OCR: Allan Shade, [e-mail] , http://soc.lib.ru 20 страница

Мнение профессора Дженнингса дает основание для дальнейшего разви­тия этой параллели. То, что он называет характерной единицей теории на­следственности, материализовало эти элементы генов, идентифицировав их с конкретными соматическими характеристиками зрелого организма. Это ведет к логическим затруднениям «мозаичной» теории развития, которые были вполне ему ясны. Точная параллель этому заключена в атомизме, против которого мы только что предостерегали. Атомизм исходит из идентифика­ции аналитических элементов действия с конкретными элементами действия в единицах действия; логически это точно такая же незаконная материали­зация, как и в случае с генами. И в результате точно так же получается «мо­заичная» теория систем действия. Мы видели (см. гл. XVI), что и Вебер впал в эту ошибку «мозаичности». Различие лишь в том, что он воспользовался Другой, значительно более сложной единицей, нежели единица действия.

Однако даже такая метафора может вводить в заб­луждение в одном отношении. Реальную ткань можно разделить на нити и снова соткать. В данном случае (и если профессор Дженнингс прав, то и в случае генети­ческом) это нельзя проделать даже концептуально. Ткань, состоящую из отдельных единиц, можно мыслить только аналитически, но ни в коем случае не конкретно. Рас­путывание является здесь процессом установления ана­литических различений и прослеживания отношений между значениями полученных таким образом элемен­тов в ряде конкретных случаев.

Но если значения некоторых из этих элементов мо­гут быть получены лишь при описании эмерджентных свойств органических систем, то на каком эмпирическом основании они могут быть включены в научную теорию вообще? Разве не верно, что реально существуют лишь единицы? Ответ можно найти в факте существования не­зависимого изменения (independent variation). Основани­ем для различения технологического и экономического элементов рациональности служит то, что они меняют свои значения независимо друг от друга. Максимизация любого из них не предполагает соответствующей макси­мизации другого. Но как можно продемонстрировать эту независимость изменения? Только путем сравнения раз­личных конкретных случаев. Это уже не является описа­нием единиц, которое может быть осуществлено без ка­кого-либо сравнения.

Роль сравнения и различения элементов лучше всего показать на примере. При нормально сопоставимых тех­нологических условиях не существует большой разницы между технологической эффективностью производства электроэнергии гидроэнергетическим способом на реке Колорадо (Боулдер Дэм) и, например, на реке Огайо близ Питтсбурга. Однако тот факт, что Боулдер Дэм находит­ся на очень большом расстоянии от залежей угля, в то время как Питтсбург расположен в центре громадного угольного бассейна, находит отражение в другом фак­те — в том, что близ Питтсбурга дешевле производить электроэнергию на тепловых станциях. Чтобы строго сравнить эти два случая, необходимо, конечно, ввести множество дополнительных условий, однако принцип ясен и так. В каждом из этих случаев имеется два прием­лемых технологических метода достижения цели — гид­роэнергетический и тепловой. Выбор между ними может осуществляться различно, исходя не из технологических, а из экономических соображений. Непосредственным экономически релевантным фактом является низкая сто­имость угля в одном месте и высокая его стоимость в дру­гом. Меньшие денежные затраты на гидроэнергетический способ в Боулдер Дэм означают, что здесь приносится в жертву меньше других потребностей, чем если бы то же количество энергии производилось здесь тепловым спо­собом. Это сравнение показывает независимость техно­логического и экономического аспектов рациональнос­ти действия.

Таким образом, становится ясной кардинальная ме­тодологическая основа не только эпистемологической правомочности, но и необходимости сравнительного ме­тода для всех аналитических наук. Эксперимент являет­ся по существу не чем иным, как сравнительным методом, в котором подлежащие сравнению случаи искусственно производятся в определенной последовательности в кон­тролируемых условиях. Поэтому делавшийся Вебером упор на сравнительное исследование, в отличие, напри­мер, от генетического метода Зомбарта, был в этом смыс­ле глубоко симптоматичным. Без сравнительного метода нельзя эмпирически продемонстрировать независимость значений аналитических элементов.

Прежде чем покончить с вопросом о статусе деск­риптивной единицы или понятия типологической части в науке о действии, кратко остановимся на тех понятиях такого рода, с которыми может встретиться социолог, и на их отношениях друг к другу. Здесь необходимы два предварительных замечания. Во-первых, причинное объяснение, как мы установили в связи с Вебером, всегда предполагает расчленение анализируемой исторической Данности на структурные единицы или части и, возмож­но, также на аналитические элементы этих частей. До тех пор, пока явление не расчленено в одном из этих смыслов или в обоих сразу, оно недоступно для науки. Во-вто­рых, было показано, что в социальной области системы ваяются по существу органическими и, следовательно, пределенные их свойства распознаются только в достачно сложных комбинациях атомарных единиц. Разнообразные схемы описания человеческого общества отли­чаются друг от друга именно способами рассмотрения этих относительно сложных комбинаций.

Мы уже отмечали, что мельчайшей элементарной единицей человеческого действия, релевантной для схе­мы действия, является то, что было названо единицей действия. Эти единицы действия можно представить в комбинациях, составляющих все более сложные конкрет­ные системы действия. Эти системы являются органичес­кими в том смысле, что у них есть структуры и аналити­чески важные эмерджентные свойства, которые исчезают при членении систем на единицы и части. Ни экономи­ческая рациональность, ни ценностная интеграция не яв­ляются свойствами единичных действий, взятых отдель­но от их органических связей с другими действиями в единой системе. С учетом этого органического характе­ра схема действия может дескриптивно быть доведена до высочайшей мыслимой степени сложности конкретных систем действия.

Когда, однако, достигается известная степень слож­ности, описание системы целиком в терминах схемы дей­ствия связано с такой степенью детализации, для кото­рой требуется огромное количество труда и педантизма. Это относится даже к тем случаям, когда описание огра­ничивается «типическими» единичными действиями, и все многообразие конкретных действий остается за преде­лами этого анализа. К счастью, по достижении опреде­ленных степеней сложности обнаруживаются другие спо­собы описания фактов, использование которых дает удобную «сокращенную запись >>, вполне пригодную для значительного числа научных целей.

Эти способы состоят в сосредоточении внимания на том, что можно назвать «дескриптивными аспектами* конкретной системы действия. Их молено считать функ­ционально зависимыми от конкретной системы действия, так что подстановка их на место конкретной действитель­ности не является в определенных пределах источником ошибки. Такое выделение дескриптивных аспектов может иметь место в двух главных направлениях, которые в этом

частном случае16 могут быть названы «отношенческим» и «агрегационным». Они взаимодополняют, а не исклю­чают друг друга.

Первого направления мы уже касались в связи с Ве-бером. Мы видели, что действия и системы действия раз­личных индивидов в той мере, в какой они взаимно ориенти­рованы между собой, составляют социальные отношения. В той мере, в какой это взаимодействие систем действия индивидов является продолжительным и регулярным, эти отношения приобретают определенные, относительно постоянные свойства или дескриптивные аспекты. Один из них является структурным17. Другой состоит в отно­сительном преобладании Gemeinschaft или Gesellschaft. Здесь мы не будем пытаться дать этому свойству особое название18.

16 Возможно, это справедливо и для общего случая. Здесь мы не будем рас­сматривать это.
17 У Зиммеля — «форма».
18 На ранних этапах количественного определения переменных аналитичес­ких элементов наблюдается тенденция давать различные названия полюсам изменения. Так, тела определяются как «легкие» или «тяжелые». Наука стремится заменить такие различения названием одного единого свойства, например «масса», способным изменять значение в определенных пределах.

Важным в данном случае является то, что коль ско­ро мы используем для наблюдения и описания фактов человеческой жизни в обществе нашу схему отношений, мы имеем мерило для определения адекватности наблю­дений. Необходимо наблюдать не все действия участни­ков отношения, не все их установки и т.д. Достаточно лишь установить для данной конкретной цели релевант­ный аспект этого отношения. Чтобы по возможности об­легчить такого рода наблюдение, для каждого релевантно­го дескриптивного аспекта следует создать классификацию типов на основе адекватных критериев, чтобы исследо­ватель смог размещать свои наблюдения в рамках кон­цептуальной схемы. Только тогда, когда такая классифи­кация разработана и выверена, становится возможным ограничить наблюдение небольшим числом «идентифи­цирующих» фактов. Однако объем наблюдений, необхо­димый для идентификации, не может быть задан априорно, а зависит от характера фактов и.состояния наших знаний в данной области. Но тенденция научного про­гресса состоит в последовательном уменьшении этого объема. Это происходит двояким образом. Во-первых, некоторые факты могут быть отброшены как нерелеван­тные. Так, для целей теории гравитации иррелевантной и поэтому не подлежащей измерению является плотность тела. Во-вторых, можно установить взаимосвязи между релевантными фактами, так что обнаружение одних фак­тов позволит делать заключение о существовании других, без специальных усилий для их наблюдения. Так, для того чтобы опознать в объекте «человека» в биологическом смысле, нет нужды вскрывать его череп и убеждаться, что в нем действительно заключается человеческий мозг.

Таким образом, важнейшей функцией такой вторич­ной дескриптивной схемы, как схема социальных отно­шений, является функция научной экономии, уменьше­ния объема наблюдений и верификаций, необходимых для вынесения адекватных суждений. О второй функции уже говорилось: это такой способ описания фактов, который не позволял бы довести расчленение единиц до такой гра­ни, когда исчезают релевантные эмерджентные свойства. То, что схема отношений вторична по отношению к дей­ствию, обосновывается следующими соображениями. Вполне возможно концептуально отделить элементарные действия от социального отношения, но совершенно не­возможно даже концептуально изолировать социальное отношение от действий его участников. Это является дес­криптивным аспектом систем действия, неразрывно свя­занным со множеством индивидов и их поступков.

Уже обращалось внимание на тот факт, что схема действия предполагает наличие действующего лица (ак­тора). Это такое же фундаментальное представление ддя концепции действия, как представление о знающем субъекте для концепции знания. «Знание» просто невоз­можно себе представить иначе, как нечто знаемое субъек­том. Точно так же действие есть серия поступков одного или более действующих лиц. Для достижения поставлен­ной здесь цели нет необходимости углубляться в чрезвычайно трудные философские проблемы, связанные с кон­цепцией «я» или «эго». В настоящем контексте будет до­статочно всего лишь нескольких соображений.

Во-первых, можно отметить, что эта сторона концеп­ции действия снова возвращает нас к вопросу о свойстве органичности систем действия. С этой точки зрения то, что понимается под «актором», представляет собой вид отно­шения различных единиц друг к другу. Покуда это представ­ление сохраняет силу, знание внутренних свойств концеп­туально изолированной единицы действия представляется недостаточным для его понимания. В дополнение к этому необходимо знать, чье это действие и в каком отношении оно находится к другим действиям того же актора. Так, в описании любой конкретной системы действия единствен­но возможным принципом дескриптивной организации еди­ниц является их группировка в соответвии с тем, какому из акторов они принадлежат.

Так возникает понятие индивида или личности. Ло­гика ситуации здесь по сути такая же, как и в только что рассмотренном случае. Следовательно, для наших целей понятие «личность» нужно рассматривать как дескрип­тивную систему координат, в соответствии с которой описываются факты человеческого действия. В этом смысле личность есть не что иное, как совокупность еди­ниц действий, наблюдаемых и описываемых в контекстах их отношения к единичному актору. Но личность все­гда в большей или меньшей степени является органи­ческой системой действия, и как таковая она имеет свои эмерджентные свойства, не выводимые из свойств ато­мистически представленных единичных действий.

Коль скоро это верно, появляется возможность ис­пользовать «сокращенную запись», подобную той, кото­рая используется в схеме взаимоотношений. Необходи­мо наблюдать не все единичные действия изучаемого лица, а лишь те из них, которые дают возможность иден­тифицировать его как определенный, теоретически реле­вантный тип личности. Объективно эти идентифицирую­щие свойства могут называться чертами характера, Объективно — установками. Они идентифицируются в терминах определенной классификации, как и в случае схемы взаимоотношений. Таким образом, с точки зрения наших19 целей схема личности — это еще одна вторичная дескриптивная схема действия. Это организованная сис­тема единичных действий, объединенных их общей при­надлежностью к одному и тому же актору.

19 Это представление вовсе не обязательно совпадает с психологической концепцией личности.

Этот процесс «агрегации» может быть, однако, про­веден еще на один шаг дальше. Когда речь идет о систе­мах действия, состоящих из множества акторов, они мо­гут быть описаны как группы, т.е. как более крупный агрегат. Этот агрегат может мыслиться как состоящий из индивидов, выступающих в качестве единиц. Индивид, в этом контексте, становится членом группы. Несомненно, что группы, в этом смысле, также имеют эмерджентные свойства, не выводимые из свойств лиц, взятых в концеп­туальной изоляции от их членства в группе. Во всяком случае свойства групп могут быть описаны без детализа­ции всех черт характера и установок их членов, чем дос­тигается дальнейшая экономия описания.

Правильно сказать, что индивид является составной единицей групповой структуры. Но отсюда не следует, что одно и то же лицо не может быть одновременно чле­ном множества групп. Напротив, люди обычно участву­ют во многих группах одновременно. Таким образом, вся личность целиком не включена в какую-то одну группу. В то же время существуют, конечно, ограничения в смыс­ле совместимости членства в разных группах. К примеру, человек не может быть одновременно членом католичес­кой и баптистской церкви. Это вопрос характера отдель­ных групп или типов групп и их отношения друг к другу.

Вместе с тем групповая схема в данном контексте тоже должна рассматриваться как вторичная по отноше­нию к схеме действия. Не существует групповых свойств, не сводимых к свойствам систем действия, и нет аналити­ческой теории групп, которая не переводилась бы на язык теории действия. Самым ярким здесь является пример Дюркгейма. Его анализ природы социальных групп пря­мо вел к схеме действия и общей теории действия.

После всего сказанного нет необходимости разъяс­нять, что генерализация понятий единицы или части20 на всех этих уровнях может, при надлежащей осторожнос­ти и для должным образом ограниченных целей, дать эм­пирические обобщения, способные объяснить многие яв­ления. В качестве предосторожностей можно упомянуть две. Во-первых, указанные понятия имеют силу только для небольших диапазонов изменения обстоятельств, ибо слишком большие диапазоны делают недействительной исходную посылку, согласно которой для практических целей особые постоянные отношения между значениями аналитических элементов, которые в данном конкретном случае выражены этими типовыми понятиями, уже не являются настолько несущественными, чтобы ими мож­но было пренебречь. Во-вторых, как уже неоднократно говорилось, до тех пор, пока мы имеем дело с органи­ческим целым, его части или единицы представляют со­бой не реальные сущности, а абстракции. Поэтому их употребление требует особенно большой осторожнос­ти, чтобы избежать ложной конкретизации, которая не­избежно вкрадывается в анализ, если об этом забыть и рассматривать эти единицы как реальные части, констан­ты, находящиеся в сложных процессах изменения. Ре­зультатом такого подхода станет неправомерное сведе­ние органических целостностей к «мозаике» составных частей.

20 Не только единицы действия, но и социальные отношения, личности и группы могут выступать в качестве единиц социальных систем.

Сказанного достаточно, чтобы показать весьма тес­ное отношение понятия единицы на всех этих различных Уровнях сложности к системе координат действия. Такие понятия не имеют смысла для теории действия, если их нельзя выразить в терминах последней как конкретные элементы действия или как единицы действия в некоторой комбинации. Это утверждение оказалось верным Даже для случаев, когда факты формулируются не прямо в терминах схемы действия, а в терминах отношения, в схемах личности или групп. Ибо все три схемы высту­пают как вторичные по отношению к схеме действия. Тре­бования системы координат ставят определенный предел имеющему смысл делению исторических феноменов на составные части, так как при превышении этого предела они теряют смысл с точки зрения системы координат. В этом смысле система координат определяет предел абст­ракции.

Роль аналитических элементов

В ряде мест настоящей работы мы уже останавлива­лись на роли аналитических элементов. Добавить к ска­занному следует лишь немногое. Во-первых, нужно еще раз подчеркнуть, что анализ по элементам и анализ по единицам суть не разные стадии научной абстракции, а два различных их вида в двух различных плоскостях. Пользуясь зиммелевским выражением, можно сказать, что эти два вида абстракции есть «две прямые, проведен­ные через факты», но в том смысле, что первый вид ана­лиза представляет собой участок прямой, далее всего отстоящий от конкретного, а второй — участок той же прямой, близко расположенной к конкретному, но не в том смысле, что они параллельны, поскольку эти прямые пересекаются. Опять-таки метафорически можно изоб­разить анализ по единицам как основу эмпирической ре­альности, а анализ по элементам как ее поток.

С точки зрения анализа по элементам, каждая конк­ретно или концептуально изолируемая единица или часть являет собой специфическую комбинацию частных зна­чений одного или нескольких аналитических элементов. Каждый «тип» есть постоянный набор отношений меж­ду этими значениями. Со своей стороны, элемент есть универсалия, частными случаями которой могут являть­ся: 1) определенная аналитическая единица, взятая в це­лом, 2) один или несколько фактов, описывающих эту единицу, 3) выражение одного или нескольких эмерджен-тных свойств сложных комбинаций таких единиц. Любая атомистическая система, рассматривающая только свой­ства, обнаруживающие себя в элементарном действии или в любой другой единице, не способна адекватным образом учесть элементы последнего типа, поэтому по отношению к сложным системам она является неопре­деленной.

Нужно также уточнить принятый здесь смысл слова «эмерджентный», так как с ним могут быть связаны раз­личные представления. В данной работе оно имеет стро­го эмпирическое значение, подразумевающее общие свой­ства сложных систем явлений, которые эмпирически определимы в своих частных значениях и, как можно ус­тановить с помощью сравнительного анализа, изменяют­ся в своих частных параметрах независимо от других свойств. В этом они не отличаются от любых других об­щих свойств. Отличие эмерджентных свойств от элемен­тарных связано только с тем, что при анализе системы по единицам, доведенном до определенной границы, они исчезают и перестают быть наблюдаемыми. Мы уже дос­таточно подробно разъясняли это на примере экономи­ческой рациональности. Существование и эмпирическая важность эмерджентных свойств в указанном выше смыс­ле является, как мы убедились, мерой ограниченности системы. Эти свойства имеют фундаментальное значение для систем действия.

Из этого ни в коем случае нельзя делать вывод, что «реальной» является только конечная единица, релевант­ная данной системе (в нашем случае — это элементарное действие со своими элементарными свойствами), а эмерд-жентные свойства суть нечто «производное» или «фик­тивное». Такое представление было бы отходом от эмпи­рической основы науки21. При вычленении аналитических элементов факты должны браться такими, какими мы их находим. Критерием всегда является эмпирически верифи­цируемое независимое изменение значений элементов.

21 Метафизический атомизм.

Там, где это изменение можно зафиксировать, имеется «реальный» элемент, независимо от того, является ли он элементарным или эмерджентным. Фактически в науке не существует другого критерия реальности. Сказанное от­носится и к самой единице действия, которую тоже мож­но было бы объявить «фикцией». Подобно аристотелевой «руке» понятие единицы действия является «реальной ча­стью» системы действия «только в переносном смысле», но это не отменяет ее эмпирического характера в указан­ном смысле этого слова. Аналогично и в концепции эмерджентности нет ничего мистического. Это просто способ обозначения определенных черт наблюдаемых фактов.

Теперь можно понять, как аналитические элементы связаны с обсуждающимися ранее двумя другими вида­ми концептуализации. Любая действительная или гипо­тетическая конкретная сущность, описываемая в терми­нах какой-то системы координат, должна иметь свойства. Это одно из фундаментальных требований мышления об эмпирической реальности, феноменологический факт. В пределах данной системы координат имеется конечное число таких свойств, которые в совокупности дают адек­ватное22 описание изучаемого явления.

Элемент упорядоченности в конкретных явлениях, рассматриваемых под аналитическим углом зрения, со­стоит в том, что, хотя эти свойства в своих частных зна­чениях являются переменными, их значения находятся в определенных постоянных отношениях друг к другу. Упо­рядоченность состоит в этом постоянстве отношений, а также в постоянстве определения элементов теоретичес­кой схемы в определенном диапазоне их измерения.

22 Критерий «адекватности» устанавливается вопросами, на которые в рам­ках данной теоретической системы нужно ответить, чтобы достичь опре­деленного решения поставленной проблемы.

Значениями аналитических элементов являются кон­кретные данные, факты, полученные путем наблюдения, и комбинации фактов. Их изменения суть протекающие во времени конкретные процессы. Следовательно, схема действия в форме такого каркаса из аналитических эле­ментов обретает иной смысл, нежели в том случае, когда она выступает в роли дескриптивной схемы. Образуя ана­литический каркас, элементы имеют уже причинную за­висимость в том смысле, что изменение величины одного влечет за собой изменение величины других. Схема «сред­ства—цель» становится прежде всего узловой конфигу­рацией для причинного объяснения действия. Кроме того, специфической особенностью этой схемы является ее соотнесенность с субъективным аспектом. Она включает в себя как внешние по отношению к актору процессы, так и реальные процессы, происходящие в его сознании.

На этом уровне схема действия, включая свой цент­ральный компонент «средства—цель», уже перестает быть чисто феноменологической; она приобретает не просто дескриптивную, а причинную значимость и таким путем охватывает «реальные субъективные процессы» мотива­ции. Она становится в гуссерлевском смысле «психологи­ческой»23. Но ее феноменологический аспект, как систе­мы координат, не исчезает, а имплицитно присутствует при любом использовании схемы действия. Именно этот эле­мент связывает воедино дескриптивную и аналитическую схемы действия. Аналитическая теория действия может применяться для объяснения только таких систем фактов, которые могут быть описаны в терминах дескриптивной схемы действия или одной из производных от нее схем, т.е. для явлений, в конечном счете сводимых посредством рас­членения на единицы к единичным действиям и их систе­мам. Таким образом, все три вида концептуализации в выс­шей степени тесно связаны между собой.

23 Ср. Husserl, op. cit. Это, естественно, не единственное значение, которое мо­жет иметь аналитически определяемая наука психология. Наше определение подразумевает лишь: 1) что существование явлений есть эмпирический, а не «идеальный» факт, каким является, например, математическая теорема; 2) что явления эти доступны анализу в терминах субъективных категорий в том смыс­ле, в каком это понятие употребляется в настоящей работе. Чтобы сделать из психологии науку о психологических явлениях в гуссерлевском значении, нуж­но, чтобы она стала синтезом всех наук о действии.

Мы уже неоднократно предупреждали о том, что на­стоящее исследование не содержит попытки дать систе­матическое изложение аналитического аспекта теории действия. Скорее оно ограничивается задачей создания структурного наброска обобщенных систем действия, к которым могла бы быть применена такая аналитическая теория. Однако эти два способа концептуализации часто накладываются один на другой, поэтому в нашей работе так много говорится о переменных и аналитических эле­ментах. Но мы даже не пытались рассматривать проблему построения системы переменных. Наша ограниченная за­дача сама по себе оказалась достаточно внушительной и без дополнительных усложнений, которые повлекло бы за собой включение в рамки исследования проблемы постро­ения такой системы. Но решение поставленной нами зада­чи создает некоторые предварительные условия, необхо­димые для систематической работы над второй проблемой. Наряду с другими аспектами, наше исследование, показав, что представление об обобщенной системе в ее структур­ном аспекте является практически полезным, продемон­стрировало логическую осуществимость24 задачи созда­ния соответствующей системы элементов и их отношений.

Чтобы у читателя не создалось впечатления, что на основе разработанной здесь системы в ее структурном контексте невозможно сформулировать никаких анали­тических законов, полезно будет высказать предположе­ние, что основа для формулирования одного из законов весьма широкого диапазона и значения у нас имеется. Этот закон может быть в предварительном виде сформу­лирован следующим образом: «В любой конкретной сис­теме действия процесс изменения, коль скоро он вообще объясним в терминах тех элементов действия, которые сформулированы на базе отношения «средства—цель», внутренне присущего системе, может происходить лишь в направлении приближения к реализации рациональных норм, рассматриваемых как обязательные для акторов, функционирующих в этой системе». Иначе говоря, такой процесс действия может прогрессировать только в на­правлении увеличения свойств рациональности.

24 Как мы видели, Вебер придерживался бы здесь противоположного мнения.

В такой формулировке этот закон разительно напо­минает второй закон термодинамики, в котором также формулируется направление изменения в системе, в дан­ном случае — в физической системе. При этом изменение происходит в сторону увеличения энтропии. Потенциаль­ная энергия превращается в кинетическую, т.е. в действие в физическом смысле этого слова. Рациональность зани­мает в системах действия логическое место, аналогичное энтропии в физических системах (по крайней мере, в рам­ках классической физической теории). Энергия усилий в процессе действия преобразуется в реализацию целей или в соответствование нормам. Рациональность есть, по край­ней мере, одно из свойств, в терминах которого может быть измерена глубина этого изменения в любой данной систе­ме в любой данной точке процесса изменения.

Эта концепция закона возрастающей рациональности, как фундаментального обобщения, касающегося систем действия, конечно, не является оригинальной. Она прояв­ляется как фундаментальное обобщение в работах Вебера, в его концепции нарастания рациональности. По его пред­ставлениям, все системы действия движутся в этом направ­лении. Правда с точки зрения Вебера существуют два ос­новных типа различия: во-первых, различия конкретного содержания целей и норм, на реализацию которых направ­лена рационализация действия, и, во-вторых, различия в размерах и силе препятствий, стоящих на пути этого про­цесса. Следует, однако, отметить, что второй тип различий, сформулированный, главным образом, в веберовской кон­цепции традиционализма, касаются только степени процес­са рационализации, но не его направления25.

25 Веберовское обобщение нуждается в уточнении ввиду того факта, что важное отношение «средства—цель» не единственная норма, управляю­щая системами действия таким наиболее общим образом.

Имеется и другая интересная параллель между веберовским процессом рационализации и вторым законом термодинамики. В рамках классической физики указан­ный закон послужил основанием для фаталистических выводов о «тепловой смерти» физической вселенной. По­разительно, что и сам Вебер, и его толкователи, пришли на основании его теории рационализации к подобным фа­талистическим прогнозам. Форма выражения здесь тоже аналогична физической: в терминах Вебера запас ха­ризматической энергии как бы истощается в процессе ра­ционализации, и в результате остается «мертвый меха­низм».

В предварительном порядке можно высказать пред­положение, что в обоих случаях фаталистические выво­ды получаются по одной и той же причине, а именно — в силу материализации теоретических систем. Профессор Уайтхед вскрыл следствия ошибочного перенесения тео­рии на конкретную данность для классической физики. Выше мы видели, как Вебер таким же точно образом, ошибочно пытался наложить на реальность свои идеаль­ные типы. Не может быть сомнения в том, что эта его тен­денция и привела к фаталистическим интерпретациям процесса рационализации. К сожалению, за недостатком места мы не можем здесь более подробно остановиться на этой интересной параллели.

Дата добавления: 2015-09-29