию того вида «эмпиризма», который слепо отрицает роль теоретических инструментов вообще. Можно сказать, что в то время как одна тенденция заключалась в стремлении создать грандиозное сооружение чистым актом воли, без разработки набора технических процедур, другая — в попытках возвести в достоинство работу голыми руками, отвергая всякий технический инструмент.
Второе важное направление «теоретической» мысли в социологии пыталось оценить значение различных «факторов» в определении социальных явлений. В учениях такого рода делались попытки доказать исключительную важность или преобладающее значение таких факторов, как географический, биологический, экономический и т.д.
Эти теоретики, хотя и шли другим путем, но также начинали работу не с того конца. Обобщения, на которых основывался этот тип теории, могли быть введены только как результат определенного вида исследования, в котором обобщающая теория в том значении, о котором говорится в данной статье, является совершенно необходимой. Они предполагают наличие систематической теории и зависимость от нее. Совершенно невероятно при этом, что некритическая имплицитная система будет такой же адекватной, как и та, что тщательно и эксплицитно разработана относительно фактов.
Следствием, если не функцией, этого «факторного» теоретизирования было уклонение от решения проблемы обобщающей теории социальных систем. Происходило это двумя путями. Основной путь, по которому шла англо-саксонская социология, заключался в приписывании решающей роли факторам окружающей среды, например географическому, а также биологическому и экономическому.
В случае с биологическими факторами окружающей среды наиболее важные элементы теоретического обобщения уже были тщательно разработаны исследователями других областей, обладающими высоким престижем в мире науки. Хотя новые принципы, перенесенные в любую область другой науки, должны приводить к пересмотру теоретической структуры данной науки, этого не произошло, например, в случае с биологией, ибо слишком мало шансов на то, чтобы знание, полученное в социальной науке, оказало бы существенное влияние на направление развития биологии. Если, с одной стороны, предполагалось, что человек, будучи организмом, подвержен биологическим законам, а с другой стороны, теория естественного отбора полностью объясняла процесс развития органических видов вообще, то доминирующая тенденция, естественно, состояла в том, чтобы просто искать в человеческом социальном развитии примеры, обнаруживающие действие принципов естественного отбора, не уделяя слишком много внимания отличительным чертам человеческого общества в других аспектах. И экономическое соревнование, и международное сотрудничество широко интерпретировались с этой точки зрения, -это привело к повсеместному отрицанию фундаментального принципа науки — необходимости изучать прежде всего факты специфических для нее явлений.
Этот плачевный результат усиливается другим обстоятельством. До последнего времени не часто можно было встретить направление, где научная теория на всех уровнях являлась бы абстрактной. Так, естественный отбор интерпретировался как описание процесса изменения органических родов, а не как выражение определенных элементов в процессе, которые могли бы иметь более или менее важную роль сравнительно с другими элементами в иных случаях. Такая тенденция к "эмпирически закрытой" системе приводит к тому, что, когда она применяется в любой области, особенно в новой, вопрос ставится просто: «приложима» она или нет. Применение интерпретируется в терминах «все» или «ничего» — либо применяется, либо нет. Если применяется в каком-либо смысле, то и тогда не возникает потребности пойти дальше и исследовать взаимозависимость факторов, которые могут быть включены в процесс, поскольку предполагается, что они либо существуют, либо не о чем говорить3.
Несколько отличная, хотя в общем аналогичная ситуация возникает, когда выделяемые факторы наблюдаются преимущественно в социальном поведении человека. Но они истолковываются таким образом, что при этом пропадают основные элементы того контекста, в котором они действуют в социальных системах.
Ярким примером этого может служить теория, уделяющая основное внимание рациональному приспособлению средств к данным целям, в техническом или экономическом контексте. Эта тенденция преобладает во всей утилитарной традиции, начиная с Локка, и в несколько измененной форме является определяющей для Маркса и Веблена. Как уже было показано мной в другой связи, такой способ понимания социального действия как целого предполагает довольно специфическую форму обобщающей теоретической системы, которая серьезно пострадала в результате теоретической работы социологов последнего поколения4.
3 Уайтхед назвал это «ошибкой неправильно помещенной конкретизации» («the fallacy of misplaced concretness»),
4 См.: Parsons Т. The Structure of Social Action, ch. Ill, XII.
Причиной несостоятельности этих теорий было то, что главную роль в новом подходе к интеграции социальных систем стали играть такие методы и факторы, которые не могли быть приняты в расчет в рамках утилитаристской концепции.
Утилитаристский тип факторного анализа аналогичен биологическому, а также типу, рассматривающему факторы окружающей среды, в том, что выделяемые элементы истолковываются в полной абстракции от социальной системы как таковой. Конечно, рациональное поведение не может наблюдаться вне социальных ситуаций. Но имплицитная концептуальная схема здесь такова, что другие элементы, носящие более «социальный», чем биологический или географический характер, вводятся лишь как ситуация, в которой действуют люди. Таким образом, они становятся эквивалентны физическому окружению и лишаются какой-либо отчетливой теоретической роли в самой системе действия.
Все вышеперечисленные факторные теории задерживали развитие теории социальной системы, поскольку они выдвигали неразвитую обобщающую концептуальную схему, отрицающую эмпирическое значение именно социальной системы в качестве обобщающей теоретической концепции или класса эмпирических концепций. Можно было бы не возражать против этого, если бы полученные таким образом результирующие теоретические структуры были пригодны для решения целого ряда эмпирических проблем, стоящих перед социальной наукой. Однако шаг за шагом неспособность решать эмпирические задачи приводила к несостоятельности этих теорий и необходимости их теоретической реконструкции5.
5 Два ярких примера: происходят разрушение теорий социальной эволюции спенсеровского толка и рост неудовлетворенности индивидуалистической утилитаристской интерпретацией современной индустриальной экономики.
Общая стратегическая линия состояла в отступлении от одного несостоятельного фактора к другому; таков, например, переход от рациональной теории утилитарного типа к биопсихологической инстинктивистской теории или к теории естественного отбора. Ни один из них, однако, не мог сделать большего, чем дать временное облегчение от >езжалостного давления эмпирической критики и разви-■ия эмпирического знания.
Ничего нет удивительного в том, что в такой ат-юсфере предпринимались попытки усилить внимание к гренебрегаемым ранее «социальным» элементам как доминирующим факторам — противопоставить «социологическую» теорию (термин П. Сорокина) экономичес-сим или биологическим. Самым ярким примером этой юзможности явилось то реальное значение, хотя все лее i виде предварительной интерпретации, которое припи-:ывалось известной формуле Дюркгейма, гласящей, что «общество есть реальность sui generis», жестко опреде-\яющая мышление, чувства и действия индивидов. Однако если эта альтернатива берется просто как еще одна «факторная» теория, то в ней появляются все те же теоретические и эмпирические трудности, присущие подоб-яым построениям. Такая теория проливает свет на некоторые эмпирические проблемы, но это происходит за счет увеличения трудностей в других направлениях6.
6 По мнению автора, наибольший вклад в формулирование подлинно структурно-функциональной системы внесли работы Дюркгейма. См. «The Structure of Social Action» (ch. VIII—XI) и часть III данной статьи.
Не менее вредным следствием «факторного» типа георетизирования является возникновение непримиримых «школ» мысли, чему данный тип теории подвержен гораздо больше, чем эмпирически обобщающий. В исходных пунктах любого направления любой «школы» существуют некоторые твердые эмпирические обоснования. Но по поводу каждого из них в результате потребности в целостности системы возникают непреодолимые трудности и конфликты с другими интерпретациями тех же явлений. Профессиональная гордость и цеховые интересы связываются с защитой или выделением одной из теорий вопреки другим, в результате чего наука заходит в тупик. Ничего нет удивительного в том, что в такой ситуации полностью дезориентируются и многие из наиболее здравомыслящих людей, а одержимые быстро разочаровываются и становятся догматическими эмпириками, отрицая, что теория может иметь какое-то значение для науки. Они считают, что суть спекулятивных конструкций состоит в том, чтобы уводить от фактов, а прогресс в науке может быть обеспечен только накоплением фактов - дискретных, несвязанных и разобщенных.
Эмпиризм такого рода часто обращается к авторитетной поддержке естествознания. Но вся история науки показывает, что это величайшее заблуждение. Вероятно, самым крайним взглядом в этом относительно общем направлении является утверждение, что успех физики заключается в математическом методе, в то время как «теория» не является необходимым условием. Но математика в физике и есть теория. Величие Ньютона и Лапласа, Эйнштейна и Гейзенберга состоит в том, что они были теоретиками в самом прямом смысле этого слова. Физика без высшей математики могла бы соответствовать идеалу социальных наук, как он представляется эмпирикам. Отсюда совершенно ясно, что мы нуждаемся не в науке, очищенной от теоретической инфекции, а в науке, которая бы приближалась, насколько это возможно, к тому чтобы соответствовать роли математического анализа в физике. Трудности социологии состоят не в том, что она слишком теоретична, а в том, что она заимствовала много неправильного, а правильное осталось недостаточно развито.
III. Попытки создания общей теории социальной системы
По поводу различных частных сфер человеческого социального поведения существуют достаточно развитые теоретические схемы, которые здесь рассматриваются как правильные. В первую очередь это относится к экономической теории, особенно со времен открытия принципа предельной полезности, и к психологической тео-Рии, особенно со времен Фрейда.
Экономическая наука прямо следовала методологической модели аналитической механики. Это было возможно потому, что экономика, единственная среди всех социальных наук, имела дело с переменными, численно выраженными в количественном континууме. В принципе оказалось возможным описать состояние экономики цен в виде переменных величин в системе одновременных дифференциальных уравнений, хотя и не представлялось возможным операционально установить ни точную величину переменных, ни — будь это даже возможно математически — решить эти уравнения в силу их крайней сложности. Следовательно, реальный экономический анализ должен был возвратиться к более «примитивным» аналитическим методам и использовать систему дифференциальных уравнений только как методологическую модель.
Но еще большие ограничения экономической теории заключаются в трудности согласования ее с общим контекстом социальной системы как целого. Это не было серьезной проблемой для классических экономистов, ибо они как само собой разумеющееся принимали некоторую «утилитаристскую» систему, которая приписывала экономическим «факторам» господствующую динамическую роль. Общее направление в решении этого вопроса, по-видимому, заключается в том, что технический экономический анализ имеет смысл только в контексте «институциональной >> модели структуры социальных отношений, которая не является как таковая частью системы, динамически рассматриваемой экономической теорией, но она — эта структура — должна поставлять ряд постоянных данных, необходимых для подобного анализа. Именно этим можно объяснить, что в то время как институциональные данные трактуются в структурно-функциональных категориях, этого не удается сделать с экономическими данными, и в целом проблема остается нерешенной.
Существенно и то обстоятельство, что знакомство с экономической теорией, так же как математическая и физическая подготовка, составили исходные предпосылки для наиболее важной из предпринятых до сих пор попыток осуществить обобщающий анализ социальных систем в целом путем применения динамической ана-
литической системы, построенной на основе модели механики, — мы имеем в виду попытку, предпринятую Парето7. Попытка Парето, несомненно, подняла систематическое теоретическое мышление относительно социальной системы на новый уровень. Эта попытка явилась уникальной в литературе по своей обширности и утонченности понимания физической научной модели. И все же она должна рассматриваться как относительно неудачная.
7 Ср.: Henderson L.J. Pareto's General Sociology: a Physiologist's Interpretation. Cambridge, 1937; Parsons T. The Structure of Social Action, ch. V—VII.
Парето начал с той точки зрения, что экономическая теория стала подлинно динамической системой, но она оказалась эмпирически не обоснованной относительно конкретных социальных проблем (включая и те, которые обычно рассматривались как «экономические») по причине незаконной абстракции (unduly abstract). Поэтому он пытался проанализировать наиболее важные недостающие переменные в общей социальной системе с точки зрения их динамической взаимозависимости с экономическими переменными. Он взял «логическое действие», включающееся в экономику, так же как и некоторые другие фазы ориентации действия, в качестве отправного пункта и попытался индуктивно проанализировать остаточную (residual) часть нелогического действия, чтобы обнаружить основные переменные.
Результат получился в высшей степени сложный и не очень удовлетворительный. Были выделены три переменные, достаточно гетерогенные относительно друг друга. Наиболее удовлетворительно проанализированные действия, основанные на фиктивном мотиве (derivation), оказались эмпирически наименее существенными. Однако даже эти действия нельзя было свести к изменениям в пределах некоторого континуума, поэтому их значения Должны были рассматриваться в четырехмерной качественной классификации. То же самое произошло с самой важной категорией «остаточных компонентов действия» (residues), кроме того, классификация здесь оказалась значительно более сложной, а ее исходные принципы в структуре социальной системы действия — гораздо менее ясными. Все это построение оказалось довольно произвольным. Наконец, обращаясь к четвертой переменной, социальной однородности, Парето переходит на совершенно другой уровень. Первые три переменные относятся непосредственно к элементам мотивации или ориентации действия индивидов. Четвертая относится к некоторому аспекту в структуре системы социальных отношений. Ее появление может служить показателем того, что в этой области крайне трудно обойтись без структурных категорий. Ее соответствие основным эмпирическим обобщениям Парето совершенно ясно, и это придает эмпирическую уместность его аналитической схеме. Но, строго говоря, эта категория оказывается неуместной в качестве переменной. Скорее здесь можно говорить о ее выводимости из системы переменных при помощи соответствующих данных.
Выше было сказано об относительной неудаче попытки Парето. Ему удалось избежать многих принципиальных теоретических трудностей, о которых уже говорилось. Его система является чрезвычайно полезным инструментом критики. При искусном пользовании ею, как это делал Парето, она обеспечивает важные выводы, хотя они скорее являются результатом общей эмпирической проницательности. Но она, очевидно, не может быть использована в качестве прямого источника разработанных аналитических средств, применяемых в сложном исследовании. То, что было достаточно обосновано, оказалось слишком неясным и общим. Пробелы должны быть заполнены произвольными конструкциями (ad hoc) и классификациями или введением структурных категорий, которые появляются случайно, а не в результате систематического развития.
Таким образом, с точки зрения современного состояния социологического знания, то, что рассматривал Парето, оказалось не очень плодотворной альтернативой. Структурно-функциональная система должна была в значительной степени принести в жертву динамическую гибкость, к которой так стремился Парето. Но это уравновешивалось большими достижениями в области явной систематической определенности и точности аналитического использования.
Другая альтернатива — структурно-функциональный тип теории — также имела важные предпосылки. Наиболее значительны из них следующие четыре.
Достижения современной динамической и клинической психологии, представляющей человеческого индивида как динамическую структурно-функциональную систему. Сильное, хотя и не единственное, влияние в этой области оказывала психоаналитическая теория. Психологическая теория в высшей степени важна как в смысле методологической модели для социальной системы, так и сама по себе.
Современная социальная и культурная антропология, особенно то направление, которое связано с тенденцией к функционализму, хотя вовсе не только авторы, принадлежащие к этой школе. По-видимому, Малиновский до сих пор является самым важным представителем этого направления. Может быть, основной момент здесь заключается в том, что масштаб первобытных обществ слишком мал и потому не возникало необходимости в создании для них особой классификации. Поэтому антрополог, имея дело с обществом, яснее, чем другой социальный ученый, видит это общество как единую функциональную систему.
Дюркгейм и его последователи. Как уже было отмечено выше, Дюркгейм во многих отношениях стремился обосновать теорию «социологических» факторов в противовес индивидуалистическим, столь распространенным в его время. Но наряду с этим моментом существует важное направление в его работах, получившее большое развитие. Это подлинное структурно-функциональное понимание социальной системы — с постепенным выяснением ее наиболее важных элементов. Прежде всего оно
проявляется в том, что он обращался к эмпирическим проблемам, а также в анализе стабильности системы, состоящей из функционально-дифференцированных ролей, в «Разделении труда», в «Самоубийстве» и в интерпретации религиозного ритуала в «Элементарных формах религиозной жизни».
4) Работы Макса Вебера отчасти можно рассматривать как типичный случай более обобщенного исторического мышления в духе институционализма. Кроме того, и в реакции против индивидуалистических факторных теорий его времени он пошел дальше других при обосновании необходимости эмпирического изучения аналогичных институтов, исходя из обобщенной теоретической схемы. Хотя она была неполной, но все же совпадала со схемой Дюркгейма и подтверждалась в направлениях, где сравниваемые структурные перспективы являлись наиболее важными8.
8 Кроме «The Structure of Social Action» (ch. XIV—XVII) см. введение автора к книге Вебера «Theory of Social and Economic Organization» (перевод на английский части I «Wirtschaft und Gesellschaft»).
IV. Очерк структурно-функциональной теории социальных систем
Ограниченность места не позволяет проследить основные проблемы, существующие в структурно-функциональной теории социальных систем. Однако можно утверждать, что она развивается с определенной ясностью, хотя и не исключительно, в четырех охарактеризованных выше направлениях. Мы теперь увидели основные контуры достижимой и практически применимой системы структурно-функциональной теории.
Последняя часть статьи будет посвящена чрезвычайно сжатому и общему очерку этих основных контуров. По необходимости большинство деталей придется опустить. Как в любой развивающейся теоретической структуре, здесь возникает масса трудностей и нерешенных проблем, которых мы также не будем касаться.
Первым существенно важным моментом обобщенной теоретической схемы является определенная система координат. Совершенно ясно, что для рассматриваемой теории такой системой координат является «действие» или, может быть, лучше, «действующее лицо-ситуация», в некотором роде аналогичная системе координат «организм-среда», существующей в биологической науке.
Система координат «действующее лицо-ситуация» граничит с психологией, но в применении к социальной системе возникает дополнительная сложность из-за рассмотрения множества взаимодействующих акторов в ситуациях, которые частично являются дискретными, частично — общими для них.
Элементом всякой социальной системы является человеческий индивид как действующее лицо, как некоторая сущность, основная характеристика которой состоит в стремлении к достижению «целей», в реагировании эмоционально или аффективно на объекты и явления и, в большей или меньшей степени, в осознании или понимании своей ситуации, своих целей и самого себя. Действие в данной системе координат по сути своей расположено на «нормативной», «телеологической» или, лучше сказать, «волюнтаристической» системе осей. Цель является, согласно определению, «желаемым» состоянием дел; неудача в ее достижении — «психологическим крушением» (frustration). Аффективная реакция включает компоненты удовольствия или страдания актора и одобрения или неодобрения объекта или состояния, которые вызывают реакцию. Наконец, когнитивная ориентация подчинена стандартам «правильности», или «адекватности», знания и понимания. Эта по существу «нормативная ориентация» действия направляет внимание на решающую роль тех «стандартов», которые определяют желаемое направление действия в форме целей и стандартов поведения. Эту систему нормативных стандартов, по-видимому, лучше всего рассматривать в качестве одного из наиболее важных элементов «культуры» группы, который также включает в себя типы когнитивных «идей», символов и других элементов. Однако, с нашей точки зрения, социальная система является системой действия, т.е. мотивированного человеческого поведения, а не системой
культурных стандартов. Она взаимодействует с культурными стандартами в одной связи точно таким же образом, как она взаимодействует с физическими и биологическими условиями в других отношениях. Но «система культуры» является иным уровнем абстракции от «социальной системы», хотя в значительной степени это абстракция от тех же самых конкретных явлений9.
9 О различии действия и культуры см. «The Structure of Social Action» (ch. XIX, p. 762 и далее). Этот взгляд отличается от взгляда Клакхона и Келли в «The Consept of Culture» (The Science of Man in the World Crisesis, ed. by R-Linton, Columbia Univ.Press, 946).
С этой точки зрения, способ интерпретации действия обладает своеобразной двойственностью. Первый существенный компонент- это «значение» («meaning») для актора, будь то на сознательном или бессознательном уровне. Второй компонент — это его отношение к «объективному» сцеплению объектов и событий, как они анализируются и интерпретируются наблюдателем.
В некотором смысле эта исходная система координат состоит в выделении, с психологической точки зрения, структурных категорий человеческой личности, которые должны быть использованы при описании и анализе каждой отдельной структуры характера или последовательности действий. Но структура социальных систем не может быть выведена непосредственно из системы координат «актор—ситуация». Помимо этого требуется функциональный анализ тех осложняющих обстоятельств, которые возникают в результате взаимодействия множества субъектов действия.
Даже абстрагированные от социальных отношений особенности ситуации действия, а также биологические потребности и способности индивида составляют определенные фиксированные пункты детерминации в системе действия. Функциональные потребности социальной интеграции и условия, необходимые для функционирования множества акторов в качестве «единой» системы, достаточно хорошо сопряженной, чтобы существовать самостоятельно, оказывают определенное влияние и на другие обстоятельства.
Но функциональные потребности, лежат ли в их основе биологические, социо-культурные или индивидуальные источники, поскольку они относятся динамически к такой концептуальной схеме, удовлетворяются посредством процессов действия. Потребность в пище биологически обусловлена; но процесс производства пищи человеком и различные социальные обычаи во вкусах, в приготовлении и потреблении пищи определены биологически не более, чем любые другие социальные явления, такие как, например, создание симфонической музыки, наслаждение ею. Следовательно, вопрос о конечном «источнике» потребностей является некорректным, если он не связан со структурой и ориентацией социальных систем действия. В этом последнем случае здесь создается «фокус», вокруг которого концентрируются установки символа и стандарты действий.
Структура — это совокупность относительно устойчивых стандартизированных отношений между элементами. А поскольку элементом социальной системы является актор, то социальная структура представляет собой стандартизированную систему социальных отношений между акторами. Однако отличительная черта структур и систем социального действия заключается именно в том, что в большинстве отношений действующее лицо не принимает участия в качестве целостной сущности, а участвует в них лишь посредством данного дифференцированного «сектора» своего целостного действия (в том же смысле, в котором данный кирпич как целое является или не является «частью» данной стены). Такой сектор, представляющий собой единицу социальных отношений, стали называть «ролью»10. Следовательно, предыдущее положение должно быть переформулировано: социальная структура представляет собой систему стандартизованных отношений акторов, выполняющих роли относительно друГ друга. Понятие роли соединяет подсистему действующего лица как психологической единицы с определенной социальной структурой.
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 25 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |